Самый грустный человек - Перч Зейтунцян 6 стр.

Глава пятая

Приглашений было так много, что в конце концов при­дворные были вынуждены устроить хотя бы один спек­такль. Приглашение от местного общества орнитологов было принято. Страуд в сопровождении надзирателя отправился на встречу. Его везли в закрытом автомобиле. У него кру­жилась голова, и было чувство легкого опьянения. Он уже целую неделю с нетерпением ждал этого дня, готовил речь, составлял планы, репетировал перед маленьким осколком зеркала, но сейчас все вылетело из головы, сейчас у него сильно колотилось сердце. Он был чрезвычайно растерян и напуган. Он даже предпочел бы вернуться в камеру и из­бежать счастливого вечера. Ему все время казалось, что ему надо сбегать в туалет.

За Страудом по пятам следовали тюремные психологи, им надо было измерить, сколько квадратных метров свободы прошел узник. Итак, тротуар, от входа до лифта, лифт, при­хожая и комната, в которой происходила встреча. Всего пятьдесят четыре квадратных метра. В прихожей Страуд и надзиратель разделись, сдали пальто. Оба были в дорогих костюмах, специально сшитых для них лучшим портным страны по последнему слову моды.

Не забудь про условие,сказал надзиратель.Они не должны знать, что ты узник.

Но я нехорошо себя чувствую в этой одежде,по­бледнел Страуд.Как-то ненадежно в ней.

И мне, Страуд, не по себе. А все ты. Я знаю, ты еще много бед принесешь мне.

Не отходи от меня.

Будь смелее. Никто не заметит, что мы неуверенно се­бя чувствуем.

Не отходи, не отходи от меня,Страуд был в пани­ке.Я не люблю незнакомых людей.

Они вошли в просторную комнату, где группа орнитоло­гов с нетерпением ждала их. Собравшиеся почтительно под­нялись, чтобы приветствовать Страуда. Страуд напряженно кивнул головой.

Если вы собрались для того, чтобы узнать секрет моего нового лекарства, уверяю вас, ваши усилия на­прасны.

Это заявление Страуда привело ученых в замешатель­ство. Они недоуменно переглянулись. Больше всех был сму­щен надзиратель.

Просто нам было интересно увидеть вас,сказал председатель общества.Ваши труды приводят всех в во­сторг, мы хотели засвидетельствовать это.

Но я готов в случае надобности посылать вам его, продолжал Страуд.Когда и сколько захотите. Не так ли, надзиратель ?

Надзиратель побледнел. Все из вежливости пытались улыбаться. Страуд сообразил, что допустил ошибку.

Извините, я не представил вам своего секретаря, сказал он.Извольте. Всюду сопровождает меня, следит за каждым моим шагом.

Я высоко ценю ваш талант,промямлил надзиратель.

И потому я называю его надзирателем. Если мне ког­да-нибудь удастся освободиться от этого ненавистного чело­века, я, наверное, снова почувствую потребность в нем. Я уже не представляю свою жизнь без него.

В конце концов у каждого из нас есть свой надзира­тель,любезно улыбнулся надзиратель.А если таково­го нет, мы сами делаемся своим собственным надзира­телем.

Садитесь, Страуд,председатель указал на кресло. Все уселись. Разговор не клеился.У нас есть о чем поговорить. Я думаю, что выражу мнение всех, если скажу, что мы дав­но ждали этой встречи. Нас интересует...

Я хочу сесть у окна,перебил его Страуд и повернул­ся к надзирателю.Можно? Сейчас на улице самый час пик.

Пожалуйста, пожалуйста,растерялся председатель.Где вам будет удобно.

И этого ненавистного человека посадите рядом.

Создалась тяжкая и гнетущая атмосфера. Единственный,

кто ничего не чувствовал, был сам Страуд. Как это ни уди­вительно, это были самые искренние, самые чистые минуты в его жизни. Он был само естествотакой весь неуравнове­шенный, счастливый, возбужденный. Забыв обо всем, Страуд завороженно смотрел из окна.

Вы, очевидно, ведете уединенный образ жизни,заго­ворил наконец один из ученых и тем самым прервал постыд­ное и длительное молчание.

Вы хотите сказать, что я веду себя среди людей как дикарь?Страуд вскочил с места, словно ужаленный.

Боже упаси!тут же пожалел о своей инициативе ученый.Я просто хотел сказать, что было бы желательно ваше присутствие на наших собраниях.

Так позовите меня. Почему вы не приглашали меня до сих пор?Страуд начал удивляться недогадливости этих людей.Я с удовольствием приму ваше приглашение. Не так ли, надзиратель?

В зависимости от обстоятельств...натянуто улыбнул­ся надзиратель.

Мы можем установить личные контакты и приглашать друг друга...Страуд хотел перехитрить судьбу.Я никогда не откажусь. Ты разрешишь, надзиратель?

Безусловно, безусловно... если позволит ваше время...

Я могу быть хорошим собеседником,воодушевился Страуд, в эту минуту даже надзиратель готов был пожалеть его.Лишь бы вам удалось завоевать мое доверие и вну­шить мне симпатию. Я должен знать, с кем я имею дело... Ты согласен, надзиратель?

Вы совершенно правы...

Врет он, не верьте ему!не выдержал Страуд. И слу­чилось это не потому, что он увидел, что хитрость его не уда­ласьнапротив, он вдруг поверил, что таки провел судь­бу.Он всегда подавлял мою волю!кричал Страуд.Он не разрешал мне ступить без него ни шагу... Ради бога, осво­бодите меня от него!умолял он.Разрешите мне остаться в этом доме, разрешите...И тут он пришел в себя. Но было уже поздно. От растерянности Страуд начал гладить надзи­рателя по голове. Оба они тяжело дышали и мечтали только об одномкак можно скорее очутиться в тюрьме.

Не обращайте внимания,побагровев, весь в поту, сказал надзиратель.Иногда у него бывают подобные странности... Потому-то он и избегает публичных встреч...

После каждого его слова Страуд усердно кивал головой.

Очевидно, наука поглощает все ваше время...Пред­седатель пытался смягчить впечатление от инцидента.

Если вы станете говорить о науке, я уйду,бурк­нул Страуд.Я сегодня хочу развлекаться. Нет ли чего вы­пить?

Минуточку.Председатель открыл бутылку, стояв­шую на столе, наполнил стаканы и сказал сокрушенно:Но должен признаться, что все мы довольно-таки беспомощны по этой части. '

Я постараюсь выполнить вашу просьбу,раздался вдруг женский голос.

Это была единственная женщина в комнате. До этой ми­нуты Страуд не замечал ее. Он вообще никого не замечал (через несколько дней он сможет все до мельчайших подроб­ностей вспомнить и пересказать себе). Женщина была высо­кая, с длинными волосами, в черном и узком вечернем туа­лететот стандарт красоты, который Страуд свято хранил в своей памяти. Женщина стояла подбоченившись. Легкими шагами, не глядя кругом, не обращая ни на кого внимания, она подошла к граммофону, поставила пластинку со старым танго и пригласила Страуда танцевать. Приглашение было очень неожиданным и очень желанным. Страуд напряг па­мять, собрал все силы и отчего-то призвал на помощь слож­ную математическую формулу.

Вы произвели на нас довольно-таки скверное впечат­ление,сказала женщина.Вы в самом деле странный че­ловек или попросту скандалист? .

Но я очень хотел произвести хорошее впечатление, огорчился Страуд.

Или вы мните себя настолько гениальным, что про­стые смертные вас уже не интересуют?..

Напротив, мне здесь очень понравилось, я всех беско­нечно полюбил,искренне сказал Страуд.Это самый луч­ший день в моей жизни. Я никогда, никогда не забуду его...Потом неожиданно спросил:Как вас звать?

Гера.

Гера, вы какими духами пользуетесь?

Мне кажется, когда впервые обращаются к женщине по имени, следует спросить о чем-либо более существен­ном.

Я влюбился в вас, Гера.

Ого,засмеялась женщина,так вот, сразу?

У меня нет времени,сухо сказал Страуд.Мое вре­мя дорого.

Не пытайтесь быть еще более отталкивающим,оскорбилась женщина.Вам это уже удалось сполна.

Будь на вашем месте другая женщина, я бы влюбился в нее. Лишь бы от нее пахло теми же духами.

Знаете, ваш дорогой костюм не соответствует вашему характеру. Эта мелочь выдает вас.

Гера, в этом доме так много комнат, нам, наверное, надо уединиться. Хотя мне не хочется. Не обращайте внима­ния на моего надзирателя.

Ну, Страуд, я уже не знаю, смеяться мне или сердить­ся.

Я спешу,лихорадочно проговорил Страуд.У меня считанные минуты.

