Не место здесь и все же скажу, продолжал он. Дело давнее, военное. Сам понимаю, кто старое помянет тому глаз вон. Но молчать не могу. Было ведь, было, и отпираться некуда.
Да что же было?! снова раздалось наперебой.
Не с ним, правда, с сынком его выпалил Кот-ко. А вы, Николай Матвеевич, пользовались при сем, ой как пользовались! По закону бы отец за сына не отвечает, а если по совести, товарищи Вот и натянул я вожжи с торжеством, а он в отместку как громоотвод про раствор придумал и всю эту петрушку возглавил.
Поднялся шум. Многие кричали, вскакивали со своих мест.
Логвин сидел неподвижно.
Ну и сволочь же ты! выкрикнул молодой паренек.
Товарищи, нельзя же так! поднялся один из управленцев.
Но шум не умолкал. Кто-то колотил по столу.
Товарищи!
Наконец утихло и, обращаясь к одному Логвину, Котко заговорил снова:
Стыдно мне за вас! Помалкивать бы вам, а вы бригаду взбаламутили. За них обида, за бригаду, за молодежь нашу. В целом неплохие ребята, а вы им яду подлили. Тут, каюсь, смолчать не мог, должен принимать
Погодите с выводами, товарищ прораб, перебил его сидящий рядом и молчавший до сих пор пожилой рабочий, что было, мы сами знаем, а Николая Матвеевича не слышали.
Логвин встал, механически одернул спецовку:
Больно ты поцелил, Борис Никифорович, начал он, в самое больное. Да только я железобетонный, меня не пошатнуть, с места не сдвинуть. И от дела моего оторвешь разве что со шкурой. Оправдываться не стану. Да еще перед кем перед тобой! Сказал ты отец за сына не в ответе. Ох, как в ответе! Ох, как в ответе! Перво-наперво себе в ответе.
На секунду-другую он умолк, а затем говорил скорее сам с собой, нежели с Котко или другими.
Хотелось, чтобы он человеком стал. Слов нет, как хотелось! Когда еще дитем за руку водил, в школу первый раз повели Да что об этом, если не вернешь! Я о другом о ребятах, раз ты про них заговорил. Правда твоя хорошие ребята, а надо же подходит ко мне сегодня парень из нашей бригады. «Не заводитесь, говорит, дядя Коля. Оно вам нужно. Пропади он пропадом, раствор этот» И парень, кажется, как парень, верю добра мне пожелал, а вот повернулся же язык
Володя сидел, потупив голову.
Послушай я его, продолжал Логвин, сделай, как он по добру советовал, пойди против совести один раз всего, ну чего там! Один разок Так ведь завтра непременно в чем-то другом покривишь, а там еще и еще. И каждый раз оправдание себе найдешь. Что-что, а его всегда найти легко оправдание. Только жить так тошно, ребята. И вы это знать должны, да знаете вы, сами знаете обернулся он к своей бригаде и другим, слушавшим его парням и девушкам. Мне уже немного осталось, а вам знать, у вас вся жизнь впереди
Возле больницы остановилась зеленая «Волга». Из нее вышли трое.
Управляющий трестом приехал! приподнялся сидящий у окна инженер из управления.
По лестнице быстро шагал Засекин, вошел в комнату. За ним остальные.
Здравствуйте, товарищи. Давайте знакомиться
И вдруг увидел Логвина:
Дядя Коля! Вот так встреча! А я хотел к вам сегодня вечером Завертелся в начальниках, не мог раньше.
Пройдя в самую гущу, он крепко обнял старика.
Простите, товарищи. А что у вас здесь? Ведь обеденный перерыв Может, я помешал?
Сегодня стены были оштукатурены и огрунтованы, а «черный» пол покрыт паркетом. За столами, сколоченными из досок, на таких же наскоро сбитых скамьях и неизвестно откуда взятых стульях сидели по-праздничному одетые мужчины и женщины, парни, девушки, отдельно человек пять-шесть стариков. Среди закусок и разного назначения бутылок стояли цветы.
