Сквозь шквал рукоплесканий прорвался высокий, пронзительный женский голос:
Благодарим бога за премьер-министра!
Это кто, сумасшедшая Нэнси Астор?спросил у О'Брайна знакомый журналист из Швейцарии.
Нет, это не она. Ее сегодня что-то вообще не видно. Посмотри, Джек,О'Брайн тронул за плечо Пойнта,видишь женщину? Она рыдает счастливыми слезами.
С ума можно сойти от британской чувствительностихмыкнул американец.
Со своего места вскочил лидер лейбористов Эттли. Продолжая рукоплескать, он проскандировал:
Переговоры сохранят мир! Мы душой будем в Мюнхене!
Все мы испытываем облегчение!кричал со своей скамьи лидер либералов Синклер.
«Уж не разыгран ли этот спектакль по написанной пьеске с выверенными репликами?вдруг подумал О'Брайн.Экий всеобщий восторг! А где же наши традиционные парламентские разногласия, гордость нашей монархической демократии? Черчилль шел сюда с крайне решительным видом, однако его голоса не слышно».
Мы сохраним мир, не жертвуя нашими принципами!не унимался Эттли.
Чемберлен вытащил белый платок. Казалось, он утирает слезы умиления.
Вдруг со своего места резко поднялся Черчилль и демонстративно направился к двери. За ним последовал Иден, за ИденомХор и Ванситарт. Спикер пытался вернуть их на место. Но Черчилль шел как танк на крепостной вал, притом именно к той двери, в которую обычно выходят депутаты, голосующие против проводимых палатой законопроектов.
В зале стало тихо. Паузой воспользовался депутат от коммунистической партии Уильям Галлахер:
Никто не желает мира более, чем моя партия,громко заговорил он.Но это должен быть мир, покоящийся на свободе и демократии, а не на расчленении и уничтожении малого государства. Я утверждаю, что именно политика британского правительства привела к настоящему кризису. Я не присоединяюсь к тому, что здесь происходит. Я решительно протестую против расчленения Чехословакии!и сел, не обращая внимания на враждебные взгляды и выкрики: «Нет!», «Палата не принимает!», «Благодарим премьер-министра!»
На галерее послов Джозеф Кеннеди сказал шведскому послу:
Я чувствую такое облегчение, что готов любого обнять
Пальмшерна невольно отстранилсяон совершенно не желал обниматься с послом Соединенных Штатов.
Когда прения закончились и можно было уходить, О'Брайн никак не мог сдвинуться с места. Почему же Чемберлен не потерпел поражения? Что произошло? Он вопросительно глядел на Пойнта. Тот вдруг медленно сказал:
Жаль, что здесь нет Дорна. Не кажется ли тебе, Майкл, что Дорн не зря уехал из Лондона? Дорого бы я дал, чтобы узнать, где он сейчас.
XXVI
Остаток ночи ехали товарняком, потом на попутной машине и все утро, пока солнце не поднялось к зениту, шли лесом. «Ничего,время от времени нервозно, не к месту, балагурил Лиханов, идущий впереди,здесь леса культурные, волков нет, кабаны только на отстрел по частным угодьям. Прорвемся Здесь леса культурные».
Дорн шел молча, он размышлял о неожиданном сообщении Фернандеса. Его отзывают в Москву. Почему? Дома ему перестали верить? «Конечно, похищениемой огромный просчет. И я должен нести за это полную ответственность. Вот оноглавное испытание, которого я не выдержал. Соблазн получить хоть маленькую толику счастья для себя привел меня в Дюнкерк. Ради одного взгляда Нины Я поставил личное над главным. Из-за меня рисковали товарищи»,он был суров к себе, готовясь к любым выводам в Центре. Да, он виноват.
Однако не покидала мысль, что похищение спровоцировано из Берлина. Тогда оно могло бы произойти где угодно, при любых обстоятельствах. Может быть, поэтому Центр считает необходимым вернуть Морозова в Москву? Чтобы он ушел неразоблаченным и не потянул за собой Багратиони и Велихову?
Там, за речкой, смотрите, городок,указал Лиханов на видневшиеся островерхие черепичные крыши и шпиль собора. Они остановились. Фернандес скептически оглядел товарищей.
Я бы сказал, наш внешний вид не соответствует содержанию паспортов. Ты, Роберт, пожалуй, выглядишь приличнее всех, значит, тебе и идти туда, хоть я поклялся, что не отпущу тебя ни на секунду. Важно, во-первых, выяснить, где мы. В Люксембурге или уже в Бельгии. А во-вторых, приодеться.
