Когда ей исполнилось сорок восемь лет, на нее внезапно обрушилась любовь, самая настоящая, самая что ни на есть непритворная.
Разумеется, ей случалось и раньше влюбляться, но это все было так, несерьезно и неглубоко.
Впрочем, она была не одинока, многие врачи и сестры в больнице, молодые и даже пожилые, переживали любовные страсти, ждали телефонных звонков.
Одна сестра, моложе Эрны и тоже не очень красивая, даже клялась покончить с собой, если он не женится.
Говорила о нем:
Онвся моя жизнь. Без него я все равно жить не буду.
Как-то Эрне довелось видеть его. Низкорослый, прыщеватый, нос картошкой. Есть кого любить, по ком с ума сходить...
К слову, он женился на той самой сестре. И жили они, словно кошка с собакой, не было дня, чтобы не дрались.
И Эрне вспомнились слова Кучеренко, сказанные уже и не вспомнить по какому поводу:
Бог тогда наказывает человека, когда исполняет его желания...
«А у меня нет никаких желаний,думала Эрна, не то радуясь этому, не то удивляясь.Нет как нет».
Однажды в конце июля она записалась на поезд здоровья. И поехала вместе с другими врачами и сестрами их больницы за грибами под Можайск с ночевкой.
Ей понравился этот поход прежде всего потому, что все было в новинкутуманный рассвет, тихая росистая трава, по которой идешь ранним утром, молчаливые деревья вокруг и под ними желанные коричневые, розовые, серые шляпки грибов.
Она зашла далеко, в самую глубь леса, огляделась, никого поблизости, крикнула:
Эй, кто здесь есть еще?
Молчание было ей ответом.
Она не испугалась, пошла дальше, где-то вдалеке раздавался шум проезжавших машин, она знала, там шоссе, и побрела в ту сторону. В корзине ее было штук десять сыроежек, один трухлявый белый и два подберезовика.
И тут вышел из-за деревьев он. Казалось, все время стоял тут же, только и ждал, когда она подойдет поближе.
Глянул в ее корзинку, спросил:
Это все?
Да,ответила она.
И наверное, ходите с самого утра?
Конечно.
Не густо,сказал он; нагнувшись, поднял земли свою корзину, показал ей.Что скажете?
Корзина была полна доверху, грибысплошь белые и еще подберезовики и подосиновики, сыроежкини единой.
Вот это да!воскликнула Эрна.
То-то,сказал он. Сорвал несколько широких, разлапистых листьев папоротника, прикрыл ими свои грибы.Чтобы никто не завидовал.
А вы боитесь зависти?спросила она.
Нет, не боюсь, напротив, жалею завистников.
Почему вы их жалеете?
А им тяжко живется, ведь всегда найдется тот, кому в чем-то повезло больше: грибов ли больше собрал, или потолок в квартире выше, или волосы гуще...
Тут она впервые заметила, что он лысый. У него была круглая, словно шар, красивой, законченной формы, совершенно лишенная волос голова.
На смуглом худощавом лице очки. Глаза добрые, внимательные, и весь он, довольно высокий, с узкими плечами и длинной шеей, производит впечатление очень здорового, уравновешенного, доброго человека. Уже не молод, хорошо за пятьдесят.
Кажется, я заблудилась,сказала она.
Он улыбнулся. От улыбки лицо его похорошело. Даже стало как будто бы немного моложе.
Здесь трудно заблудиться...
Так я же заблудилась!
Вам это только кажется.
Вы здесь живете?спросила она.
Отнюдь, приехал из Москвы, как и вы.
Откуда вы знаете, что я из Москвы?
Если бы я был Шерлок Холмс, а вы, к примеру, Ватсон, я бы вам объяснил, что прежде всего знаю, по выходным сюда приезжают грибники из Москвы, во-вторых, у вас за ремешком часов билет.
Она глянула на свою руку: в самом деле, за ремешком заткнут обратный билет до Москвы. Улыбнулась, сказала:
Все ясно.
Так говорил обычно этот классический тупица и бестолочь доктор Ватсон, когда Холмс объяснял ему все, что следует.
Ну, не такая уж я бестолочь,сказала Эрна, ничуть, впрочем, не обидевшись.
Заранее скажу, совсем вы не бестолочь,согласился он.
Подошел ближе.
Давайте познакомимся, хотите?
Давайте.
ЯИлья Александрович. Фамилия у меня громкая.
Какая же?
Громов.
