Хагановец хладнокровно и цинично ответил: если уважаемый герр Эйхман внезапно скончается от разрыва сердца или солнечного удара в каком-нибудь малоизвестном поселке Палестины, а в Германии по этой причине казнят невинных заложников-евреев, то ведь Эйхману от этого вряд ли будет легче.
Не правда ли, герр Эйхман? тихо спросил представитель ШАИ. Его глаза выражали искреннее сочувствие своему собеседнику, даже грусть. Поэтому не кажется ли вам, что пора, наконец, перейти к деловому разговору?
Чего же вы хотите от меня, господа? спросил Эйхман.
Сущего пустяка! И, насколько я понимаю, наше предложение будет выгодно и для вас и для Германии
Я весь внимание, господа! Но заранее скажу, если дело, к участию в котором вы хотите привлечь меня, пойдет на пользу Великому германскому рейху, я, разумеется, сделаю все, что в моих силах
В клятвенных заверениях, герр Эйхман, нет необходимости, тихо прозвучал ответ на пылкое обещание. Как вы теперь понимаете, у нас есть более веские гарантии. И я уверен, что мы договоримся В свое время кайзер Вильгельм обещал доктору Герцлю поддержать создание «еврейского национального очага», если территория Палестины будет объявлена германским протекторатом. Англичане воспротивились этому. Они опасались, как бы Германия не стала более могущественной империей, чем того хотелось лордам с Даунинг-стрит Теперь и вы и мы можем многого достигнуть! Но для этого нам нужно оружие! И мы хотим, чтобы вы помогли нам получить его из Германии Великобритания потенциальный враг германского рейха.
Выслушав собеседников, Эйхман воспрянул духом: шантаж не удался, сделка эта соответствовала секретной миссии, которую он выполнял здесь, в Палестине, и о которой, судя по всему, его собеседники не были осведомлены. Успешное выполнение поставленной перед ним задачи сулило и ему, Эйхману, немалые выгоды. Выходит, рановато оплакивать себя, ему предстоит еще взлететь на вершину
В небольшом, только что возникшем еврейском поселке между эсэсовским фюрером и представителем «Шэрут ле Исраэль» при участии двух человек из специальной оперативной службы Хаганы и особого штаба «Массад» зародилось тогда соглашение огромного международного значения Предварительная договоренность была достигнута быстро. В ней были заинтересованы обе стороны: нацисты создавали в Палестине «пятую колонну» для действий против Великобритании; сионисты лезли из кожи вон, чтобы ускорить приход того дня, когда можно будет разговаривать с англичанами языком пулеметов. Детали соглашения должны были определиться после переезда Эйхмана в Каир, куда он намеревался отбыть из Иерусалима вместе с напарником. Там им предстояла встреча с великим муфтием Иерусалима Амин-эль-Хуссейном главным резидентом рейхсфюрера СС Гиммлера на Ближнем Востоке. Именно с ним и должен был состояться разговор об активизации в Палестине «пятой колонны».
Рано утром Адольф Эйхман беспрепятственно, в отличном настроении покинул поселок. Он не сомневался, что в Берлине одобрят его план. Довольный собой, Эйхман размышлял: «Если каждая пуля или снаряд, выпущенный из немецкого оружия руками сионистов, попадете англичан, это уже хлеб!.. Если же англичане ответят иудеям тем же, а надо полагать, так оно и будет, это хлеб да еще с маслом!»
Однако слушок о каком-то тайном сговоре между приезжим эсэсовцем и специальной оперативной службой Хаганы просочился в Лондон. Поэтому находившемуся в Каире «корреспонденту» газеты «Берлинер тагеблатт» господину Экману неожиданно было отказано в повторном въезде в Палестину.
Об этом немедленно стало известно человеку из штаба «Массад». Это был молодой офицер Абба Эбанс, работавший в «Интеллидженс сервис» и поддерживавший со специальной оперативной службой Хаганы более тесный контакт, чем дозволялось практиковать сотрудникам двух родственных ведомств, прислал короткую шифровку с пометкой «Read and destroy». В ней Абба Эбанс сообщал руководству ШАИ, какую в настоящее время занимает должность в СД хауптшарфюрер СС Адольф Эйхман, как исключительно велики его возможности и полномочия в отношении евреев, проживающих в «третьем рейхе».
Тотчас же в Каир поспешили для встречи с Эйхманом двое: руководящий работник «Массад», уже знакомый ему человек, вторгшийся однажды ночью в номер отеля, и второй тучный, немолодой мужчина, работавший главным экспедитором Экспортно-импортного бюро. При встрече с Эйхманом они обсудили ряд важных вопросов, уточнили детали реализации достигнутого прежде двустороннего соглашения.
Результатом беседы в Каире и представленного затем в СД обстоятельного доклада Эйхмана о поездке в Палестину, в котором в общих чертах излагался план использования, помимо приверженцев великого иерусалимского муфтия Амин-эль-Хуссейна, а также сионистов против англичан, а последних против иудеев, явилось решение нацистских верхов начать подготовку массовой эмиграции евреев из рейха и доставку в Палестину оружия.
Прибывшие вскоре в Германию представитель штаба «Массад» и эмиссары специальной оперативной службы договорилась о создании здесь трудовых лагерей для сортировки и подготовки евреев к отправке в Палестину. Принцип отбора людей в эти лагеря был установлен бесстыдно-откровенный: отбирались только вполне трудоспособные мужчины и женщины, которые могли бы совмещать работу с несением воинской службы, специалисты ряда отраслей и, конечно, в первую очередь лица, имеющие заслуги перед сионизмом (то есть буржуа, финансировавшие сионистов), и люди, состоящие в организациях, примыкающих к сионистам, как, например, «Гардония» или «Маккабия».
Таким образом, определение лиц, подлежащих эмиграции, преследовало в основном три цели: заполучить максимум пушечного мяса, денежных тузов и преданные идеям сионизма кадры.
Для первой, наиболее многочисленной категории людей в лагерях организовывалось военное обучение по образцу подготовки, проводимой на «акшаре».
Все эти люди со временем должны были отбыть в Палестину не с пустыми руками. Для этой цели сионистам отправлялось захваченное вермахтом иностранное оружие. Нацисты согласились передать его в виде компенсации за имущество, которое оставляли в Германии евреи-эмигранты.
И опять слухи об одной сделке дошли до англичан, а через них и до арабов. Обстановка накалялась. В ряде городов и поселков Палестины вспыхнули кровавые столкновения между сионистами и арабами. Тогда Лондон был вынужден опубликовать «Белую книгу», вводящую строгое ограничение на иммиграцию евреев в Палестину.
В ответ на это Хагана делала вид, будто приводит в боевую готовность свои подразделения И чем больше внешне возрастал антагонизм между англичанами и «Еврейским агентством», с ведома которого действовали хагановцы, а также секретный отдел разведки и диверсий «Шэрут ле Исраэль», тем охотнее Адольф Эйхман и стоявшие над ним эсэсовские фюреры и ведомство адмирала Канариса были готовы идти навстречу сионистам, содействуя их планам. Вместе с тем «Еврейское агентство» с подведомственными ему тайными и явными организациями не столько намеревалось избавиться от англичан, сколько сохранить с ними союз, чтобы выдворить из Палестины арабов.
Непрерывным потоком прибывали в палестинские порты различные грузы: машины из Америки, фураж и мясные продукты из Австралии, промышленные товары из многих стран Европы. В обратный рейс трюмы судов загружались преимущественно апельсинами, оливками и кустарными изделиями туземных умельцев.
Как муравьи по проложенным дорожкам, сновали грузчики от кораблей к складским помещениям и от складских помещений к кораблям. Тяжело нагруженные люди непрерывным потоком проходили, замедляя шаг, мимо наблюдателей, внимательно проверяющих маркировку контейнеров и упаковок. По каким-то только им известным признакам они направляли жестом руки в разные стороны грузы, внешне, казалось бы, совершенно неразличимые, и тогда одна цепочка грузчиков внезапно прерывалась и возникала другая.
Этой таинственной сортировкой грузов руководили главный экспедитор Экспортно-импортного бюро толстяк Давид Кнох и Нуци Ионас. Помощником к ним недавно перевели Хаима Волдитера. Новая должность приносила ему немало хлопот. Приходилось ездить в Яффу, частенько допоздна задерживаться в порту. Во время разгрузки или погрузки судов он всецело зависел от главного экспедитора, человека грубого и требовательного. Соблазняло, конечно, повышенное жалованье: они с Ойей ждали ребенка, и увеличение заработка было как нельзя кстати.
Нуци Ионас настойчиво твердил Хаиму, что его новая должность очень ответственна и что оклад ему повышен исключительно по этой причине.
