Браки совершаются на небесах, дорогая Ямиля! уклончиво заметил он, и она поняла, что Абдрашитову не хочется говорить об этом.
А ты уверен, что все обойдется?
Как тебе сказать Может да, а может и нет. В конце концов наше с тобой дело маленькое. Тут, он показал глазами на главных специалистов, считай, весь синклит собрался. Им и решать, и отвечать.
Но Хабиров
Что Хабиров? перебил ее Абдрашитов. Псих он ненормальный! Он что, на самом деле считает, что без него не обойдутся? Или никто, лучше его, машины не знает? Он еще на горшке, прости, сидел, когда эти барабаны запустили. Качали концентрат будь здоров! Поболее, чем сейчас.
Может быть, и качали на новых машинах. А сегодняшние на ладан дышат. Или ты не знаешь? возразила Ямиля.
Тьфу! дурашливо воскликнул Абдрашитов. Тебе эта песенка хабировская не надоела еще?
Не надоела, потому что он прав. Нельзя так безоглядно работать. Мы же не одним днем живем. Кого вы хотите обмануть? Себя? Нас? Государство? Телегу собираетесь гнать со скоростью машины. И это инженерное решение? Ямиля непроизвольно подняла голос, и Сафаров выглянул из-за спины главного технолога.
Что там за крик? Кому не нравится инженерное решение?
Абдрашитов предостерегающе подмигнул Ямиле, но она, чуть наклонившись вперед, показала себя и громко ответила:
Мне не нравится.
Это почему же? сказал Сафаров, подходя.
Потому что агрегат нуждается в капитальном ремонте. Мы должны были поставить его на ремонт еще в прошлом месяце, но вы, товарищ Сафаров, не разрешили.
Так, так, скучно проговорил главный инженер и надвинул кепку поглубже. Дальше?
А что дальше? Дальше некуда.
Говорливые у тебя механики! сказал Сафаров начальнику цеха. Но нам разговаривать некогда, И потому как вас, Нафикова, да? я вас временно отстраняю от работы. Абдрашитов вполне справится и один.
Это самоуправство! вспыхнула Ямиля.
Конечно! согласился Сафаров. Есть у меня такое право, вот я его сам и использую Ты слышал, Абдрашитов?
Тот оглянулся на Ямилю и неуверенно кивнул.
Ну, раз слышал приступай. Мы подойдем часа через два. Двигатель к тому времени должен стоять на месте. И прогони его вхолостую пока.
Понял! сказал Абдрашитов.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Чё ты сунулась, чё ты сунулась? ругал начальник цеха плачущую Ямилю. Он же бульдозер, танк, он тебя в порошок сотрет и не заметит. Что тебе, больше других надо? Молчала бы себе в тряпочку Еще неизвестно, что из всего этого получится, а вы с Хабировым шум подняли на всю округу. Чего вы добиваетесь, не пойму? На вот, вы пей водички
Он налил из графина воды и протянул Ямиле стакан.
Что я, истеричка какая? возмутилась та и отвела от себя его руку. Обидно мне просто.
Да не уволил он тебя, а отстранил, чего обидно? Чтобы уволить, приказ нужен, дурная твоя голова! Иди отоспись, завтра разберемся.
Казаргулов глотнул из стакана воды и чуть не поперхнулся кто-то сунул голову в дверь и заорал: «Там Хабиров с Абдрашитовым» и исчез, проглотив последнее слово.
Этого еще нам не хватало! кашляя, просипел Казаргулов и побежал в цех. Ямиля выскочила вслед за ним.
* * *
Гумер просидел в приемной генерального директора комбината полтора часа и ушел несолоно хлебавши: тот принимал какую-то делегацию.
Секретарша, поднимая разноцветные телефонные трубки, отвечала всем монотонно: «Он занят, соединить не могу» и только раз быстро переключила телефон. «Секретарь горкома», коротко пояснила она не то Гумеру, не то самой себе, потому что была на редкость неразговорчивой.
Зря сидишь, наконец сказала она. В одиннадцать у него оперативка. И секретарь парткома просил сообщить, когда освободится. Сам понимаешь Назначит другое время, найду.
Спасибо, Гумер встал, с сожалением взглянув на закрытую дверь. Только вы ему обязательно скажите.
Иди, иди, чего зря повторять? недовольно проговорила она.
