Я вам об этом вчера говорил, коротко ответил Штайнер.
Шнуррбарт перекатился на живот и пояснил:
На запад от Крымской. Повернувшись к Штайнеру, он спросил:Ты знаешь, какие позиции он должен там занять?
Знаю.
Тогда все в порядке, успокоился Крюгер.
Штайнер бросил на него неприязненный взгляд. Похоже, что никто из них не понимает, с чем им предстоит столкнуться в самое ближайшее время. Впрочем, пусть лучше не понимают, подумал он. Более всего его сейчас тревожило другоерека, которая, судя по карте, под углом пересекала лес. Вряд ли в такой глуши был построен мост. Если возникнет необходимость, то придется валить деревья, подумал он. Без нужных инструментов это будет тяжелая и долгая работа. Чем скорее они форсируют реку, тем лучше.
Встаем! Пора идти! громко произнес он.
Солдаты с неудовольствием посмотрели на него.
Неужели нельзя полежать еще несколько минут? пробормотал Цолль.
Штайнер встал и подошел к Цоллю.
Послушай меня, с плохо сдерживаемой яростью произнес он, ты начинаешь действовать мне на нервы. Будет лучше, если ты станешь привлекать к себе меньше внимания.
Цолль приподнялся на локте и увидел, что ствол автомата Штайнера направлен ему прямо в лоб.
Убери эту штуку! взвизгнул он.
Я тебя понял, констатировал Штайнер и, отвернувшись, зашагал вверх по склону. Солдаты встали, стряхнули мокрые листья с формы и направились вслед за ним. Через десять минут взвод достиг выступа горы. Здесь полог леса был уже не таким густым, как раньше. Все с удивлением отметили, что на небе нет ни единого облачка. Верхушки деревьев блестели в розовом свете восходящего солнца, которое все еще было скрыто стеной леса. Штайнер свернул направо, держась гребня горы, проходившего в северном и южном направлениях. Он ускорил шаг. Взвод остался позади, растянувшись цепочкой.
Цолль остановился, чтобы дождаться Керна, который вскоре приблизился к нему. На его лице застыло недовольное выражение. Они замыкали цепь и какое-то время молча шли рядом, сгибаясь под тяжестью поклажи. По грязным лицам струйками стекал липкий пот. Возле губ Керна все еще были видны следы ожога, которые он часто старался облизнуть языком. При этом его лицо искажалось гримасой боли.
Я бы не стерпел такое, заметил Цолль.
Кто бы говорил! отозвался Керн.
Его былая ярость постепенно сходила на нет. Конечно, он повел себя как идиот, когда закурил. Поступил как зеленый новичок. Мысль об этом вызывала у него большую неприязнь, чем удар в лицо. Однако тяжелое восхождение успокоило его. Им действительно повезло. Русские могли заметить огонек его сигареты. Керна передернуло. Нет, им на самом деле повезло, так что нечего тут злиться. Если бы не боль от ожога, то случившееся можно было бы быстро выбросить из головы. Он снова провел языком по губам.
У тебя случайно нет мази от ожогов? спросил он у Цолля.
Я что тебе, аптекарь? буркнул в ответ тот.
Пожалуй, что нет, усмехнулся Керн. Цолль не нравился ему в той же степени, что и всем остальным. Внешность Цолля была такой же неприятной, как и его манеры. В его лице было что-то хитроватое, а глаза казались огромными за толстыми линзами очков в роговой оправе.
Они еще какое-то время шли молча.
Интересно, куда это черт ведет нас? проговорил Цолль.
Керн старался не смотреть на него, устремив взгляд вперед, пытаясь разглядеть спину идущего впереди солдата. Цепь сильно растянулась, дистанция между бойцами увеличивалась все больше и больше. Штайнер пропал из видапохоже, ушел далеко вперед.
Там что-то непонятное, заметил Керн.
Где?
Там, над деревьями.
Цолль вытянул шею.
Да где же, черт побери? спросил он.
Наверное, это столб электропередачи.
Керн и Цолль ускорили шаг и вскоре увидели опоры огромной башни, возвышавшейся в чаще леса. Чуть дальше они заметили просеку. Там стояли солдаты, собравшиеся вокруг Штайнера. Все смотрели в одном и том же направлении. Когда Керн и Цолль подошли к ним, их глаза расширились от удивления. Внизу простирался длинный горный склон. В просеке, возвышаясь над деревьями, тянулся ряд металлических столбов, расположенных на равном расстоянии друг от друга. На западе, сколько хватал глаз, прямо до гряды гор на горизонте простиралось бескрайнее зеленое море леса. Нигде не было видно ни малейших следов человеческой деятельности. От этого величественного пейзажа захватывало дух.
