Дверь широко распахнулась минуты через четыре. Камердинер остался невидимым, и в кабинет вошел улыбающийся адмирал Канарис. Маленький, щуплый, верткий, он танцующей походкой подошел к столу, пробежал глазами приказ об аресте и казни Гитлера, Геринга, Гиммлера и Гейдриха. Усмехнулся. Прочитывая подписи, зорко оглядывал тех, кто их поставил. Взял в руки самопишущее перо, поднес его к листу бумаги и вдруг перевернул в пальцах, надел золотистый колпачок и сунул в карман кителя.
Господа! Только что решено немедленно созвать конференцию заинтересованных державГермании, Великобритании, Франции и Италии.
Без Чехословакии и СССР?
А при чем тут Муссолини?
Поясняю. Позиция Бенеша и Сталина очевидна. Что же касается дуче, он вызвался стать посредником между Чемберленом, Даладье и фюрером. Таким образом, господа, до войны дело в ближайшее время не дойдет,Канарис опять широко улыбнулся.
Это многое меняет,в замешательстве проговорил Герделер.
Что меняет?возбужденно спросил за его спиной Витцлебен. Преждевременная война отступила, но
А для вас, дорогой Эрвин, у меня есть новость особого рода,Канарис присел рядом с Витцлебеном.Когда завтра главы европейских правительств прибудут в Мюнхен, помимо чешской проблемы будет решаться еще одна. Уже по инициативе Чемберлена. Вильсон передал его предложение о заключении англо-германского соглашения на антисоветской основе.
Если они действительно достигнут такого соглашения,медленно проговорил фон Витцлебен,то, разумеется, сейчас я не смогу начать путч. Он будет преждевременным. Не так ли?
Канарис молча пожал ему руку
XXIV
Гитлер нашел подлый внешнеполитический ходкризис доводить до пика, заставляя весь мир в прямом смысле считать часы и минуты. Так было при вступлении в Рейнскую зону. Так было при захвате Австрии. Так было в дни «майского кризиса». И вот опять: часы, минуты Сколько их осталось до четырнадцати часов 28 сентября?
Премьер-министр Франции Даладье подсчитал: до истечения срока ультиматума Бенешу, фактически до вторжения вермахта в Чехословакию, осталось пять с половиной часов. Мудр был Шотан, распустивший правительство в такие же тяжкие часы истечения ультиматума перед вторжением Гитлера в Австрию.
В кабинет Даладье заглянул взъерошенный министр внутренних дел Альбер Сарро.
Мы совершенно не спали,голос у Сарро был хриплый.У нас нет противогазов для раздачи парижанам. Я говорил Боннэ, нужно немедленно раздобыть миллион противогазов в Англии. У них есть, я знаю. Ответа из Лондона нет?
Накануне Боннэ просил британского посла Фиппса обратиться к кабинету с несколькими прямыми вопросами. Что сделает Великобритания, если Франция начнет военные действия против Гитлера? Будет ли проводить мобилизацию? Введет ли всеобщую воинскую повинность? Готова ли объединить экономические и финансовые ресурсы обеих стран?
Даладье печально усмехнулся. Господи, о чем он говорит, какие противогазы? Или это как при пожаре, когда в панике хватаются за всякую мелочь, вместо того чтобы спасать ценности и жизни?
В Лондоне противогазов не хватает даже для лондонцев,процедил сквозь зубы Даладье.Они не станут делиться с нами, не надейтесь. Во всяком случае, так мне и Боннэ сказал, и наш посол Марэн, он только что из Лондона. А вы, Альбер, проходите и присаживайтесь. В девять Лебрен собирает кабинет.
Даладье показалось, что Сарро, присев на диван, тут же заснултак крепко закрылись его глаза.
Через полчаса пришел Боннэосунувшийся и злой.
Война неизбежна,сказал, присев рядышком с дремлющим Сарро, тот вздрогнул, широко раскрыл глаза:
Что? Телеграмма из Берлина?
Спите, Сарро. У вас впереди много работы. Из Берлина, к счастью, пока ничего нет. А Лондон начинает эвакуацию населения. Может быть, и нам стоит? Это ваша забота, Альбер.
Да Надежда на мир, видимо, исчерпалась,прошептал Даладье, представив себе эвакуацию Парижа, положил голову на сложенные на столе руки.
Нечего впадать в прострацию,одернул его Боннэ.Мы же не сидим без дела, и сейчас приедет Эрик Фиппс,Боннэ имел в виду английского посла,появится ясность. Они нас не бросят, уверен.