Только из-за специфики грузов, которые мы получаем, и существует наша «лавочка», говорил он. Иначе Соломонзону и тем более его дядюшке Теплицу не было бы смысла нас держать
Хаим терпеливо выслушивал внушения Нуци, но спросить, в чем состоит «специфика» грузов, не решался. С первых минут своего появления в порту Хаим понял, что любознательность здесь не в почете.
Главный экспедитор Экспортно-импортного бюро Давид Кнох был местный, «ватиким», и не терпел «олем-хадаш» приезжих; он считал их белоручками, непригодными для работы в порту.
Лишь через несколько дней, увидев в Хаиме старательного и услужливого работника, Кнох подозвал его.
Если вы намерены и дальше работать, проговорил он густым, басовитым голосом, то запомните: слов «не знаю», «не умею», «не видел» или «забыл» для меня не существует. Вы обязаны все знать, уметь, видеть и непременно все помнить! Отговорок не признаю. Работать будете со мной и только по моим указаниям. Возникнет надобность спросить спросите, отвечу, но повторять не в моей привычке. Пусть этим занимается ваш друг Ионас У меня и без того дел хватает. Не понравится работа заявите. И чем раньше, тем лучше для вас Скрывать что-то от меня, говорить неправду не советую.
Слушая Кноха, Хаим кивал головой и хлопал рыжими ресницами, а сердце у него колотилось от страха. Кнох был немногословен, сказанное считал предельно ясным. Дело свое знал отлично и работал с рвением одержимого. За подвижность, стремительность при его-то стодвадцатикилограммовом весе! портовые рабочие прозвали Кноха «паровозом». И в самом деле, кличка была очень меткой; прикусив верхнюю толстую губу и громко сопя, Кнох шел напролом, словно катился по рельсам. Его тучная фигура показывалась то на сходнях, то в трюме, то на палубе, а то и в пакгаузе. Не задерживаясь, на ходу, он отдавал краткие деловые распоряжения и если уж останавливался, то только для того, чтобы обрушить на чью-то провинившуюся голову поток ругани.
«Паровоз» был беспощаден к лодырям. Хитрецов и нытиков ненавидел. Он быстро освобождался от таких работников. Уговаривать его отменить свое решение, призывать пожалеть малых детишек уволенного было бесполезно. Кнох отвечал всегда одно и то же:
Работа в порту только для здоровых, как больница исключительно для больных
Давид Кнох не давал скидок даже самому любимому грузчику, если замечал за ним оплошность. Он немедленно отстранял его от работы, сам становясь на его место, чтобы показать другим, как надо делать дело.
Хаим Волдитер боялся Кноха, избегал встреч с ним, как, впрочем, и другие служащие и грузчики Экспортно-импортного бюро. Они изучили его повадки и, заприметив еще издали его коренастую фигуру, тотчас замолкали, подтягиваясь, гасили и тщательно прятали окурки. Если он попадался навстречу в узком судовом проходе или, упаси бог, на трапе, грузчики шарахались в стороны: иначе Кнох всей своей массой сталкивал с пути встречного, если, конечно, тот не был начальством.
Даже Нуци Ионас, доверенное лицо Симона Соломонзона, обращался к Давиду Кноху с некоторым трепетом. Правда, и тот помалкивал, когда Ионасу случалось ошибиться. А за Нуци такое водилось
Зато Симон Соломонзон восхищался работой главного экспедитора, частенько интересовался им и дядюшка Симона старик Джузеппе Теплиц. Странно, но они были хорошо знакомы. Когда однажды Давид Кнох по поручению судоходного общества «Израильский морской Ллойд» ездил в Италию для покупки старого судна, которое итальянцы собирались списать, Кноха удостоил вниманием сын Джузеппе сам Теплиц-младший. По этому поводу ходил слух, как Кнох, увидев супругу миллиардера в меховой накидке, привез и своей жене дорогостоящую тяжелую меховую шубу, в которой она пришла в синагогу в достаточно жаркий еще осенний день новогоднего праздника «рош-га-шана». Поговаривали также, будто главный экспедитор очень верил талмудистской примете: «Каков у тебя день на рош-га-шана, таков будет весь наступающий год!» Поэтому в новогодний праздник Давид Кнох и его семейство одевались во все новое
Было известно, что главный экспедитор, единственный из всех служащих Экспортно-импортного бюро, помимо жалованья, получал проценты за «важные», хотя и неведомо какие дела.