Когда умолкли хлопки, встал Засекин.
А теперь, друзья, и я хочу сказать несколько слов, и обернулся к сидящему рядом с ним Логвину.
Логвин поднял голову, потянулся из-за стола. Галстук на сорочке был завязан неумелой мужской рукой. Когда-то ладно сидевший, добротного товара костюм висел сейчас мешковато, казался надетым с чужого плеча.
Да вы садитесь сказал Засекин и наклонился к сидящему по другую сторону от Логвина молодому лейтенанту. А ты, Виктор, гляди, пожалуйста, за дедом. Так он весь вечер простоит.
Логвин уселся на место, положил на скатерть свои тяжелые, скрюченные трудом и подагрой руки. Но, взглянув на них и, видимо, застеснявшись, опустил вниз.
Дорогой дядя Коля, товарищи, начал Засекин, приметив это последнее, с тех пор, как человек вышел из пещеры, он стал строить себе жилище. Себе, а потом и другим. Не хочу хвалиться, скажу лишь, что очень мы нужны людям. Как и те, кто пашет землю, убирает хлеб, кормит человечество или одевает его. И хотя поругивают нас новоселы, чего греха таить поделом поругивают, не знаю, что бы они делали без нас. Правда, усмехнулся он, не знаю, что бы мы делали без них Прошлым летом был я в Бельгии, в командировке. Есть там город Антверпен, а в городе, у порта, старый собор, а возле него памятник строителям: кто на плечах, кто на спине, несут они плиты, укладывают одну на другую. Верю я, что и у нас когда-нибудь поставят такой памятник. А пока что мы ставим их своими руками. Здесь показал он на стройку за окном, там, всюду! И не надо прятать руки, дядя Коля. Многих, многих из нас, оглядел он сидящих за столами, и на свете не было, а ваши руки, тогда молодые и красивые, закладывали бут в землю, лицевали цоколь, выводили стены
С порога донесся голос:
Папочка!
К Логвину шла Люда, за ней Бабенчиков.
Опоздала, папочка Только на Львовской такси поймали.
И вдруг увидела Виктора:
Сынок? И ты здесь! Домой не заехал
Не успел, мама, поднялся Виктор. Вылетели точно по графику, а над Байкалом гроза. Пришлось просидеть в Иркутске. С аэродрома прямо к дедушке и вот сюда.
Обцеловав старика, она повисла на сыне.
Из-за стола поднялся Засекин:
Ну, здравствуй, Люда.
Она оглядела его с ног до головы.
Вижу, не узнаешь.
Григорий Лукич?
Он самый.
Боже мой, Гриша! Сколько лет
А со мной не надо?
Ну, как же!
Они поцеловались.
Глеб, иди сюда! позвала она Бабенчикова.
Дирижер последний раз махнул палочкой, и оркестр умолк. Разошлись танцующие пары.
К оркестру приблизился Засекин, что-то сказал дирижеру. Тот кивнул, сделал знак музыкантам, и в зале зазвучала давно забытая мелодия «Кирпичики».
Ну как, говорил Засекин, возвращаясь к Люде. Ей-богу, здорово! На манер вальса. Целую неделю разучивали.
Не понимаю, Гриша, зачем ты затеял этот оркестр. Лучше было бы магнитофон с усилителем, сказала Люда, поправляя свой пышный, соломенного цвета перманент и чернобурку на плече. И проще, и современнее.
Людочка, засмеялся Засекин, ведь магнитофон ничего не чувствует, не понимает! Машина и все.
Зато на этой машине что хочешь сыграть можно. И разучивать не надо.
А наши ребята что хочешь сыграют. И Листа, и Прокофьева. Говорят, на смотре второе место заняли.
Отвечая Люде, он все время искал глазами Логвина.
Второе, третье Ты лучше о себе. Что же дальше?
Где не носило меня после академии! продолжал Засекин. Мурманск, Улан-Удэ, даже Кушка, все не перечтешь. Да этот магнитофон, щелкнул он по груди слева, стал сдавать. Пришлось на гражданку. Пятый год в цивильных.
Стоя у стены, Логвин смотрел на танцующих.
Что ты все оглядываешься? спросила Люда.
Не обращай внимания. Так вот, наездился по миру и потянуло в родные пенаты.
Семья есть?
Засекин кивнул.
Дети?
Трое, как у тебя. Дадут площадь привезу.
Выходит, сапожник без сапог?
Мне и в лаптях не привыкать. Ну, а ты?
Живу культурно, сказала Люда, муж у меня хороший.
Это я сам вижу.
Глеб, позвала Люда, иди же! Чего ты прячешься?
И, обращаясь к Засекину:
Прошлым летом кооператив построили: три комнаты изолированные. Стоим в очереди на «Волгу». В торге меня уважают, каждый квартал премия.
Что ж, я рад за тебя, сказал Засекин.
Но в глубине души он чувствовал, что развеялась с годами, канула куда-то их былая, юношеская дружба.
Подошел Бабенчиков:
Не хотел вам мешать.
Гриша! Глеб! Посмотрите вдруг вскрикнула Люда.
Они повернули головы: к Логвину подошла совсем юная девушка и пригласила на танец. Он по-стариковски поклонился, взял ее за руку и, дождавшись очередного такта, увел на середину зала.
Засекин, Люда, Бабенчиков и другие не сводили глаз с этой необычной пары.
Еще играл оркестр в зале. К Засекину подошел Логвин.
Домой пора, Гриша.
Устали, дядя Коля?
Есть малость.
Я вас машиной отвезу.
Приблизились Виктор, Люда с Бабенчиковым, старуха-соседка.
Не надо, Гриша. Лучше я сам Ночь, видишь, какая. Я сам дойду.
Засекин кивнул.
А вы? спросил Логвин Люду.
И нам время, папочка.
Засекин что-то говорил Виктору. Тот взглянул на деда:
Не волнуйтесь, дядя Гриша.
Ну, а вас машиной сказал Засекин Люде и Бабенчикову. И вас, Полина Антоновна, обернулся он к соседке.
Логвин шел безлюдной улицей города. Где-то в окнах еще горел свет.
Он остановился перед высоким зданием на площади. Смерил его снизу доверху. И вместо этих темных и светящихся окон увидел рештовку, а на ней себя молодым, укладывающим кирпич в стены, оконные проемы без рам и стекол, выступающие из кладки. Услышал привычный шум стройки, людские голоса Он стоял и смотрел на все это.
Следом за ним, на расстоянии, двигался Виктор.
Он шел другой улицей. И тут было тихо, безлюдно. Остановился перед другим домом, где тоже жили люди, и снова увидел себя, услышал то, что было здесь много лет тому назад, на голом пустыре закладывали фундамент, подкатывали бут к котловану, на грабарках вывозили землю, перемешивали раствор.
Еще одна улица, еще дом. И еще, и еще
Светало.
Но вот Логвин остановился у здания напротив парка, и, как прежде, перед ним выросли леса вдоль стен. Вместе с ним десятки рук укладывали в ряд, сверяли по шнуру кирпичи. Козоносы несли кирпич на этажи. Люди поднимались на леса, опускались на землю.
Он пересек улицу и очутился в парке. Вот и скамья под вязом, где сидела когда-то Варя, где впервые они повстречали Степана. Другая скамья Та давным-давно пошла на слом. Но вяз был тот же, только разросшийся, со свисающими ветвями.
Совсем рассвело, взошло солнце.
Опершись на скамью, он не сводил глаз со здания.
Поодаль стоял Виктор.
Примечания
1
Я потерял масло для освещения и труд (лат.).
2
Нет правила без исключения (лат.).
3
Истина в вине (лат.).
4
«Не давление только тяга» (нем.).