Это верно, подтвердил Харитон Семёнович. С них чего спрашивать! Они ещё несовершенные. С тебя спросим. Невозможно, чтобы этакая красота пропадала.
Тогда позвольте мне контролировать их работу.
Как, ребята? спросил Харитон Семёнович.
Пускай контролирует, Петя вздохнул, только мы всё равно дежурных будем ставить. И пускай наши приказы не срывают.
Не будем срывать, Александр Александрович? Как же им без приказов?
Пусть висят.
Ну вот и договорились.
Люди стали расходиться. А когда полянка опустела, со стороны Мараморушки сквозь кусты пробрался Димофей с консервной банкой, наполненной мутной жидкостью. Опасливо оглянувшись, он сел на корточки возле стебелька Мильтурумки и стал поливать землю.
Больше меня к тебе не пустят, грустно сказал он стебельку. Дяденька не велит к тебе ходить. Ты расти скорее, вырастай, как петькины. А то ты совсем маленькийменьше всех. Большим-то хорошо, а маленьким плохо. Маленьких отовсюду выгоняют. Вот подкормлю тебя последний разочек
Что ты тут делаешь? раздался за его спиной голос.
Димофей вздрогнул и выронил банку. Позади него стоял агроном.
Поливаю.
Ну вот, как будто чувствовал! Да разве можно?!
Можно. Я не чей-нибудь, я свой колосок поливаю.
Нет, они всё загубят! агроном всплеснул руками. Я же объяснял твоим приятелям, что от перекормки пшеница зажирует! Ты понимаешь? Зажирует.
Не знаю, на всякий случай сказал Димофей.
Дома Александр Александрович с возмущением поведал эту историю Лёле, но она отнеслась к рассказу отца легкомысленно.
Как навредил Димофей бригаде, ей стало понятно только на следующий день, когда она отнесла отцу на поле завтрак и с пустым ситцевым платочком возвращалась домой.
По пути ей встретился Петя.
Ты куда? спросила она.
Так просто хожу.
Папа говорит, что скоро из района приедут смотреть нашу поляну. Журналисты какие-то приедут. Фотографы.
И пускай едут.
Папа просил для них узнать кое-какие данные. Какого числа сеяли, как удобряли. Я ему сказала, что это всё у нас в дневнике записано. Дадим ему дневник. Да, Петя?
Не дам, отрезал Петя. Он учёный, пускай сам разбирается.
Как же так? А я обещала.
Ты обещала? А он нас на полянку не велел пускать.
Да что ты, Петя!
То и говорю, голос Пети дрожал. Вчера идём с Федькойдежурным, а дедушка Егор стал поперёк дороги и не пускает. Говорит: «Нельзя». Мы говорим: «Мы на свою полянку». А он говорит:«Всё однонельзя». Мы думаем, не понимает старый, говорим: «Мы на участок Чародейки». А он говорит: «Вот и не велено пускать на участок». Мы говорим: «Как не велено?» А он говорит: «Не велено, и всё тут»
Дальше Петя не мог продолжать и махнул рукой.
Поднявшись на бугор, он сел на камень. Лёля остановилась рядом. С холма медленно сползали тени облаков, и дорога становилась то темнее, то светлее. Вдали косили. Колхозницы в белых платках окашивали узкие полоски между дорогой и рожью, чтобы не пропала даром ни одна травинка, а дальше, по усеянному цветами полю, ходили конные косилки, оставляя позади полосы тёмно-зелёной влажной кошевины. Деловито жужжали пчёлы, в траве стрекотали на крошечных швейных машинках кузнечики. Вокруг шла спокойная, бесперебойная работа.
Пойти покосить, что ли, сказал Петя.
И Лёля поняла, что он страдает оттого, что у него отобрали Чародейку и ему не к чему приложить руки.
Знаешь, Петя, ты, когда кончишь семилетку, поезжай в город, сказала она.
Чего я там не видел?
Там тебе лучше будет. Там машины ходят, автобусы.
А у вас нет, что ли, машин? Петя усмехнулся. У нас такие машины есть, какие в городе только в кино показывают. Видала комбайны в «Кубанских казаках»? Ну вот. А тут ты правдашный комбайн увидишь.
Всё равно, в городе лучше. Там садики есть, парки.
А у наспогляди: леса да боры. Такие леса, что заплутаться можно. Это тебе же садик.
