Салтыкову захотелось пить. Словно обленившийся домашний кот, он нехотя открыл один глаз, затем второй. Надев шлёпанцы, он уже собирался подняться со своего лежака и идти в лавочку, мысленно прокручивая английскую фразу, с которой он обратится к продавцу, чтобы купить себе воды или пива, как вдруг заприметил буквально в двух шагах от себя двух загорелых девушек под пляжным тентом.
«Не мешало бы с ними познакомиться,подумал он,Но они, наверное, нерусские. Эх, надо было лучше учить в школе английский»
Он с видимым сожалением прошёл мимо них, решив, что на обратном пути обязательно уж как-нибудь подойдёт к ним, а за это время успеет сформулировать две-три английских фразы, смутно надеясь, что этих фраз, возможно, будет достаточно, чтобы хотя бы одну из этих девушек затащить в постель, однако уверенности, что всё получится, у Салтыкова было маловато. С русскими бабами у него, по крайней мере, было куда меньше проблем, поскольку русским языком он владел настолько превосходно, что им он компенсировал с лихвой даже свою не слишком-то привлекательную внешность.
Салтыкову даже пить расхотелось. Он с видимым сладострастием рассматривал грудастые длинноногие фигуры баб в открытых купальниках. Заметив же, что одна из них куда-то ушла, очевидно, купаться в море, а вторая осталась в гордом одиночестве, он решился в одну секунду. «Эх, была не была!»пронеслось в его голове, и Салтыков решительным шагом направился к красному тенту.
Хэллоу, лейди, хау ду ю ду?без обиняков начал он на ломаном английском с характерным русским акцентом,Ит из файн дэй, изн`т ит?
Девушка хмыкнула и скептически оглядела корявую фигуру Салтыкова с головы до ног. Его квадратное, красное от загара лицо с лоснящейся кожей, очевидно, тоже ей не понравилось, но ей было скучно. «В конце концов, послать его я всегда успею»,мысленно решила она.
«Чёрт! Ну как же ей сказать, что, мол, почему такая красивая девушка скучает в одиночестве?вертелось в голове у Салтыкова,Бьютифул гёрл Почемувай Одиночестволонели А скучать? Как же будет по-английски «скучать»?..
Однако времени на раздумья тратить было нельзя, и Салтыков бездумно ринулся в атаку.
Вай соу бьютифул гёрл энд соу лонели?.. Май нейм из Энди Энд уот из ёр нэйм?
Laura,коротко ответила девушка, едва сдерживая смех.
О, айм вэри глэд! Лора из вэри бьютифул нэйм! Лора, вере вилл ю би зыс ивнинг?
К Лауре подошла её подруга и обе стали что-то быстро говорить на иностранном языке. Затем девушки фыркнули, засмеялись и убежали к морю, оставив Салтыкова в полном недоумении.
«Ну вот, наверно я что-то не то сказалтоскливо подумал он,А может, морда моя им не понравилась Ну и хуй с ними, с этими иностранками! Пойду куплю чего-нибудь выпить».
Экскьюз ми,обратился он к продавцу,Гив ми плиз зыс эйл
Эйл?продавец-турок недоуменно поднял одну бровь.
«Неприятная штукаязыковой барьер,мучительно размышлял Салтыков,Как неуютно одному в стране, где тебя не понимают! Хотя это лучше, чем всю жизнь топтаться на одном месте В жизни ведь столько всяких возможностей, и я рад, что могу себе многое позволить»
Какие проблемы, парень? Ты русский?прозвучал над его ухом молодой женский голос. Салтыков обернулся и увидел возле себя симпатичную девушку лет двадцати пяти, немного полную, но стройную, в лёгком платье.
И ты русская? Вот здорово!просиял Салтыков,Кстати, меня Андрей зовут. А тебя?
А меня зовут Марина,представилась она,Только я не совсем русская. Моя мама родом из Донецка, а отец немец.
Вау, так ты полукровка, получается? А как твоя фамилия?
Штерн,кокетливо улыбнулась она.
Марина Штерн, значит? Круть!сказал Салтыков,Ну чё, может, сядем где-нибудь в уютном кафе и отметим наше знакомство?
С удовольствием,мигом согласилась Марина
День, подаривший Салтыкову новое приятное знакомство, окончился бурной, не менее приятной ночью в отеле.
