Зариф Мифтахович также открыто и доброжелательно разговаривал с главным инженером объединения с той долей фамильярности, на которую имеет право человек, радующийся взлету бывшего своего подчиненного.
Что же ты не приехал ни разу на завод? только и спросил он Яруллина.
О, дорогой Зариф Мифтахович, здесь дел невпроворот, а я ведь могу только как вы учили с полной отдачей. Некогда.
Да-да, неопределенно кивал головой Зариф Мифтахович.
Конференц-зал тем временем опустел, и Яруллин стал прощаться.
Если бы Зариф Мифтахович наблюдал эту сцену со стороны, как все присутствовавшие на совещании, он бы подумал, что встретились старые знакомые, причем демократичный молодой начальник не гнушается поговорить с бывшим шефом запросто, отбросив чины и субординацию Но Зариф Мифтахович стоял неподвижно с напряженным лицом и долго смотрел, как по коридору широко шагает Яруллин, важно, с достоинством неся свое крупное тело и отбрасывая назад длинные вьющиеся волосы.
Он знал, что бывший главный инженер приезжал за своими вещами в воскресенье, когда Зариф Мифтахович был в отпуске, и что трудовую книжку и все документы с завода ему высылали почтой. Знал, что ремонтники на заводе вернулись к прежней системе, потому что мелкие неполадки вовремя не устранялись и это вело к авариям. А стенд, о котором инициатор его создания забыл спросить своего бывшего начальника, разобрали за ненадобностью и потому, что он устарел: смежники с Украины давно от него отказались. Все прожекты главного инженера вылились, конечно, в копеечку, но не этого было жаль Зарифу Мифтаховичу. И не места за столом в президиуме рядом с Урмановым тоже. Все можно было пережить и это, и слезы жены, и усмешки или сочувствие соседей, знакомых, и обет молчания, который негласно, без его ведома, установился на заводе, как будто не было там никогда человека по фамилии Яруллин Одного только не мог Зариф Мифтахович забыть и простить себе как любовался главным инженером, стоявшим у окна его кабинета и покачивавшимся с носков на пятки как перед забегом на большую дистанцию. А Зариф Мифтахович подумал тогда с острой тоской, с какой никогда в жизни не переживал до этого: «Вот такого бы иметь сына»
«Такого мне не надо», почти вслух сказал он, позже всех заходя в столовую.
Там были накрыты для участников совещания столы и оставались свободными только столики в конце зала. Зариф Мифтахович направился было к ним, как вдруг услышал голос своего однокашника, начальника планового отдела объединения.
Зариф, иди к нам, у нас есть место.
Уже усевшись и поздоровавшись со всеми, Зариф Мифтахович заметил неподалеку Яруллина. Тот оживленно беседовал с двумя незнакомыми мужчинами.
Из обкома, шепнул однокашник, проследив взгляд Зарифа Мифтаховича.
И тут что-то подтолкнуло Зарифа Мифтаховича.
Ты помнишь Кольку Соколова из нашей группы? громко спросил он.
Как не помнить, это ж наш куратор в министерстве, удивился тот. Если б не он, неизвестно, как бы мы план вытягивали. А что?
Да встретил его недавно в Москве случайно, в театре. Потолстел, полысел, но по-прежнему такой же, как зацепит кого-нибудь, не отпустит
И краем глаза заметил, что Яруллин прислушивается к их разговору.
Ты помнишь, загорелся начальник планового отдела, как он разнес в пух и прах старосту нашего: карьериста и тому подобное? Но ты его лучше меня знаешь вы же были не разлей-вода!
Да. Он и сейчас такой же, все воюет за справедливость Расспрашивал про мои дела
Пообедав и попрощавшись с однокашником, Зариф Мифтахович быстро пошел на первый этаж к гардеробу. Там возле вахтера в стенных нишах были неосвещенные телефоны-автоматы. Зайдя в кабинку, он закрыл за собой стеклянную дверь и стал ждать.
Вскоре в вестибюле появился Яруллин. Он спускался по лестнице и, оглядываясь вокруг, направился к подскочившему со стула вахтеру, потом вышел на улицу.
Зариф Мифтахович терпеливо ждал.