Если я не проглочу хоть маковую росинку, я не смогу идти дальше,вздохнул Лиханов.
Фернандес невозмутимо ответил ему:
На Галлиполи ты голодал дольше. Вчера тебя накормили на три дня впередда здравствуют гастрономические утехи французских инженеров!
Все это хорошо,сказал Дорн,но Коленчук присвоил всю мою наличность вместе с бумажником, как ни жаль.
Деньги есть. Держи. Тут хватит,Фернандес протянул Дорну пачку франков.
Втроем они дошли до моста через речку. Дальше Дорн пошел один. Звон церковного колокола заставил его прибавить шагу. Полдень, скоро лавки и магазины закроются, и время, драгоценное для них время уйдет впустую.
Городок был тих, опрятен, мал. Дорн вышел на центральную площадь и огляделся, отыскивая глазами тумбу с афишами и рекламойобычно на эти тумбы и клеют местные газеты. Да, вот газета«Новости Антюса». Вчерашняя. Антюсэто Бельгия! Самая граница с Францией и Люксембургом. Тогда все объяснимо: мятый костюм, утомленный вид. Он же турист, с трудом выбрался из Франции, там паника, он спешит домой. Ему нужно в Брюссель, к самолету. И скорее, скореемир ждет войну Дорн пробежал глазами газету. Ни слова о совещании глав правительств в Мюнхене Может быть, его отложили? Или потому не вывесили сегодняшний номер, что редактор ждет не дождется известий из Германии?
Дорн решил, что магазин на площади, поблескивающий надраенными до хрустального сияния витринами, самый подходящий для него. И он не спеша направился к его дверям. Площадь была почти безлюдна. Только молочница катила тележку с пустыми бидонами, да в сквере у собора сидели чистенькие, разомлевшие на солнце старушки.
Добрый день, мсье,сказал Дорну хозяин, праздно сидевший у шкафов с товаром,Что угодно?
Здравствуйте. Я хотел бы присмотреть для себя костюм и сорочку. Если возможното и обувь.
Хозяин подозрительно покосился.
Могу вам объяснитья мирный человек. Вот мои документы. Но мне пришлось так быстро уехать из Франции, что
Я все понимаю, и я не полицейский, чтобы заглядывать в чужие паспорта,вдруг смутился хозяин магазина,Неужели там так все серьезно воспринимают?
Да, настоящая паника. Уехать невозможно, от границы я шел пешком. Мне нужно срочно в Брюссель. Как лучше туда добраться? Я совсем не знаю этих мест.
Что вам необходимо преждеодежда или совет?
Пожалуй, начнем с одежды.
Прошу сюда,указал хозяин на маленькую кабинку, а сам направился к длинной вешалке, где, как солдаты при построении в затылок, висели костюмы: двойки, тройки, фраки, смокинги, брюки со штрипками и расклешенныена любой вкус.
Дорн прошел в примерочную, снял пиджак, критически осмотрел себя. Да И впрямь беженец.
Хозяин принес два костюма, которые пришлись Дорну так, словно специально шились для него.
«Видно, этот человек давно торгует одеждой»,подумал Дорн.Второй костюм более или менее подойдет Фернандесу, а вот что делать с Лихановым? У него настолько люмпенский вид, что любой полицейский задержит его с паспортом на имя бельгийского биржевика по подозрению в преступлении против добропорядочной личности».
Он взял оба костюма, три рубашки, четыре галстука и пару ботинок. В конце концов, Лиханов и Фернандес смогут купить себе ботинки в другом месте, подумал Дорн и как мог застенчивей сказал:
Мне так нравится ваш товар, да и цены у вас куда ниже, чем в Париже или Орлеане, где я был совсем недавно. Надеюсь, вы не осудите меня, если я к взятым для себя костюмам посмотрю еще одиндля отца? Он чуть ниже ростом, слегка полнее и шире в плечах. Неудобно являться без подарков, но сейчас во Франции не до сувениров.
Все понял,с улыбкой отозвался хозяин.Вашему папе, пожалуй, подойдет вот это,он бросил на прилавок темно-зеленый в коричневую крапинку костюм.Вполне элегантен! Может быть, мсье воспользуется случаем и посмотрит еще что-то для отца и других родственников?хозяин хитровато прищурился.Известно, как война взвинчивает цены. А я пока готов на скидку за оптовую покупку.
Я так благодарен вам!сказал Дорн и достал деньги.А теперь подскажите, как лучше добраться до Брюсселя?
Поездом до Арлона. А до вокзала ходит автобус. Остановка через квартал, за собором.
Дорн взял увесистый сверток, пошел к городскому кладбищу, где Лиханов и Фернандес должны ждать его.