Настоящее море. Зеленое море, восхищенно пробормотал Керн.
Все были тронуты этим восхитительным зрелищем.
Есть у кого-нибудь фотоаппарат? поинтересовался Крюгер.
Смотрите! неожиданно вскрикнул Ансельм. Вон там город! Смотрите! Вон там, слева от горы с острой вершиной!
Верно, подхватил Крюгер и повернулся к Штайнеру:Ты видишь?
Вижу, спокойно ответил тот. Это. Крымская. Именно туда мы и направляемся.
Солдаты, испытывая смешанные чувства, принялись разглядывать крыши домов у подножия далеких гор, похожие на контуры сделанного карандашом наброска. Крюгера это увлекло настолько, что он на время забыл обо всем остальном. Опомнившись, он вздохнул и произнес:
Жаль, что мы еще не скоро будем там. Туда еще топать и топать.
Ничего, дойдем, проговорил Дитц и доверчиво посмотрел на Штайнера.
Тот коротко кивнул:
Вечером мы будет там и соединимся с остальными.
Остальными, повторил Крюгер. Странно этознать, что наш батальон уже находится там, вдали.
Верно, согласился Шнуррбарт. Погрузившись в раздумья, он вытащил из кармана трубку и принялся набивать ее. Когда Штайнер сел рядом с ним и сложил на коленях руки, он смерил его удивленным взглядом:Что такое? Мы не идем дальше?
У нас есть несколько минут, ответил Штайнер. Его нетерпение неожиданно куда-то испарилось. Как здорово было бы остаться здесь навсегда, до самого конца войны. Никто не станет их искать в этом Богом забытом уголке. Однако он вспомнил, что у них совсем не осталось еды. Никуда не денешься, с горечью подумал он и только сейчас понял, насколько привычными для него стали подобные чувства. Каждый раз, когда после долгих часов восхождения он оказывался на вершине горы и любовался открывавшимся сверху видом, то всегда испытывал тот же самый восторг от величия природы. Однако он понимал, что возвращение в привычный мир равнин отравляет удовольствие от восхитительного горного одиночества. Напряжение, которое заставляло его карабкаться все выше и выше к вершине, резко спадало, и в душе не оставалось ничего, кроме тупого осознания банальных тягот размеренного существования, от которого невозможно избавиться. Штайнер закурил и посмотрел на солдат, сидевших на земле и попыхивавших сигаретами.
Взгляд Шнуррбарта был прикован к зеленому лесному морю внизу. Западная сторона леса уже купалась в лучах еще не видимого солнца. Туман, висящий над кронами деревьев, слегка подрагивал и прямо на глазах медленно таял. Далекие красноватые горы приобретали новую окраску, становясь чуть голубоватыми. Настроение, в котором он сейчас пребывал, встревожило Шнуррбарта. Опасное это настроение, подумал он. Оно медленно проникало в кровь, и от него было уже не отделаться. Успеху такое настроение не содействует. От него еще более тяжелой кажется эта проклятая война, да и все вокруг. Пытаясь отвлечься от неприятных мыслей, он сосредоточил внимание на винтовке, лежавшей у его ног. Он шумно откашлялся и повернулся к Крюгеру:
Странно как-то, правда? спросил он.
Пруссак почесал кончик носа.
Если я посижу здесь еще немного, то не смогу встать, признался он. Неожиданно его внимание привлек Дитц, задумчиво, с открытым ртом смотревший на небо. Что с тобой? спросил он его. Ангелов, что ли, увидел?
Дитц предостерегающе поднял руку.
Тихо! сказал он и закрыл глаза.
Да он совсем спятил! торжествующе заявил Крюгер.
Дитц яростно затряс головой.
Не двигайся! прошептал он. Неужели ты их не слышишь?
Крюгер подозрительно посмотрел на него:
Кого их? Ангелов?
Не болтай чушь, ты не можешь их не слышать. Колокола! Дитц повернулся к остальным:Слышите их? Вон там! Их отлично слышно!
Весь взвод посмотрел на Дитца.
Что ты там такое слышишь? спросил Керн.
