В длинном коридоре барака было пусто: чуточку приоткрыв первую дверь их было тут много, он увидел незнакомых людей, сидевших за столами. Своих тут не было никого; он взялся за ручку следующей двери, но она открылась сама и прямо на него надвинулась высоченная фигура. Парфен отскочил почти в страхе. Человек с какой-то тяжелой медлительностью вынимал из портсигара папироску. Он был черен, курчав, с беспокойным сердитым и острым взглядом, бритый, с крупным лицом.
Он шел по коридору, попыхивая дымом, мягко скрипя новыми сапогами. Это был инженер, начальник гавани Штальмер.
Парфен робел подойти к нему, но тот сам поманил его:
Вам кого нужно?
Ребятки тут мои занимаются А их в гавань требуют
Что там такое?
Чего-то неладно дежурный нарядчик прибегал а что впопыхах не сказал мне Вот я и того оповестить, мол
Иди. Я скажу им.
Парфен поглядел на него снизу вверх, подождал и пошел обратно. Но, пройдя половину пути, подумал, что он не сделал того, зачем его послали, и, ругая себя за оплошность, вернулся снова в барак. Но ни в коридоре, ни в классах не увидел Штальмера.
Была перемена, в коридоре теснилась толпа, окружив молодого парня в белой кепке и зеленой тужурке военного образца. С ним говорил Володька Сенцов, а рядом стоял Сережка, которого пять дней тому назад приняли в комсомол вместе с Настей Гороховой.
А меня когда же? спрашивал Сенцов. Работа налицо, а все еще заявление мое лежит.
Скоро, скоро, отвечал ему комсомольский вожак и, оглядывая всех, поднял руку: Товарищи! Последнего урока не будет Тревога в гавани!.. Тонет баржа с цементом Мне сейчас звонили оттуда Все, как один, пойдем! Бригадиры, по местам! резким голосом призывал он столпившихся вокруг него курсантов.
В раскрытые настежь двери толпа хлынула за ним на улицу, увлекая и Парфена. Откуда-то появились фонари, здание загудело беспокойными голосами. Народ двигался дорогой в гавань, теснясь в нестройных колоннах.
Парфен даже не думал, зачем он идет, нужен ли будет в гавани и что ему скажет Володька, если узнает, что палатка осталась ночью без надзора?.. Он шел вместе со всеми и боялся одного лишь как бы не отстать от других!.. Задние наступали ему на ноги, торопили, и Парфен старался шагать как можно быстрее
На перекрестке влилась еще большая группа людей, шли торопливо, не в шаг.
Низенькая, едва заметная во тьме, женщина с фонарем стояла у дороги, пропуская мимо себя строителей, и громко, во весь голос, окликнула:
Мокроусовская бригада здесь?!
После длинной паузы кто-то ответил: Нету!
Теперь Парфен узнал по голосу, что это Варвара Казанцева.
Она потерялась позади во тьме, и только часом позже Томилин увидел ее на барже, когда разгружали цемент.
Проводив своих, Варвара тут же пустилась на розыски мокроусовской бригады, но та жила в разных местах, да и сам бригадир обитал где-то в землянке, неподалеку от Ключихи. Все спали, землянки были заперты, и она долго стучалась в одну, прежде чем открыли ей.
Молодая работница в одной рубашке, с растрепанными волосами, с пунцовым, решительным лицом, загородила собой вход в землянку
Но полуночная гостья пришла не за тем, чтобы воевать за милого дружка с этой дородной бабой, которая, очевидно, готовилась встретить свою соперницу.
Таких здесь нет Тревожат, когда не надо. И дверь захлопнулась.
Пришлось Варваре стучаться в соседнюю: тут ей указали на землянку напротив. Проходя, она заметила свет в щели, и старческий голос будил негромко: «Вставай а ты, вставай, доспишь после. Ведь давно приходил человек и просил по совести».
Очевидно, кто-то уже до нее предупредил их. На стук ее вышел Иван Забава.
Собираются. Вы напрасно трудились А что там такое приключилось?
Баржа тонет, а в ней цемент Живей, живей, торопила она у порога.
Мокроусову никак не удавалось половчее обвернуть портянку, а когда увивал мочальной бечевкой, она порвалась, и Мартын свирепо выругался, не стыдясь посторонней женщины.
Ну это напрасно, заметил парикмахер. «Будьте взаимно вежливы» теперь везде введено.
И ночью спокою не дают, брюзжал Мокроусов, понукаемый Харитонушкой. Хоть бы платили за это втройне, аль как тогда бы можно Ну пойдем, что ли, трещотка.
Иван Забава провожал их, точно старших братьев на войну, и, желая вооружить их хоть чем-нибудь, советовал взять топор, лопату, не с пустыми же руками идти на эту неурочную работу!
Только половину мокроусовской бригады удалось собрать: кто отказался, кого не нашли дома. Так, ради восьми человек Варвара потратила больше часу.
Виснет над землею ночь, свежий низовой ветер завивает барашковые волны и полощет темными флагами на мачтах. По освещенным огнями сходням, протянутым с баржи на берег, взад и вперед снуют люди. Согнувшись, они поодиночке выкатывают на берег тяжелые с цементом бочки, а навстречу им проходят скорым шагом другие. Глухой деревянный гул и частые окрики сопровождают их работу. Оставив мокроусовскую артель у кормового люка, Варвара с Харитоном присоединились к бригаде Насти Гороховой.
Ни Варвара, ни Настя, ни Володька, пробежавший мимо, никто не удивился, видя Парфена на работе.
На корме двое матросов, как на пожаре, качали насосом воду, высоко вздымая руки, а около них стоял Штальмер, выспрашивая о том, когда заметили течь, не было ли на барже кого-нибудь из посторонних.
Когда подошла Казанцева, он допрашивал водолива сутулого, черного мужика, изловчаясь поймать и уличить на сбивчивых ответах, в которых, действительно, было кое-что подозрительное Как приступала к работе вторая смена, присланная Штальмером, водолив не видел был в городе, у сына, а когда бригада Мокроусова, не дотянув до срока, разбрелась по домам, он встретил на берегу двоих, но опять не обратил внимания, да и было уже темно. О причине аварии так ничего и не мог узнать Штальмер.
Варвара нашла Сережку, и оба спустились в люк. При свете фонарей огромная внутренность баржи казалась Бисерову фантастической. Во всех направлениях громоздятся балки в обхват толщиной, частые столбы подпирают палубу, повисшую над головой всей своей колоссальной тяжестью. Недра баржи сотрясаются от непрерывного гула, подобного глухому грому, это прокатили бочку, и, кажется, она подпрыгивала. Днище баржи завалено бочками их тысячи, и люди кажутся здесь маленькими, бессильными пигмеями, спустившимися в подземелье, и, мечутся на противоположной стене их косматые, точно испуганные тени.
Варвара с Сережкой прошли дальше, в носовой трюм. Тут работали Харитонушка, Митрофанова Галя, а им помогал, насколько хватало сил, Парфен Томилин, увлеченный общим людским потоком. Они подкатывали бочки к лестнице, передавая их другим. Те захлестывали их канатными петлями, а грузчики, стоящие наверху, вытаскивали на палубу. Оттуда, уже катком, каждый одну бочку, катили по сходням на берег. Сережке казалось, что работа идет страшно медленно, людей мало и, пожалуй, груз не успеют спасти.
Галка, похоже, бережет себя, работает вяло и никто не подгоняет ее.
Живей, поворачивайся! кричит на нее Бисеров, и ногой толкает одну бочку. По порядку берите!
Не кричи, обернулась Галка, надорвешься. Их тут сто сот. Чего там людей еще не дают? Тетя Варя, скажи Володе, чтобы на мое место прислал кого. Измучилась я.
Варвара не ответила: с фонарем в руке она шарила что-то в углу, где тускло и зловеще светилась прибывающая вода она уже затопляла слань.
Просунув руку меж досок, Варвара нащупала отверстие в корме, пробитое ломом.
Сереж, иди-ка сюда вот, попробуй Ах гады люди!..
Бисеров припал тоже на корточки, осторожно погрузил руку, в дыру убирались два пальца. Следовательно, нечего бояться за груз успеют, лишь бы заткнуть пробоину, из которой хлестала вода.
Беги наверх Пакля там где-нибудь скорее!
Пока Сережка бегал, Варвара помогала Митрофановой, показывая, как надо облегчить себе работу. Он вернулся через несколько минут: в испачканных смолой руках принес каменную плиту, горсть пакли, железный толстый прут и кусок вару. Он так торопился, что чуть было не разбился с лестницы.
Вдвоем, переговариваясь тихо, они опять хлопотали в углу, заделывая пыжом пробоину, откуда текла и булькала вода. Сережка забивал железным прутом паклю, потом сверху прижали камнем, а на него поставили стоймя бочку с цементом, подперев ее другой. Вода унялась, и можно было теперь работать спокойнее.
Они поднялись наверх, приступили к работе, но несколько минут спустя произошло новое несчастье, и у казенки водолива сразу собралась небольшая толпа. Варвара подбежала: сидя на ступеньке, Галка выла от боли не своим голосом, растирая ногу:
Старый черт!.. всю ноженьку раздавил. Ничего не умеет, а притащился, окаянный!..
Володька Сенцов весь серый от усталости и злобы на Парфена, молча глядел на нее жалостными глазами, и было ему не меньше больно, чем ей самой. «Вдруг обезножит вовсе? думал он. В больницу положат а то и ногу совсем отнимут».
Чего собрались?! гневно закричал он на своих ребят. Марш по местам!..
Варвара пошла в контору, чтоб вызвать по телефону «скорую помощь», а Володька опустился рядом с Галкой и ощупал ее ногу.
Больно? Спрашивал он тоскливо, не зная, чем помочь. А ты попробуй, пройдись.
Она осторожно привстала, повисая на его руке, но лишь коснулась пола, как опять со стоном повалилась на ступени.
На берегу меж кустов зажглись два желтых, пугающе огромных глаза, и раздался длинный гудок сирены. Варвара привела на палубу людей в белых халатах, подняли пострадавшую, на носилках понесли по сходням на берег.
Сенцов, пошатываясь, угрюмо брел за ними следом. Галкины стоны, нещадный ливень, деревянный гул катящихся бочек по палубе, равнодушие людей и свое собственное бессилие ожесточили его сердце. Поскользаясь, он взбирался на берег и видел, как в раскрытую дверь кареты поднимают носилки (в слабом свете показалось бледное лицо Митрофановой); видел, как вслед за врачом и санитаром влезала в машину Варвара Казанцева, но почему-то не мог подойти ближе
Сжав кулаки, он вернулся на баржу, спустился в люк, чтобы расправиться с кривым Парфеном, но не нашел его, куда-то спрятался старик, перепуганный насмерть. Так и не израсходовав заряд злости, он вернулся опять к казенке, чтобы закурить. Работа не шла ему на разум.
Ми-и-лай! тут и покурить-то не дозволяют, участливо прошептал Мартын, отдыхавший один на ступеньках, где минуты две назад сидела Галка. Всех покалечат, а что за это дадут? кукиш с маслом Работали три часа, а цементу прорва! Когда его тут перекатаешь! Ни молодых не щадят, ни старых Мы уж пожили нас не жаль, а вот вы как терпите?
Замолчи, Мартын, не твое дело, сказал Сенцов и отвернулся, чтоб никого не видеть.
За кормой всхлипывала вода, жалобно скрипели сходни. Грузчики заметно торопились. Дождь барабанил по железной крыше казенки, широкая, осклизлая палуба блестела от фонарей холодным светом, точно асфальт в обледеницу. Кто-то, раскатив бочку, не смог удержать, она бултыхнулась с двухсаженной высоты в воду.
Эгей, безрукие! кричала с берега Настя. Кто там?
Измокший под дождем Радаев Петька ходил, не спеша, размеренным шагом, словно заведенная машина, способная на еще большую нагрузку, и тяжелая бочка будто сама катилась перед ним, слегка подталкиваемая сильной и ловкой рукой. Он ни разу не останавливался, не отдыхал, а Сережка Бисеров, не желая отставать от него, спешил, пробовал приноровиться по-всякому, но три часа вымотали его так, что еле-еле двигались одеревеневшие, намозоленные ноги, тут и вырвалась у него из рук бочка.
Приглядываясь к Петьке, он, наконец, нашел секрет, помогавший экономить силу, и так же, как Радаев, не горячился больше, выгадывал, где толкнуть руками посильней, где придержать одной рукой, где двумя, осторожно ступал по осклизлым доскам. Видно, так и появляется та удивительная выносливость, на которую способен привыкший к тяжелой работе грузчик.
Ничего! уже весело покрикивал Сережка, не сахарные. Дождь помочит, а солнышко высушит. Володька, песок не сыплется? Но тот не подал голоса. Где ты, черт?!.
Бригадира Сенцова искал и другой человек из райкома комсомола, который привел курсантов в гавань, и, обойдя всю палубу, увидел его и Мокроусова, сидевших под навесом.
Да, тут не мочит! Тут хорошо! накинулся он на Володьку. Потом взял обоих за руки и выволок на свет, под дождь. Дезертиры трудового фронта!.. Ты самый Сенцов и есть?