Грузчики утверждали, что Давид Кнох был очень богат, имел два или три добротных доходных дома. В это трудно было поверить: его всегда видели в помятом, засаленном костюме и стоптанных башмаках, с задранными до предела вверх кривыми носками. Таким он был с весеннего пасхального праздника вплоть до осени, когда наступал «рош-га-шана» и Давид Кнох неожиданно появлялся в новом костюме. Но уже через несколько дней главный экспедитор приобретал прежний неопрятный вид. Неряшливость, как и грубость его, не имели предела. К тому же он был невероятно прожорлив, а кушая, торопился, словно за ним гнались
Небрежно относился Кнох и к деньгам. Не раз Хаим наблюдал, как главный экспедитор извлекал из глубоких карманов смятые и засаленные купюры вместе со скомканными накладными и жирными обрывками оберточной бумаги.
Если в порту наступало затишье, Давид Кнох мог позволить себе на свой особый лад пошутить с кем-либо из давно работающих грузчиков, потешиться над ним, а новичку дать какое-нибудь обидное прозвище. Любил Давид Кнох затевать борьбу. В молодости он был неплохим борцом. Ходили слухи, будто тогда он одним ударом отправил на тот свет богатого османа, у которого служил, и унес из его дома сундук с драгоценностями. Медвежью силищу Кноха многие рабочие испытали на себе и не раз давали клятву покончить с «паровозом», однако пока никто не осмеливался привести в исполнение свои угрозы.
Поговаривали люди о том, будто Кнох потому ведет себя столь нагло и самоуверенно, что за его спиной орудует шайка, которая находится на его содержании, действует по его указке и жестоко мстит всякому осмелившемуся ему перечить.
Кто платит, тот и музыку заказывает! заметил как-то один из грузчиков.
А ты, хочешь или не хочешь, пляшешь под его дудку, поддержал другой. Попробуй поступи иначе Сыграют тебе похоронную, и никто не пикнет. Тебя же потом назовут негодяем!
На Хаима Волдитера главный экспедитор не обращал внимания, словно его не существовало. Даже по утрам, когда Хаим здоровался с ним, Кнох не удостаивал его ответом: пустое место да и все тут! Хаим удивлялся: «Неужто в самом деле не слышит?» Он стал громче здороваться, но тот по-прежнему не реагировал. Как-то Хаим стоял среди грузчиков, окруживших главного экспедитора и Нуци Ионаса, что-то говорившего о предстоящем прибытии судна из Австралии. Внезапно Кнох стремительно рванулся из круга, едва не сшиб с ног Хаима и умчался не оглянувшись, словно холуца и не было на том месте, через которое он только что прошел.
Это вызвало смех у грузчиков и сочувственные замечания. Нуци попытался превратить выходку главного экспедитора в шутку, но Хаим не скоро опомнился. С выражением испуга на лице он еще долго стоял в стороне и, сдерживая дрожь в коленях, сконфуженно оглядывался.
На исходе того же дня в порт вошло груженное фуражом для скота судно из Австралии. О необходимости срочной выгрузки Нуци Ионас сообщил грузчикам.
Уже стемнело, когда Хаим по указанию Нуци Ионаса встал на причале у нижней части трапа в ожидании начала разгрузки. Грузчики приготовились ринуться в трюмы, словно солдаты, сосредоточившиеся на исходном рубеже для внезапной атаки.
Люди молчали. Отчетливо доносился плеск волн, скрип трапов и глухие удары борта судна об истертые бревна на стенке причала.
Как всегда, стремительно появился Давид Кнох и, что совсем уже было неожиданно для Хаима, удостоил его своим вниманием.
Следите за разгрузкой в оба! буркнул он на ходу. Слышите?!
Да, конечно! ответил Хаим, торопясь вслед за главным экспедитором. Мне все объяснил хавэр Ионас. Я должен смотреть, чтобы тюки, перевязанные медной проволокой
А вы не бегайте за мной, как собачонка! оборвал его Кнох, продолжая идти. Делайте то, что вам приказано.
Вскоре началась разгрузка. Закружился живой конвейер. По узким дощатым сходням с вбитыми поперек планками размеренно шагали, соблюдая дистанцию, грузчики. Они шли молча, при скудном освещении, будто участвовали в траурном шествии. С огромным тюком прессованного сена на спине каждый из них, подойдя к Хаиму, говорил: