Виолончелист - Юлия Монакова 4 стр.


Впрочем, подобных моралистов было довольно мало, да и тестарой закалки и советского воспитания, в котором романтические отношения между подростками считались чем-то из ряда вон выходящим, даже непристойным. Остальным жев том числе, и родителям новоиспечённых Ромео и Джульеттыбыло глубоко наплевать. Мама Наденьки вообще работала акушером-гинекологом в женской консультации и была свято уверена в том, что надёжно и своевременно просветила свою дочь относительно контрацепции и последствий ранних абортов, а также заболеваний, передающихся половым путём.

А вот Максим мучился и страдал, живо, с мальчишеским пылом, воображая, до чего у этого чёртового гения Скворцова, в самом деле, может дойти с Наденькой. Дико злился, всерьёз переживал, адски ревновал и зверски завидовал. Лерка в ту пору стала ему настоящей жилеткой для того, чтобы он всегда мог выплакаться. Нет, конечно, Максим не ревел, как маленький, но душу подруге изливал регулярно.

Лерка теперь тоже частенько прибегала к музыкальной школе, чтобы встретить Максима после занятий, и они вдвоём шли гулять. Эти отношения, в отличие от предыдущей пары, ни у кого не вызывали беспокойства. Дворжецкая весьма и весьма поощряла дружбу своего лучшего ученика с одноклассницей, ошибочно полагая, что Лераи есть та самая особа, в которую он влюблён.

 Огонь-девка,  одобрительно кивала Фаина Романовна.  Есть в ней и внутренний стержень, и целеустремлённость, и неуёмная фантазия, и море бешеной энергии а уж красотка какая!

Максим только недоуменно помалкивал. Красотка? Лерка?! Он так вовсе не считал. Да, глаза у неё необычные, этого не отнять, но в остальном высоченная, как пожарная каланча, сутулая, худющаякожа до кости. И в то же время подруга иногда продолжала сниться ему в весьма определённых и недвусмысленных ситуациях, и это был его маленький секретпостыдная тайна, в которой неловко сознаться даже себе самому.

А в седьмом классе их отношения сделались ещё более близкими и доверительными: Лерка стала первой и единственной, с кем он поделился правдой о своём отце

Разговор с матерью назрел давно. Максим просто ожидал подходящего момента и, в конце концов, решил приурочить это событие к получению паспорта. Незадолго до своего четырнадцатого дня рождения он просто подсел к матери на кухне и прямо спросил:

 Ты не хочешь рассказать мне про папу? Хотя бы основное: кто он, как его зовут, где живёт да и жив ли он, вообще?

Мать как раз пила традиционный вечерний чай с мёдом, без которого, как уверяла, просто не сможет заснуть. Вопрос застал её врасплох. Некоторое время она трусливо прятала глаза в своей чашке, не решаясь пересечься вглядом с сыном, а затем, всё так же не поднимая головы, тихо спросила:

 Ты уверен, что действительно хочешь знать? Но зачем? Что тебе это даст?

 Мне скоро паспорт получать,  отозвался он, пожав плечами.  Не исключаю тот вариант, что захочу взять отцовскую фамилию

Она дёрнулась, как от удара.

 вместе с твоей, конечно,  торопливо добавил он.  Будет двойная фамилия, а что такого? Сейчас это даже модно. Да и отчество должно быть настоящим, а то что я, как дурак. Прямо-таки лермонтовский штабс-капитан Максим Максимыч Как его на самом деле зовут? Ведь не Максим же?

 Нет,  сглотнув ком в горле, с трудом отозвалась мать.  Не Максим. Так ты что же хочешь его разыскать? Увидеться?

 Смотря, где он живёт,  откликнулся сын, несколько приободрённый её словами: раз она сказала увидеться, значит, отец пока ещё не отошёл в мир иной.  На самом деле, у меня нет цели непременно встретиться с ним и с немым укором взглянуть в его подлые глаза,  не удержался Максим от шутки.  Но мне просто интересно, понимаешь? Пока что я вообще с трудом верю в то, что папаша существует. Может, моё реальное имяИисус?

 Тьфу на тебя, богохульник,  поморщилась мать, тем не менее, понемногу приходя в себя. Щёки её снова порозовели, взгляд прояснился.  Сходи-ка, принеси мне подшивку Кругозора за восемьдесят третий год.

Максим поморгал, сбитый с толку резкой сменой темы.