Товар, предупреждаю, лежалый,сказал товарищам Дорн.Такое носили лет десять назад.
Биржевикилюди консервативные,усмехнулся Фернандес, без всяких церемоний начав переодеваться. Дорн порадовался, что костюм не выглядел на нем будто с чужого плеча. Чуть-чуть подвела жилетка, никак не хотела сходиться на груди. Но Фернандес быстро снял ее, накинул пиджак, не стал его застегивать и засмеялся от удовольствия. Впрочем, в распахнутом пиджаке он смотрелся даже с эдакой небрежной элегантностью.
Дорн вдруг позавидовал емухорошо быть от природы веселым человеком. А каков от природы он сам? И неожиданно подумал, что, наверное, он человек тяжелый. Подозрительность стала второй натурой. Или это только наблюдательность и связанная с ней привычка постоянно анализировать всекаждое свое и чужое слово, каждый свой и чужой поступок?
Лиханову оказались коротки брюки.
Тебе бы еще полусапожки, и прямо вылитый охотник из частных угодьев,опять посмеялся ФернандесДорн наверняка специально выбрал тебе костюм защитного цвета.
Утром следующего дня три провинциального вида господина, перекидываясь веселыми шутками, садились в «Дуглас» бельгийской авиакомпании. Кресла в самолете были мягкими, уютными, и после пережитого напряжения, после трудной дороги, двух бессонных ночей они моментально заснули. Проспали посадку в Копенгагене, не откликались на предложения стюардессы выпить коктейль, съесть сандвич, почитать газету или посмотреть журнал. Дорн видел во сне улицы Берлина, по ним скрежетали бульдозеры, летела пыль от рухнувших бюргерских домиков. Лиханову снилось детство, имение под Полтавой, речка и сенокос. Он улыбался, сквозь плотно прикрытые веки бежали слезы, но некому было заметить их. Фернандес словно провалился в черный, бездонный колодецспал крепко, без сновидений.
Рига, господа, Рига! Рейс завершен, поздравляю с благополучным прибытием,звонко сказала стюардесса.
Их встречали. Дорн не знал этого человека. Фернандес, очевидно, тоже. Встретивший пригласил их в легковую машину, и они поехали через город, минуя вокзал, за Двину На пустом летном поле, отгороженном от шоссе перелеском и рекой Лиелупе, стоял самолет с красными звездами на крыльях. Под фюзеляжем отдыхал летчик. Приветливо замахал шлемом, увидев машину. Еще каких-то три часа полета и Москва!
Они не разговаривали. К чему слова? Разве выразить все, что эти трое сейчас чувствовали? Они только крепко пожали руку своему провожатому. По очереди стиснули по-товарищески протянутую ладонь пилота и поднялись по легкому трапу Под сиденьями, расположенными вдоль пассажирской кабины, лежали парашюты. На высоте стало холодно. Но Дорн, Фернандес, Лиханов весь полет смотрели в иллюминаторы, хотя небо было затянуто низкими тучами, земля сквозь них виднелась редконо они чувствовали ее близость, близость родной земли, и смотрели, смотрели Облаков становилось все меньше, земля просматривалась все лучше, вот уже видны трактора на полях, дороги, перерезавшие леса, грузовики на дорогах, крыши домов. Наконец впереди показались дома большого города.
Почувствовали, как самолет лег на крыло. Скоро посадка. Дорн видел открытую легковую машину у края посадочной полосы, видел людей, стоящих рядом с ней,они смотрели в небо, на самолет. Дорну уже казалось, он видит родные лица. Толчоки самолет, вздрагивая, побежал по бетонке. Моторы взревели последний раз. Все, остановка. Не верилось, ни во что это не верилось! Неужели были Коленчук, мадам Трайден, парижский вокзал, форт «Шатийон», маленький магазинчик бельгийского захолустья? Или это все приснилось в «Дугласе»? Пилот открыл дверцу и опустил трап.
Прошу!сказал он, широко улыбаясь.Поздравляю, товарищи, с возвращением вас. Но пасаран!Пилот думал, что эвакуирует интербригадовцев.
Дорн спускался последним. Он ничего не видел, кроме изменившегося, осунувшегося лица Павла Сергеевича Демидова. Он сейчас же, сейчас скажет ему всечто осознает свою вину, что
Сережа! Сережка!закричал Демидов.Сереженька! Родной!Дорн попал в его мощные, крепкие руки, узловатые пальцы заскользили по лицу,Сережа Да чего же ты плачешь, глупый! Сережа! Ну, смотри, где ты, смотри Мы с тобой! Да скажи же хоть слово Герой!