А в городемагазины, упрямо возражала Лёля.
На что мне магазины?. Мне в лесу, всё равно, что в сельпо: где белые, где подосиновики, где земляникавсё знаю. Иду и беру. У вас там в городе в контору усадят бумаги писатьвсё равно, как в школе. А тут наша работа на солнышке да на тёплом ветерке, и земля у нас добрая. Петя взглянул на Лёлю и доверительно продолжал:Я ведьбез анализов землю понимаю. Анализэто так только, для проверки. А ты мне дай землю поглядеть да понюхать, и я тебе скажу, какое ей надо удобрение. Отец, и то дяде Васе говорил: «Из Петьки, говорит, хитрый хлебороб получится».
Ну, как хочешь, сказала Лёля.
А тебя что, в город отправят? подумав немного, спросил Петя.
Не знаю ещё. Папа велел самой решать. Как решу, так и будет.
И как решила? Петя внимательно посмотрел на неё.
Прямо не знаю. Когда на полянке работали, интересно было. А теперь опять скучно. Наверно, поеду.
Да ты что? заволновался Петя. Мы ещё что-нибудь надумаем. Без дела не останемся.
Надумаемопять отберут. Правда?
Петя не ответил. Лицо его постепенно светлело. Он смотрел прямо перед собой так, словно в воздухе было что-то написано.
Ты погоди, сказал он вдруг, поднимаясь. Чародейка наша будет. Погоди в город-то ехать.
Всю дорогу, до самой деревни, Петя весело насвистывал и, только когда дошли до агролаборатории, проговорил:
Скажи отцу: Федька сегодня принесёт дневник. Пускай читает.
11. ЗАСЕДАНИЕ ПРАВЛЕНИЯ
Через неделю в «Зелёный дол» приехали фотограф, корреспондент и представитель районного отдела сельского хозяйства.
В этот же день из Академии сельскохозяйственных наук, куда Александр Александрович сообщил о досрочном созревании Чародейки, пришёл ответ.
Учёные писали осторожно: по их мнению, сокращение вегетационного периода Чародейки на опытном участке «Зелёного дола» ещё ни о чём не говорит. Вряд ли это свойство сразу закрепится на многие поколения. В других местах бывали отдельные случаи и более раннего дозревания, но полученные семена на следующий год давали, к сожалению, обыкновенную пшеницу.
Александр Александрович предупредил корреспондента, чтобы он не очень обнадёживал читателей, и повёл гостей на полянку.
И тут произошёл конфуз, о котором долго потом говорили, посмеиваясь, во всем районе.
На полянке Чародейки не оказалось.
На том месте, где росла пшеница, чернела глубокая четырёхугольная яма, на дне её прыгала лягушка. Было ясно: ребята выкопали пшеницу и пересадили на другое место. Бросились искать ребят, но никого, кроме Димофея, найти не удалось. Димофей ничего не знал.
Районные гости походили, походили, покачали головами и уехали домой.
Вечером Харитон Семёнович собрал правление. На заседание пригласили Клавдию Васильевну, только что приехавшую из Москвы, и дедушку Егора, не укараулившего пшеницу.
Надо по поводу вашего Пети, Харитон Семёнович, принимать какие-то меры, волнуясь, говорил Александр Александрович. А то он у нас и клуб выкопает и унесёт.
Ничего не боится парень, заметил дедушка.
А это, по-твоему, плохо? спросила Дуся.
Вот будут у тебя детки, тогда узнаешь, плохо это или хорошо.
Ладно, если они с умом пересадили. А если корни пообрывали? задумчиво проговорил дядя Вася. Как это ты не уследил?
Да как же уследить! Напустили на меня Коську, ровно приманку, загонял меня Коська. Я думал, он в саду, по яблоки забрался, побег за ним. Сперва туда, потом сюда. Вот ведь дело какое.
Надо комсомольскую организацию мобилизовать на воспитательную работу, сказал дядя Вася. Ты, Дуся, секретарь комсомольской организации, должна и на пионеров обращать внимание.
А, между прочим, ваш комсомол тоже яблоки сбивает, заметил дедушкаЕгор. Вот ведь дело какое.
Погоди, дед, Харитон Семёнович встал и стукнул карандашом по столу. У меня есть такое предложение. Первоепоручить Дусе выяснить, куда Петька пересадил пшеницу. Второеотправить всю его пятую бригаду к нашим косцам, на заливные луга. Пусть там немного поостынут. Без них тут хлопот не оберёшься. Как вы считаете?