Вернувшись назад, Яруллин остановился неподалеку от кабинки телефона-автомата, как бы в раздумье, рассеянно поглядывая на проходящих. И когда вестибюль опустел, оглянулся и напрягся лицом из кабинки Зарифу Мифтаховичу было прекрасно видно, как он нервно покусывает губу. Зариф Мифтахович изучал его лицо, как будто впервые его увидел.
И только удивлялся тому, как раньше не почувствовал этого человека, прожив столько лет на земле и научившись понимать других людей с полуслова, полувзгляда Как будто затмение какое-то нашло!
Если такой дешевый крючок заглотил, подслушав нарочный рассказ о друге-кураторе из министерства, и стоит сейчас, соображая, куда подевался его бывший директор, что от него ждать? И ведь подошел бы и заговорил, постарался бы обворожить. А зачем? На всякий случай. Чтобы обойденный им по службе не перекрыл пути наверх. А может, еще и вышел бы на высокого друга, похлопотал Он, Яруллин, далеко вперед смотрит и дорогу туда мысленно уже проложил
«Интересно, на что бы он пошел, пообещай я ему похлопотать? подумал Зариф Мифтахович. Закукарекал бы, коли потребовалось? Закукарекал бы!» решил твердо и однозначно, толкнул дверцу кабинки и зашагал мимо Яруллина с той усмешкой на лице, с которой изучал его мгновение назад через стекло.
НОЧНОЕ ДЕЖУРСТВО
Впереди, по краям центральной дороги заводского парка, горят фонари. Им-то все равно, когда светить, в будни или праздники. А вот дежурить в праздничную ночь нет ничего тягостнее. Правда, при виде фонарей настроение у меня улучшилось и ноги понесли быстрее. Как будто вместе с ними легче будет всю ночь без сна куковать.
Вот и наш цех. В полном безмолвии заводских корпусов он неузнаваем. Темные, унылые окна. Серые, застывшие стены. Кажется, встретил меня с укором: не надоело ли, товарищи дорогие, праздновать?
Не успел я зайти в дверь, как увидел, что навстречу бежит мастер с соседнего участка. Он дежурил передо мной и едва дождался пересменки.
Здорово! Тут все в порядке, намолчался, видно, за весь день, и поговорить хочется, и домой побыстрей убежать. Ты ложись и спи, ничего не случится, посоветовал он. Вот только в три часа ночи не забудь печи включить.
Да понятно, успокаиваю я его. Меня начальник участка Калимуллин уже предупреждал об этом. Тяжело рубильник, что ли, включить?
Смотри, а то завтра весь цех полдня простоит: они ж должны к началу работы прокалиться как следует
Припустил он по центральной аллее: в самый разгар успеет в компанию
Обойду-ка я, хоть он и успокаивал, весь цех. Надежнее будет.
Дежурный следит, чтобы не произошло чего-нибудь чрезвычайного. Пожар, например, чтобы не возник Но откуда тут пожару взяться, если в цехе все остановлено и источники энергии отключены? Что поделаешь: приказ начальства. А он, как известно, обсуждению не подлежит. Его надо исполнять, и точка.
Обычно те, кому по очереди или по жребию не повезет, ставят телефон поближе и на всю ночь преспокойно ложатся спать, потому что трудно себе представить желающего вытащить из цеха полутонный станок или заготовки в центнер весом
Но праздник, конечно, испорчен. Остается последовать примеру умных людей, сладко храпевших в этой мертвой тишине
«И хоть в этом поддержать существующие традиции, усмехнулся я, а не лезть на рожон, как выражается мое начальство в лице товарища Калимуллина».
Так я привык к невообразимому шуму и грохоту, царящему здесь в рабочее время, что звенящая тишина кажется зловещей. Одинокая лампочка возле каморки дежурного не в силах разогнать темноту, заполнившую все, вплоть до потолочных перекрытий. Станки застыли, как чучела. Краны замерли доисторическими чудовищами.
Зря я негодовал на волевое решение товарища Калимуллина. Во-первых, по его логике, кому же дежурить в самое неудобное время, как не самому нерадивому работнику? А во-вторых, может быть, и не пришлось бы увидеть свой цех таким застывшим и безмолвным. Как будто специально подготовившимся к откровенному разговору со мной напоследок прежде чем покину эти стены
А как гостеприимно, казалось мне, распахнул он свои двери год назад, когда приехал я сюда по распределению после института
Кажется, было это только вчера
«Привет! Мы тут с ног валимся: на участке всего два мастера, обрадовался тогда Калимуллин, если можешь, выходи завтра же»
Мне тогда он понравился: плохо выбритый, в кепочке, с умными цепкими глазами, смотрит и будто насквозь тебя видит. И рабочие понравились. И даже обшарпанный столик в углу комнаты, выделенный для меня.
Все начиналось хорошо, и каждый вечер, возвращаясь со смены, я ощущал настоящую гордость от мысли, что неплохо мы все вместе поработали.
Даже в общежитии, засыпая, думал о завтрашней работе. И все было бы нормально, не начни я приглядываться кое к чему. Например, как оси грузят на машины. Точно по той же «технологии», что и сто лет назад. Вручную.
И никому дела до этого нет.
Оказывается, существует на участке общий план модернизации оборудования и механизации таких работ. Каждый год по нему благополучно отчитываются, но оси грузят по-прежнему. Да если бы только оси
Подъемник установить ничего не стоило: нужно только придумать приспособление. Подготовил я чертеж, присмотрел кое-какие детали из отходов, но нельзя же из примусов такой подъемник собрать! И поделился своей идеей с Калимуллиным.
Молодец, сказал он, подняв усталые глаза от бумаг. Это хорошо, что ты инициативный, давай!
Хорошее слово горы помогает свернуть, и я с радостью принялся за работу. Калимуллину тоже пришлось суетиться мотор доставать, материалы для подъемника
Хлопотное дело ты затеял сказал он однажды, когда я пришел просить выписать подшипник другого диаметра: заказанные не подошли. Но деваться от тебя некуда, лишь бы на пользу пошло
И выписал, конечно.
В один прекрасный день мы все-таки запустили подъемник. И хоть десятки раз уже проверял, руки у меня тряслись Ребята подходили и разглядывали, как ловко и без усилий подъемный механизм захватывал тяжеленные оси и устанавливал в пазы. Кто-то даже «ура!» крикнул.
На следующий день иду на работу люди со мной, даже незнакомые, здороваются.
Чувствовал я себя именинником
Не прошло и полмесяца влетел я в кабинет Калимуллина с новой идеей.
Ты вот что, рационализатор. Сначала сядь и скажи спокойно, зачем нужно и, что немаловажно, во сколько это удовольствие обойдется, осадил он меня. В глазах его, воспаленных от бессонницы третий день не вылазил из цеха: конец квартала, я увидел не то что раздражение, а досаду: вот, мол, лезет тут со своими идеями, когда план горит.
Как будто то новое, что я предлагаю, завтра этот план не обеспечит!
Ну, давай, выкладывай свою гениальную идею, устало махнул он рукой.
Но когда выслушал на этот раз я предлагал высвободить десяток рабочих на самом трудном и вредном участке, непосредственно возле печей, и узнал, какие для этого потребуются материалы, долго смотрел на меня молча.
Где я тебе это все возьму? уже с едва сдерживаемым раздражением спросил наконец Калимуллин. Это же дефицит. Дают нам крохи, и то все в дело идет, а ты неизвестно на что месячную норму завода требуешь, да еще вдобавок и то, чего тут сроду не было!
Как это неизвестно на что? возмутился я. Искать надо, требовать, министерство бомбардировать телеграммами!
Эх, вздохнул Калимуллин и махнул рукой, не телеграммы там нужны, а продукция. Из-за этих вот мечтаний твоя смена на прошлой неделе план не выполнила, вовремя газораздатчик на профилактику не поставили, он и не работал три дня. А сейчас расхлебываем
Каких мечтаний?! тут уж я совсем разозлился. Допотопное оборудование, печи-старушки
Мы на этих печах план давали, даем и будем давать, понимаешь? повысил начальник участка голос. А прожектерством заниматься потом будем, после того как план выполним. Иди. Привет.
На очередном партсобрании я не выдержал, встал и все рассказал. И про ручной труд, и про материалы, и про прожекты
Калимуллин на собрании молчал, только глянул на меня исподлобья.
На следующий день он вызвал меня к себе:
Вот что, друг. Идеи идеями, а план планом. Пусть это, как ты там говорил, несовременно, но мы на том стоим и стоять будем.
Кто это «мы»? перебил я его.
Завод, спокойно ответил Калимуллин, и если этого не понять, лучше уйти куда-нибудь в СКБ, НИИ не знаю
Так вы что, меня с работы уже выгоняете? спросил я.
Зачем? Ты парень толковый и мыслящий, только нельзя в облаках витать, работать надо.
Это ваша философия бескрылой называется, прямо ему в лицо сказал я.
С тех пор стал он избегать со мной говорить и начал по пустякам привязываться: то недосмотрел, то недочистил, там не проследил, особенно по части ремонта.
А его не ремонтировать выбрасывать надо, это оборудование!
От такого отношения руки у меня, честно говоря, опустились. Подумывал, не уйти ли в самом деле?
Вскоре послужной список прегрешений моих и ошибок пополнился маленьким чепе.
В тот день на участок пришли два инженера из заводоуправления и попросили остановить несколько станков: по распоряжению главного инженера нужно было сделать какие-то замеры. Калимуллина на участке, как назло, не было уехал на соседний завод. Пока пришли девчонки из лаборатории, пока пробовали станки в разном режиме, прошло полсмены. А инженеры сидят, покуривают, с лаборантками балагурят. Не выдержал, наорал я на них, чтобы быстрее заканчивали, но время было упущено
Когда я стал объяснять причину, почему и половины нормы за смену не сделали, Калимуллин аж побелел. Но ничего не сказал и ушел к себе. Поплелся я за ним.
Как бы я главному инженеру объяснил, если бы отказался?
А ты рабочим объясни теперь, почему они прогрессивку не получат в этом месяце! заорал он.
Но лаборатория же, замеры начал было я.
Да плевать я хотел на эту лабораторию! Сидят там дундуки с дипломами, пусть лучше задницу себе обмеряют!
Тут уж ясно, в чей он огород камешек бросил
От таких приятных воспоминаний спокойно лежать на диване в комнате дежурного я не мог и пошел включать печи: была уже половина третьего. Рановато немного. Закурил сигарету и медленно зашагал по цеху.
Странная, непривычная тишина. Огонек сигареты светится как кошачий глаз в темноте. Только в этот момент, наедине с застывшими в сплошной темноте печами, которые мне нужно было через несколько минут включить, я ощутил во всем мощь, огромную силу, которую легко привести в движение одним нажатием кнопки запуска.
Вспомнил: Калимуллин говорит и ходит по цеху, как будто это огромное живое существо, с которым надо ладить. И меня тому же учит:
Прежде чем все менять, ты присмотрись ко всему, Каждую детальку здесь важно понять и знать на ощупь, а потом уже все ломать
Я прошел уже через весь цех и открыл боковую дверь, ведущую на участок термистов. И здесь сплошная темень. Зажег спичку. Панель, разноцветные кнопки, расположение которых растолковывал мне Калимуллин. Я посмотрел на часы. Скоро три. Сейчас тишина в огромном ангаре нарушится и заполнится гулом печей
В следующее мгновение меня бросило в жар. Я нажал кнопку, а тишина в цехе не только не сменилась нарастающим гулом, но стала еще более ощутимой и глубокой. Я нажимал, давил на кнопку бесполезно.
Так. Нет напряжения.
Надо позвонить на подстанцию, может, там ток отключили.
Я бежал и слышал глухой стук ботинок по бетонному полу.
В подстанции трубку никто не брал. Оставалось идти туда самому или звонить дежурному по заводу.
Если я не включу печи, завтра поднимется немыслимый скандал. И на этот раз действительно никому ничего не объяснишь: какой ты инженер, если не сумел разобраться
Что случилось? поднял наконец-то трубку дежурный по заводу. Выслушал и коротко сказал: Жди звонка, я свяжусь с подстанцией.
Я начал ходить по комнате взад и вперед, физически ощущая, как быстро бежит секундная стрелка на часах. Как только зазвонил телефон, я схватил трубку.
У тебя в цеху напряжения не было, спокойно и легко говорил голос на другом конце провода. Электрика я разбудил, напряжение дали. Так что включай свои печи.
На участок термистов я бежал сломя голову.
Нажимаю кнопку. Еще, еще!
Тихо