Фиппс появился без четверти десять: свежий, гладко выбритый, пахнущий кельнским лосьономявно провел спокойную ночь в своей постели.
Доброе утро, господа, я хотел бы ознакомить вас с ответом правительства его величества,с сожалением оглядел помятых французов Фиппс.
Даладье взял у посла папку
«Если, несмотря на все усилия английского премьер-министра, Чехословакия станет объектом нападения со стороны Германии, то немедленным результатом этого будет то, что Великобритания начнет предварительные мероприятия. Позиция, высказанная на совместном совещании в Лондоне в апреле сего года в отношении введения воинской повинности, остается неизменной. Вопрос об объединении экономических и финансовых ресурсов зависит от решения парламента, поскольку затрагивает соответствующие статьи конституции».
«До чего это по-британски!с желчью думал Даладье.На прямой вопрос дать обтекаемый неконкретный ответ! Дадут они нам или нет свой экспедиционный корпусвот в чем суть, черт побери!»и сказал:
Наш ответ мы дадим после совещания кабинета у президента, господин посол. Оно сейчас начнется. Нам пора. Результаты вам будут сообщены незамедлительно.
Когда англичанин вышел, Даладье передал английский документ Боннэ:
Нужно отнестись с осторожностью к этой бумаге. Коммюнике подозрительно. Ничего конкретного.
Боннэ тоже прочитал и лишь недоуменно поднял брови:
Текст как текст. Правда, не упоминается телеграмма Рузвельта.
Посмотрим, что скажет Лебрен,вздохнул Даладье. Сам он принял решение.
Ровно в десять двери кабинета президента наглухо закрылись за министрами Франции.
Господа,сказал Лебрен,мы должны быть готовы к самому худшему. Что скажете, генерал Вийемен?
Начальник штаба военно-воздушных сил Франции печально констатировал, что состояние французской авиации таково, что она может быть полностью уничтожена люфтваффе в течение двух недель.
Если бы Гитлер знал об этом,мрачно отозвался министр экономики Поль Рейно,вряд ли бы он до сих пор медлил с нападением на Чехословакию. Может быть, Генеральный штаб представит более утешительные сведения?
Гамелен даже не повернул головы. Молчал.
Даладье понял, его час настал.
Он вытащил из саше голубоватую бумагу и быстро написал записку сидящему напротив него Лебрену: «Господин президент республики, имею честь вручить вам отставку моего кабинета».
Даладье не успел протянуть записку Лебрену, как ее перехватил Боннэ.
Вы с ума сошли!воскликнул он.В такой момент!
Сарро с любопытством заглянул в записку:
Конечно, о какой отставке можно говоритьтихо прошептал он.Война на пороге Нельзя быть малодушным.
Я ее не принимаю и не приму,отмахнулся от всех Лебрен.Продолжаем
Даладье быстро скомкал голубоватый листок.
Итак, на чем мы остановились? На состоянии укреплений?спросил президент.
Военные докладывали уже полтора часа. Их прервал телефонный звонок Франсуа Понсе из Берлина. Посол позвонил сначала на Кэ де'Орсе, но телефонистки перевели его на приемную президента. Боннэ поспешно вышел. Министры Франции подавленно замолчали.
На часах была половина первого пополудни.
Я был приглашен к Гитлеру на одиннадцать часов,отрывисто кричал в трубку посол.Я приложил все усилия, чтобы доказать ему, что основные его требования могут быть удовлетворены без военной конфронтации. Буду информировать о дальнейшем ходе событий.
Боннэ безвольно опустил трубку на рычаг.
Ничего, к сожалению, определенного, господа,сказал он министрам.Хотя Франсуа Понсе сделал все, что мог.
Тяжело, томительно было сидеть за длинным столом Совета министров.
Мдапротянул вдруг Лебрен.Как не вспомнить Аристида Бриана Король Альфонс XIII пригласил его поглядеть корриду, Бриану не понравилось кровавое зрелище. Король же все допытывался о впечатлениях гостя. Бриан сказал королю: «Ваше величество, уберите ваших матадоров, пикадоров и тореадоров, позвольте мне выйти на арену с маленькой охапкой сена, и думаю, я сумею отлично поладить с быком!» Король обиженно ответил: «Не обольщайтесь надеждой, господин Бриан!» Действительно, с охапкой сена к разъяренному быку не подходят.Лебрен вдруг в упор посмотрел на Боннэ.Как вы полагаете, Жорж, кто были те пикадоры и тореро, что взъярили берлинского быка?
Даладье отвел глаза. Сарро вспыхнул. Боннэ и бровью не повел.
