Я не доверяю себе.
Дорога займет где-то часа четыре. У меня отмечен отель Loft, он в самом центре.
Да, все верно.
Павел отворачивается и выкручивает руль, чтобы направить внедорожник к большим воротам, рядом с которыми стоит квадратная будка охраны. Я же думаю о том, что через четыре часа стемнеет Даже раньше. Но в отель мы точно приедем, когда за окном будет темно. Конечно, у нас разные номера, даже разные этажи, ведь водителям не снимают люксы, но он будет рядом. В одном здании.
И мне кажется, что это даже ближе, чем сейчас.
Можно громче?
Я хочу отвлечься на ритмичную музыку. Ни черта не помогает, конечно, и вскоре, когда мы выезжаем в область, я переношу внимание на километровые столбики. Потом на бумаги и переписку в телефоне. Павел молчит, ограничиваясь лишь официальным общением, словно вчера не происходило ничего, выходящего за рамки.
А вчера он тесно обнимал меня за плечи и хотел поцеловать. Я не могу выкинуть это из головы и смотрю на строчки текста моей речи, как на китайские иероглифы. О чем они? Ведь я сижу в одной машине с Ним. И в мыслях совсем другие картинки, намного ярче и желаннее. Там вчера и его нежные руки. Его темные глубокие глаза. Я видела в них, что пару тонов глубины им дает именно вспыхнувшее желание. И он смотрел на мои губытак откровенно, что можно было представить прикосновение.
Я перевожу взгляд на мужскую ладонь, которая без напряжения лежит между креслами. Длинные и крепкие пальцы с аккуратным маникюром и резко очерченными костяшками. Он иногда сжимает их и переносит на рычаг, чтобы переключить режим коробки передач. Я знаю, что Павел не любит автомат, но сегодня он временами делает исключения.
Тоже погружен в мысли?
Он по-прежнему молчит, и мне уже хочется услышать от него хоть пару слов. Без его низкого чарующего тембра в салоне пусто и неуютно, я сама не заметила, как привыкла слушать его короткие истории или точные ремарки по любому поводу. Да хоть что-то!
Я с трудом уговариваю себя не смотреть на его лицо и сползаю по спинке кресла, прикрывая глаза. Сон не приходит, но остаток поездки я провожу в полусонном состоянии, пытаясь приглушить внутренние голоса.
Вас встречают. Павел коротким жестом указывает на лобовое стекло, когда мы подъезжаем к модному отелю из стекла и черного камня.
Он останавливается у входа и не покидает авто, заметив, что и без него мужская помощь имеется.
Я припаркуюсь и поднимусь.
Вы на сегодня свободны. Я больше никуда не поеду.
Хорошо.
Высокий парень в темно-синем пиджаке с бейджиком, на котором написано Анатолий, помогает мне с чемоданом и провожает к зеркальным дверям. Потом на ресепшен и следом к лифту. Всё прекрасно отлажено и не занимает лишних минут, что сейчас даже плохо. Я вхожу в номер в пятнадцать минут десятого и понимаю, что так рано не усну. Я устала от монотонной дороги, но не так, чтобы забыться на мягкой кровати до следующего утра.
И на документы я больше смотреть не могу. Мне тошно от них и от одних и тех же предложений, которые уже впечатались прямиком в мозг. Я снимаю с плеч серый пиджак. Теперь именно серый, пришлось покопаться в гардеробе, чтобы найти цвет, который не люблю всей душой. И он холодный, а мне идут исключительно теплые оттенки. Чертовы бежевый и кремовый, которые не различает мой муж.
Впрочем, плевать. Я даже не знаю, к чему этот мой маленький бунт, о котором он даже не узнает. Может, в этом дело? Что не узнает Когда он не видит, можно проявить характер. Мне смешно от самой себя, и я резковатыми движениями снимаю браслет и наручные часы с запястья.
Замечаю минибар, который трудно пропустить из-за красивой приглушенной подсветки. Но пить мне нельзя, не в таком состоянии, когда я даже с градусом собственных мыслей не могу справиться. Я чувствую, как напряжена и нехорошо заведена, и еще ужасное ощущение, будто меня подвесили в воздухе.
Да, я очень напряжена. И я вздрагиваю всем телом, едва удержав нервный возглас на губах, когда в дверь номера стучат.
Я иду к двери и надеюсь увидеть там служащего. И я его там вижу Стоит уже напомнить себе, что Павел мой работник и существует дистанция.