А я считаю, что ни Петя, ни его друзья не виноваты, тихо проговорила Клавдия Васильевна.
Кто же виноват, позвольте узнать? ехидно спросил Александр Александрович.
Больше всехвы. Потому что не доверяли ребятам, потому что мешали их инициативе.
Значит, вы предлагаете нам сложитьруки? И пусть они делают, что хотят?
Нет, почему же. Им надо помогать. Но умело помогать. Вам, Александр Александрович, кажется случайностью, что они вырастили Чародейку. А, между тем, никакой случайности в этом нет. Им помогала Дуся, помогал Голубов, я им тоже немного помогала
Вы тоже знали? удивился Александр Александрович.
Нет, не знала. Но я слишком долго прожила на свете, чтобы не догадаться об этом. И часто на уроках я рассказывала, как вести работы на опытном участке, как вести дневник
Вот почему у них такой подробный дневник! догадался Александр Александрович.
И было так приятно видеть, как во время таких разговоров загораются глаза у Пети, у Лёли, у Феди, у Кости и у Толи. Учительница улыбнулась. Видите, я вам их всех перечислила, хотя никтомне о них ничего не говорил.
Хоть бы узнать, где они ее посадили, смущенно сказал Александр Александрович.
А зачем? возразила учительница. Когда им станет трудно, они сами придут к вам за советом. Поверьте мнесами придут.
В конце концов было решено оставить ребят в покое и не вмешиваться в их дела.
12. ЕЩЁ ОДНО ПИСЬМО
В августе в «Зелёном долу» дозревали хлеба. Стоит задеть плечом тяжёлый колос, проходя по дороге, и он станет долго-долго кивать вслед, словно желая путнику доброго пути.
Каждое утро, чуть свет, агроном и Харитон Семёнович выходили на поля, стараясь не пропустить лучшего часа началауборки.
Всюду появились цветы.
На брошенной ребятами полянке, между ветвями ольшаника, повисли цветочки лазухи, похожие на жёлтые лампочки, с лиловыми, загнутыми вверх абажурами. Тут же ярко белели царские очи, отвечая на ласку теплых лучей солнца застенчивым робким запахом. Кое-где между ними жёлтая рябинка выставляла плотные букеты отливающих поблёкшим золотом пуговиц и нахально забивала все другие запахи своей горьковатой, аптечной вонью.
В Николином борке расцвёл прелестный скромный вереск с такими маленькими листочками, что они издали были похожи на еловую хвою, и с бледно-розовыми цветочками, припаянными к тонким прутьям.
А еще дальше, у Даниловской ляды, склоны покрылись лилово-красным иван-чаем. Гордым цветком, распахнувшим свои лепестки, похожие на выпачканную чернилами промокашку.
Казалось, не будет конца плодоносному лету. И только в ветреный день, как преждевременный седой волос, сверкал на берёзке первый лимонный листок, напоминая, что осень, настоящая, холодная осень, уже недалека.
Снова началась горячая пора. Снова Александр Александрович с утра до вечера не бывал дома.
Пошли комбайны.
По просёлкам и прямо по свежей, еще рыхлой, неутоптанной стерне с грохотом бежали порожние подводы и медленно и тихо возвращались к сортировкам, груженные пузатыми, твердыми, как камень, мешками с зерном. Целый день пыльные столбы стояли над сортировками. Целый день транспортёры метали в грузовики золотую кисейную ленту пшеницы. А комбайны всё ходили взад и вперёд, оставляя позади себя разлинованную жёлтыми линейками, подстриженную под машинку землю и невысокие соломенные холмы, на которых любила греться собачка Голубова Пережог.
В один из таких дней, когда Александр Александрович спорил с Голубовым по поводу найденного в соломе плохо обмолоченного колоска, к нему подъехала на велосипеде Коськина сестрапочтальоншаи вручила письмо. Коськинасестра в последнее время перестала возить письма к газеты в деревню, а сразу из сельсовета отправлялась на поля, по бригадам, колхоз был согласный, и в эту пору дома никто не сидел.
Александр Александрович узнал почерк жены и, не читая, сунул конверт в карман.