Мне кажется, вы просто нашли удобную форму суще­ствования.

Гера... а эти люди, что собрались здесь... смогли бы они танцевать на телефонных будках?..спросил вдруг Страуд, целиком захваченный своей фантазией.Только не говорите, что это слишком маленькое пространство...

Страуд... знаете, вы даже скучны... честное слово...

Я бы все отдал, чтобы еще раз увидеть вас.

А хоть завтра,невольно, а может быть, из чувства противоречия сказала женщина.

Не могу. Это выше моих сил.

А я хочу,сказала женщина.Завтра в восемь вече­ра. Я буду ждать вас в порту на набережной.

Я не приду... но прошу вас... вы будьте там в во­семь...взволнованно сказал Страуд и почувствовал, что за­дыхается от счастья, на секунду даже счастье показалось ему чем-то близким к тошноте.Я с нетерпением буду считать часы... и вы побудьте там, подождите меня десять минут, только десять... Очень вас прошу...И вдруг он на полови­не оставил танец. Внимание его что-то привлеклоон заме­тил чучело орла, висевшее на стене.Не продадите ли мне это чучело?обратился он к председателю.Оно мне очень нравится.

Я могу подарить вам его,опешил председатель.

Ни в коем случае,категорически отказался Страуд.Устроим честный обмен.Он пошарил в карма­нах. Ничего там не обнаружил и впал в глубокую задумчи­вость, потом встрепенулся.Я дам вам мои часы, чистое золото.

Они стоят гораздо дороже,занервничал надзира­тель.

Ничего, посчитаем, и они вернут нам разницу день­гами.

Но я подарю, зачем же...

Нет, нет, дарить не надо,разгорячился Страуд.Я еще что-нибудь подберу, разумеется, с вашего согласия.

Не теряйся,восторженно зашептала Гера председа­телю.Если станешь торговаться, я соглашусь выйти за те­бя замуж.

Не понимаю, что за позор такой,проворчал предсе­датель и так несвоевременно, так не к месту сообразил, что эта женщина никогда его не любила.

Но он в самом деле большой ученый,уколола его женщина.

Большой? Великий! Он один больше, чем все мы, вме­сте взятые.И председатель обратился к Страуду, который внимательно изучал чучело:Я должен просить, чтобы вы подписали свои книги, это будет дорогая память для нас.

Пожалуйста,мягко сказал Страуд и старательно под­писал все книги. Вдруг в нем возникла острая потребность пообщаться с этими людьми.У вас не бывает такого чув­ства?.. Когда читаешь рукопись, написанную на бумаге твоим почерком, все кажется гладким и убедительным, а когда ви­дишь свой текст, отпечатанный на машинке, начинаешь со­мневаться... А уж когда выходит книга, все ошибки и недо­статки разом встают перед тобой. Такие иногда встречаешь ляпсусы, что диву даешься, как это не заметил сразу. И ка­жется, книга уже не твоя, какое-то отчуждение возникает. Я считаю, это очень честное чувство. Потому что только по­сле этого можно переходить к следующей книге.

Все с приятным удивлением смотрели на Страуда, в осо­бенности надзиратель, который наконец свободно перевел дух. Страуд вел себя и говорил таким образом, словно он всю свою жизнь провел в кругу этих людей. Словно был старым членом этого общества. Блестящим знатоком коктей­лей и шампанского, постоянным партнером в бильярде, неза­менимым ценителем изысканных яств, непревзойденным рассказчиком самых свежих и самых пикантных анекдо­тов. ,

А когда у вас бывает неудача,поинтересовался один из ученых,определенная неудача?

Пусть не покажется это странным, но скажу вам, что неудачаэто тоже своего рода счастье. В эти минуты, на­верное, более, чем в другие, я чувствую себя человеком, та­ким, знаете, добрым и сентиментальным. А ведь основа твор­чествадоброта. Даже когда речь идет о самых прозаиче­ских формулах. Не люблю очень удачливых людей. Еще очень здоровых. Не знаю, может быть, есть доля кокетства в моих словах, но, мне кажется, я искренен.

Я совершенно с вами согласен,сказал председа­тель.Я бы сказал, что творчество само по себе уже свобо­да, самая совершенная форма свободы. И если мы...

Простите, что перебиваю вас. Интересно было бы знать, сколько денег на вашем банковском счету?

Денег?..опешил председатель.Но мы так славно беседовали...

Ну ладно, я не настаиваю. Если вам не хочется, не го­ворите. Что, надзиратель, не пора ли нам домой?И устало и искренне Страуд прибавил:Здесь хорошо... очень хоро­шо... но дома лучше...

Может быть, поужинали бы с нами?вежливо пред­ложил председатель.Слишком рано уходите.

Если есть бутерброды, мы возьмем с собой,сказал Страуд, окончательно потеряв все связи с миром.^Заверни­те, отдайте надзирателю.Он низко поклонился всем.Прощайте. Мы провели прекрасный вечер. Незабываемый. Благодарю вас.

Страуд и надзиратель вышли из зала. Психологи, ко­торые незаметно следовали за ними, вдруг спохватились, что

забыли присчитать метраж обратного пути. А тут еще Страуд прошел в туалет. Как быть, присчитывать?

Я перехватил твой взгляднемного погодя сказал Страуд надзирателю.Если бы не ты, я бы купил это чуче­ло. Ты почувствовал, что я мог бы его перехитрить? Дал бы ему часы, взамен бы взял кучу вещей.

Несчастный!шепотом, сам не свой от ярости, взор­вался надзиратель.Арестант... узник...

В самом деле, я так выглядел ?испугался Страуд.Как узник?.. Как арестант?..

Да уж так это, будь ты хоть трижды великий ученый, все равно ты житель моей тюрьмы,злорадно усмехнулся надзиратель.Мой квартирант!

Не может быть!содрогнулся Страуд.Я держался непринужденно... Даже слишком непринужденно...

Ничтожество... тебе померещилось, что ты выше ме­ня... что больше я над тобой не властен...

Не говори так, прошу тебя...Страуду казалось, все идет прахом, рушится то, что далось ему с таким трудом, к чему он шел миллиметр за миллиметром. Изо дня в день много лет.Мы не можем быть равными... Я должен быть выше тебя... Во всем.Он мучительно напряг сознание, чтобы найти свой просчет. Лицо его сделалось багровым, пот тек ручьями по всему телу.Может быть, мне в самом деле надо было говорить с ними об орнитологии... Но у меня не было времени... Я двадцать пять лет не видел их. Не говори, что мы равны... И Страуд, сгорбившись от горя, крик­нул: Подержи мое пальто... Держи, тебе говорят! Если ты не подашь мне пальто, я сейчас же вернусь к ним и расска­жу всю правду... Ты обязан уважать меня... Подай мне пальто...

Надзиратель, еле сдерживая гнев, вынужден был подчи­ниться. Он подал Страуду пальто. Страуд надевал его мед­ленно, долго, словно обряд совершал. Не для того что­бы унизить надзирателя,для чего-то гораздо более важ­ного...

Интермедия

Поздняя ночь. Все давно разошлись по домам. В помеще­нии царил беспорядок, столы и стулья были сдвинуты, пол затоптан, в пепельницах окурки горой, в рюмках остатки коктейлей. Воздух в комнате тяжелый, полон дыма, сплетен, козней. По пустым огромным залам в темноте передвигалась чья-то тень. То был король, последний правитель, в чьем ка­бинете хранились дубликаты всех ключей государства. Если творит, значит, свободен, если свободен, значит, надо унич­тожить. Если уничтожить невозможно, если весь мир знает о нем, значит, национальная гордость Алькатраза, надо осво­бодить. Если невозможно освободить...

Многие годы подряд король решал эту головоломку, пы­таясь найти к ней ключ. Задача эта касалась только его. По­тому что это он олицетворял все то, против чего, сознательно или бессознательно, взбунтовался узник, пожелавший отнять у него право быть единственным в своем роде, решивший тоже что-то олицетворять. Это были личные счеты между ним, королем, и обычным узником. Его сверстником, по странному стечению обстоятельств арестованным в день его коронации. Король не знал еще, что следует также добавить: рабочим фабрики, производившей женские чулки и трико­таж. Да, но вместо того, что ты язык проглотил, мой первый министр, молви что-нибудь... А ты, второй министр... Ты, третий министр... Найдите же выход, думайте, соображайте, торопитесь. Из окна стал просачиваться слабый свет, обозна­чивший мрачные силуэты огромного города. Король по­дошел к сдвинутым стульям, стал заботливо расставлять их. Потом допил коктейль из одного стакана. Коктейль показал­ся ему чрезвычайно вкусным.