Тогда летай.
У меня крылышек нет! заорал он с новой силой. Потом зарылся в подушку и постепенно утих. Варя пришла обратно. Постояв у двери и убедившись, что ребенок спит, забралась под одеяло.
Пробило один раз.
Час? спросила Варя.
Половина второго.
Тогда спать.
С улицы послышались шаги. Не трудно было различить женские, цокающие каблуками по асфальту, и мужеские, ложащиеся плашмя. Возле калитки шаги умолкли. В комнату доносился приглушенный разговор. Мужской голос был незнакомым, женский Людин.
Скажу, что на собрании была.
Без десяти два. Какие там собрания! Тише говори, сказал он.
Ничего, спят уже. Завтра ему к семи.
Смотри, чтобы не ругали тебя, говорил Людин спутник.
Они-то? Что ты!
Люда стояла, прислонясь к калитке, он положил руку на ограду.
Они у меня добрые, продолжала Люда, чудики. И сейчас им не до нас, своя забота
Он говорил тише, чем Люда, и сказанное ей в ответ Логвин и Варя не расслышали. Зато отчетливо долетали ее слова.
Хворает она.
Чего бы это?
Давнее дело Как увидела тогда Павлушку, помнишь, говорила тебе, так и пошло, все хуже и хуже. А потом Степан Ну, ладно об этом! Как домой доберешься? Ни трамваев, ни троллейбусов.
Дойду, мне не привыкать. А что ты им про завтрашнее скажешь?
Что-то придумаю.
А может, лучше правду? Чтобы все было честно.
Не хочу.
Люда
Сказала, не хочу, и все.
Логвин взглянул на Варю, она на него, и у обоих, как тогда в парке под вязом, родилась одна и та же мысль. Он встал с постели, неслышно оделся, прикрыл дверь в соседнюю комнату и включил свет.
У калитки не сразу увидели светящиеся окна.
Люда! вполголоса позвал Логвин, идя по дорожке.
Она вздрогнула, ее спутник отпрянул в сторону.
Зачем же на улице стоять? сказал Логвин. Еще дождь пойдет. Идите в дом.
По прогнозу осадков не предвидится, ответил Людин спутник.
Предвидится не предвидится, идите же.
Когда они вошли в комнату, Варя была уже одета.
Что ж, познакомимся, сказал Логвин.
Перед ним стояла смущенная Люда и окончательно растерявшийся парень лет двадцати пяти в линялой, но чисто выстиранной и выутюженной гимнастерке. Пустой рукав левой руки был пристегнут булавкой.
Витя спит? спросила Люда, чтобы как-то рассеять неловкость.
Спит, спит, усмехнулся Логвин и выжидающе посмотрел на парня.
Тот сделал шаг вперед:
Гвардии старший сержант Бабенчиков, Глеб
И, поймав взгляд на пустой рукав, добавил:
Пулеметчик.
Значит, товарищи по оружию, сказал Логвин, пожимая руку.
В настоящее время комендант в пединституте имени Максима Горького, продолжал парень.
Это дело, кивнул Логвин. А мы здесь с Варварой Семеновной подумали зачем в прятки играть? Раз уж словом переходи к нам, старший сержант, и весь разговор. Хоромы, сам видишь, не первый сорт, еще дед строил. Всего две комнаты с кухней. И район не Липки, но жить можно.
Люда застыла от неожиданности.
Вы с нас камень сняли, сказал Бабенчиков. а то, понимаете Но только я хотел дополнить жилплощадью обеспечен: тоже две комнаты в коммунальной квартире и старушка мать. Вроде вас будет, повернулся он к Варе.
Видишь, Варя, тебя уже в старушки произвели.
Я к тому начал было Бабенчиков.
Ладно уж, улыбнулся Логвин.
Погодите, как же это заговорила молчавшая до сих пор Варя. А Виктор? Значит, вы его с собой возьмете?
Люда заплакала.
Что вы, мамаша! выпалил Глеб, но, взглянув на Люду, осекся. Тут ясно дело такое. Понимаю психологический фактор.
Мамочка, не осуждайте меня, плакала Люда, прошу вас.
Успокойся, Люда. Не за что осуждать.
Ведь вы мне И Николай Матвеевич
Протирая глаза, из соседней комнаты вышел Витя.
Почему вы спать не даете? Я был о вас лучшего мнения.
Логвин заметно постарел, на висках стала пробиваться седина.
Вот так-то
Убили вы меня, Николай Матвеевич, сказал Засекин. Как же это вдруг?