Конечно, господин президент, Чемберлен напрасно унижался в Годесберге,равнодушно заметил он.
Пробило два часа дня. Все невольно втянули головы в плечи. Министры представляли, как сейчас на площадях, бульварах, набережных собираются толпы парижан, как редакторы газет приостанавливают вечерние выпуски. Все ждут и боятся услышать роковое: война!
Франсуа Понсе позвонил в три часа:
Гитлер решил отсрочить вступление германских войск в Чехословакию. Он согласен созвать в Мюнхене конференцию. Приглашаются главы французского, английского и итальянского правительств.
Боннэ судорожно втянул в себя воздух.
XXV
Миссис Грейс Майкл О'Брайн чуть отдернула занавеску, горько вздохнула и отошла от окна. Люстра в ее спальне горела с вечераона не могла спать с той минуты, как муж сообщил, что отправляется на континент. Отец миссис Грейс погиб в великой войне. Он тоже сказал на прощание матери, что едет на континент ненадолго. Грейс мороз продирал по коже, когда она вспоминала то прощание и сравнивала его с этим. Как же ехать Майклу, если прямо перед домом выкопали блиндаж, дважды заходил констебль насчет мешков с песком и светомаскировки, а вечером занес детские противогазы, что, конечно, крайне любезно с его стороныот войны больше всего страдают дети. К тому же, как рассказывают, в пунктах по выдаче противогазов большие очереди, люди, стоящие в них, слишком напуганы и говорят бог знает о чем, невозможно стоять там с детьми.
Майкл лишь усмехается. И шутит. Томас Мор тоже шутил, поднимаясь на эшафот: «Сэр, помогите мне подняться по этим ступеням,сказал он палачу,а вниз я уж как-нибудь сам». Эта его острота включена даже в школьный курс истории, как образец британского самообладания. Томас Мор, конечно, великий пример для подражания Но сегодня, вероятно, уместнее купить побольше сахара и лука, подумать о запасах мыла и спичек, иначе с детьми будет очень туго. «И как будет страшно,подумала миссис О'Брайн,когда бомбы посыплются на нас прямо из пелены тумана! Ведь когда видишь вражеские самолеты, то готовишь себя заранее» Она посмотрела на портплед, который укладывала для мужа, вспомнила про ладанку. Конечно, ладанка отцу не помоглаон был убит. Но все-таки спокойнее, есть надежда, что господь охранит. Ладанки у миссис о'Брайн не было, поэтому она сняла свой медальон с миниатюрным изображением мук святого Себастьяна и засунула его в кармашек портпледа, куда муж не имел привычки что-либо класть,Майкл может не понять ее тревоги и надежды.
Грейс услышала, как наверху стукнула дверь детской. Няня повел а детей завтракать. Ну что ж, в таком случае пора и ей выйти к семье.
Майкл пил кофе, и его вид показался миссис О'Брайн довольно беспечным. «Он думает, конечно, о войне. Действительно, слишком много говорят об этой войне. Но почему же не принимают мер?! Ведь нужно же что-то делать, пока она не началась, а эти сильные мужчины, от которых все зависит, лишь говорят, говорят Вот сейчас Майкл закончит завтрак и пойдет в палату слушать, как говорят о войне. А слабым женщинам ничего не остается, как заранее делать то неприятное, что должно отвести голод, вшей, боль, холод хотя бы от детей. Я верно поступила, сказав кухарке, чтобы пока не готовила пуридж, овес может долго храниться. Эти новые маленькие пачки по три фунта Моя мать в свое время покупала мешкомсейчас это было бы кстати»,подумала Грейс.
Я снял со счета триста фунтов,вдруг отрывисто, не поднимая на жену глаз, сказал О'Брайн.Кроме того, если я не вернусь после 1 октября, получи в редакции мой гонорар за полмесяца. Тебе должны выплатить.
Зачем он это сказал? Чтобы не оставить семью без денег? Значит, он считает, что уже ничего не изменить? Тогда зачем он едет на континент? Грейс, кажется, догадалась и проговорила со всей осторожностью, со всей предупредительностью:
Боюсь, дорогой, мистер Пойнт, дружба с которым никогда особенно не восхищала меня, втянет тебя в неприятности. Без него ты вряд ли стал бы добиваться поездки в Гаагу.
Вероятно, я поеду в Мюнхен. Гитлер отказался проводить конференцию там, где предложил Рузвельт, он предпочитает свои стены.
В Германию?!ахнула миссис О'Брайн.Как же так? Нет, Майкл, у нас дети, и ты имеешь определенные обязаона осеклась, потому что вошли Стив и Энн, их сын и дочь.И зачем только господин Рузвельт вмешался в эту историю!
