Кто?Бенеш невольно поднялся со своего места.Гитлер?
Народсквозь зубы процедил Беран.
Народ тамБенеш кивнул на окна.Вы слышите, как они поют?
На минуту наступило всеобщее молчание.
Но вы слышите, Бенеш, что они поют? Они поют «Интернационал». Опирайтесь на русских, превращайте Чехословакию в глазах Европы в авангард коммунизма,и Беран картинно скрестил руки, словно хотел сделать вид, что отмежевывается от дальнейших решений. Однако, помолчав, вдруг добавил:
Нужно безоговорочно принимать все, что предлагают истинные союзники! Мы не должны забывать, что в будущей войне линия фронта пройдет вовсе не по государственным границамона разделит два мира. Было бы ослоумием принять мысль о допуске советских войск на нашу территорию! В конце концов, соглашение с Германией вовсе не означает политическую смерть! Каждый из нас найдет себя в новой структуре Европы.
Это верно,кивнул Годжа,нужно просто привыкнуть к мысли, что Версаль был в чем-то ошибочен.
«Если бы я уже так не считал,подумал Бенеш,я бы не отправил Нечаса к Даладье. Но об этом знаем только мыя, Даладье и Нечас. И на моей карте граница отторгаемых районов была иной. Они хотят слишком многого. Всю нашу экономику».
Я вовсе не ратую за большевизацию!Бенеш даже повысил голос.Но принять безоговорочно Эти вопросы должен обсуждать парламент.
А в нем сидит Готвальд,вставил Годжа.Он вчера уже сказал, что подобные требования можно предъявлять только в случае проигранной войны.
Вошел дежурный секретарь президента, громко провозгласил:
Его превосходительства полпред Советского Союза господин Александровский!
Бенеш как очнулся. Он бегло оглядел лица министров и глав правящих партий, встал и торопливо направился к двери. Александровский ждал его в комнате для приемов.
Я привез ответ на ваш вопрос, господин президент,сказал Александровский.В телеграмме из Москвы прямо говорится: СССР окажет, согласно договору, немедленную и действенную помощь Чехословакии, если Франция также окажет эту помощь. СССР окажет также военную помощь Чехословакии как член Лиги наций на основании статей 16 и 17 Устава, если чехословацкое правительство обратится в Совет Лиги наций с просьбой о применении указанных статей. Наркоминдел настойчиво интересуется вашим ответом на англо-французский ультиматум.
Вот как господин Литвинов называет англо-французские предложения!в тяжелом раздумье произнес Бенеш.Кто знает, возможно, в этом есть истина. Но как бы то ни называлось, наше правительство решило, что англо-французский документ не приемлем. Хотя я опасаюсь саботажа этого решения некоторыми членами кабинета. Пришлось также запросить Франциюне означает ли данный документ ее отказ от выполнения союзнических обязательств. Но пока они молчат.
Бенеш вдруг прямо и ясно посмотрел в лицо Александровского, словно неожиданно для себя понял что-то крайне важное:
Я предполагаю, нападение на нас произойдет 22-го числа.
«Да,подумал он,именно 22-го сентября. Гитлера совершенно не устроит наш ответ, как бы ни преподнес ему его Чемберлен. Назначенная на 22-е встреча Гитлера и Чемберлена, таким образом, явится пустой тратой слов. Начнется война».
Откуда эта уверенность в дате?с тревогой спросил Александровский.
Небольшие сопоставления,нехотя ответил Бенеш, сразу переменил тон, заговорил бодро, уверенно.Борьба неизбежна, но наш народ не допустит того грабежа, о котором говорят в Лондоне и Париже. Вероятно, через час, после отправки нашего ответа, будет объявлена всеобщая мобилизация. Вы видели самитребование защиты страны стало истинно народным Пока под ружьем только действующая армия, все воздушные силы приведены в боеготовность, но это тоже немало.
Александровский наблюдал за Бенешем и не мог понять, отчего, когда он говорит уверенно и твердо о необходимости борьбы, у него такое страдальческое, просто жалкое лицо?
Дежурный секретарь прервал их разговор:
Телеграмма из Парижа, господин президент. Три министра французского правительства решили подать в отставку из-за несогласия с англо-французским нажимом на Чехословакию,молодой человек искренне радовался.
«Он надеется,подумал Бенеш,что отставка министров повлечет и падение кабинета Даладье. И все может измениться для нас. Хотелось бы и мне так думать».