Колокола, ответил за Дитца Шнуррбарт. Малыш слышит колокола, колокола в самом сердце этой заповедной глуши.
Помолчи! произнес Крюгер и, встав, приложил лодочкой ладони к ушам. В следующее мгновение он пожал плечами:Я ничего не слышу. Он просто пытается разыграть нас.
Я тоже ничего не слышу, признался Керн.
На Дитца устремились тяжелые возмущенные взгляды солдат.
Тебе что-то мерещится, парень! проворчал Цолль.
Дитц беззащитно поднял плечи:
Клянусь вам, что я слышал колокола. Я не мог ошибиться.
Можно запросто поверить в то, чего нет, сказал Крюгер, испытывая жалость к пареньку, получившему во взводе прозвище Малыш. Он повернулся к стоявшему позади него Дорну:Что скажешь, Профессор?
Дорн ответил не сразу. Поправив очки, он смерил Дитца внимательным взглядом и серьезным тоном ответил:
Это называется галлюцинациями.
Что? Как ты сказал? спросил Крюгер. Что это значит?
То, что твои чувства подводят тебя, коротко ответил Дорн.
Установилась тишина. Крюгер встряхнул головой:
Никогда не слышал этого слова. Ну и дела.
Дитц повернулся к Штайнеру:
А ты слышал их?
Штайнер прищурился и вытащил сигарету.
Колокола? спросил он. Конечно, слышал.
Вот! радостно воскликнул Дитц. Остальные бросили на Штайнера возмущенные взгляды.
Вполне в его духе, шепнул Крюгер, повернувшись к Шнуррбарту.
Тот ничего не ответил. Он уже давно заметил, что Штайнер тайно симпатизирует Дитцу, который всегда терялся в обществе других солдат. Дело было не в том, что Штайнер покровительствовал юноше, делая поблажки при назначении караула или переноске снаряжения. Его отношение к Дитцу пробивалась порой в почти отеческом тоне, с которым он обращался к юному уроженцу Судет. Это было еще до того, как он стал занимать сторону Дитца в его ссорах с остальными солдатами взвода. Шнуррбарт испытал нечто вроде ревности, когда ему вспомнились случаи, свидетелем которым он был. Поведение Штайнера снова вызвало у него неудовольствие. Конечно, никаких колоколов не было, сказал он себе. Колокола в чаще леса в далекой России! Это просто смехотворно. Шнуррбарт в раздражении потянулся за трубкой, думая о том, стоит перейти на другую тему или нет. Но Дитц опередил его и заговорил первым. Может быть, он действительно слышал что-то. Если бы Штайнер не поддержал его, сказав, что тоже слышал колокола, Дитц, видимо, признался бы в том, что ошибся и колокольный звон ему лишь показался. Возможно, что Штайнеру тоже это показалось. Шнуррбарт повернулся к фельдфебелю:
Ты на самом деле их слышал?
Штайнер нахмурился:
Конечно. Я же достаточно громко это сказал, разве не так?
Верно, испуганно пробормотал Дитц. Он перевел взгляд на Ансельма, который, поджав губы, смотрел куда-то в пространство. Остальные тоже были не в духе. Юношу теперь окружала стена враждебных лиц, от которых исходила молчаливая угроза. Он почувствовал, что товарищей следует как-то успокоить, но не знал, как лучше сделать это и при этом не оскорбить Штайнера. Дитц слабо улыбнулся и, повернувшись к Крюгеру, сказал:И все-таки это странно.
Ничего странного в этом нет, резко оборвал его Штайнер. Что странного в том, что колокола звонят в воскресенье утром?
Все удивленно посмотрели на него. Неожиданно Крюгер громко хлопнул себя по ляжке.
Конечно! громко воскликнул он. Сегодня же воскресенье! Точно. Я даже не подумал об этом.
Ну вот, дошло до тебя, с облегчением произнес Шнуррбарт. Почему бы колоколам не звонить в воскресенье утром?
Настроение солдат моментально изменилось. Они закивали головами и обменялись довольными взглядами.
Воскресенье! вздохнул Мааг. Будь я в этот час дома, то спал бы сном праведника.
А потом проснулся бы и попил кофе с пирогом, мечтательно добавил Пастернак.
Хватит! Прекращай! возмутился Крюгер. К чему держать воду во рту, когда в моем мочевом пузыре все равно места больше?
Хорошо сказано! усмехнулся Шнуррбарт и, сняв каску, почесал голову.