Все письма жены за последний месяц были одинаковы. Она торопила Лёлю отправляться домой, в город, напоминала, что первого сентября в городских школах начинаются занятия (как будто в сельских школах занятия начинаются в другое время), объясняла, что девочке надоиметь время, чтобы нагнать пропущенные уроки (как будто в сельской школе девочка ничему не научилась), и беспокоилась, удастся ли привести в порядок Лёлину одежду и обувь (как будто она здесь жила беспризорницей).
Часа через два, когда на ток привезли обед, к Александру Александровичу подошёл дядя Вася.
Это неправильно, товарищ Гусев, решительно сказал он, глядя к сторону. Евдокии Захаровне тоже, понимаете, нужен отдых. У меня лошади и то, понимаете, имеют выходной день. А тут тем более: самый ценный капиталлюди. А Евдокия Захаровна то сидит в лаборатории с утра до ночи без всякого просвета, то где-то пропадает.
Но я-то тут при чём? удивился Александр Александрович.
Вы можете повлиять на нее своим авторитетом. Комсомольцы по вечерам возле клуба песни играют, а она сидит со своими пузырьками в лаборатории. Отрывается от масс.
Такой разговор дядя Вася вёл с агрономом не первый раз, и конца этому разговору видно не было.
Но ведь и же вам говорил, что не заставляю ее работать сверх положенного времени, раздражённо объяснил агроном. Она сама не уходит.
А вы предложите ей прекращать работу после семи. В крайнем случае запирайте лабораторию. Замок я могу предоставить.
Чтобы как-нибудь отвязаться от дяди Васи, агроном достал письмо и начал пробегать глазами строки, написанные знакомым докторским почерком с латинскими буквами «т» в русских словах.
К удивлению Александра Александровича, на этот раз той письма был совершенно иной. Вначале жена сообщала, что получила от Лёли открытку. Девочка писала, что занята каким-то очень важным и ответственным делом и выехать домой пока что никак не может. Процитировав Лёлины фразы, жена писала, что решила сама приехать в деревню, чтобы посмотреть, какое ответственное дело взвалили на слабые плечи девочки бесчувственныевзрослые люди, и разобраться на месте, как поступать дальше.
Так вот. Замок я могу предоставить, повторил дядя Вася.
Какой замок? рассеянно спросил агроном.
Лабораторию запирать.
Ах да, лабораторию А зачем, собственно, её запирать?
Так я же вам объяснял, терпеливо заговорил дядя Вася. Евдокия-то Захаровна как сядет возле автоклава, так и не видать её до ночи. А она всё-таки должна принимать участке в массовой работе. Надо как-то решать этот вопрос
Но Александр Александрович уже не слушал его. Письмо всё больше заинтересовывало его.
«На всякий случай надо подумать, что делать с пианино, писала жена. Прямо не представляю: везти его с собой или продавать? У меня голова идёт кругом»
Агроном аккуратно сложил письмо, спрятал в карман и улыбнулся дяде Васе.
На чем мы остановились? весело спросил он. Ах да, вспоминаю. Обещаю убедить Евдокию Захаровну, чтобы она, как ты говоришь, не отрывалась от масс.
Вот это правильно, проговорил дядя Вася, не понимая, почему так внезапно повеселел агроном.
Только имей в виду, Вася, что семейная жизньочень серьёзное дело. Очень серьезное.
Александр Александрович собирался развить эту тему, но ему помешал Петя.
Потный, запыхавшийся бригадир пятой полеводческой, видимо, долго разыскивал агронома. Лицо его было бледно и взволнованно.
Что с тобой, мальчик? спросил Александр Александрович.
Вместо ответа Пети разжал кулак. На ладони его лежал, кверху ножками, чёрный жучок. Почувствовав свободу, жучок оттолкнулся упругими, как пружина, крыльями, подпрыгнул и упал на землю.
Щелкун, сказал Александр Александрович.
Это правда, что он корни пшеницы грызёт? спросил Петя.
Он-то не грызёт, а вот его личинки, червячки
Проволочники, подсказал дядя Вася.
Да, да, проволочники могут поранить и стебли и корешки.
Идёмте! Петя потянул агронома зарукав.
Куда?
На нашу новую полянку. Только вы не беспокойтесь Там ничего такого не случилось
А мне можно? спросил дядя Вася.
Теперь все равно. Пойдём. Только ты не думай, там всё в порядке
Всю дорогу Пете казалось, что они идут слишком медленно. А агроному становилось всё больше жаль мальчика.