* * *
Двигатель заменили быстро электрики свое дело знали. Абдрашитов вытер руки ветошью и, взглянув на часы, пошел к пульту: Сафаров любил, чтобы его указания выполнялись точно. Зря, конечно, он Ямилю отстранил, и вообще, говорил ведь ему, что не надо с ее сменой связываться: у нее что-то вроде романа с Хабировым видели их вместе в ресторане. А раз так, женщину никаким пряником не заставишь делать то, что она душой принять не может. И его он зря в эту историю впутал ему с Ямилей делить нечего, наоборот, кабы не жена, с превеликим удовольствием бы сам с ней в ресторан сходил. Если Хабиров не дурак, он двумя руками за нее ухватиться должен такие кадры на улице не валяются. Только что-то не видно, чтобы очень уж спешил, из цеха не вылазит, чудак-человек, нашел себе амбразуру «Хотя и намекал мне Сафаров, что двинет в скором времени в главные, думаю ни к чему это все, не хочется на живое место, в тягло такое впрягаться тоже не хочется. Тут только такой человек, как Хабиров, и может, наверное, на раскладушке спать в цехе, а лично я так спать не согласен. И если честно, мне тоже не по душе эта сафаровская затея: по грани будем ходить, это уж как пить дать!
Чуть перебор и кто в тюрьму сядет? Мы с Ямилей и сядем, а Сафаров крылышки отряхнет и только его и видели. И Хабиров, конечно, тоже с нами в одной компании будет»
Нехорошие эти мысли пришли вовремя. Абдрашитов потянулся было к кнопке, но задержал руку и оглянулся.
Эй там, на вахте! Отойдите-ка на всякий случай подальше.
Вот-вот, сказал Гумер, быстро подходя к пульту. Расчеты расчетами, а все-таки подальше, да? и вдруг заорал во весь голос: Какого черта здесь распоряжаешься?
Ты не кричи, Хабиров, я не глухой, остановил его Абдрашитов. А распоряжается здесь товарищ Сафаров Главный инженер, если не забыл.
Не хотел он ссориться с Хабировым, видит бог, не хотел, только кричать никому на себя не позволял, и без того тошно на душе.
Пока я тут за механизмы отвечаю, никаких фокусов делать не разрешу. Ясно? сказал Гумер и встал между пультом и Абдрашитовым.
Так без твоего разрешения обошлись, усмехнулся тот. И осталось-то кнопку нажать У меня указание Сафарова проверить движок, и я проверяю Отойди, Гумер, по-человечески прошу. Не мешай. Сейчас придет Сафаров, с ним и разговаривай
Что произошло, никто из стоящих в разных концах участка толком не понял. Увидели только, что Абдрашитов взмахнул руками и исчез из поля зрения. Видели так же, что Хабиров быстро наклонился к нему и что-то там, внизу, стал делать Остальное происходило в полной суматохе. Прибежали Казаргулов с Ямилей. Прибежала медсестра с автомобильной аптечкой. Быстрым шагом прошествовали туда и обратно нахмуренный Сафаров, главный энергетик и главный технолог.
Наконец разобрались: Абдрашитов, оттесненный от пульта Гумером, споткнулся и упал, ударившись головой о какую-то железяку. Не сильно, но до крови.
Теперь он сидел на кожухе дымососа, приложив к затылку ватный тампон, и тихо ругался, а Гумер, бледный и растерянный, стоял рядом, не зная, куда себя девать.
Дурак ты, Гумер, ах какой дурак! сказал Абдрашитов не зло, а с какой-то даже проникновенностью. Ну, что б тебе на пять минут позднее прийти, а?
Странное дело, но именно в эти минуты, когда от пережитого страха осталась только холодная испарина на лбу, Гумер твердо сказал себе: все, больше он и пальцем не пошевельнет, пусть катится к черту Сафаров со своими затеями! Уйду в слесаря, в управдомы, в лесники куда угодно уйду. Нет больше у меня ни сил, ни желания, ненавижу эти железки, себя ненавижу, жизнь эту неустроенную ненавижу что еще?
Извини Я не хотел
Да пошел ты! в сердцах закричал Абдрашитов. Не о том я вовсе Вон, чувствую, шишка растет, как шапку теперь надену?
И люди, стоящие вокруг, облегченно захохотали.
* * *
Никто из работников цеха, естественно, не придал большого значения происшествию посмеялись и разошлись по своим делам. Как ни сопротивлялся Абдрашитов, его все-таки заставили сходить в медпункт, где выстригли волосы на затылке, промыли перекисью водорода небольшую ранку и туго забинтовали голову бинтом. Вид у него стал сразу же пугающе-впечатляющий, но домой он идти отказался и двинулся к электрикам, которые за время его отсутствия обнаружили в новом редукторе дефект и ждали распоряжений.
Знал бы, не падал! мрачно пошутил Абдрашитов и пошел звонить Сафарову. Тот распорядился чинить, поскольку запасных редукторов на складе больше не было.
А агрегат запускай, готовь ко второй смене! добавил он.
Туда-сюда! Что мы двужильные, да? возмутился Абдрашитов. Я свою смену уже отработал, пусть Ямиля потрудится.
Но Сафаров его горячие слова пропустил мимо ушей:
Делай, как сказано!
Гумер как ушел отсюда, так и не появлялся. Твердо решив больше ни во что не вмешиваться, он позвонил в приемную генерального директора, чтобы отменить свою просьбу о приеме. Однако секретарша сухо ответила, что тому не только уже доложили о нем, но и о том, что произошло в цехе. Так что пусть он, Гумер, сидит на месте и ждет звонка.
А что произошло в цехе? удивился он. И кто доложил?
Секретарша только фыркнула в ответ и положила трубку.
С генеральным директором ему встречаться еще не приходилось видел, конечно, на собраниях, слушал его выступления, но как и многие только из зала. Говорили о нем разное: мол, и суров-то, и резок, что положение его в последние годы пошатнулось не очень ладит с местными властями, а наверху, в области, лишился надежной поддержки.
Ходили слухи и о том, что собираются его менять, называли даже кандидатуру секретаря горкома партии по промышленности, который был частым гостем в объединении. Как бы там ни было, а неурядицы в подразделениях объединения, и в первую очередь на их фабрике, давали основания для подобных разговоров. Уже давно объединение не хвалили ни в печати, ни в докладах районных руководителей, а из области часто наезжали комиссии.
Словом, было о чем подумать Гумеру в ожидании звонка из приемной генерального директора. Утром, движимый уверенностью в своей правоте, он бестрепетно поднялся на второй этаж заводоуправления и сидел потом в приемной, завороженно глядя на высокие дубовые двери кабинета. И знал, как и что должен сказать, невзирая на настроение руководителя, который, несомненно, был в курсе затеваемого Сафаровым эксперимента. Но теперь все продуманные ночью, не раз взвешенные слова уже не казались столь убедительными. Что, собственно, мог противопоставить он идее Сафарова? Свои ощущения или предчувствия? То, что слышалось ему в гуле барабана? Говорить директору, проработавшему здесь полтора десятка лет, что оборудование устарело, работает на износ, что необходима модернизация? Или о том, что нельзя наращивать производительность агрегатов за счет сокращения сроков профилактического ремонта? Что есть такие понятия, как износ металла, сопротивление материала, амортизация и тому подобное, известное тому, как дважды два? А как объяснить, что деятельность главного инженера фабрики порочна в самой своей основе, поскольку преследует вовсе не интересы производства и работающих на нем людей, а всего лишь собственную корысть?
Нет, не был столь наивным Гумер, чтобы не понимать, какой может быть реакция генерального директора, обладающего всей информацией о всех службах огромного предприятия. И как бы ни был он, директор, озабочен своими личными неприятностями, ежели они у него, действительно, есть, не мог он положиться лишь на нахрапистость и удачливость Сафарова. «Ну, не сумасшедший же он, в конце концов, чтобы не видеть, не понимать того, что увидели и поняли не только я, но и главный механик, и старые инженеры, и Ямиля, и еще многие люди, которые сейчас почему-то отмалчиваются. Ведь, уверен, и Абдрашитов, хотя и оказался правой рукой Сафарова, тоже не в восторге от его идеи у него же в глазах написано, что боится. Боится и делает. А чего, спрашивается, боится? Почему, когда я ему не дал запустить агрегат, решил вдруг оттеснить меня, изловчиться как-то, чтобы добиться своего?
Угодить Сафарову? Досадить мне? Абсурд! Не такой он человек, чтобы идти напролом. Не стал бы я драться с ним из-за этого, не стал, и он прекрасно понимал, что ни час, ни день, ни неделя в таком важном деле большой роли не играют, что у Сафарова, директора фабрики, даже начальника цеха есть возможность изолировать меня, просто отодвинуть в сторону, как сделали это с Ямилей А упал, поранил голову и как отрезвел сначала ругался, потом шутил и смеялся, будто виноватым себя чувствовал передо мной»
Через час Гумера вместе с начальником цеха позвал к себе директор фабрики. Был он хмур, взвинчен и даже не предложил им сесть.
В три часа вызывает генеральный, коротко сказал он, ни на кого не глядя. Потом встал, походил по кабинету, время от времени спотыкаясь о край старого, изрядно изношенного ковра и каждый раз раздраженно оглядываясь на помеху. Старый, усталый человек, давно переживший свое директорство
Мучила его давно уже тяжелейшая астма, но он пытался скрыть немощь и болезнь, раньше всех приходил и позднее всех уходил с фабрики, боясь телефонных звонков «сверху», боясь критики «снизу», боясь рядом работающих всего боялся и все-таки сидел в крутящемся, таком же старом, как и он сам, кресле, непонятно почему, неизвестно зачем Фабрикой давно уже управлял Сафаров, и было ясно, что директор для него всего лишь удобная ширма, он и в грош его не ставит, но будет защищать и помогать до тех пор, пока это будет ему самому выгодно. И целесообразно, что для Сафарова было одно и то же.
А его-то зачем? спросил, кивая на Гумера, Казаргулов. Вроде раньше обходились.
Раньше обходились, а теперь нет, сказал директор, снова опускаясь в кресло. Постучал пальцем о край стола и поднял глаза на Гумера: Просился к нему, что ли?
Просился утром сегодня, но он был занят, ответил Гумер. Велено ждать.
Был занят, а сейчас вот освободился, заметил директор с той же медлительной интонацией. Теперь, считай, дождался Чего просился-то?
Вы знаете зачем, сказал Гумер. Нельзя ускорять скорость барабанов.
А-а протянул директор иронически и стал разглядывать свои руки, поворачивая то одну, то другую ладонь. Была у него такая смешная привычка, которой он, как сам пояснял любопытствующим в минуты душевного расположения, останавливал себя от вспышек гнева.
Убрал руки со стола и сказал, обращаясь к начальнику цеха:
Вот, Казаргулов, учись у молодых делать глупости. И не надо тебе будет вставать каждый день в шесть утра и собачиться потом целый день в своем треклятом цехе. Он, Хабиров, без года неделю работает у нас, а уже все лучше всех знает.
Я начал было Гумер, но директор махнул ему рукой:
Помолчи, Хабиров: там, наверху, объяснишь, уж коли сам напросился. Чего зря здесь словами разбрасываешься? Ты лучше скажи, зачем голову Абдрашитову разбил? С ним-то чего не поделили, а?
Он? удивился Казаргулов, оглядываясь на Гумера. Кто это выдумал? Споткнулся и шишку себе набил Абдрашитов. В цехе давно уже лясы точит.
Но ты его не пускал? спросил директор Гумера. От пульта отталкивал?
Не пускал, сказал тот. Но не отталкивал.
Значит, он взял и сам себе башку разбил?
Ну да, сам! вклинился Казаргулов. А кто же еще?
А ты что адвокатом тут выступаешь? недовольно обрезал его директор. С тебя ведь тоже спросится, не думай. Развели тут, понимаешь, разные разности: не пускал, не толкал, сам себя зарезал Детский сад, понимаешь!
Не детский сад! разозлился Казаргулов. Но вы, Сабир Сабирович, не той информацией пользуетесь, вот что я вам скажу!
А ты там был, сам видел? вкрадчиво спросил директор. А, Казаргулов?
Я позднее пришел, смешался начальник цеха. Но почти вскоре, через две-три минуты
Так чего же тогда кричишь? Чего заступаешься, спрашиваю? визгливо крикнул директор и снова начал рассматривать свои ладони. И не у тебя я спрашиваю, а вот у Хабирова. А?
Я все сказал! ответил тот. Пускать не пускал, но и толкать не толкал. Абдрашитов споткнулся и ударился. Думаю, он сам лучше расскажет.
Если у него спрашивать кто-нибудь будет расскажет, заметил директор, успокаиваясь. Наверное, расскажет. Только ты не понимаешь, да?
А что я должен понимать?
Что дров наломал, не понимаешь?
Не понимаю.
Он не понимает, Казаргулов! картинно развел руками директор. Объясни ему тогда ты, что фабрика не кружок художественной самодеятельности. Что, если в цехе люди сами себе головы разбивают, то кто-то должен за это отвечать все равно. Даже если им нравится головы разбивать. Что на рабочем месте работают, а не спорят. Что, если есть приказ, его надо выполнять, а не устраивать сцены у фонтана. Я ясно говорю, Казаргулов? Вот это все и объясни Хабирову до трех часов, чтобы он у генерального потом не спрашивал, что да почему! Ты думаешь, я его защищать буду? Нет, не буду и тебе, Казаргулов, не советую.