 На фига?

 Принеси, я сказала,  настойчиво повторила мать.

Максиму пришлось идти в спальню и лезть на шкаф, поминутно чихая от застарелой пыли, пока не удалось разыскать среди кип старых журналов выпуски за нужный год. Недоумевая, зачем матери понадобилась эта макулатура (Кругозор прекратил своё существование вскоре после развала Союза), он всё-таки выхватил пачку журналов за тысяча девятьсот восемьдесят третий год (самого Максима тогда ещё и на свете-то не было!) и потащил на кухню.

Кругозор позиционировал себя как общественно-политический и литературно-музыкальный звуковой журнал, главной фишкой которого были гибкие пластинки, вшитые между страницами. Это были аудиозаписи довольно приличного качества, включающие в себя и советскую эстраду, и классическую музыку, и хиты зарубежных рок-исполнителей Сейчас, в эпоху аудиокассет и стремительно набирающих популярность компакт-дисков, эти пластинки были никому не нужны. Их с матерью старый проигрыватель грампластинок давно ушёл на помойку за ненадобностью, его заменил двухкассетный магнитофон, который они планировали как можно скорее поменять на настоящий музыкальный центр.

 Номер за март шестнадцатая страница,  сказала мать бесцветным голосом.  Открой.

Злясь на неё за эту непонятную загадочность (вот ещё, интриганка нашлась!), Максим нашёл требуемую страницу.

 Читай,  приказала она.

Прежде всего Максим вперился взглядом в фотографию, сопровождающую искомую статью. Это был портрет черноволосого темноглазого мужчины, чем-то отдалённо напоминающего цыгана. Скрипач Милош Ионеску,  гласила подпись под фото.  Румыния.

 И?..  так и не начиная читать, с заминкой спросил Максим у матери. Глаза успели выхватить лишь обрывки фраз, огрызки предложений:

В двенадцать лет Милош получил свою первую скрипку Страдивариот английской королевы, в знак уважения

В возрасте пятнадцати лет записал дебютную пластинку

Лауреат многочисленных международных конкурсов

Много гастролирует по миру

Не женат, детей нет.

Сердце заколотилось быстрее, ладони невольно вспотели. Ему страшно было озвучить своё предположение вслух, и всё же пребывать в неизвестности тоже больше не оставалось сил.

 Да,  кивнула мать, отводя глаза, не сумев выдержать требовательного, испытывающего взгляда Максима.  Милоштвой отец.

 Что, серьёзно?!  миндалевидные глаза Лерки стали совсем круглыми, как у совы.  Тысын знаменитости?

Виолончель Максима, убранная в футляр, лежала на земле у их ног. Сами же они сидели плечом к плечу на бортике песочницы, чудом уцелевшей в смутное время нищеты и разрухи. С начала девяностых во дворе не осталось ни одной традиционной старушачьей лавочки, не говоря уж о незамысловатых детских радостях вроде турника, горки или качелей. А вот песочница, как ни странно, сохранилась, и теперь вечерами в ней часто можно было видеть компании молодёжи. Играли на гитаре, распивали пиво или дешёвый портвейн, дымили как паровозы и весело гоготали, вызывая возмущение здешних бабок, которые шипели на ребят из окон, бранились, осыпая их головы всевозможными проклятиями, но всё-таки предусмотрительно не рисковали спускаться во двор для открытой схватки. Иногда песочница служила местом встречи местных алкашей, порой в неё испражнялись дворовые собаки и кошки вот только по прямому назначению её давно никто не использовал. Впрочем, и песок туда не завозили уже несколько лет, с самого развала Союза.

 Ну, не такая уж он и знаменитость,  буркнул Максим, немного смущаясь.  Самый расцвет его славы пришёлся на шестидесятые-семидесятые. Сейчас о нём почти забыли,  он старательно избегал слов отец или папа, точно стесняясь обозначить известного скрипача этим приземлённо-бытовым определением.  Ему вообще скоро шестьдесят исполнится, представляешь? Совсем старик

Лерка присвистнула.

 И правда. А ведь мама твоя моложе, чем он. Как же так получилось, что в общем, где они познакомились? Она бывала в Румынии?

 Да нет,  Максим мотнул головой.  Он ну, этот Ионеску сам приезжал в СССР с гастролями. В Питере был в восемьдесят четвёртом году. А в восемьдесят пятом я родился,  он покраснел.