Ммм, какая ты классная,томно произнёс Салтыков, лаская свою новую партнёршу, подарившую ему массу приятных ощущений,Я тебя просто обожаю
А ты, оказывается, настоящий smoking hot,сказала Марина в перерыве между поцелуями,Вот уж не думала, что северяне могут быть такими горячими в постели
А то, крошка!
Так, незаметно пролетели десять дней. Салтыков и Марина Штерн почти всё время весело проводили в обществе друг друга. Марина познакомила Салтыкова со своей подругой Марго, которая приехала отдыхать на море вместе с ней, и часто они тусили вчетвером: Салтыков, Марина, Марго и её приятель-турок. Впрочем, последний вечер перед отлётом Салтыков провёл наедине со своей новой пассией.
Мариночка, я люблю тебя!шептал он ей, сидя на скамейке в тени кипарисов,Я более всего хотел бы никогда больше не разлучаться с тобою. Я приеду к тебе в Германию, обязательно приеду Хочешь?
Марина ничего не ответила, только потянулась к нему, и они принялись целоваться.
Хочешь?переспросил он в перерыве между поцелуями.
Приезжай,коротко ответила Марина и обмякла в его руках.
«Отлично,подумал про себя Салтыков,В жизни всё надо попробовать, всё испытать Кто знает, может, я там, в Германии, и останусь... Почему бы и нет...»
В ночной тишине у моря было слышно, как шуршит прибрежная волна о гравий. Пахло кипарисами и морским бризом, а южные звёзды на чёрном небе необыкновенно ярко блестели для привыкшего к белым ночам северянина.
И Салтыков с новой страстью принялся за свои поцелуи, незаметно и ловко расстёгивая пуговицы на блузке симпатичной немки-полукровки Марины Штерн.
Глава 22
Оля, ты чем сейчас занимаешься? Ничем? Я смотрю, ты вообще в последнее время ничего не делаешь и ничем не интересуешься. Если так и дальше пойдёт, нам придётся расстаться.
Олива, быстро прикрыв на компьютере свою писанину, вжала голову в плечи. Уж насколько добр был её начальник, Игорь Константиныч, а и тот уже начал терять терпение и высказывать крайнее недовольство своей подчинённой.
Оно и немудрено. Мало того, что Олива систематически опаздывала на работу и приходила чёрти в каком виде, так она ещё и прямые свои обязанности выполняла кое-как, если вообще выполняла. Вот и теперьещё вчера просил её разобраться в папках с документацией и подготовить протокол совещаниявоз и ныне там. Отговорки стандартные: «Не успела...» А чего, скажи на милость, можно было не успеть, когда и так целыми днями сидит за своим рабочим компьютером и неизвестно чем там занимается?..
Нет, жалко, конечно, девочку. Возит её жизнь об асфальт, что там говорить. Но бизнес есть бизнес. И так не выгонял её все эти месяцы, потому что жалко. Но всему же есть предел, ёлки-зелёные...
Давай договоримся так. Хочешь здесь работатьбудь добра работать. А нетпиши заявление!загремел Константиныч, возвысив голос,Пиши заявление, и... к чёртовой матери!!!
Хорошо,еле слышно прошептала Олива, и глаза её наполнились слезами.
Видя, с какой отрешённой покорностью она взяла лист бумаги и ручку, старик-начальник сердито сплюнул.
Тьфу ты ё..! Оля, ну так же нельзя!!! Ну соберись ты, в конце концов! Ну вот скажи мнечем ты таким занималась весь день, что ничего не успела подготовить?
Олива побледнела. Только этого ей сейчас и не хватало! Если то, чем она тут занимается в рабочее время, выплывет наружу, это будет настоящий кошмар. Она лихорадочно завозила мышкой, чтобы закрыть этот злосчастный вордовский файл, но было уже поздно. Начальник, заметив это, наклонился к её компьютеру.
Что это?прогремел, как гром, его голос над ухом.
Это?.. А... это так...Олива была готова провалиться сквозь землю. Проклятый файл без сохранения закрыться не успел, и Константиныч всё увидел.
Вот оно что! Посторонние книжки читаем на рабочем месте!разошёлся он,Ну и сотруднички у менято один остолоп пасьянс-косынку на компьютере раскладывает,Константиныч гневно сверкнул глазами на Илью, что сидел в том же кабинете,То теперь другая на работе книжки всякие дурацкие читает! Я вас всех, трутни вы этакие, к чёртовой матери поувольняю!!!