Бенеш тепло простился с советским полпредом.
«Вот что надо делать,решил он.Если мы не сделаем этого, 22-го начнется война. Мы немедленно широко оповестим о нашем отказе принять англо-французские предложения. А потом»
В 20 часов 20 сентября чехословацкое правительство направило в посольства Франции и Великобритании свой отказ принять предложения Чемберлена и Даладье.
В Градчанах стали ждать ответа.
Бенеш пошел в комнату отдыха. Следом за ним двинулся Годжа. Когда дверь личных апартаментов президента закрылась за ними, Годжа, глядя в глаза Бенешу, спросил:
Вы понимаете все последствия? Эта война будет такой, в которой погибнут не просто армии, вся цивилизация. Культура Европы! Это больше чем судьба одного нацменьшинства. Отдать им все на их условиях. И кончено дело. А народ уже знает, что мы отказались Наш ответ передан прессе.
Он будто читал мысли президента! Бенеш молчал, и Годжа, следя за его взглядом, снял телефонную трубку.
Номер Лакруа в моем алфавите,вздохнул Бенеш. Они поняли друг друга.
Годжа начал телефонный разговор с послом Франции:
Я прошу вас приехать, господин посол. Если вы уже получили наш отказ, прошу не рассматривать его как окончательный ответ. Да, я говорю с полного согласия президента республики.
Годжа позвонил также британскому послу господину Ньютону. Потом устало сел на диван рядом с Бенешем и прошептал:
А они все поют Кажется, гимн Боже мой, от одного этого попросишь об отставке!
Когда они приедут?спросил Бенеш.
Очевидно, когда согласуют,Годжа с трудом подавил зевоту.
Бенеш вздрогнулнеужели этот человек хочет спать? Или это у него такая нервная реакция?
Ньютон и Лакруа приехали в Градчаны вместе около двух часов ночи. Галифакс по телефону посоветовал Ньютону действовать независимо от времени суток.
Разговор длился более часа. В пять утра Годжа открыл новое заседание Совета министров:
Глубоко сожалея, чехословацкое правительство должно принять все предложения как единое целое, подчеркивая при этом принцип гарантий против немецкого вторжения на чехословацкую территорию, которые нам предоставляют Франция и Великобритания, до того момента, когда будет можно осуществить передачу территории после установления новой границы
В восемь часов утра из ворот Пражского Града выехала машина министра иностранных дел Крофты. Он направлялся к себе в министерство для выработки нового ответа западным державам.
Люди, которые вторые сутки в патриотическом порыве стояли у древних стен Пражского Кремля, смотрели на эту машину с надеждой. Они еще не знали, что ей не суждено осуществиться.
VIII
Фернандес спустился на набережнуюна минуту задержался у парапета. По легкой ряби Влтавы плыли лебедибелые, черные. От них веяло удивительным спокойствием. Фернандес медленно отвел глаза от этих величавых прекрасных птицпошел дальше, адрес, указанный на конверте, он помнил. Фернандес шел к Гофману, тому самому, которого он два года назад вытащил из франкистского плена.
Со всех сторон летели выкрики газетчиков:
Протест советского посла!
Беран обвиняет русских!
Отставка правительства Годжи!
Новый премьергенерал Сыровы!
Генерал Сыровы формирует новый состав кабинета!
Газеты никто не покупал, потому что ими торговали штрейкбрехеры. Пражане объявили всеобщую политическую забастовку протеста.
Дом был старый. С красивым фронтоном, двумя кариатидами, надежно поддерживающими козырек над парадным подъездом. Фонарь за стеклянными дверями светился, но дверь Фернандесу открыли не сразу.
Я хотел бы видеть доктора Гофманасказал Фернандес, опасаясь, что опрятная старушка, от которой пахло свежим хлебом, сейчас покачает головой и
Пан Карел спит,сказала старая женщина, глядя недоверчиво.Кто вы такой?
Фернандес внутренне усмехнулся. Как же представиться пожилой пани?
Началось все с того, что после страшной голодной олонецкой зимы ушел по льду на Питер. Попал в большой магазин на Литейном, стал мальчишкой на побегушкаххозяин магазина был француз, хозяйкаполька. Говорили они каждый на своем языке, ругались почему-то исключительно по-немецки. С того все и началось. Первые уроки структурной лингвистикинемецкие ругательства вперемежку с подзатыльниками.