«И действительно, обывателю неясно,думал О'Брайн, спускаясь в подземку,какого черта нужно было господину Рузвельту посылать Гитлеру эту телеграмму с предложением созыва конференции всех стран, заинтересованных в споре. Он что, хочет присвоить себе лавры миротворца?»
Пойнта О'Брайн увидел у входа в палату лордов. Он только что поговорил с лордом ПассфильдомСидней Вебб резко порицал действия Гитлера, предрекал правительственный кризис во Франции, скорое падение Чемберлена, но был уверен, что войны никто не допустит.
Старый утопист тебе не предсказал, как отзовутся на действия Рузвельта простые американцы? Не спросил тебя, зачем вообще Рузвельту чехи, если даже мы, живущие в Европе, не слишком заинтересованы в их судьбе?насмешливо спросил О'Брайн Пойнта.
А затем, чтобы максимально раскалить события, и тогда начавшаяся война приведет к уничтожению и фашизма, и большевизма одновременно, этих двух крайностей, мешающих дышать всему миру. Таким образом, идейные и экономические конкуренты США будут устранены. Больше нам ничего не надо. Мир будет представлять собой большой-большой американский рынок. Извини, Майкл, но ты же знаешь, это не мои мысли.
Надеюсь,коротко бросил О'Брайн.
Он увидел, как в палату общин в окружении приверженцев направляется Черчилль. Видимо, здесь сегодня будет жарко, если прибыли и сэр Уинстон, и сэр Роберт Ванситарт, о, и даже Иден.
Неужели они сегодня наконец-то вставят кляп этому старому дураку Чемберлену?спросил Пойнт.
Это будет сенсациябез надежды отозвался О'Брайн.
Пойнт нарочито серьезно глянул на приятеля и вдруг рассмеялся:
Сенсация Что вот-вот Чемберлена свалят или старикан сам упадет, к этому публика готова. Вот я действительно нашел сенсацию. Для рождественского номера «Лайфа». Это будет материал номер один.
Что такое?
Скажу, только не приставай потом, где я достал это.
Даю слово.
Я уже переправил материал в Вашингтон. Это всего лишь географическая карта. Подпись же под ней будет такая,Пойнт сделал многозначительную паузу.«Германская атака на СССР, сопровождаемая нападением Японии с востока, назначена на март 1939 года».
Странно,задумчиво сказал О'Брайн,а мне говорили о сильной офицерской оппозиции Гитлеру в Германии.
Пойнт потер руки:
Все это так. Я тоже слышал о недовольных генералах. Но в Берхтесгадене я сам видел истеричек, которые орали в экстазе: «Хочу ребенка от фюрера!»едва завидев эту весьма не донжуанскую фигуру на прогулке. А потом эти бабы собирали песок с его следов на дорожке. Эти истерички самые обыкновенные немки, дочери, жены и сестры самых обыкновенных немцев Верхушечная оппозиция и оболваненный народты знаешь в истории примеры, когда им удавалось сойтись воедино? И потом Генералы составляют заговоры от безделья. Скоро Гитлер им даст много работы, и они успокоятся. Когда я увидел эту карту со стрелками, нацеленными на Москву, меня оторопь взяла Одно делонатравливать на русских, совсем другоеразъярить этот народ. Война с Россией!
Посторонние, шапки долой!раздалось по гулким коридорам.
Появился спикер.
О'Брайн наблюдал за депутатами оппозиции. Казалось, они готовы к бою. Иден опустил голову, не желая даже видеть передней скамьи, где сидит улыбающийся, совершенно безмятежный премьер.
Наконец Чемберлен поднялся:
Все эти дни я получаю письма британских матерей, обращающихся ко мне в тревоге за своих сыновей, которые могут стать жертвами войны. Как ужасно, нелепо, немыслимо, что нам приходится рыть траншеи и надевать противогазы из-за ссоры в далекой стране между людьми, о которых мы ничего не знаем! Благодаря усилиям большого политика и миротворца Бенито Муссолини, перед чьим талантом невозможно не преклоняться, господин Гитлер отсрочил свое выступление против непреклонной Праги, и, таким образом, мы, борцы за европейский мир, получили возможность встретиться и мирно обсудить все возникшие между нами вопросы. Я принял приглашение на конференцию глав правительств Германии, Франции, Италии и Великобритании с легким сердцем. Я с легким сердцем отправляюсь в Мюнхен. Я думаю, что на сей развзрыв аплодисментов такой силы, словно палату наводнили платные клакеры, прервал премьера.