Громов? Скорее громовая.
Может быть, и так,сказал он.Меня, кстати, большей частью все зовут по фамилии. Так как-то получилось. Возможно, потому, что короче, пока произнесешь «Илья Александрович», наверняка полсигареты выкуришь, а «Громов»коротко, лаконично, даже выразительно. Вы не находите?
Пожалуй,сказала Эрна.
Так что называйте меня, пожалуйста, по фамилии. Идет?
Идет.
Кстати,начал он снова,а вас-то как кличут?
Эрна Генриховна.
Солидно,сказал он.
Обыкновенно,сказала Эрна, она не любила, когда к ее имени-отчеству относились, как ей думалось, несколько предвзято.
Пошли в ту сторону,сказал он,
К шоссе?
Да.
Не торопясь, дошли до шоссе.
Вот я и вывел вас на дорогу,промолвил Громов.
А где же в таком случае вокзал?
Километров за пять отсюда, только зачем он вам?
Просто на всякий случай. Мы же с вокзала поедем домой.
А сперва соберетесь все вместе, будете сидеть вокруг костра и петь песни?
Он сморщил лоб, вдохнул воздух и запел тоненько, жалобно:
Что стоишь, качаясь, тонкая рябина...
У вас не получается,сказала Эрна.Видно, что кому-то подражаете, но выходит как-то ненатурально.
Может быть, и вправду неестественно, но я до того не люблю эти организованные вылазки на природу!
А вот мне это все в новинку!
Вы раньше никогда не ходили в лес за грибами?
Нет, представьте, как-то ни разу не приходилось.
Счастливая!воскликнул он.
Она удивилась:
Чем же я счастливая?
Потому что вам все это предстоит узнать в первый разходить в лес, искать грибы...
Уже искала,она кивнула на свою корзинку.Теперь бы еще своих найти.
Я говорю не о сегодняшнем дне. Потом ночевать в лесу, в палатке, просыпаться на рассвете, и дрожать от холода, и умываться, когда утренний ветер с силой хлещет в лицо, и потом снова ходить по никогда не виданным дорогам...
Вы говорите, как стихи пишете,заметила она.Того гляди в рифму начнете.
Он, как бы опомнившись, улыбнулся, сложил вместе ладони, словно прощения просил.
Вот что, я назначаю вам свидание. Давайте здесь, на шоссе, ровно в пять, хотите?
Его глаза за стеклами очков смотрели на нее c дружелюбным интересом. Казалось, он давно и хорошо знает ее.
И Эрна ответила с готовностью, слегка удивившей ее самое:
Хочу.
Она дошла до своих, потом собирала сучья для костра и пекла вместе со всеми картошку и слушала байки, которые неминуемо травят, усевшись вокруг костра, испытанные рассказчики, и слушала песни. Один раз, не сдержавшись, засмеялась тихонько, когда завхирургией, солидная женщина Магда Валерьевна, запела жалобно:
Что стоишь, качаясь, тонкая рябина...
Слово «тонкая» Магда Валерьевна произнесла на французский манер, слегка в нос.
Эрна то и дело поглядывала на часы. А потом незаметно встала, впрочем, никто не удержал ее, да и вряд ли кто заметил ее уход.
Ровно в пять она стояла на шоссе, на том самом месте, где они расстались.
На шоссе никого не было видно, лишь на обочине, в стороне стояла темно-зеленая машина «Жигули», и ни одного человека поблизости.
«Вот дура-то!с досадой обругала себя Эрна.Надо было спешить, бежать что есть сил, словно девчонка, на шоссе, тоже мне, разбежалась, а никто не встречает и не встретит!»
Подумала о том, как уютно и защищенно сидеть сейчас у костра, слушать всевозможные рассказы, даже петь всем известные песни тоже, в конце концов, не так уж плохо...
Чего же вы стали?донесся до нее голос, ставший уже знакомым. Илья Александрович вышел из зеленой машины.Давайте-ка сюда...
Она подошла к машине.
Поедем?
Куда?
В Москву. Нечего вам в поезде томиться, я вас быстро домчу.
Она послушно села рядом с ним. На заднем сиденье стояла его корзинка, старательно прикрытая сверху широкими листьями.
А я свою корзину позабыла,вспомнила Эрна.Осталась где-то там, возле костра...
Ничего,сказал он, захлопнув дверцу машины.У вас было столько грибов, сколько примерно у меня волос на голове.
Засмеялся, и она засмеялась тоже.
Глава 5. Леля
Леля училась в первом классе, когда мама взяла ее с собой в деревню.
Поедем-ка к бабушке,сказала мама.Поглядим, как она живет, что такое настоящая русская деревня.
Обычно летом Леля ездила на дачу вместе с детским садом.
Дачу детский сад снимал по Савеловской дороге, в зеленом поселке, который назывался Прозрачный Ручей. Сперва Леле нравилось уезжать на эту дачу, было весело всем вместе бегать по лугу, заросшему густой, высокой травой и разноцветным клевером, играть в прятки и в салки.
А потом она начинала скучать по маме. Папы Леле тоже недоставало, но по маме она тосковала сильнее, особенно в последний месяц. Считала дни, когда уедет домой, капризничала, ссорилась с другими девочками.
Когда мама приезжала навестить ее, плакала, просила:
Забери меня, хочу домой...
Мама пыталась уговорить Лелю, но Леля твердо стояла на своем, и в конце концов мама сдавалась, забирала Лелю в Москву.
Леля ликовала, а мама сокрушалась, особенно, если выпадал жаркий и пыльный август:
Девочка будет мучиться от жары...
Но Леля была очень довольна прежде всего тем, что сумела добиться того, чего хотела.
Когда Леле исполнилось семь лет, папа с мамой вдвоем привели Лелю в первый класс. Леля шагала посередине между ними, в руках большой букет гладиолусов, косы по плечам, на коричневом форменном платье белый передник.
Мама растроганно шептала папе:
Лучше нашей нет никого...
Разве?насмешливо возражал папа.Уж так уж нет никого? Кто-нибудь, может быть, и найдется...
Он был ироничней мамы, к тому же стеснялся открыто восхищаться дочкой. В конце концов, пусть женщины откровенно демонстрируют свои чувства, мужчинам это вовсе не к лицу.
Но когда Леля приблизилась к школьным дверям, где ее встретил плечистый десятиклассник и по установившейся в школе традиции взял Лелю за руку, повел за собой, у Лелиного папы глаза вдруг налились слезами, и он отвернулся от мамы, чтобы она ничего не заметила, а мама, само собой, все заметила, но решила не подавать вида, чтобы не смущать папу.
В мае Леля окончила первый класс.
Папа спросил:
Устала учиться?
Вот уж ни капельки,ответила Леля.
Отдохнешь в деревне,сказал папа, а мама добавила:
У нас в деревне.
Леле деревня почему-то представлялась большим лесом с огромными деревьями, под деревьями растут вперемежку ягоды и грибы; бабушка, приезжая к ним в Москву, всегда привозила банки варенья, маринованных грибов, соленых огурчиков, говорила:
Что ягод, что грибов, всего в нашем лесу полным-полно...
Мама не походила на бабушку, бабушка была выше ростом, чем мама, глаза у нее были яркие, не то, что мамины, совсем небольшие, и волосы у мамы были коричневые, коротко стриженные, а у бабушки белые, длинные. Утром, когда она начинала расчесывать их пластмассовой расческой, волосы ее, словно полотенце, окутывали плечи, Леля окунала лицо в прохладные густые пряди, говорила:
Бабушка, ты у нас красивая...
Тоже мне нашла красавицу!смеялась бабушка.
Каждый раз, уезжая домой, бабушка приглашала Лелю:
Приезжай погостить к нам в деревню...
Но мама все никак не могла поехать вместе с Лелей, а одну ее отпустить не решалась. И только лишь тогда, когда Леля стала школьницей, мама согласилась наконец отправиться вместе с нею к бабушке в деревню...
Сперва они ехали поездом. Леля стояла у окна вагона, смотрела, как мелькают мимо поля, перелески, леса, поминутно спрашивала маму:
Скоро деревня?
Скоро,отвечала мама.Еще немножко проедем и доберемся...
Но «скоро» все не наступало, и Леле уже наскучило спрашивать маму, когда доберемся, а мама по-прежнему терпеливо поясняла:
Еще немножко... Вот теперь самую капельку осталось...
Наконец и в самом деле добрались до станции Огородское.
Поезд постоял минуту и помчался дальше, а Леля с мамой вышли из вагона.
Был прекрасный летний день, светило солнце, цвели яблони за свежепокрашенным забором, окружавшим зеленый одноэтажный домик, на котором крупными буквами было написано: «Почта. Телеграф. Телефон».
Мама,спросила Леля.Здесь живет бабушка? В этом самом домике?