Наслушавшись хозяев, мальчишка являлся на кухню показывать кухарке, горничной и столующимся приказчикам, как хозяйка мириться к хозяину пошла, как хозяин садится в карты играть, как они вместе деньги считают,кухня сотрясалась от хохота!
Работать в Петроградскую ЧК он пришел из милиции, после того как удалось внедриться в банду, кроваво орудовавшую за Охтой. Долго не могли выйти на ее главаря, нэпмана, исправно платившего финналог и не вызывавшего никаких подозрений. Потом была разведшкола. ПотомИспания
Он был связным, хотя знал: мог бы стать актером. Типичный сангвиник, с живым подвижным лицом. С французом он умел стать французом, с испанцемиспанцем, с итальянцемитальянцем, однажды легко сошел за светлокожего араба Только очень редко ему снились деревянные церкви у озер. Он почти не помнил свое настоящее имя. Он постоянно менял обличье, придумывая легенды, искал, импровизировалчтобы выжить, чтобы сделать дело, выполнить задание.
«Пожалуй,думал теперь Фернандес,переход через Пиренеи достался мне меньшей кровью, чем это путешествие по Чехословакии. Там рядом были товарищи. Здесь я один. Один на один с этой темной неуправляемой силой».
Временами ему казалось, что он никогда не доберется до Янске-Лазны. Судеты в руках генлейновцев. У них свой, жесткий порядокна манер германского. До перевала в Крконошах ехал на попутной машине. Там на контрольно-пропускном пункте Фернандес видел, как генлейновцы гонят прикладами пассажиров туристского автобуса. Трое из них, бледные, гневные, стояли в наручниках. В их лицах была неистовая ярость, так знакомая Фернандесу по лицам друзей, с которыми он уходил через Пиренеи, зная, что официальная Франция не желает принимать героев Мадрида.
Тогда на перевале он дождался, когда у генлейновского кордона соберется побольше машин, и вышел из кабины грузовой «Татры» вроде глянуть, будет ли просвет в «пробке». Потом сделал несколько шагов в сторону, мышцы спины напряглисьгде гарантия, что не получишь сейчас пулю под лопатку? Карабкаясь по лесистым склонам, вышел на берег Упы. Река и привела его в Янске-Лазны. Дверь дома доктора Гофмана открыла его помощница. Доктор уехал в Прагу. К нему вот так же неожиданно пришел незнакомый господин, сказала женщина. Они долго говорили, и доктор сделал то, чего не делал никогда: перепоручил ей своих больных и уехал. Нет, пани Вера, так ее звали, не знает точно, где в Праге может остановиться доктор. Обычно он навещает там свою тетку. Это в старом городе, кажется за Влтавой. Фернандес попросил адрес. Пани Вера все же нашла потрепанный конверт с пражским штемпелем. Обратный адрес, к счастью, на нем значился.
Путь к этому уютному парадному был мучителен и долог. От Теплице Фернандес двигался к Праге с обозом беженцев-чехов. Им были безразличны, да и неизвестны, меморандумы, ультиматумы, протесты, проекты, решающие судьбу их земли. Но они уходили, гонимые террором, насилием, страхом. Фернандеса взяли на крестьянскую телегу. Ему в бок упирался носик большого семейного кофейниканикак не убирался в лубяной ларь. Фернандес рассказывал про себя крестьянам, что едет с курорта, какое уж там лечение, уцелеть бы «Хорошо Дорну,думал порой Фернандес,сидит себе столько лет на одном месте, обрастает связями, с каждым годом видится окружающим все достоверней. А тут Вечный маскарад!»
И вот теперькак представиться пожилой пани? Кем? Пациентом? Старым другом? А если пани знает в лицо всех старых друзей своего племянника?
Я беженец из Хомутова,наконец сказал Фернандес.Последний раз с паном Гофманом мы встречались в Севилье
Пожилая женщина глянула еще недоверчивее, почти со страхом, пробормотала: «О Севилья Конечно»но в дом все же пригласила, и они пошли по крутой лестнице, обвившей резной деревянный столб, в мезонин. Она предложила присесть в маленькой гостиной, заставленной мягкой мебелью в холщовых чехлах, и суетливыми шажками пошла дальше в глубь комнат. Наконец раздались мужские шаги.
Фернандес резко поднялся навстречу Гофману, быстро проговорил:
Чтобы встретиться с вами, я проехал от Усти над Лабем до Пардубице.
Гофман вдруг безвольно привалился к дверному косяку. Подумал в отчаянии: «Значит, неделю назад я доверился чужому».
Я ждал вас в Кладно,медленно, выговаривая каждое слово, произнес Гофман отзыв. Сделал несколько шагов, сел в кресло и обхватил руками голову.
Что-то случилось, пан Гофман?
Фернандес, ведь вы пришли, чтобы спросить меня о Дорне? А я уже раскрылся другому, видно, совершенно другому человеку
Он угрожал вам, вас шантажировал?
Ни в коем случае. А я забыл предупреждение фрекен Ловитцлюбая наша встреча должна начинаться с пароля и отзыва. Тот человек сказал о себе, что он старый приятель Дорна. Потом он назвал имя Ингрид ван Ловитц. Это моя пациентка, женщина, к которой я испытываю огромное почтение. Тот человек рассказывал о ней, говорил, как она страдает. Я представил себе на минуту: вот, были много лет рядом два человека, в чужом мире, в чужих странаходин поддерживал другого, спасал от бед, отводил вражью руку. И вдруг. Один из них исчез. Может быть, навсегда. Что же ждет другого? Жуткое одиночество, тревога, потом страх и отчаяние, непредсказуемость будущего. Первой моей мыслью было направиться в Лондон. Крюндер сказал, что Ингрид там
Кто, кто сказал?
Крюндер, барон Крюндер сказал мне: «Надо искать Дорна. А чтобы найти его, необходимо выйти на националистов».
А вы знаете, доктор, что Крюндерэто штурмфюрер СС Фриц Дост? Он действительно работал с Дорном. Но они не друзья, не могут быть друзьями. Рассказывайте, доктор РассказывайтеФернандес устало опустил веки. Неужели все его мытарства напрасны? Неужели он опоздал и Дорна уже не выручить?Вы сказали Досту, на кого работает Дорн?
На кого работает Дорн?повторил Гофман.А на кого? В конце концов Он помог мне, он пытался помочь чешскому делу. Было бы бестактно с моей стороны заглядывать слишком далеко.
Гофман сокрушенно закрутил головой.
Ну и что дальше?с нажимом спросил Фернандес.К кому вы направили Крюндера?
К Иржи Крауху. Это человек Генлейна, он держит связь со всеми сомнительными организациями, которые сейчас стараются развалить наше государство.
«Кажется, он все-таки не провалил Дорна,зло думал Фернандес.Но если немцы пойдут по следу Дорна, как бы они не выскочили на что-то, что может его провалить. Я должен упредить немцев, обогнать Доста!»
Иржи Краухмой однокашник,все говорил Гофман.Он был горным спасателем в Крконошах, очень мужественный человек. Мне не раз приходилось видеть, как он рисковал жизнью. Мы всегда были дружны, несмотря на разность политических убеждений. Что поделаешь, у него другой взгляд на будущее немцев, живущих в Судетах. Сейчас он один из ближайших сотрудников Генлейна. Кстати, Генлейна я тоже хорошо знаю, по тем временам, когда он служил инструктором лечебной гимнастики в Карлових Варях.
Где теперь Дост, куда его направил ваш Краух?резко спросил Фернандес. Его испугали откровения Гофмана.
В Ужгород, к Волошину.
IX
На фронтоне губернаторского дома рядом с трехцветным чехословацким флагом какие-то люди укрепляли древко с желто-голубым полотнищем.
Англо-французский ультиматум, расплывчатый ответ на него пражского правительства сорвали клапаныв Карпатском крае разгулялось двоевластие. Еще не уехал из Ужгорода чешский губернатор, военная комендатура продолжала мобилизацию русин, галичан, гуцулов, украинцев в чехословацкую армию, а в премьеры будущей самостоятельной Карпатской Руси уже изо всех сил лез униатский священник Августин Волошин. Главарь националистской фашистской партии, забыв о налагаемом саном смирении, не уступал Генлейну в активности, так же нагло разваливал Чехословакию, так же нагло требовал мифических прав и свобод. В острой конкурентной борьбе с фюрером местных хортистов Фенциком Волошин рассчитывал на протекцию Берлина и на помощь Варшавы, а больше всегона силовую поддержку боевиков националистического легиона по образцу генлейновского. Волошинские боевики именовали себя казаками «Карпатской сечи». Они расхаживали по улицам Ужгорода, Мукачева, Хуста в полувоенном обмундировании, смушковых шапках, готовые в любой момент устроить драку с полицией, разгромить еврейскую лавочку, поджечь чешский дом.