К счастью, гневная сия тирада была прервана телефонным звонком, и Константиныч, бормоча проклятия, направился в свой кабинет.
Слушай, а чё за книжка-то?поинтересовался Илья, когда Константиныч ушёл.
Да это так... Детектив Дарьи Донцовой,соврала Олива.
Что это на самом деле была за книжка, ни Илье, ни Константинычу, ни вообще кому-либо другому знать не полагалось. Пока.
«Жара в Архангельске» это была.
Глава 23
Марина Штерн, которой Салтыков так сильно увлёкся под пальмами и жарким солнцем Турции, оказалась замужем за немцем. Салтыков узнал об этом накануне отъезда совершенно случайно: Марго проболталась под пьяную лавочку. Правда, потом тут же сказала, чтобы он её не закладывал. Салтыков пообещал, но к Марине внезапно охладел. И не то, чтобы он осуждал её за враньёнет, ведь Салтыков сам был такой, и он прекрасно понимал, почему она не сказала ему всей правды. Люди ездят на курорт для того, чтобы отдохнуть, расслабиться и хотя бы на время сбежать от рутины и домашних проблем. И, что характерно, все врутили, если не врут, то уж по крайней мере хоть немножко, да искажают факты своей биографии. Женщины намеренно скидывают себе пару-тройку лет; мужчины, напротив, прибавляют, только не года, а нули в месячной зарплате и должностную ступеньку. Неудивительно, что курортные романы завязываются так легко и быстроведь гораздо же приятнее иметь дело с относительно молодой и свежей дамочкой или каким-нибудь крутым бизнесменом, чем, если бы сия дамочка призналась в том, что ей не тридцать лет, а тридцать восемь, а сей кавалерчто он не бизнесмен, а всего лишь охранник на проходной.
Кто знает, быть может, именно поэтому курортные романы обычно заканчиваются очень скороприближается отъезд на родину, а с ним возвращается и проза жизни, в которую оба героя подобного романа, наврав с три короба, наотрез отказались бы друг друга пускать.
Салтыков не осуждал Марину за враньёведь он и сам, чего греха таить, приукрасил, сказав ей, что является владельцем архитектурно-строительной компании. Хотя, как мы с вами прекрасно знаем, настоящим владельцем и держателем контрольного пакета акций сей компании по-прежнему оставался не он, а Нечаева. Просто теперь, когда всё открылось, он понял, что Германия, по крайней мере, в ближайшем будущем, ему не светит.
В дурном настроении возвращался он домой, в Архангельск. Как постылы, как невыносимы были ему теперь картинки родных пейзажей, с разбитыми периферийными дорогами, убогими «деревяшками», холодными хмурыми облаками и бедной растительностью тундры! А ещё паршивее было то, что прямых рейсов от Турции до Архангельска не было, и ему пришлось остановиться проездом в Москве.
Он полдня проторчал в аэропорту, но архангельский рейс, как назло, в самый последний момент отменилииз-за нелётной погоды. Впереди маячила ещё одна бессонная ночь. Салтыков порылся у себя в карманеденег едва-едва хватало, чтобы заплатить за такси из аэропорта. Ни о какой гостинице не могло быть и речи.
Быть может, просто от усталости с дороги, помноженной на депрессуху и разочарование, Салтыков вдруг как никогда почувствовал себя каким-то несчастным и осиротевшим. Невольно вспомнил он об Оливе, о том, как тусил с ней здесь год назад. Вспомнил, как бежали они за руки под проливным июльским дождём, как с длинных волос её ручьями стекала вода. Вспомнил он, как лежал с ней в общаге в Питере, а она, блуждая затуманенным взором близоруких глаз по обшарпанным стенам комнаты, что-то увлечённо рассказывала емуон уже не помнил, что именно. А когда он, на середине рассказа, внезапно страстно поцеловал её в губы, по лицу её разлилось такое искреннее недоумение...
«Может, это и было настоящее счастье, которое я просрал...»невольно подумал он.
Салтыков вспомнил, как Майкл, вернувшись из Москвы после майских праздников, рассказал ему, что Олива по-прежнему живёт с мамой и никого себе не нашла. Салтыков тогда ничего не испытал в ответ на это, кроме брезгливой жалости. А то, как она выбросила в реку его подарок, и вовсе возмутило его.