Не вдруг, не вдруг, Гриша. Считай с войны. А последнее время Ты пиши, как на место прибудешь.
В комнату вошел Витя, уселся за столик у окна, развернул тетради, учебники.
Взгляну, проснулась, может быть, сказал Логвин. Узнает, что ты был и скрылся в соседней комнате.
Засекин подошел к Виктору.
Ну что, ученик, грызем гранит?
Грызем, дядя Гриша.
Отметки гут?
Гут, разные.
Пятерки, четверки?
И пятерки, и четверки, и двойки. Хорошие и разные.
В дверях показался Логвин, поманил Засекина. Окна в комнате были завешены. Варя лежала в постели.
Подойди сюда, Гриша, сказала она. Дай тебя поцелую. Видишь, совсем никудышная стала, все лежу. Как ты?
Молодцом, ответил за него Логвин. Окончил военно-инженерную академию. Вот в Мурманск летит, а по пути к нам завернул.
Садись сюда, Гриша, улыбнулась она.
Засекин сел на край постели.
Витя вымучивал какую-то задачу из учебника. Вернулся Логвин с Засекиным.
Я провожу тебя, сказал Логвин.
Засекин взял чемодан, потрепал Витю по щеке и вслед за Логвиным вышел из комнаты.
Стоя возле окна, Витя видел, как они обнялись у калитки. Засекин махнул Вите рукой, еще раз обнял Логвина и скрылся на улице.
Вернулся Логвин, подсел к внуку.
Ну, что у тебя?
Не вытанцовывается, дедушка.
Покумекаем вместе, авось выйдет.
хлопнула калитка. Они подняли головы: по дорожке энергично шагала старуха в затейливой, но видавшей виды соломенной шляпке, с потрепанным портфелем в руке. Появившись на пороге, она кивнула Вите и на ходу бросила Логвину:
Пойдемте.
Они скрылись в соседней комнате. Витя подошел к двери, стал прислушиваться, потом бросился к своему столу. Еще раз подкрался к двери и при новом, подозрительном шуме из комнаты уселся на место.
Когда старуха, а за ней Логвин вышли от больной, Витя, не отрываясь, смотрел в книгу, а затем стал выводить в тетради какие-то квадраты.
Вот что сказала старуха, но, взглянув на Витю, поднялась со стула. Давайте выйдем.
Они уселись в саду за тем же врытым в землю столом, и Витя, прильнув к распахнутому окну, мог теперь слышать все, от слова до слова.
А я вашу маму лечила, начала старуха. Еще в шестнадцатом. Вам тогда похоронка на отца пришла. Не помните меня, конечно? Ну, еще бы Сколько вам было десять-двенадцать? Кстати, что с ней?
Умерла в сороковом, сказал Логвин. Я только с финской вернулся.
Она молчала, глядя в землю. Логвин не сводил с нее глаз.
Курить у вас есть что-нибудь?
Логвин вынул «Беломор».
Солома, прищурилась она на пачку. А махорки нет?
Он отрицательно покачал головой.
С фронта к махорке привыкла. Что ж, давайте И, помяв папиросу меж пальцами, закурила. Потом порылась в портфеле, вытащила бланки, надела пенсне и принялась писать.
Логвин следил за ее рукой. Витя стоял у окна.
Вот что, в упор посмотрела она на Логвина, скрывать не стану, дело серьезное. Я бы сказала очень серьезное. Мы люди взрослые, нужно быть ко всему готовым. Вы сидите, сидите Двести шестьдесят на сто сорок не шутка. К тому же прогрессирующий склероз. А склероз, знаете, идет за гипертонией, как тень за человеком. С чего бы это? Кажется, рановато.
Она поднялась, спрятала пенсне.
Я все написала. Попробуйте достать это, болгарское. Вот здесь, на отдельном бланке.
И пошла к калитке, Логвин шел за ней.
Вызова не делайте, завтра сама приду, сказала она уже на улице.
Логвин заглянул к Варе и тихо прикрыл дверь. Сел возле внука.
Они молчали.
На чем мы остановились? спросил он наконец.
Витя протянул тетрадь.
Ты что-то сказал?
Ничего, дедушка.
Ни тот, ни другой не заметили, как открылась дверь и вошла Люда, а за ней Бабенчиков.
Папочка! поцеловала Люда Логвина. Потом наклонилась к Вите. Здравствуй, сынок. Мы не надолго, полчаса от силы. Выход в финал наше «Динамо» и московский «Спартак». За двадцать минут успеем, взглянула она на часы. Глеб, ты садись, еще есть время. Ну, как вы здесь?