Безопасная. Правильная.
Два года так было. Зачем сейчас все рушить? Но по его внимательному взгляду видно, что он думает наоборот. Он как раз исправляет два года, ушедшие в пустоту.
Я нашёл повод, произносит он и приподнимает мой чемодан, который, видимо, забрал у работника отеля. Куда поставить?
Повод?
Чтобы подняться к вам, Павел говорит прямо, хотя я надеялась, что ослышалась в первый раз. Я занесу?
Я могу сама.
Нет, он тяжелый.
Там есть колесики.
А порог? Он легонько улыбается, а меня начинает злить, что из нас двоих нервничаю только я. Ольга, это всего лишь чемодан. Я хочу внести его в ваш номер, и только.
Вчера это были коробки
Да, я должен извиниться за вчерашнее. Я забылся в кабинете Такого больше не повторится.
Ему удается удивить меня, хотя это как раз похоже на моего вежливого водителя. Но то, что внезапно прорвалось вчера, заставляет искать подвох. У него ровный вкрадчивый голос, но я не верю его словам. И пусть именно их я хотела услышать, чтобы выдохнуть и зажить по-старому. Мантра совершенно не действует, когда я смотрю в его красивое открытое лицо.
Он как будто задался целью успокоить меня любой ценой, и ко мне приходит мысль, что это после тяжких часов, проведенных вместе в одной машине. Наверное, на моем бледном лице написана самая настоящая паника, так что Павел сдает назад, чтобы не довести нервную женщину до реанимации. Поэтому он стоит передо мной и показывает эталонное самообладание, ни одной непозволительной искорки во взгляде или второго дна. Он всего лишь принес чемодан и терпеливо ждет, когда я перестану капризничать.
Для чего тогда повод? Я все-таки отступаю в сторону и указываю ладонью на стенку, около которой он может бросить проклятый чемодан.
Чтобы сказать то, что сказал. И побыть с вами.
Вот опять, Паша
Я уйду, если хотите.
Он подвешивает паузу и откуда-то знает, что я не скажу уходи в ту же секунду. Я и не говорю.
Мы же можем просто провести время вместе. Он коротко оглядывает мой номер, а потом возвращается глубоким взглядом ко мне и плавным, чертовски красивым жестом заводит руки за спину, сцепляя замок на манер наручников. Я безопасен. Абсолютно.
Дружба?
Нам обязательно придумывать название?
Да.
Он все-таки не удерживается и искрит взглядом, обдавая меня мягкой и окутывающей с ног до головы волной мужской силы. Убийственное сочетание, с которым я не знаю, как бороться. Я привыкла чувствовать мужскую силу как захват злых пальцев на плечах или как тесный круг банковских нулей на счетах мужа. Как власть и право подчинять и ломать.
Но в Паше всё другое. Он словно из другой жизни, счастливой и солнечной, где не бывает пасмурной погоды и лютых скандалов без повода. Он из мечты, в которую я боюсь поверить.
Тогда нет. Он коротко качает головой. Я не умею дружить с красивыми женщинами.
Тогда что?
Приятный вечер? Мой шанс?
Он отступает еще на шаг и находит спиной противоположную стенку холла, на которую откидывается. Он не отводит от меня глаза и замолкает, явно с трудом удерживается, чтобы не улыбнуться ярче, обнажив белые зубы. Он улавливает мое пограничное состояние, которое может качнуться прочь от него, и осторожничает. Хотя по его довольному лицу видно, что ему нравится смотреть на меня да, именно такстоять напротив и молча, не спеша разглядывать черты моего лица. Прямо перед собой, а не в зеркале заднего вида, как он привык за рабочие смены.
Это плохо кончится. Я устало выдыхаю, чувствуя, что самым банальным образом проигрываю его удивительному обаянию.
Вечер?
Какой-то из них.
Хотите, я разочарую вас? Я могу попробовать, если вам будет так легче.
У тебя не получится, я неожиданно говорю правду, что сидит глубоко во мне. И я не хочу больше разочарований. Я устала от них.
Значит, я могу быть самим собой. Он отталкивается от стенки, после чего стягивает с плеч светло-коричневый пиджак, который небрежным жестом бросает на тумбу. Пойдемте, здесь должен быть прекрасный вид.
Павел первым шагает вглубь номера и уверенно направляется к большому панорамному окну, где за плотной шторой прячется выход на балкон. Правда, мужчина немного сбивается с намеченного курса и зацепляет ладонью дверцу бара.
Белое или красное? спрашивает он, поднимая на меня глаза.
Я не буду пить.
На каком мы этаже?
Что? Но он молчит, и я послушно отвечаю:
Десятом.
Высокогорье, он изображает серьезный тон знатока. Вы все равно опьянеете на воздухе.
Павел выбирает шампанское и подцепляет два бокала, зажимая их тонкие ножки между пальцами. Он не думает отступать от своей затеи и приближается к шторе, под которую тут же ныряет, делая полукруг корпусом ради эффекта. Я же с удивлением наблюдаю, что он может быть не только сдержанным и строгим, как пошитый на заказ костюм у элитного портного, но и пульсирующим и беззаботным, как живой поток.
Как сама жизнь.
М-м-м мне нужна помощь, отзывается Паша, то ли запутавшись в тяжелой шторе, то ли поняв, что ему не хватает третьей руки, чтобы открыть балконную дверь.
Сейчас.
Я толчком закрываю входную дверь и иду к мужчине, который сейчас должен быть в своем номере. Или развлекаться в командировочном городе, как положено завидным холостякам. Хотя, с другой стороны, разве могло быть иначе? Паша слишком хороший, чтобы оставаться в стороне. Он столько всего видел, что происходило в моей жизни с мужем, что не может больше закрывать глаза. Ему все-таки жалко меня Да так, что он готов дурачиться и балагурить, лишь бы меня чуть отпустило.
Наверное, на себя, мягко подсказывает он, когда я во второй раз безуспешно дергаю ручку, занятая нехорошими мыслями.
Я не хочу, чтобы он видел меня такой. Не хочу ни жалости, ни сострадания.
Но стоит поднять лицо и осмелиться взглянуть в его темные глаза, как я начинаю сомневаться. В них нет ни капли фальши. Я вижу мужчину, который искренне хочет быть здесь, и он тянется ко мне На неосязаемом уровне я остро чувствую, что нас несет встречными потоками, да с такой силой, что мне приходится играть ненавистную роль холодной стервы, чтобы хоть как-то остановить это движение.
Черт, выдыхает Паша, окидывая взглядом вечерний город, горящий разноцветными огоньками, как новогодними гирляндами, и хвастающийся бизнес-высотками, что занимают целый квартал по правую руку. Наш город отстает.
Я в третий раз останавливаюсь в этом номере, но впервые выхожу на балкон.
Боитесь высоты?
Не люблю большие города. Я прохожу к деревянной лавке, на которую брошены мягкие подушки с винтажными принтами, и сажусь, закинув ногу на ногу.
Вечерний ветер находит приятными приливами, и я смотрю на тонкую белую рубашку Павла. Он успел когда-то завернуть рукава до локтей, оголив предплечья. И мой взгляд предательски скользит по его тугим мышцам. Они играют под загорелой кожей и уводят мой взгляд нижек жилистым запястьям. На левом поблескивает стальной хронометр, который ловит блики городских огней и развлекает меня игрой отражений.
Но суть в другом. Дорогущий хронометр. На руке водителя. Это же смешно
Павел вообще умеет одеваться, чем понравился мне в первый же день. Мягкие и спокойные тона, он выглядит без капли агрессии и желания что-то доказать. Выделиться из толпы. Хотя это у него не выходит, ведь спортивный силуэт и уверенный взгляд делают из него самый настоящий магнит для женского внимания.
Я не исключение и иногда откровенно любуюсь им, когда знаю, что он не видит. Напряженный городской трафик очень этому помогает. Пока он занят перестроениями в переполненном автопотоке, я могу успеть бросить несколько взглядов в его сторону.
Что не так с большими городами? Он разворачивается ко мне, оставляя открыточный вид за широкой спиной.
Наш немногим меньше Слишком много шума, людей. Разговоров.
Мне замолчать?
Нет Ты исключение.
Я из маленького городка. Он подходит к столику и ставит на него бутылку шампанского и бокалы. Хотя вы знаете.
Да?
Уверен, вы читали мое досье. И он пожимает плечами, угадывая мой следующий вопрос. Не знаю почему Может, потому, что узнавал о вас.
Я отворачиваюсь, потому что не хочу говорить о себе. И я вдруг замечаю, что мы общаемся странным образом: я обращаюсь к нему на «ты», а он держится привычного вы.