Да.
Подал в комсомол заявление?.. Нам таких не надо!..
Ты подожди, подожди, я сейчас, растерянно бормотал Сенцов, продолжая стоять под дождем. Потом, махнув рукой, молча пошел на работу.
А вы что?.. тоже от работы прячетесь? повернулся комсомолец к Мокроусову.
Я нет Я только покурить устал очень Тут вот и сел на минутку Я пойду не расстраивайся, паренек горячий. Еще накипишься на этом огне.
Володька присоединился к своей бригаде, не торопил их, хотя работали не очень прилежно, не спешил и сам. С каждой минутой бочки делались тяжелее, вырывались из рук, и он необычайно злился, проклиная эту суматошную ночь. Иногда он слышал глуховатый говор Насти, веселый, безунывный крик Сережки и никак не мог понять, почему усердствуют они? чему смеются?..
ГЛАВА IVСсора
Брезжил рассвет. Ветер переменился и теперь прибивал мутную волну к берегу, на котором собрались грузчики, закончив работу.
В сторонке от всех переговаривались Колыванов Матвей, инженер Штальмер и Варвара Казанцева, давно вернувшаяся из приемного покоя. Все трое не спали в эту ночь, промокли и были в грязи.
На луговине под брезентами и мешками лежало такое множество бочек, что не верилось, как это смогла сотня человек осилить такую уймищу работы.
Колыванов поблагодарил рабочих за усердие и, увидев приметного среди молодых Парфена Томилина, улыбнулся и спросил:
И ты поработал, дед?.. Ну иди, отдыхай. Устал, наверно?..
Да, довелось, смутился старик, довольный очень. Все бегут на аварию ну и я Я где люди вот и довелось потрудиться на старости лет. Силенки мело, добрый человек, а то бы я
скрива-то десяток людей изуродовал бы, досказал Володька со злостью, перебив его речь.
Досадно и горько было ему от того, что сгубили Галку и что в комсомол теперь не примут его!.. А Парфену, по чьей вине произошло все это, оплошность простили и не дадут в обиду. «А я возьму вот и выгоню к черту! Пускай живет, где хочет!» чуть не крикнул Сенцов, сжимая кулаки.
Он увидал, что старик боится, хочет опять куда-то спрятаться, уходит, он нагнал его и, схватив за руку, дернул к себе:
Ты что же это, а?.. Зачем ты сюда приполз?.. Кто тебя звал?.. На кого палатку с добром покинул? На бога, что ли? Ну, если обворовали прогоню к черту!..
Стой! крикнул ему кто-то сердито и властно. Не забывайся, Сережка (это был он) слегка оттолкнул его. По-дружески пока говорю: не забывайся несчастье могло случиться и с тобой, и со мной, и с ним Оно причину найдет и виноватого сыщет Гляди пошире А его не гони. Ну куда пойдет он?.. А если от себя его прогонишь, то я его возьму Уговор был ведь?.. Остынь малость А ты, Парфен, домой ступай Не робь, все помаленьку уладится
Кроме бригадиров, Колыванов отпустил всех рабочих; Мокроусов и Сенцов, переминаясь возле, ждали, что он обрушится на них с бранью, но, по-видимому, расправу свою отложил он.
Вы можете идти, кивнул он через плечо, и вдруг брови его изумленно поднялись: один из плотов на рейде уплывал по течению. Полкилометра отделяли его теперь от того места, где был он прежде, значит, совсем недавно оборвались канаты а, может, в суматохе кто-то обрезал их.
Враждебным взглядом провожал Сережка прежнего своего товарища и вдруг проникся жалостью к нему: хотелось хоть чем-нибудь облегчить его положение.
Володька! Сенцов! закричал он требовательно, на что давала право дружба. Вернись на минутку!..
Тот подошел неуклюжей развалистой походкой, усталый, подавленный горем, и Сережка сказал:
Не унывай. Все обойдется. Пружины в тебе на сто годов хватит Товарищ Колыванов, у него несчастье случилось: Гале Митрофановой ногу отдавило. Он, конечно, расстроился, а Семушкин обозвал его дезертиром и пригрозил не принять в комсомол. Выручите его, он работник хороший, мы его все знаем.
Хорошо, хорошо, я позвоню ему, согласился секретарь. Но это потом Сейчас плот спасти надо. Видите? и показал на реку.
Штальмера буквально взорвало:
Удивительно: или это верхоглядство, за которое надо судить, или Он задохнулся и не кончил сильно начатой фразы.