Нет, нам до бабушки еще километров двадцать,сказала мама. Приложила ладонь к глазам козырьком и вдруг стала махать рукой. И тогда к ним приблизился коренастый парень, на голове твердый оранжевого цвета шлем, какой обычно носят гонщики, в руках большие кожаные перчатки с крагами.
А я уже заждался вас, тетя Маша,сказал он.
Да ты что, Слава,удивилась мама.Поезд же пришел минута в минуту...
Обняла Славу за шею, поцеловала в щеки, сперва в одну, потом в другую.
Он нагнулся, поднял с земли чемодан и рюкзак.
Гостинцы тете Луше везете?спросил.
А как же,ответила мама.
Леля тихо спросила маму:
Что такое гостинцы? Это маленькие гости?
Это подарки,так же тихо ответила мама.
Леля знала, и в чемодане, и в рюкзаке полно подарков. И не только для бабушки, но и для всех родичей, их у мамы видимо-невидимо, какие-то неведомые Леле двоюродные тетки, внучатые племянницы, третьеюродные братья, одним словом, как говорил папа, десятая вода на киселе. И оказывается, все эти подарки называются гостинцами, интересное слово. Надо бы его запомнить...
В тени под старым дуплистым деревомЛеля подумала, что там, в дупле, наверно, живет белка или какая-нибудь большая лесная птица вроде филинастоял мотоцикл с широкой коляской.
Прошу,сказал Слава, привязал чемодан и рюкзак к багажнику, а сам уселся на седло, мама с Лелей сели в коляску.
Леля спросила:
Откуда ты этого Славу знаешь?
Как же не знать,сказала мама.Он же наш, деревенский, его бабушка с твоей бабушкой вместе на ферме работают...
Мотоцикл мчался все вперед и вперед, встречные поля и леса сменяли друг друга. Ветер гудел в ушах, время от времени мотоцикл подпрыгивал, попадая на ухабы, и каждый раз Леля смеялась: очень смешно было глядеть на Славу, казалось, его что-то подбрасывает вверх и обратно, в седло.
Потом мотоцикл круто развернулся и разом стал на месте, как бы замер.
Приехали,сказала мама, вылезая из коляски.
За ней вылезла Леля, оглядываясь кругом. Неширокая улица, поросшая травкой, по обе стороны деревья; в ряд, один возле другого стоят дома, окруженные заборами. В пыли прямо на дороге роются куры, одна стала напротив Лели, уставилась на нее и вдруг раскудахталась что есть сил. Леля засмеялась:
Что за смешная курица! Погляди, мама!
Но курица мгновенно, как бы услышав и поняв Лелины слова, повернулась, побежала прочь.
Вот это и есть Олсуфьево, деревня, в которой живет бабушка,сказала мама.
Из дома наискосок навстречу к ним бежала бабушка. Позади бабушки переваливалась с боку на бок толстая белая собака, махала пушистым, загнутым в колечко хвостом.
Леля кинулась бабушке навстречу.
Наконец-то,воскликнула бабушка.А я все глаза проглядела, когда, думаю, дорогие наши гости прибудут?
Крепко обняла Лелю.
Какая же ты большая стала, не узнать...
Мотоциклист Слава донес чемодан и рюкзак до бабушкиного дома, поставил на крыльцо.
Ну, я пошел,сказал.
Приходи ужо,сказала бабушка, а мама повторила:
Приходи непременно...
Я, бабушка, с зимы на целый сантиметр выросла,сказала Леля.Мама отмечает на дверях красным карандашом, вот приедешь к намувидишь, как я выросла...
Белая собака терпеливо стояла, глядя на Лелю выпуклыми темными, похожими на сливы глазами.
Какая замечательная собака,сказала Леля.Как ее зовут?
Альма,ответила бабушка.Мы с ней вроде бы две подруги, живем вместе...
Леля знала, что бабушка живет одна, что, кроме мамы и ее, Лели, у бабушки никого нет. Значит, ей с Альмой веселее.
Она нагнулась, погладила Альму по голове, и Альма стала быстро-быстро махать хвостом, как бы приветствуя Лелю.
Весь день до самого вечера не закрывалась дверь в бабушкином доме. Приходили бабушкины соседи поглядеть на Лелю и на ее маму, ведь мама давно уже уехала из деревни и за эти годы ни разу не приезжала сюда.
Каждый, входя в горницу, первым делом кланялся бабушке: