«Три недели назад... Боже мой, неужели это было ещё со мной?!думала Олива, обливаясь слезами,Неужели то была япочти счастливая, уже думала, какое свадебное платье выбрать... С Гладиатором всё шутилихочу, говорит, у тебя на свадьбе букет поймать, чтобы первым жениться. Вот тебе и поймал букет»
И Олива вспомнила, как они с Салтыковым на Новый год гостей у себя принимали. Как она гоголем ходила между гостямидескать, здравствуйте, дорогие гости, угощайтесь, кому ещё салатику подложить? К семейной, дескать, жизни уже готовлюсь... А ребята кушали салатики и чипсы и ухмылялись втихомолку. Как будто знали истинное положение дел и смеялись над её простофильным бахвальством.
Горько было Оливе вспоминать все эти подробности. Тяжело ей пришлось пережить это одной, без поддержки друзей, которых так достали её вечные стенания, что они уже всеми правдами и неправдами начали избегать общения с ней.
Вот так вот общаться с предателями,говорила Олива Кузьке, когда тот изредка писал ей в аську,Мне так вообще если по-хорошему, и многих бы надо перечеркнуть, потому что каждый предал по-своему...
Понятна твоя позиция,ответил Кузька,А если человек не хочет выбирать, и ему не хочется вставать на какую-либо сторону, потому что это их проблема. Кто прав и кто виноват, судить также не ему.
Олива корректно промолчала.
Ну не моя это проблема! Не моя!распалился Кузька,Она ваша, и ответственность на других перекладывать низко. Мне так кажется.
А я разве говорю, что это твоя проблема?
А как себя вести?
Никто никому не вправе диктовать, как себя вести,устало обрубила Олива,Каждый человек будет вести себя так, как ему подсказывает совесть. Ты имеешь право на свою позицию, точно так же, как и я на свою.
То есть, если ориентироваться относительно тебя, я бессовестный человек.
Я этого не говорила.
Ну, а как. Если мне похуй.
Ну, тогда никак.
Глава 15
Весна в Москву пришла как-то неожиданно. Как-то уж очень быстро стаял снег, и полезла расти трава; не успел наступить май, как почки на деревьях начали как-то уж чересчур активно распускаться. Всё живое радовалось весеннему теплу; одна только Олива хмурилась да вздыхала. Весна эта аномальная лишь раздражала её своей неуместностью и ненужностьюне сулила эта весна ей ни счастья, ни радости. Олива вспомнила прошлую весну, как она беззаботно каталась на велосипеде, плела венки из одуванчиков, купалась в речке и не видела, что над ней тенью нависает оползень, готовый вот-вот обрушиться на неё. Тогда она ещё была свободна и беспечна, строила радужные планы на жизнь, и не знала, что через год всё рухнет, и она станет такой, как сейчасраздавленной и уничтоженной.
А между тем жизнь шла своим чередом; тёплая весна манила на улицу, в парк. Стройные ряды праздно гуляющих москвичей заполняли собою Коломенское и Царицыно, Узкое и Тропарёво. И шли так-то в один воскресный апрельский вечер по парку Коломенское три подруги. Две из них, симпатичные жизнерадостные девушки, болтали и смеялись, ели сахарную вату, дурачились с фотоаппаратами, фоткая всё, что попадалось им на глаза. Лишь третья, хмурая и некрасивая, шла, сутулясь, глядя в землю, и демонстративно не принимала участия в общем веселье и болтовне.
Прикинь, он ко мне вчера опять яйца подкатывал,хихикала одна, наклонившись к уху своей собеседницы и слегка понизив голосочевидно, сия реплика не предназначалась для ушей третьей подруги.
Впрочем, последняя даже и не пыталась вслушаться в разговор. Она отошла в сторону и устало села на бревно. Трудно было узнать в этой хмурой и сутулой неудачнице прежнюю Оливу, ту, которой она была всего-то год назад. Теперь густые, чёрно-рыжие волосы её поблекли, стали какого-то неопределённо-серого цвета и унылой паклей свисали на лицо и на плечи девушки; глаза её, прежде такие выразительные, поблекли и заплыли от постоянных слёз. Переживания состарили Оливу, и, глядя на это бледное опухшее лицо, эти мешки под глазами, эти растрескавшиеся губы, эти серые волосы, похожие на паклю, трудно было поверить в то, что ей всего двадцать два года, и ещё труднее было представить, что вот эта неудачница ещё когда-то умела смеяться и нравиться людям.
Оль, может, хватит уже, а?потеряла терпение Яна, садясь рядом с ней на бревно,Или ты теперь до конца жизни будешь дуться? Сколько раз тебе ещё повторять, что мне твой Салтыков сто лет не нужен?
Тебе прекрасно известно, что он уже давно не мой,с досадой сказала Олива.
Ну тогда тем более. В чём проблема-то?
С Филипка картину надо писать. «Неутешное горе»,сострила подошедшая к ним Настя.
Олива промолчала. И тут, как специально, у Яны внезапно завибрировал телефон.
Интересно, кто это ещё,произнесла она, открывая эсэмэску. Настя наклонилась над её телефоном и вдруг обе девушки многозначительно переглянулись между собой и заулыбались.
Что? Что там такое?!встрепенулась до последнего нерва Олива.
Да такзамялась Яна, пряча глаза.
Что? Почему вы молчите?!Олива вырвала телефон у неё из рук. Яна даже растерялась.
«Отправитель: Салтыkoff.
Сообщение: Хэй, Янго! Как поживает Москва-столица? Говорит зона 29. Сегодня высылаю по почте твою книгу. Приём!»
Олива, прочитав это сообщение, вернула Яне телефон и вдруг взвыла в голос, бросившись ничком на перила скамейки.
Господи ты, Боже мой, ну куда ты смотришь?! Куда?! Неужели не видишь, что делают люди, как они обижают других, почему же ты не вступишься за обиженных, почему не покараешь предателей?! Почему, Господи?! Почему? Почему?!
Ну, вот начинаетсяобречённо закатила глаза Яна,Чёрт его дёрнул написать мне именно сейчас
Ответь ему, ответь ему сейчас же, чтобы засунул себе в жопу эту книжку!!!исступленно ревела Олива,Я завтра куплю тебе десять таких книжек, только пошли его на хуй! Ну пожалуйста!!!
Филипок, прекрати! На нас уже люди смотрят!умоляла Настя.
Плевала я на людей!!! Я несчастный человек
Даже дома Олива никак не могла успокоиться. Эта ничего не значащая, в общем-то, эсэмэска от Салтыкова добила её окончательнопотому что даже она предназначалась не ей, а Яне. А сколько долгих, изматывающих недель, месяцев ждала она хоть такую эсэмэску от него на свой телефон!.. Но для неёничего, полный ноль. Он даже о ней не вспоминает, ему посрать на её страдания. Да и всем остальным, в общем-то, тоже.
Сухие, судорожные рыдания сдавили горло Оливы. Она рванула себя за волосы и с нечеловеческим воем повалилась на постель.
Да за что?!
Она вопила, рыдала, выла, как истязуемый зверь, в исступлении каталась по полу.
Господи, что мне сделать, как избавиться от такой боли?! Я не могу больше! Не могу! Аааааааааааааа!!!
Острая, как вспышка молнии пронеслась внезапно мысль в её несчастном мозгу. Олива, кое-как подавив вой, но всё ещё судорожно всхлипывая без слёз, кинулась к ящику стола. Тамона помнилав боковом отсеке лежали в бумажных упаковках острые лезвия бритвы.
«Умереть, покончить со всем этим раз и навсегда!»лихорадочно думала она.
Но лезвий в ящике почему-то не оказалось. Олива перерыла всё: вывалила содержимое обоих ящиков стола на пол, перевернула вверх дном все кухонные шкафыбритв не было. Очевидно, предусмотрительная мама всё ж таки нашла время об этом позаботиться.
Ладно. Я всё равно найду способ!вслух сказала она и, накинув ветровку, вышла из квартиры.
Она поднялась на лифте на семнадцатый этаж с намерением сигануть оттуда из окна. Убедившись, что на лестничной площадке никого нет, решительно распахнула окнооставалось лишь взобраться на подоконник. Но ноги почему-то дрожали и не слушались её.
«А ведь никто не остановит... Господи, как страшно... А зачем я это делаю...путались бессвязные мысли в её мозгу, в то время как она с ужасом глядела в туманную бездну высоты, откуда весь мир казался каким-то игрушечным и нереальным,Всего лишь пара секунди всё кончено... И от меня не останется даже мокрого места... И никто не вспомнит, что я жила, что я была, я умру и всё, ничего не останется...»
Нет, это ужасно,выдохнула она, в испуге отпрянув от окна.
«Прежде чем умереть, надо оставить хоть какой-нибудь след в истории,внезапно проговорил голос в её голове,Напиши книгу. Про себя, про него, про них всех. Хорошую книгу, сильную,продолжал голос,Назови её «Жара в Архангельске». Дай ей ход, чтобы её читали. И только после этого можешь кончать с собой...»
Глава 16
Нечаева, хоть и была женщиной умной и проницательной, всё же ошиблась, когда сказала, что в Архангельске по части проектирования и строительства ловить нечего. Оно и правда, что город не расширялся так стремительно, как, скажем, Москва или Санкт-Петербург, да и федеральный бюджет денег на это вот уже несколько десятилетий не выделял. Но, как говорится, всё течёт, всё меняется. Как было сказано в Библии: «И последние станут первыми». Только вот во второй половине «нулевых», когда на мягких лапах приближался первый кризис две тысячи восьмого, а тронутые плесенью деревянные тротуары и покосившиеся от времени старые дома-двухэтажки навевали тоскливое чувство безнадёжности и разрухиникому бы даже и в голову не пришло, что сие библейское пророчество скоро коснётся и этого города, так как несколькими годами позже бюджет отвалит на застройку новых объектов немалые средства, и на месте убогих деревяшек и заросших крапивою пустырей, как грибы после дождя, начнут воздвигаться шестнадцатиэтажные жилые дома новой серии, а на месте размытых распутицей грунтовых дорог укатают свежезаасфальтированные нарядные улицы и проспекты, о которых мечтал живший здесь когда-то Ккенг: где в ряд будут зазывать шикарными неоновыми огнями кафе, рестораны, гипермаркеты и торгово-развлекательные центры с бутиками модной одежды, мебели, дорогих авто, парфюмерии и ювелирных украшений, макдональдсами, бургеркингами, лунапарками и кинотеатрами 9D.
И, несмотря на то, что пока о таком не было и речи, Салтыков каким-то врожденным, инстинктивным чутьём угадал, что учреждать свою фирму надо не в Питере, а как раз-таки тут, в Архангельске. О чём он, ещё будучи в Питере, сообщил Нечаевой.
Новодвинский заказчик хочет запроектировать торговый центр. И заказ этот получим мы с тобой,убеждал Салтыков свою деловую партнёршу,В Архаре у меня полгорода нужных связей, там мы вне конкуренции. Я там такую рекламу сделаю, что все к нам повалят.
Андрюш, я же за тебя беспокоюсь,сказала Нечаева,Просто если мы прогорим, не у меня, а у тебя будут проблемы с выплатой кредита...
Не будут,заверил её Салтыков,Да и с чего ты взяла, что мы обязательно прогорим? Мыслить надо позитивно.
Но при этом проигрывать все наихудшие сценарии. Чтобы на каждую возможную проблему был готов запасной план. А не так, кидаться в омут с головойкуда удалая вынесет...
Ты у меня стратег великий!Салтыков шутливо поцеловал Нечаеву в губы,Но я тоже об этом думал. Переехать в Питер мы всегда успеем, и офис снять, это не проблема. Но, пока заказы идут с Архангельсканам же выгоднее начать там...
Так и стартовала в Архангельске их архитектурно-строительная фирма. И стартовала, надо сказать, успешнозаказы практически сразу потекли рекой, и не только из Архангельска и области, но и из других городов. Салтыков, заняв вполне подходящее его деятельной натуре кресло генерального директора, почувствовал себя как рыба в воде. Вот только то, что держателем контрольного пакета акций являлся не он, а Нечаева, слегка свербило его самолюбие. Нечаева в основные производственные вопросы не вмешивалась и скорее выполняла роль главного бухгалтера, однако «держала руку на пульсе», зорко контролируя все финансовые дела компании. Этот её контроль мало-помалу начал Салтыкова напрягать, и он стал подумывать, как бы к ней подъехать с тем, чтобы она продала ему контрольный пакет акций. Но Нечаева тоже была себе на уме.
Он выбрал момент и, под предлогом того, чтобы «обмыть» крупную сделку с заказчиком, пригласил её в ресторан. Ужин закончился не менее романтической ночью в постели и, когда она, удовлетворённая и расслабленная от вина и секса, лежала рядом с ним, он решил, что момент настал.
Танюш, у меня есть к тебе одно предложение,пробормотал он в подушку.
Ммм?промурлыкала та,Руки и сердца?
Почти,не растерялся Салтыков и выдохнул:Я хочу купить у тебя два процента акций. По хорошей цене,поспешно добавил он.
Нечаева села на постели, взяла зеркальце и, послюнив палец, начала стирать им размазавшуюся помаду с уголков рта.
Андрюш,сказала она,Я свои акции вроде как продавать не собиралась...
Я дам тебе сверху десять процентов от стоимости,горячо сказал он, и, видя, что звучит это неубедительно, поспешно добавил:Пятнадцать!
Нечаева, не глядя на него, отрицательно покачала головой.
Ну хорошо, двадцать! Двадцать процентов. Соглашайся, у тебя эти акции за столько никто не купит...
Но я не собираюсь продавать свои акции!повторила она, и в голосе её появились металлические нотки.
Салтыков, видя её непреклонность, сел на постели и нервно закурил.
Танюшка, ну зачем тебе этот контрольный пакет?
А тебе зачем?парировала она.
Ну, как... Это же такая ответственность... Я...
Нечаева отложила зеркальце в сторону, и, отыскав свою водолазку, принялась её натягивать.
Андрюш, я понимаю твоё стремление завладеть контрольным пакетом акций нашей компании, но своего решения менять не собираюсь. По-моему, мы уже давно обговорили наши с тобой условия. И ты на них пошёл. Сейчас что тебя не устраивает?
Поняв, что с Нечаевой лебезить бесполезно, Салтыков сказал как есть:
Я мужик, и я хочу быть главным.
Нечаева расхохоталась.
Ну-у, дорогой мой, здесь я тебе ничем помочь не могу. Я тебе не Олива там какая-нибудь. Уж извини.
При чём здесь Олива?разозлился Салтыков.
А что тебя так заело? Может, ты уже жалеешь, что ушёл от неё ко мне?Нечаева взяла у него из рук сигарету и глубоко затянулась,Ну так возвращайся к ней. Я тебя не держу.
Я не собираюсь к ней возвращаться!
А почему нет?продолжала издеваться Нечаева,По-моему, вы с ней идеальная пара. С ней ты можешь сколько угодно включать мужика. Тебе ведь это так важно для самооценки...
Но я её не люблю. Я хочу быть с тобой!
Ну тогда ладно,сказала она и шутливо нажала ему на кончик носа,Но акции я тебе всё равно не продам. Даже и не надейся.
Глава 17
Огуречный рассол в стакане, вытянутый Оливой во время святочных гаданий в Архангельске, не только ей одной дал о себе знать. Пока она лила слёзы у себя в Москве по поводу своей неудавшейся судьбы, у многих её друзей началась в этом году какая-то повальная непруха в жизни.
Гладиатор, сдав зимнюю сессию, опять возобновил свои тренировки, при том что ухитрялся ещё и работать на двух работах. После разрыва с Волковой он с головой ушёл в учёбу, в спорт, в зарабатывание денег, и взял на себя так много дел, что у него и минутки не оставалось свободной. Постоянная занятость, конечно, избавляла его от переживаний и скрадывала пустоту личной жизни, но в то же время она сильно выматывала его. Было трудно, иногда просто хотелось всё бросить к чёртовой бабушке, но не зря же Гладиатор носил такое громкое имяоно просто обязывало его ни в коем случае не сдаваться и бороться до последнего. И он, сцепив зубы, боролся, несмотря на то, что спал от силы четыре часа в сутки и буквально валился с ног от чрезмерного напряжения и усталости. Олива часто говорила ему, что его беда в том, что он сам создаёт себе трудности, ставя перед собою ложные цели, которые в итоге не оправдывают затраченных средств. Но Гладиатор стоял на своём крепконедаром же железный Арни с детства был его кумиром. Только переоценил он свои силы, свои возможностиведь даже машина при чрезмерной эксплуатации даёт сбои, что уж говорить о живом человеке. Гладиатор не высыпался, из-за перегрузки не всегда справлялся со всеми своими делами, и поэтому стал нервным, дёрганным, злым как цербер. Проблемы нарастали как снежный ком, он боролся и устранял однитут же возникали другие. Кончилось всё тем, что ему запороли медкомиссию, вследствие чего не дали рабочую визу в Европупсихиатр нашёл отклонение.
Мне б твои проблемы,с затаённой злобой писала ему Олива в редких беседах по аське.
Махнёмся? Не глядя,мрачно шутил Гладиатор.
Мне всё равно хуже, чем тебе. Тебя, Слав, как меня, через хуй не кидали...
Откуда ты знаешь, кидали или нет. У меня ни сил, ни времени нет над этим запариваться. Да и не чувствую я ничего. Деперсонализация и дереализация, кажется, это называется...