 У них был тайный роман?  глаза Лерки алчно полыхнули, меняя цвет.

 Да какой там роман. Просто переспали разок, и всё,  видно было, что Максиму с трудом даются эти слова, ведь речь шла не об абстрактной чужой тётке, а о его родной матери.  Его постоянный пианист-аккомпаниатор не смог приехать, заболел. А мама тогда как раз работала концертмейстером в Доме Музыки, где у него должен был состояться концерт. Она же тоже очень талантливая,  торопливо добавил Максим, точно оправдывая мать,  может сыграть с листа любую мелодию, вот её и вызвали на подмогу Они репетировали вместе пьесу Крейслера, потом великолепно отыграли концерт, ну и он пригласил её вечером поужинать в ресторане в знак признательности. А наутро она проснулась в его гостиничном номере. Как-то так  ему было дико, страшно неловко делиться с Леркой такими деликатными подробностями из маминой личной жизни, даже ещё более неловко, чем в тот момент, когда он сам выслушивал от матери эти постыдные признания. Но ему больше некому было об этом рассказать. К тому же, Максим был уверен, что подруга не станет над ним смеяться. Так оно и вышло, даже более чем: рассказ произвёл на Лерку воистину потрясающее впечатление.

 Как романтично!  выдохнула она, восхищённо порхая ресницами.  Настоящая любовь с первого взгляда!

Откровенно говоря, Максим очень сомневался, что там была именно любовь. Он видел фотографии материи в молодости, она и тогда не блистала красотой: простушка с белобрысой тощей косицей, бесцветными бровями, носом-картошкой и нескладной приземистой фигурой В год, когда она забеременела, ей исполнилось уже тридцать летпо тогдашним меркам безбожно, критически поздно для первых родов. Впрочем, отец оказался и того старше, на момент советских гастролей ему было слегка за сорок.

 В общем, он просто уехал к себе обратно в Румынию, не спросив у мамы ни телефона, ни адреса. Явно не был настроен на продолжение романа,  с затаённой обидой произнёс Максим.  Ну, а мама обнаружила, что забеременела, уже позже

 И она даже не пыталась его разыскать, как-то связаться?  ахнула Лерка.

Он покачал головой:

 Вообще-то я тоже считаю, что ей надо было это сделать. Но она же упёртая. Гордая, как не знаю кто,  Максим невесело усмехнулся.  Всё сама-сама-сама вот и меня поднимала сама. Чтобы обеспечить мне счастливое детство, пахала как лошадь. Не гнушалась играть в ресторанах, на свадьбах, брала учеников и давала им уроки музыки на дому, ездила с оркестром на гастроли к чёрту на рога просто для того, чтобы я мог нормально жить и и тоже заниматься музыкой.

 Она молодец,  искренне произнесла подруга.  У моей матери после папиной смерти вообще пропало желание чего-либо добиваться, да и сам вкус к жизни исчез.

В её голосе звучала застарелая обида. Максим знал, что Леркин отец умер, когда ей было всего четыре года. Нелепая, несправедливая смертьего сбил неопытный водитель прямо на пешеходном переходе. Подруга уверяла, что очень хорошо его помнит и до сих пор скучает по нему. А вот как перенесла утрату Лерина мать, Максим не был в курсе.

 Родители же вместе работали, оба были инженерами на одном предприятии,  глухо сказала Лера.  А когда папы не стало она просто прекратила ходить на работу. Вообще перестала интересоваться тем, что происходит вокруг. Лежала на кровати сутками и молчала, будто окаменевне открывала на стук в дверь, не ела и не пила Она и про меня забыла. Я просто стала ей не нужна без отца, понимаешь?.. Мне было очень страшно, что она тоже умрёт, я постоянно пыталась как-то растормошить её, заставить встряхнуться, прийти в себя, говорила: Мама, я хочу кушать. Мама, я хочу гулять. Мама, отведи меня, пожалуйста, в садик! Она не реагировала. Целую неделю я провела с ней один на один в квартире  Лера зажмурилась на миг.  Это была самая страшная неделя в моей жизни. Я даже не могла открыть дверь и выбраться наружу, потому что она была заперта изнутри на ключ, а где находится этот ключ, я понятия не имела. Я целыми днями везде его искала. На полках. В шкафу. В тумбочках. В ящиках комода Самое ужасное, что меня никто даже не хватился. Ни в детском саду, ни во дворе Все знали, что я потеряла отца, и решили, что мы с мамой просто куда-то уехали на время, чтобы отвлечься от своего горя.

Максим потрясённо сглотнул, уставившись на неё во все глаза.

 Как же ты смогла продержаться целую неделю? Что ты ела?

Лера пожала плечами.

 Всё, что нашла на кухне сначала был хлеб, но он очень быстро закончился, буквально на второй день. Потом разыскала мешок сухариков. Сырую морковку чистить я её тогда ещё не умела, поэтому, кое-как помыв, грызла вместе с кожурой. В холодильнике обнаружились какие-то консервы, но открыть их я так и не смогла. Пыталась, конечно, но силёнок не хватило, только руку консервным ножом порезала Ела сырые яйца. Пила воду из крана, иногда добавляя в неё сахар и уговаривая себя, что это компот.

Максим схватил её за плечи, умоляюще встряхнул:

 Быстро скажи, как и чем всё это закончилось!

Лера невесело усмехнулась.

 Ну, я же сижу сейчас здесь, с тобой, живая и здоровая. И маму мою ты знаешь, стало быть, она тоже в порядке Но, если коротко: через неделю соседи наконец-то услышали, как я реву под дверью, всполошились и вызвали милицию.

 А дальше?  жадно спросил Максим.  Твоя мама постепенно пришла в себя?

 Наоборот. У неё обнаружили психическое расстройство, развившееся на фоне депрессии,  пряча глаза, отозвалась Лера.  Её определили в специальную больницу,  она не произнесла слово психушка, но Максим прекрасно понял, что она имеет в виду.  А меня взяла к себе в деревню мамина сестра тётя Тоня. Я прожила у неё целый год. Плохо помню, чем занималась там всё это время отложилось в памяти только, как тётя сама рубила кур и резала кроликов. Мне это до сих пор иногда в кошмарах снится  её передёрнуло.  А потом маму выписали, и она приехала в деревню, чтобы забрать меня домой. Потихоньку всё наладилось. Она устроилась техничкой в школу, ну и дальше ты знаешь.

Максим молчал. Что он мог сказать этой девочкеон, чистенький, сытый, благодаря матери не знавший в жизни практически никаких забот?..

Глава 4

Лера сама поспешила перевести тему. Успокаивающе тронула его за плечо, улыбнулась и спросила с жадным любопытством:

 Так что ты теперь собираешься делать? Не хочешь написать отцу письмо? Наверняка раздобыть его адресне такая уж проблема

Максим не без труда вспомнил, о чём вообще шла речь, прежде чем отозвался:

 Для начала я хочу получить паспорт с его фамилией. Буду не просто Чащин, а Чащин-Ионеску. Мама одобрила,  торопливо добавил он, заметив, как ошарашенно уставилась на него Лерка.  Говорит, что такая фамилия даже более благозвучна для моей будущей концертной деятельности. Она же свихнулась на идее сделать из меня великого музыканта,  привычно хмыкнул Максим.  Может, в глубине души надеется, что я прославлюсь на весь мирдаже больше, чем мой знаменитый папенька, и тогда она разыщет его и гордо скажет: видишь, какое счастье ты профукал, идиот?

 Чащин-Ионеску  задумчиво повторила Лера, словно перекатывая это сочетание слов на языке, пробуя на вкус.  Вообще, конечно, необычно, но очень красиво. Вот только  она запнулась на миг,  наши олухи в школе засмеют же. Это слишком сложно для их куриных мозгов.

 А не пошли бы они,  пренебрежительно отмахнулся Максим.  У меня есть отец, я хочу носить его фамилию и его отчество. Точка.

 А его согласие не требуется?

 Нет, у меня же в свидетельстве о рождении в графе отец вообще никто не указан. Так что согласие должна дать только мама, а она, как я уже упоминал, совсем не против  Максим не договорил фразу, словно внезапно забыл, о чём шла речь, и уставился куда-то за Леркиной спиной, напряжённо закусив губу.

Обернувшись, она проследила за направлением его взгляда и сразу же обнаружила, что чуть поодаль, возле парадной, остановились Наденька и Эдик. Очевидно, парень провожал подругу до дома.

Максим следил за парочкой с жадной тоской, досадой и плохо скрываемой ревностью. Те не заметили их в песочницестояли, нежно держась за руки, и о чём-то тихо переговаривались.

Назад Дальше