Страуд быстро нацарапал что-то на листе бумаги и стал ждать Геру. Он убеждал себя, что волнуется перед предстоящей встречей. На самом же деле никакого волнения не было. Было просто нетерпение. Если бы Гера пришла в другой раз, у него бы непременно от волнения колотилось сердце. Но сейчас им владел один лишь неистовый азарт. Гера для него сейчас была орудием, с помощью которого он должен был одурачить короля и расстроить его планы, пока что Страуду не до конца ясные. Ничто сейчас для него не имело значенияни Гера, ни даже весьма конкретная угроза быть переведенным в другую тюрьму, что лишило бы его возможности работать. Важно было одноодолеть короля, вслепую помешать ему. Самым главным сейчас была эта абстрактная победа. Его глаза блестели от предвкушения близкой игры, руки лихорадочно дрожали, и от напряженности перехватывало дыхание.
Неожиданно в камеру вошла и замерла на порогеГера. Казалось, она несколько даже подурнела от волнения. Ей хотелось сказать сразу очень многое, но она только пробормотала:
Прости меня.
За что?..
Я тогда действительно ждала тебя... в порту...
А те десять минут... что я просил тебя...
Ждала...
Я в тот день был очень счастлив, Гера...
Гера не имела того блеска, что в тот вечер, она была в черном плаще, из-под которого виднелся домашний халат. Торопилась, верно. Волосы небрежно заколоты. И запаха духов не слышно. Сегодня она была обычной женщиной, такой реальной в этих мрачных и бесцветных стенах. Желанной и доступной.
Когда я узнала, когда этот человек рассказал мне обо всем... Гера ломала пальцы. Все так усложнилось.,, так запуталось... И в то же время все стало до того ясно и просто, что, видишь, я могу вот так стоять перед тобой, могу, не стесняясь, сказать человеку, которого и получаса не видела,я тебя люблю...
Гера, не надо...испугался Страуд.Если ты будешь продолжать, я пропал... Если скажешь хоть одно еще слово... я не смогу сопротивляться, не смогу не слушать тебя... Ведь я тридцать лет ждал этих слов...
А зачем тебе быть крепким и зачем мне быть крепкой? Для кого?В глазах Геры показались слезы.
Гера... я вызвал тебя для другого... прости меня... Я Я вызвал тебя по делу...Страуд пытался быть по возможности сухим. Ты можешь принести мне жертву?..
Да.
Вот так, не задумываясь?
Да.
И никогда в жизни не пожалеешь?
Никогда.
Никогда не обвинишь меня?
Никогда.
Я должен просить тебя об одной вещи. Я знаю, у меня нет на это никакого права,все более нервничая, сказал Страуд.Я первый себе не прощу этого... Жертва, которая для тебя не имеет смысла.Он напрягся всем телом, на лбу у него выступил холодный пот. И потекли слова, и он отдался их течению полностью:Я качусь вниз, Гера. С горы. С ужасающей быстротой. И не могу остановиться. Я даже самого дорогого человека способен сейчас затоптать без всякой пощады. Ты слышишь, какие гнусности я говорю. Но я не уйду из этой тюрьмы. Не отдам своих птиц... Если ты настолько сентиментальна, погибай. Так тебе и надо... Все равно я должен оставаться твердым. Пусть меня погубит именно это. Но я не сдамся. Даже если...
Говори, Страуд,спокойно прервала его Гера.
Выходи за меня замуж,агрессивно потребовал Страуд.
Замуж?..
Никаких вопросов, Гера,грубовато перебил Страуд.Выходи замуж, ты уже обещала. Не отказывайся от своих слов.
Не отказываюсь, Страуд, нет. Но... как?
Про парижский договор когда-нибудь слыхала?с нервным воодушевлением стал объяснять Страуд.Эта земля, на которой мы находимся, принадлежала раньше Франции. Суть договора в том, что законы Франции остаются на этой территории неизменными, под чьей бы властью территория ни находилась. Гера, выходи за меня замуж. По эт$му договору, в нашем штате брак считается законным, если мужчина и женщина дают письменное объявление... Значит, мы нашу женитьбу можем оформить, не спрашивая разрешения властей. Выходи за меня замуж! Гера... Если ты согласишься и я стану женатым человеком, исходя из этих же законов, меня уже нельзя будет перевести в другую тюрьму...
Я согласна, Страуд.
Гера... ты пожалеешь...вдруг сник Страуд. Моя победа никому не нужна... Даже мне, наверное, не нужна. А вот тебе очень нужно счастье... Ты могла бы выйти замуж... у тебя был бы свой дом... семья... дети...
Пиши, Страуд, не теряй времени.