Дурость и больше ничего,сказал тогда Салтыков,Лучше бы в ломбард сдала, а деньги в детдом отдала бы.
Но теперь, когда он, усталый и опустошённый, сидел, скрючившись, на жёстком сиденье в аэропорту, ему уже всё казалось иначе. Ну вот, бросил он Оливу в поисках лучшей для себя перспективыи где она, эта перспектива? Марина обманула его, Яна оказалась корыстной сучкой, которой нужны были от него только деньги, а Нечаева, ловко сыграв на его амбициях, обставила его как лоха, заставив, по сути, работать на себя и, кинув ему, как собаке кость, номинальную должность гендиректора в своей фирме, свалила на него всю грязную работу, большую половину прибыли от которой на вполне законных основаниях опускала теперь в свой карман.
«Мелкому, может, позвонить?мелькнула неясная мысль в его мозгу,Или не стоит?.. Не, наверное, всё-таки, не стоит... Напишу-ка я ей лучше смс».
И через пару секунд отправил ей сообщение:
«Мелкий, давай помиримся. Пожалуйста».
Долго Олива ждала этой эсэмэски. Но теперь злоба и оскорблённое самолюбие всё же взяли верх, и недолго думая, она ответила:
«А смысл? Ты прекрасно жил без меня всё это время, тебе было похуй на то, каково мне было все эти месяцы, так зачем же ты пишешь мне теперь?»
«Я виноват, прости меня»,ответил Салтыков.
И через несколько секунд на его телефон прилетел ответ:
«Нет. Между нами всё кончено».
Салтыков устало откинулся на спинку сиденья, пытаясь расправить затёкшие ноги. Вяло подумал, что, наверное, и правда, нет никакого смысла ничего возвращать...
Ибыстро накатал сообщение:
«Как хочешь. Но я тебя всё равно люблю».
Глава 24
Бывает горечто косматая медведица: как навалится, так света не взвидишь. А отпустити ничего вроде, и дышать можно. И даже делать что-то.
А бывает и так: именно от горя люди с головой ныряют во что-то: ктов выпивку, ктов религию, ктов тусовки и случайные связи. Ктов работу. А Олива, спасаясь от боли, одиночества и пустоты, целиком и полностью погрузилась в свой роман.
Она писала его каждый день, с утра и до вечера, в рабочее время и после него. Настоящего у неё не было, не было и будущегобыло только прошлое, и прошлое была эта книга, которую она писала целыми днями. Сумбурная это получалась книга и беспорядочная, как комната трудного подростка, где навалена куча одежды на кровати, бумаги на столе и хлама на полу. Но Олива упивалась самим процессомона словно заново переживала в мельчайших подробностях те эпизоды, которые описывала в романе. Описывая свою первую встречу с Архангельском, она чувствовала в душе тот же трепет и радостное волнение, что и тогда; романтические сцены с Даниилом снова вызвали в ней те же чувства к нему, но когда на арене книги появился Салтыков, она стала писать на нерве. Каждая мелочь, каждое его слово... каждый жест. А когда Олива дошла до кульминации, описывая их зимний разговор в Архангельске, после Нового годакогда он сказал, что не сможет с нею жить, и что она отныне может считать себя полностью свободнойтот же шок и та же боль, что и тогда, опалила её с новой силой. Почему-то именно этот момент в книге заставил её снова содрогнуться от страшного горядаже не те, другие, более, может быть, жуткиеа именно тот разговор на тёмной кухне, первого января, когда он стоял к ней спиной и, пуская сигаретный дым, холодно и односложно отвечал.
« Ты ты отказываешь мне?..
Да, мелкий.
Ты хочешь сказать, что сейчас мы с тобой не поженимся и не будем жить вместе?
Да, мелкий.
Ты хочешь сказать, чтобы я собирала свои вещи и уезжала обратно в Москву?
Да.
Это твоё окончательное решение?
Да».
Нет, были у Оливы в жизни моменты и пострашнее. Но ни от чего так сильно кровь в жилах не стыла, как от этих его четырёх коротких «Да»и именно эти «Да», словно пули, выпущенные из пистолета, казалось, убили в ней не только мечту, но и надежду на какое-либо будущее...
Как ветер летит время. Мелькают однообразной чередой московские будни. Стучит клавиатура компьютера, рождая много букв, которыеОлива надеяласьоставят после неё хоть какой-нибудь след в истории.