Ты сказал, что получал ранения. Я читала об этом. Оба раза в левое плечо.
Мое слабое место.
Паша усмехается и постукивает костяшкой указательного пальца, ненадолго проваливаясь в нахлынувшие воспоминания.
Не представляю, каково это
Он не дает мне договорить и делает резкий шаг в мою сторону. За мгновение оказывается передо мной и опускается вниз, вычитая свой высокий рост к черту. Я теперь смотрю на него сверху и вижу, как заостряются его правильные черты из-за фонарика, который подвешен над окном.
Зачем нам говорить о моих ранениях? серьезно спрашивает он и упирается крепкими ладонями в лавку.
Он почти касается моих бедер пальцами, которые так близко, что мне не стоит шевелиться. Но от его жара не спрятаться и не сжаться так, чтобы ничего не чувствовать. Он повсюду и постепенно забирается под мою шелковую блузку. Я ежусь и машинально закусываю нижнюю губу, не зная, как еще сбросить напряжение.
У моего мужа есть люди с оружием, я с трудом произношу то, что собиралась.
Я в курсе.
Я отнимаю ладонь от своего тела и сбиваю мужчину с толку, прикасаясь к нему. Но я быстро переношу пальцы туда, где, мне кажется, должны быть шрамы от выстрелов.
Здесь? спрашиваю я, едва касаясь выбранной точки.
Выше.
Паша обхватывает мою ладонь и помогает найти правильное место. Хотя я не проверяю, не осмеливаюсь надавить так, чтобы почувствовать его кожу сквозь ткань рубашки.
Я думала, такое не проходит бесследно. И люди становятся осторожными.
Глава 8
Павел
Она очень хрупкая.
Но в то же время очень сильная.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не послать осторожность к черту и не сделать то, что считаю нужным. Любую другую я бы уже стиснул в руках и поцеловал. Я даже уверен, что Ольга ответит, поддастся мне и не будет отталкивать. Но потом пожалеет, и завтра станет еще сложнее. Она найдет очки, шторку другого водителя.
Всё давно зажило. Я улыбаюсь ей, надеясь, что она ответит тем же. Как в прошлой жизни было.
Тебе правда не страшно?
Мне хорошо с вами.
Я о другом
Ольга замолкает и опускает взгляд на свою ладонь, которую забыла на моем теле. Я давно отпустил ее запястье, но она продолжает осторожно держаться за меня, почти невесомо указывая на место шрамов. Я чувствую прикосновение ее тонких пальцев, от которых исходит приятное ласковое тепло. Она ведь хочет Сама тянется и сама запрещает себе.
Он так ее запугал? Что нужно сделать с женщиной, чтобы она боялась даже шаг сделать в другую сторону? Каким ублюдком надо быть? И какую часть ее кошмара я видел? Может быть, я только думаю, что знаю, что происходит между ними. А за закрытыми дверьми творится то, из-за чего она сейчас как зверски сжатая пружина, которая скорее пойдет на излом, чем разожмется.
Черт!
Так что я видел? И что я понимаю? Я точно знаю, что Ольге плохо от одного его присутствия, я в малейших деталях выучил выражение ее лица, когда Дмитрий оказывается рядом. Это смесь отвращения и выцветшего испуга, словно он живет глубоко в ней, но она уже устала бояться и переживать по каждому поводу.
Ольга не похожа на себя, когда он рядом. Совершенно другой человек, который оживает на глазах, стоит мужу покинуть комнату или выйти из машины. Я столько раз видел эту перемену, что даже перестал удивляться и научился пережидать бурю, как она.
Но я не могу больше так Я должен найти выход.
И я подаюсь вперед сам, чтобы она дотронулась сильней. Ольга все-таки пугается, будто у меня там свежая повязка, и уводит ладонь на мое плечо. Судорожно сминает ткань моей рубашки, проигрывая желанию, и тут же включает стоп, прикрывая глаза.
Хватит, Ольга.
Я обнимаю ее за плечи и уверенно прижимаю к себе, угадывая, как женский смазанный выдох обжигает грудь. Она резко дергается в первое мгновение, а потом затихает и больше не сопротивляется, наоборот, обмякает в моих руках и не шевелится. И прячет лицо, словно случится страшное, если наши глаза пересекутся. А я хочу видеть ее, хочу успокоить и дать выдохнуть, чтобы она наконец поверила в меня.