Дорн взял себя в руки:
Готов, Павел Сергеевич, нести ответственность
Демидов похлопал его по плечу:
Потом отчитаешься,он улыбнулся.Глянь вон тудаи указал на край поля.Посмотри, кто еще тебя встречает.
На самой кромке летного поля, возле черной «эмки» стояла девушка с цветами. Демидов махнул ей рукой, она сделала несмелый шаг, еще один, и Сергей узнал Нину Багратиони. Забыв обо всем, бросился к нейон даже не спрашивал себя, откуда она и почему оказалась здесь. На секунду замер, оглянулся на Демидова, словно ждал от него поддержки. Нина побежала навстречу, теряя цветы из огромного букета.
XXVII
Утром 29 сентября, проезжая по Бреннерштрассе к «Фюрер-хаузу», где уже томилась французская делегацияони с Муссолини запаздывали. Гитлер слегка посожалел, что конференция четырех проходит здесь, в Мюнхене, а не в том новом Берлине, который виделся ему за макетом, созданным Шпеером, бесспорно, гениальным архитектором, уловившим величавый дух германской расы. Берлин, который к 1950 году отстроит Шпеер,это будет торжество идей нации, воплощенное величие нации: выставка трофейного оружия на вокзальной площади, роскошная опера, варьете, рестораны, бани в римском стиле, колоннады, шпили, куполався история мировой архитектуры поблекнет перед новым стилем города, украшенного световыми рекламами. Каждый иностранец, прибывший в эту столицу, должен будет склонить голову и почувствовать свое ничтожество. Очень жаль, что сейчас нельзя привезти в эту столицу грез Даладье и Чемберлена, очень жаль! Впрочем, Гесс еще вчера сказал, что мюнхенская встреча и без того поставила их на колени перед Германией, но уж если давать им это понять, то осторожнее Не может старина Руди без оговорок! И Гитлер, отгоняя от себя неприятную сцену с Гессом, который все настаивает на равноправных партнерских отношениях с Англией, подумал, что уже сейчас неплохо бы заключить соглашения со строительными фирмами Швеции, Норвегии, Финляндии о поставках гранита для монументальных строений нового Берлина.
Машина Муссолини остановилась сразу же за «мерседесом» Гитлерав «Фюрерхауз» они вошли плечом к плечу. Шмидт, переводчик, шел чуть сзади и пока молчалмолчали его патроны. Сегодня Шмидту предстоит большая работа, придется переводить сразу с четырех языков на четыре языка. Пусть пока отдохнет.
В холле Гитлер заметил Гендерсонабританский посол был бледен и, похоже, нервничал. Что-то случилось? Гитлер с любезной миной приблизился к послу. Ах, вот какие пустяки волнуют господина посласамолет господина премьер-министра, оказывается, задерживается. Вероятно, в связи с климатическими условиями? Ну что ж, погодаэто то, чем не берутся управлять даже германские синоптики. Гитлер шутил. Пусть не беспокоит господина посла, что подходит назначенное время, конференция непременно начнется вовремя. Чемберлен долетит. Сказав это, Гитлер поймал на себе встревоженный взгляд Муссолини. Шмидт перевел ему разговор с Гендерсоном. Гитлер только кивнул итальянскому другу. «Все будет вовремя»,прошептал за массивной спиной дуче Шмидт.
Муссолини стало легче. Ему ведь оглашать предложения. Дуче чувствовал себя не в своей тарелке. Гитлер встретил его в Куфштейне, на железнодорожной станции как раз между пограничным Бреннерским перевалом и Мюнхеном, пригласил его и Чиано в свой салон-вагонтам было полно военных, и салон напоминал штаб армии, действующей на передовой. Столы завалены картами и документами, а Муссолини и его зять еще не завтракали!
У входа в «Фюрерхауз» началось некоторое движениеМуссолини увидел Риббентропа. Ага, значит, англичане уже здесьРиббентроп ездил их встречать. Мелькают знакомые лица. Вот этот, седовласый, нахмуренный, будто вчера вырезали желчный пузырь, а сегодня приходится есть жирное,секретарь французского МИД Алексис Леже. Ах, а Боннэ, оказывается, не приехал! Жаль, жаль, дуче был бы не прочь познакомиться с ним. Вот тот, завязавший беседу с Аттолико, итальянским послом в Берлине, французский посол Франсуа Понсе. Говорят, он очень плохо относится к нынешнему режиму Германии, но не покидает своего поста. Почему? Ясно: разведчик! Подлетел Шмидт, бросил несколько слов, и Муссолини понял: уже никого не ждут.