Пастернак не унимался, продолжая упиваться ностальгическими воспоминаниями. Его длинное голодное лицо сморщилось радостной улыбкой.
Мне кажется, что любой имеет право поговорить о пирогах, продолжил он.
В его голосе прозвучал явный вызов, и Крюгер резко повернулся к нему.
Ты имеешь право говорить и о дерьме, раздраженно заявил он.
Пастернак тряхнул головой:
Почему ты все время болтаешь всякие гадости?
Гадости? удивленно уставился на него Крюгер.
Именно гадости, энергично повторил Пастернак. На его усталое лицо снова вернулось привычное меланхолическое выражение. Прядь светлых волос упала на его усыпанный прыщами лоб.
Послушай, да кто тут говорит гадости, я, что ли? усмехнулся Крюгер.
Не надо ссориться, ведь сегодня воскресенье, вмешался Дитц.
Можешь что тебе угодно делать со своим воскресеньем, зло бросил Крюгер. Какое нам, военным, дело до воскресенья, да еще здесь? Он провел рукой по своему небритому лицу. Это ты называешь воскресеньем? Неожиданно разъярившись, он рывком распахнул мундир и вытащил из-под него часть грязной нижней рубахи. Мы стали похожи на свиней! рявкнул он. Эти негодяи вынуждают нас разгуливать в таком омерзительном виде!
Шнуррбарт улыбнулся. Даже в лучшие дни пруссак не казался ему образцом чистоплотности. И все-таки Крюгер прав, подумал он, мы уже целый месяц не меняли нижнее белье. При мысли об этом у Шнуррбарта зачесалось все тело от поясницы до затылка. Проклятые вши, мелькнула в его голове мысль. Он на какой-то миг попытался представить себе, каково будет когда-нибудь встать под горячий душ и немилосердно оттереть спину жесткой мочалкой. Шнуррбарт едва не застонал от удовольствия. Вздохнув, он почесал большим пальцем затылок, где зудело сильнее всего.
Тем временем Крюгер заправил рубаху и застегнул мундир. Затем бросил взгляд на бесстрастное лицо Штайнера, который, похоже, прислушивался к разговору Дитца с остальными солдатами.
Нам идти более тридцати километров, напомнил взводный. Если судить по карте, тут много болот. Кроме того, где-то неподалеку, прямо у нас на пути, протекает река. Надеюсь, что вы все понимаете, что нам предстоит. Ждать никого не станем. Тот, кто не выдержит и свалится, останется позади.
С этими словами Штайнер повернулся и зашагал вверх по склону. Все посмотрели ему вслед, после чего встали, забросили на плечи винтовки и ранцы и тоже двинулись вперед. Все старались идти ровно посредине просеки и смотрели себе под ноги, чтобы не поскользнуться в мокрой траве. Дорн замыкал строй. Ночью у него, наконец, прекратился понос, и он радовался этому. Он продолжал думать о галлюцинации Дитца. В конце концов, в этот час действительно где-то могли звонить колокола. Правда, далеко отсюда, в нескольких тысячах километров от этого леса. Возможно, колокола, которые они слышали, донеслись до них от руин Германии, навеянные волнами тоски. Они звонили по немецким солдатам, ведущим в эти дни отчаянные кровавые бои. Обреченные на проигрыш бои, подумал он. И самое скверноето, что ты понимаешь это.
2
Новые позиции полка располагались к западу от Крымской, на всхолмленной местности, практически лишенной растительности. Отличительной чертой этого участка передовой считалась высота 121,4, на вершине которой была установлена деревянная вышка. 1-й батальон удерживал позиции на ее южном склоне. Отсюда открывался прекрасный вид на вражеский тыл, и артиллерийские наблюдатели могли видеть даже окраину Крымской, откуда последние роты вермахта отступили всего несколько часов назад. Здесь активно велось возведение оборонительных сооружений. Сооружались блиндажи, выкапывались пулеметные гнезда, постоянно подвозился строительный лес. Штабные офицеры прекрасно понимали важность нескольких следующих часов. Открытая местность гарантировала, что до наступления темноты вражеского наступления не будет. Но ночью русские пойдут в атаку, а с завтрашнего утра за работу возьмутся их снайперы. Важность скорейшего окапывания была понятна всем. Хотя прошлой ночью никому не удалось поспать, солдаты энергично взялись за лопаты и трудились практически без перерывов.