Бабенчиков хотел что-то спросить, но Люда заговорила снова:
Боже мой, совсем забыла!
И вынула из сумки пластмассовый водяной пистолет, нажала курок. Струя воды брызнула в открытое окно.
Аква-пистоль! Итальянский. Здорово, правда? Но смотри мне, шутя пригрозила она пальцем, не вздумай чернилами
Спасибо, мама, тихо сказал Витя и отложил пистолет в сторону.
Она пожала плечами.
И в школу не носи.
Хорошо, мама.
Бабенчиков повернулся было к Логвину, но его снова перебила Люда:
Что же вы молчите? А я все говорю, говорю Разболталась. Скучно у вас, ох как скучно. Знаешь, Глеб, им нужен телевизор. Вот купим «Рекорд» отдадим наш «КВН».
Люда поморщился Бабенчиков.
Тебе жаль?
Совсем не то, Люда.
А что же? Значит, решено. Считайте, «КВН» ваш. Да что с вами? И ты, сынок Не рад подарку, сам же просил!
Бабушка больна, потупился Витя.
Что с ней?
Ты же знаешь, сказал Бабенчиков.
Ну да, ну да.
Позже, когда наступили сумерки, Логвин сидел у постели жены.
Я все знаю, сказала Варя.
Он не понял, поднял голову.
Все, что доктор говорила.
Будет тебе! Мало что послышалось. Мы еще
Не надо, Коля. Я сама понимаю, не маленькая.
Несколько секунд длилось молчание.
Хорошо мы свой век прожили, улыбнулась Варя.
Он поправил ей подушку.
Могли бы лучше
Что ж, если не сложилось И все-таки хорошо. Правда?
Хорошо, Варя. Только без тебя мне будет плохо.
А мне без тебя было бы легче? Ты вспоминай тогда все хорошее, только хорошее и станет легче.
В соседней комнате, подперев ладонью подбородок, сидел Витя. Перед ним была книга учебник арифметики. Но думал он совсем о другом. Рядом лежал пистолет.
С деревьев падали последние листья. Среди могил, с крестами и без крестов, медленно шли Логвин и Витя. За воротами кладбища они свернули на тихую, малолюдную улицу. Здесь тоже падали листья с деревьев, изредка попадались одинокие прохожие. Витя взял деда за руку. Детская рука сжимала взрослую.
На улице жгли сухие листья, пахло дымом.
И вдруг раздался звон. Звенело долго, не переставая.
Это звонил будильник, но Логвин не слышал звона. Не видел, что в окна давно уже светило солнце. Он сидел за столом.
Нетронутыми оставались хлеб, молоко в бутылке, тарелка принесенной вчера клубники. Зато рядом лежала другая тарелка, полная окурков.
Наконец он очнулся, нажал кнопку будильника.
С пустым котелком и банкой из-под корма для голубей он спускался с будки.
К дому торопилась старуха-соседка.
Телеграмма, Матвеевич!
Он взял у нее телеграмму, надел очки.
Еще вчера принесли. Только ты спал, не хотела будить.
Логвин вновь и вновь перечитывал телеграмму.
Значит, в срок прибудет, жди
И тут же запнулась:
Распечатано было, я и заглянула. Да что с тобой? Ты вроде не рад
На стройках началась первая смена. У входа на перекрытие стояли Логвин и молодой парень монтажник из его бригады. Остальные опускали в подвал бетонные марши, несли ведрами щебенку.
Ну вот, прибудет он, дядя Коля, говорил парень, все оглядываясь по сторонам, чтобы не услышали другие, прилетит к дедушке за тысячу километров с гаком и что, спрашивается, увидит. Вместо торжества все, извиняюсь, коту под хвост. Каково ему такой сюрприз? И вам перед ним? Это падло что захочешь скрутит, любое дело пришьет. Месяца нет как на стройке и уже на участок рвется. А мы ему, выходит, палку в колесо И назначат, увидите! Не иначе, рука у него там, в управлении. Кто-то тянет, поддерживает.
К чему ты все это, Володя? поморщился Логвин.
К тому, что не заводитесь, дядя Коля. Оно вам больше других нужно? Я же хочу, чтобы все хорошо было, главное вам хорошо. Готовимся отметить как положено, а тут
Издали показался Котко.
Сюда идет, обернулся парень. Ей-богу, дядя Коля, я чтобы все хорошо было. Не заводитесь ну его к этому самому, раствор этот Пропади он пропадом!
И Володя отошел в сторону.
Гут морген, товарищ бригадир, сказал Котко. Подумали?
Подумал, глядя ему в глаза, ответил Логвин.
Все поняли? Что я в виду имел
Понял, как не понять.
И с чем пришли?
Мировой не будет, Борис Никифорович.
Не дожидаясь ответа, он пошел к стремянке.
Что ж, пеняй на себя, бормотал вслед ему Котко.
В одной из палат больницы, где помещалась прорабская, стены еще не были окрашены, а «черный» пол только-только настлали под паркет. Вокруг стола беспорядочно громоздились табуретки. Видимо, принесли их сюда специально. На табуретках сидели люди.
В зал вошел Логвин, а за ним монтажники.
И управление здесь сказал Логвин, увидев двух незнакомых большинству инженеров. Здравствуйте.
Здравствуйте, товарищ Логвин, приподнялись они с табуретов.
Теперь все, сказал сидящий за столом Котко. Можем начинать.
И поднялся из-за стола:
Товарищи, на нашем объекте, а вернее бы сказать на участке, случилось «чп». Лучшая, так думали до сих пор, бригада управления объявила, как бы помягче, коллективный простой.
Переждав шум, возникший среди присутствующих, он продолжал:
Да, да. Не удивляйтесь. Дико, но это так.
Сейчас Котко казался спокойным, говорил гладко, как по писаному.
В комнату быстро вошел Федор Белоус. Отыскав глазами Логвина, хотел было сесть рядом, но, не найдя свободного места, устроился поодаль.
Идет, так сказать, коллективный простой второй, слышите уже второй смены говорил Котко.
Внезапно подскочил низкорослый паренек из бригады:
А мы не гуляем, товарищ прораб! Марши в подвале ставим и ступеньки подгоняем.
Молчи, Антон, сказал Логвин.
Паренек сел на место.
Второй, еще раз повторил Котко, это когда до полугодия осталось две недели, а взятые нами обязательства
А мы не брали обязательств класть на соплях, оборвал его Белоус.
Не к лицу это комсомолу, Белоус, обернулся к нему Котко. Тебе бы не поддаваться провокациям, а сказать свое слово.
Я и скажу, научно-популярно, липу вы нам подсунули вместо раствора, снова бросил Белоус.
Грамотные все, усмехнулся Котко. Без году неделю на производстве, в техникуме один коридор прошел и судит-рядит. А у меня институт за плечами, двадцать лет стажа. Как-нибудь смыслю малую толику и, кстати, за дело отвечаю.
В бригаде зашумело.
А мы кто же, служащие? вырвалось у кого-то.
Служащие не служащие, но пока что руководитель я, сказал Котко.
Руководителей хватает, работяг в обрез, отозвался про себя Белоус.
Раствор им не по вкусу! расхохотался Котко, не упуская из виду управленцев. Чем же, позвольте спросить? И, ища глазами, отыскал наконец Мельника. Ну, хоть бы ты скажи плохой раствор?
Мельник как топором отрубил:
Не надо мне вашего ордера, товарищ прораб.
Котко пожал плечами:
Я ему про Ивана, а он про Степана! Ты про раствор скажи. Причем здесь ордер?
Знаете вы, причем, усаживаясь на место, сказал Мельник. А затем продолжал, обращаясь к бригаде. Мы всю ночь со Светкой думали. Ладно пусть Жили с тещей и жить будем, хрен с ней А ордер и он махнул рукой.
Чего спорить! раздался чей-то голос. Пойти на место и проверить.
Не проверишь уже, усмехнулся Белоус. С ночи все на узел отвезли и обратно пустили в машину. Я только что оттуда.
Наступила пауза.
Ловко! отчеканил кто-то из присутствующих.
Яснее ясного, добавил другой. Ищи ветра в поле.
Что ж проверять! встрепенулся Котко, чувствуя, что почва уходит у него из-под ног. Не в растворе дело, чтоб вы знали, а в другом. Не хотелось про это Но, видно, придется. И, обращаясь к инженерам из управления, пошел со своего козыря. Есть у нас бригадир на объекте. Все думали бригадир, наставник, чего уж Даже юбилей ему решили отметить, готовились сообща, да только
Все повернулись к Логвину. Отовсюду раздались голоса:
Что только? Говорите, раз начали!
На мгновение Котко заколебался, но отступать было поздно.