Гера, я не знаю, как с тобой разговаривать...Страуд был в полнейшей панике. Победа казалась ему сейчас далекой и бессмысленной.Если быть циничным, это будет в мою пользу... Я заставлю тебя, и ты подпишешь... Если же быть честным, уговаривать тебя, чтобы ты не подписывала, это опять-таки будет в мою пользу... ты еще быстрее подпишешь.Его закрутил созданный им же водоворот, он почувствовал, что тонет.Да ведь даже эти мои слова, то, что я сейчас говорю, даже это в мою пользу... Нет, Гера, наверное, я слишком хочу, чтоб ты подписала.
Не суетись,мягко упрекнула Г ера.Ты обещал быть твердым. Пиши.
И тут Страуд услышал свой голос:
Уже... готово...
Гера мгновение вопросительно смотрела на него. Только одно мгновение. Страуд еще больше растерялся от этого короткого взгляда. Из него словно выпустили воздух, и он, поникнув головой, сказал:
Я повел себя по отношению к тебе нечестно... Я даже подписал уже... До твоего согласия...
Гера взяла бумагу из его рук и быстро поставила свою подпись. А для Страуда все уже было безразлично. Его единственным желанием было остаться одному.
Как хорошо, Страуд, что я подписала,улыбалась Гера. Знаешь... была секунда... сейчас я счастлива... поверь мне... Сейчас уже от меня ничто не зависит, это не обычное счастье, Страуд... какое-то другое счастье...
Они молча стояли друг против друга.
Будешь ли ты ее господином до самой смерти? И тыбудешь ли послушна ему до самой смерти? И если придет болезнь,, беда и неудача... несчастье, ссылка... То, что соединил господь, да не расстроит человек.
Молча стояли они друг против друга.
Прощай, Страуд...
Прощай... Иди, Гера...
Гера молча вышла из камеры, Страуд вздрогнул, потому что она плотно затворила дверь. Он долго смотрел на закрытую дверь. Через несколько минут в эту же дверь вошел надзиратель.
Я все слышал,улыбнулся он.Я восхищен. Я завидую. Согласно законам нашего штата, женатого человека никто не может перевести из тюрьмы,и он радостно потер руки.Мы. победили, Страуд. Прямо даже не верится. Мы победили точно.Он был так возбужден, что даже шутливо толкнул Страуда в бок.Ловко же ты провел нас. Меня и эту бабенку. Ну и глупая же была женщина.
Не смей!завопил во весь голос Страуд.Измочалю тебя, убью! Слышишь, убью! Она моя жена перед лицом бога и закона. Моя жена.
И он заплакал.
Ты что, Страуд, что с тобой?..опешил надзиратель.Ведь ты победил...
Страуд плакал. Не сдерживаясь. Во весь голос.
Фактография
Гера с молниеносной быстротой распространила по всему миру историю заключения Страуда. Повсюду с удивлением и ужасом люди узнавали, что всемирно известный орнитолог десятки лет томится в тюрьме. В той самой тюрьме, которую по удивительному стечению обстоятельств через несколько лет займут индейцы, исконные хозяева этих земель. И хотя они продержатся всего несколько дней, тем не менее благодаря этой недолговечной победе они тоже сумеют поведать всему миру свое. Юридически мертвый этот человек, пронумерованный этот узник был первым и единственным заключенным в истории Алькатраза, который посмел вступить в поединок с властями. Одно только его имя наводило страх на тюремное начальство и вызывало бессильный гнев. Писать о заключенных в стальных клетках было еще более предосудительно, нежели писать о птицах в металлических клетках. Труд Страуда о тюрьме, состоящий приблизительно из ста тысяч слов, заключал неизвестные факты, о которых могли знать только сами заключенные и администрация тюрьмы. Книга написана была иронично, с жестокой искренностью. Это всего лишь бред человека, разум которого помутился в тюрьме, говорили враги Страуда. Разве может это представлять какой-либо интерес для общественности ? Страуд не обращал внимания на подобные высказывания. Он писал о том, что видел. Его научные книги давным-давно были распроданы. Необходимо было переиздать их, а это означало, что Страуд сам должен был заново отредактировать и дополнить прежние издания. Но издатели, обратившиеся в федеральное бюро тюрем, получили ничем не мотивированный отказ. В 1949 году вице-президент международной ассоциации орнитологов обратился к Страуду с письмом, в котором спрашивал его совета в связи с одним сложным птичьим заболеванием. Письмо вернулось нераспечатанным. Вице-президент в качестве протеста отправил администрации тюрьмы труп мертвой птицы. «Не кажется ли вам, что я слишком долго живу в тюрьме, и это становится... однообразным»,сказал однажды Страуд министру правосудия, совершавшему турне по тюрьмам, находившимся в его ведении. Министр на вопрос не ответил и вместо этого сам задал ему несколько незначительных вопросов. И пожурил его за то, что он обратился за помощью к общественному мнению, чем причинил руководству тюрьмы лишнее беспокойство. Действительно, общество волновала судьба Страуда. Во всех уголках земли поднимались голоса протеста, создавались специальные комитеты за его освобождение, устраивались демонстрации, все передовые газеты земного шара в один голос требовали освободить выдающегося ученого. Но это движение никак не облегчало участь Страуда. Он сам себя приговорилк борьбе с непобедимой и неравной силой. И он не мог сойти с избранного пути. «Но он свободен, любили игриво заметить сильные мира сего,какое имеет значение факт его заключения, главное, чтобы человек сам чувствовал себя свободным, мало ли людей, разгуливающих на свободе и чувствующих себя как в тюрьме». На что же надеялся сам Страуд? Умудренный жестоким опытом немолодой этот человек надеялся, что при рассмотрении его дела будут учтены следующие обстоятельства: он никогда не нарушал тюремных правил... В его личном деле нет ни одного замечания... Он дал государству миллионные суммы прибыли...
Глава восьмая
Король состарился. Состарился и Страуд. А игра между тем не была завершена. Они родились в один и тот же год. В один и тот же год была решена их участь. Один стал королем, другойузником. Две эти противоположные судьбы скрестились, сплелись и были уже неразделимы. Король каждый год в день своего рождения требовал принести ему последнюю фотографию Страуда и прятал ее в своем письменном столе. Иногда он тайком вытаскивал эти фотографии и долго разглядывал их, внимательно сравнивая последнюю с предпоследней. И чем больше он старел, тем чаще он повторял эту процедуру. Говорят, в нагрудном кармане он хранил еще одну фотографию, чьюнеизвестно, потому что ее никто не видел. Многозначительно шептались, что в большой приемной под фотографией отца спрятана еще какая-то фотография, чьянеизвестно. Никто не видел...
Но ведь своих фото король вроде бы не прятал...
Он думал так: когда-нибудь, рано или поздно, Страуд умрет. И его вопрос сам собою ликвидируется. Но он ужасно трусил, его пугала мысль о том, что Страуд переживет его и, значит, снова оставит в дураках. Во всяком случае, однажды в минуту откровения он мысленно признался себе, что, если ему удастся заставить Страуда умереть, он достигнет своей высшей цели и восстановит границы свободы и несвободы, восстановит авторитет закона и наказания, то есть снова укрепит те основы, без которых его страна не может существовать. И тогда он с легким сердцем запрется в какой-нибудь из дальних комнат дворца, опустит все занавески и вдали от людей, оставшись наедине с собой, вволю поплачет. О чем обязан будет тут же забыть.
Ну?мрачно спросил он первого министра.
Началась вторая мировая война, ваше величество.
Мы тоже участвуем?испугался король.
Нет. Англия, Франция, Россия...
Германия небось начала? Так я и знал. И давно все это происходит?
Уже год, ваше величество.
Ничего. Пускай пока сами разбираются. Мы дальше всех от Германии. Пусть судьба будет справедлива к нам хоть немножко. А королю Германии в знак уважения отправь мое фото с автографом. Еще?И как итог своих печальных размышлений он захотел в лице первого министра увидеть то человеческое качество, к которому сам не имел права стремиться.Ну ладно, не надо. Ты с этой минуты больше не первый министр. Я решил сменить тебе должность.
Неужели ваше величество недовольны мною?изменился в лице первый министр.
Я хочу назначить тебя министром откровенности. В конце концов должен же быть на свете хоть один человек, который не побоится сказать мне в лицо всю правду!взорвался король.Ведь существуют возраст, годы, когда это делается просто необходимостью.
Но, ваше величество... разрешите указать на одно несоответствие... Мы слишком долго работаем вместе.
И слишком долго оба лжем. Знаю. Но у тебя есть два достоинства. Во-первых, ты раболепен, и если будет мой приказ, ты мгновенно заоткровенничаешь. Во-вторых, ты труслив. Если я назначу тебя министром откровенности, ты со страху не сможешь быть неоткровенным.
Благодарю вас, ваше величество!растрогался первый министр.Я постараюсь оправдать ваше доверие.
Ну, министр откровенности, слушай мой первый вопрос. Я хорошо руковожу моей страной?
Разрешите не отвечать, ваше величество. Более откровенным быть невозможно.
Мои подданные любят меня?
Этот вопрос никогда не должен вас интересовать, так как если мой король испытывает потребность в любви, значит, он уже не чувствует себя сильным, как прежде. Исключите эту потребность, ваше величество.
А поединок между мною и этим птичником, чем он, по-твоему, завершится, кто возьмет верх?
Безусловно, вы, ваше величество.
Ну-ка, ну-ка,оживился король,почему?
Потому что вы очень опасный и коварный человек. И за вашими странностями, кажущимися безобидными, прячется ужасный и жестокий деспот.
Ты не представляешь, до чего же мне приятно слушать твои слова,расцвел в улыбке король. Ты словно делаешь мне массаж.
Но пока держит верх он, ваше величество. Вы захотели отнять у него его птиц и перевести в другую тюрьму, вы думали убить его этим, а он не только не умер, но и одурачил вас.
Но сейчас я снова нашел выход. И на этот раз беспроигрышный.
Не сомневаюсь, ваше величество. Этот орнитолог честный человек, ему не выстоять перед вашим коварством.
Король знал, что Страуд завалил его план с помощью книг и безукоризненного знания законов. И тогда он последовал примеру Страуда и тоже обратился к книгам. Он проштудировал труд Страуда о тюрьме, прочитал всю существующую юридическую литературу и наконец набрел на нужную строку. Ужасная ошибка, которую допустил суд пятьдесят лет назад. Неслыханное беззаконие потрясло даже его черствую душу. Страуда не имели права заключать в одиночную камеру. Он скажет об этом Страуду. И от этого известия у Страуда разорвется сердце. Но почему снова явилась его мать и почему она целую неделю упорно дожидается приема? Весьма несвоевременный приход... А впрочем... Король приказал впустить ее. Мать вошла, с достоинством поклонилась.
Я мать Страуда, ваше величество.
Помню, помню. Я знаю всех жителей своей страны. По имени и фамилии. Знаю все их заботы и боли. Между прочим, слабое место моего врага, короля соседней страны, именно в том, что для него массавсё, а личностьничто. Но ведь существует элементарная истина: масса состоит из отдельных индивидуумов. Министр откровенности, запишите это мое высказывание, распространите.И он снова с любезной улыбкой обратился к матери Страуда:Я предпочитаю поговорить о политике с такими простыми, как вы, людьми, а не с моими министрами-тупицами. К сожалению, время не позволяет... Может быть, вы уже получили ответ на ваш вопрос и хотите попрощаться со мною?
Нет, ваше величество,не поддалась мать.Мой сын женился, не спросив моего согласия. Я против этой женитьбы.
Любовь толкнула его на этот шаг, мадам, любовь... опешил король.
Я прошу запретить этой женщине посещать его.
Но почему? Я не могу принимать несправедливые решения. Я должен быть убежден в своей правоте.
Я столько лет боролась за сына,оскорбленно сказала мать.Я все распродала и сижу на пепелище. И это его благодарность ?
Какая благодарность, мадам?Король не мог сориентироваться.Придите в себя. Разве матери нужна благодарность ?
Вы тоже должны ненавидеть эту женщину, ваше величество,решительно сказала мать.Это она распространила по всему миру, что знаменитый орнитолог Страудузник.
Я прощаю ее.
Я требую запретить им переписываться.
Ваш сын действительно великий ученый, мадам. Гордитесь им. Я до земли склоняюсь перед его гением.Король не знал, презирать ему эту старуху или же остерегаться ее.Я ежедневно получаю сотни прошений со всех концов земли. Все в один голос требуют освободить Страуда. Вы представляете, в какое положение поставил своего короля ваш сын? Тем не менее я восхищен его волей. А вы... в таком большом деле выдвигаете какие-то мелкие, житейские счеты... невестки и свекрови... Вы ведь даже не видели друг друга и никогда не будете жить вместе, под одной крышей... Мои симпатии целиком на стороне вашего сына... А ведь я первый враг вашего сына...
Можно подумать, вы печетесь о нем больше, чем я, посмела оборвать короля мать.Я пришла к вам ради его же блага. Он не может быть счастлив с этой женщиной.
Оставьте эту болезненную ревность, ради бога. Слышать этого даже не хочу. Идите и боритесь против меня. Знайте, что для короля нет никого опаснее, чем мать Страуда. Идите же, я все сказал, я открыл вам свою тайну.
Мать молча направилась к дверям.
Может быть, вы заплачете?спросил король.Я требую, чтоб вы раскаялись.
Мать остановилась у дверей, но не обернулась. Лицо сухое, непроницаемое.
Минутку!вспомнил что-то король.Вы моего шофера знаете?
Вашего шофера?.. Почему это я должна его знать?..
Мать вышла из приемной и тотчас была окружена большой толпой журналистов. Защелкали фотоаппараты. Мать, казалось, даже стала позировать перед объективами. Во всяком случае, она машинально провела рукой по волосам. Со всех сторон посыпались вопросы.