Зачем мне деньги в полночь?
Но и читать в такой темноте не очень удобно.
Я ее давно прочла, а сейчас хочу подарить своему другу на день рождения.
Тогда отчего же ты не поздравила этого друга?
В том-то и дело, что его здесь нет.
Я помню «Песнь о Роланде», на лекции по истории права профессор рассказывал, как судьбу Ганелона решал исход поединка. Ганелон был предателем, победил воин, который обвинял его в измене.
А если бы он не был предателем, победил бы другой воин?
Тогда не было бы эпоса.
Значит, главное в эпосе измена?
Нет. Главное в нем любовь и подвиг.
А ты помнишь Альду?
Невесту Роланда?
Да. Помнишь?
Не очень хорошо.
Помнишь, как она умирает?
Нет.
Когда ей сообщают о гибели Роланда, она падает замертво, потому
Потому что она его очень любила.
Потому что он был самый смелый и самый благородный.
Я принял это как упрек в свой адрес и обрадовался, потому что того, к кому абсолютно равнодушен, упрекать не станешь.
Что делать, Наи, я не похож на Роланда. Но если такого, как он, предали, меня тем более легко предать.
Я почувствовал, как Наи насторожилась.
А что, если мы вернемся домой, а там Тазо?.. вдруг спросила она.
Почему ты вспомнила Тазо? я с трудом сдерживался, чтобы не закричать: «При чем здесь Тазо!»
Потому что сегодня день его рождения, просто ответила Наи.
И эта книга?..
Да, и я бы преподнесла ему эту книгу.
Все ясно! Значит, весь вечер не книга стояла между мной и Наи, а Тазо! Нет, с меня хватит, я сегодня же еду в Тбилиси. Чутье меня не обмануло. Что ж, хорошо, по крайней мере, теперь я знаю, что ревновал не напрасно.
До самого дома мы шли молча. В комнате Наи горел свет, наверное, Мелита вернулась.
Спокойной ночи, подчеркнуто вежливо поклонился я.
Ты, наверное, голоден, заходи к нам.
Какой властью обладал надо мной ее голос!
Спасибо, не хочется.
Ты, наверное, расстроился, что забыл про день рождения Тазо, но мы что-нибудь придумаем, не огорчайся.
«Она еще надо мной смеется!» свирепо думал я, ворочаясь с боку на бок в своей постели.
Всю ночь я прощался со своей любовью. Спал я или бодрствовал, боролся с дремотой или наоборот старался заснуть, не уставал твердить про себя одно и то же: «Прощай, Наи Во всем виноват я один Прощай»
Утром я взглянул на море, сверкающее под косыми лучами солнца, вдохнул прохладный плотный воздух и призвал на помощь спасительное войско воспоминаний. Чувствуя себя полководцем, я распределил силы по своему усмотрению: вспомнил все улыбки и добрые слова, которые Наи адресовала мне, ее поступки, в которых выражалось ее расположение. Таким образом я вернул потерянную было надежду.
В Тбилиси я не уехал.
Первым, кого я увидел, выйдя на пляж, был Тазо. Он шел одетый, как и я три дня назад, и тащил огромный чемодан. Мы обнялись и расцеловались, как люди, давно не видевшие друг друга. Тазо рассказал, что в деревне у них умер сосед и отец не позволил ему уехать, пока похоронный ритуал не был завершен.
Через полчаса мы вчетвером сидели на пляже и с огорчением наблюдали, как портится погода. Солнце с трудом прорывалось сквозь тучи и освещало то один, то другой уголок пляжа. Отдыхающие не падали духом и плескались у самого берега, лишь самые отчаянные решались заплывать за флажки. Наи и Мелита поддразнивали Тазо, будто он специально задержался в деревне, чтобы не отмечать день своего рождения. Тазо вполне серьезно оправдывался и жаловался, что вместо веселья вынужден был просидеть весь вечер на поминках. Я все ждал, что Наи достанет «Песнь о Роланде» и вручит подарок Тазо, но она почему-то не спешила поздравить его, а может, просто забыла книжку дома. Злосчастные физики, с приездом Тазо лишившиеся последней надежды, уныло бродили вокруг нас, и мы степенно раскланивались с ними, как научные сотрудники солидного института, часто сталкивающиеся в коридорах.
Давайте искупаемся, предложила Наи.
Тазо боится, поддела Мелита моего самолюбивого друга.
Я не волны боюсь, а того, что все расценят мой поступок как бахвальство. В такую погоду купаются только пижоны, чтобы покрасоваться перед публикой, так сказать, пощекотать нервы.
Тогда пошли все вчетвером! вырвалось у меня.
Без особого энтузиазма мы подошли к воде. В эту минуту как нарочно с ревом разбилась о берег огромная волна и, шипя, пенистым языком облизала нам ступни, намочила одежду и поползла вперед, словно желая настичь берег, убегающий в горы. Лежавшие на пляже женщины с криком вскочили и побежали, спасая обувь и платья. Мы нерешительно переглянулись, но следующая волна кротким ягненком ластилась к берегу, и Тазо нырнул, за ним Мелита. Я заметил, что Наи дрожит.
Если боишься, давай останемся, предлагаю я.
С тобой и с Тазо не боюсь.
Ты не должна бояться, ты лучше нас плаваешь.
Я на берег выходить не умею, жалобно говорит Наи, беспомощностью своей вызывая в душе моей настоящую бурю. Какая она маленькая, незащищенная! И я говорю как можно мягче:
Не волнуйся, мы тебя выведем. Только сейчас смотри внимательно и, как только волна приблизится, ныряй!
Мы скользнули под высокую волну, коброй изогнувшуюся в прыжке, и вынырнули, как мне показалось, где-то посреди моря. Тазо и Мелита то поднимались на гребень волны, то исчезали в пучине, как будто катались на гигантских качелях. Наверное, каждый из нас не без ужаса думал о том, как мы выберемся на берег. А море продолжало жить своей жизнью и, не тратя сил, кидало нас, как щепки. Мы ведь тоже без особого труда сдерживаем трепещущие крылья бабочки.
Наи все чаще оглядывалась на берег.
Ты прекрасно плаваешь, Наи, сказал я, чтобы приободрить ее немного.
Смотри, Заал, пчела! Наи подняла руку, и на руке действительно сидела пчела.
Оставь, нам сейчас не до нее!
Но она живая.
В таком случае она тебя укусит, как только обсохнет.
Помоги мне вынести ее на берег.
Дай, я сначала тебя вынесу.
Наи поплыла к берегу, высоко над водой подняв руку с пчелой. Хорошо, Тазо ее остановил.
Плывите вперед спокойно, не торопясь, распорядился он, я буду подстраховывать. Если волна захлестнет не пугайтесь У берега не пытайтесь нащупывать ногой дно, плывите, пока возможно, потом дождитесь отлива и бегом на берег, пока новая волна не настигла. Ну, пошли!
На берегу собралась большая толпа. Видно, наша затея была и впрямь не из безопасных. Плыть становилось все труднее. Море не спешило расставаться со своей добычей. Я чувствовал себя беспомощным щенком в пасти разъяренного льва, который, правда, не сжимал своих смертоносных челюстей, чтоб убить меня, но и не отпускал на волю. Наи выбилась из сил, хотя и молчала, мы с Тазо переглянулись, и оба заспешили к ней на помощь.
Держись за меня! Тазо подставил обессилевшей Наи свое плечо.
Я только немного передохну, виновато, с трудом шевеля непослушными губами, прошептала Наи.
Сколько угодно! молодецки отозвался Тазо.
Первой на берег вынесло Мелиту. Она, правда, успела вскочить на ноги и, прихрамывая, побежала от настигающей волны. Очутившись вне опасности, она потерла разбитые коленки, по-моему, собиралась заплакать, но неожиданно рассмеялась.
Тазо подтолкнул Наи вперед, и она побежала, на каких-нибудь полшага опережая свирепую пенистую волну. Но вот Наи в безопасности, а волна сердито выплевывает на берег камешки и с рокотом отступает.
Конечно, мы поступили неразумно, риск был большой и ненужный. Но зато как сблизило нашу четверку это маленькое приключение. Мы словно возвратились домой после многолетнего, полного риска, путешествия, в котором наша дружба выдержала испытание на прочность.
Тазо с подобающей пышностью отметил день своего рождения угостил нас отличным обедом, и все было бы прекрасно, прояви мы чуть больше выдержки.
А случилось вот что: за соседним столиком сидела громоздкая старуха с мальчуганом лет шести. Мальчик ел суп, а сам глаз не сводил с полосатой кошки, сидевшей на пороге. Было ясно, что ему не терпелось скорее покончить с нудным обедом и поиграть с кошкой. Старуха давно кончила есть и теперь сидела, высокомерно поглядывая вокруг. Ей не хватало только лорнета, но мое воображение мгновенно пририсовало этот необходимый атрибут.
Мальчик доел суп и, как и следовало ожидать, кинулся к кошке. Его остановил грубый окрик:
Сейчас же вернись!
Он покорно вернулся на свое место.
Бабушка накормила тебя обедом, а ты даже не благодаришь ее? выговаривала мальчугану старуха. Где твоя благодарность?
Пока она это говорила, ее рука как-то незаметно оказалась на уровне губ ребенка, и он, подняв испуганные глаза, поцеловал эту руку раз, другой, третий
Спасибо, бабушка! он выжидающе смотрел на нее, надеясь получить прощение.
Впредь не забывай об этом! наставительно погрозила пальцем старуха.
Я не выдержал и резко, вместе со стулом повернулся в сторону старухи.
Как вы смеете! Что вы себе позволяете?!
Девушки пытались нас удержать, но поздно мы с Тазо уже стояли над дрожащей от негодования бабой-ягой.
Я прошу вас выйти отсюда! как можно спокойнее проговорил Тазо.
Старуха направила на нас свой невидимый лорнет и неожиданно громко завопила:
Официант! Вызовите милицию! Эти хулиганы меня оскорбляют!
Стыдно, ребята, старуху обижать, урезонивали нас посетители столовой.
Вы, наверное, не видели, как она издевалась над ребенком, непослушным от волнения голосом проговорила Наи.
Видел, но что делать? Это нас не касается.
А кого касается?! Тазо вырвался из рук Мелиты.
Если вы не вызовете милицию, я все запишу в жалобную книгу, неистовствовала баба-яга.
Успокойтесь, молодые люди! Раз мнения разделились, надо разобраться! Еще один посредник выискался!
Какие тут могут быть мнения! Это просто безобразие и издевательство! не утихал Тазо.
Я почувствовал резкую боль в руке и одновременно сильный удар в щиколотку. Себя не помня от злости, я оглянулся и увидел мальчугана, который в ожидании расправы прикрыл лицо и голову ручонками. Я обомлел. Нет, он не бабушку защищал; раб защищал своего господина, который завтра опять будет истязать его. Мне захотелось плакать над этим маленьким, искалеченным созданием. Тазо, словно угадав мои мысли, тронул меня за плечо:
Пошли отсюда! Не могу я здесь оставаться.
Убегаете, герои? вслед прокричала старуха. Все равно я вас найду, это вам так не сойдет.
Мы шли пристыженные и гордые одновременно, с ощущением, что не победили врага окончательно. Может, опустившаяся ночь помешала? Не просить же у бога задержать в небе солнце, чтобы сегодня же мы могли отпраздновать победу!
В первый раз такое вижу! возмущался Тазо.
Вы, мальчики, выпили и немного все преувеличили, успокаивала нас Мелита.
Куда еще преувеличивать? негодовал Тазо.
Наи шла молча. Я вспомнил слова, которые часто повторяла моя бабушка: всякое желание, доброе или злое, не остается втуне, порожденное человеческим разумом, оно крепнет, объединяется с родственными мыслями и желаниями и стремится выполнить свое назначение в этом мире.
Мелиту дома ждала телеграмма из Тбилиси, ей надо было срочно выезжать на предгастрольные репетиции. Наи тоже заспешила в город: давно не занималась, всю экзаменационную программу забыла. Одним словом, наша компания распадалась.
Мы с Тазо играли в шахматы, Мелита складывала чемодан, Наи варила кофе. Тазо вертел в руках проволоку, которую подобрал на дороге. Я присмотрелся и заметил, что не так уж просто он с этой проволокой балуется, вот сейчас, например, сделал двойку и показывал кому-то из девушек. Поглощенный этим странным открытием, я делал одну ошибку за другой, потерял коня и пешку. После Тазо согнул проволоку буквой «ч». Ага, сообразил я, назначает свидание на 2 часа. Прекрасно! Лучше всякого телефона, кусок проволоки и свидание назначено.
Сдаюсь! я встал.
Наконец-то! Партия-то давно проиграна.
Спать пора! я демонстративно зевнул.
Не сваливай свой проигрыш на сонливость.
Спокойной ночи!
Заал, ты кофе не будешь пить? мягко спросила Наи.
Спасибо, не хочется, ответил я, даже не глядя в сторону Наи, потому что был уверен, что Тазо именно ей назначил свидание.
Заал в последнее время как-то странно ведет себя, как будто мы чужие, заметила Мелита.
Что ж, благодарю за лестное замечание. С этими словами я вышел и направился к себе. Примерно через час появился Тазо.
Ты что, старик, свихнулся? накинулся он на меня.
Я промолчал. Он зажег свет и лег с книгой.
Странный ты человек.
Молчали мы долго. В конце концов я не выдержал:
Не опоздай на свидание.
Он уронил книгу и удивленно уставился на меня:
Откуда ты знаешь?
Случайно подслушал телефонный разговор.
Я тебе однажды уже сказал, что ты дурак. Сейчас могу повторить.
Не такой я дурак, как вы думаете. До 2-х часов времени много, мы можем все выяснить.
Во-первых, свидание у меня не в два, а в двенадцать, ты единицу проглядел, а, во-вторых, выяснять тут нечего.
В таком случае, скажи хотя бы, с к е м у тебя свидание.
Тазо вскочил и поднес к моему носу свой внушительный кулак.
Одевайся сейчас же, пойдешь вместо меня и увидишь, кто меня будет ждать
Нет. Я хочу, чтобы ты сам мне сказал. Клянусь тебе, я не лишусь сна от ревности, тут же повернусь на бок и захраплю.
Вставай и иди на мост!
Я видел, что Тазо не шутит, подозрения мои его серьезно обидели.
Но сейчас только половина двенадцатого, я попытался отшутиться.
Пока я не поколотил тебя, вставай и иди. На месте объяснишь, почему и как ты там оказался.
Его искреннее возмущение пристыдило и отрезвило меня: ослепленный ревностью, я, кажется, сморозил глупость.
Ты слышишь или нет! Вставай и иди! у Тазо дрожал голос.
Тазо, я сел на кровать и посмотрел на побледневшее лицо своего друга. Ты правду говоришь, Тазо?
А ты сомневаешься? Как ты только мог подумать? Не стыдно? Ты ведь оскорбляешь меня.
Тазо!.. Одевайся скорее и уходи, уходи, пока я окончательно не свихнулся и не убил тебя!
Утром мы проводили Мелиту на аэродром. Она почему-то не разговаривала с Тазо, и глаза у нее были заплаканные. Она распрощалась с нами и исчезла в облаках.
Погода совсем испортилась, лил беспросветный дождь, волны смыли с берега все человеческие следы и вернули ему первозданный облик, и только цветные навесы на пляже свидетельствовали о том, что когда-то здесь был пляж и в море плескались курортники.
В полдень Наи заявила, что она едет в Сухуми за билетами на вечерний поезд. Погода все равно плохая, а экзамен на носу. Совсем неожиданно для себя я тоже решил ехать, вдруг вспомнил, что слишком легко уступил дело, на которое положил столько сил, что трусливо покинул поле битвы, чтобы избежать волнений и жить спокойно. Заботясь о себе, забыл обо всем. Забыл Паату! Думая об этом, я покраснел, несмотря на то, что был в комнате один. Значит, справедливый упрек получил я от сердца, того самого сердца, которое влекло меня сюда, к Наи.
Тазо и без того был не в настроении, а, узнав о моем решении, и вовсе скис: ну вот, оставляете меня одного. Все-таки он решил остаться и немного отдохнуть.
Мы приехали на вокзал за час до отхода поезда. Сидели в ресторане, пили холодный «боржоми» и смотрели, как мощные фары электровоза выхватывают из темноты все новые и новые дождевые потоки. Ресторан постепенно наполнялся до нитки промокшими пассажирами.
Тазо посмотрел на часы и, пообещав скоро вернуться, куда-то исчез. По радио объявили посадку, а Тазо все не было. Мы прождали его добрых полчаса, и Наи взволновалась. Она продолжала искать Тазо на платформе, натыкаясь на чужие чемоданы и ящики. Наконец подали сигнал к отправлению, но мы напрасно вглядывались в полумрак, иссеченный дождем, Тазо не было видно. Матово поблескивали мокрые рельсы, пузырились под хлесткими струями лужи, и Наи не замечала, что с крыши капает вода и мочит ее плащ. Состав мягко двинулся, и только тогда я увидел Тазо, который догонял наш вагон, перепрыгивал через лужи, наверняка перекрывая рекорды при каждом прыжке. Он что-то бережно прижимал к груди.
Вот он! закричал я, потому что не мог ошибиться. Это был Тазо, такой мокрый, как если бы его только что вытащили из моря. Поезд набирал скорость, и он бежал все быстрее, пока наконец одной рукой не схватился за поручень. Второй рукой он, сильно размахнувшись, забросил в тамбур огромную охапку цветов. После этого он еще долго стоял на удаляющейся платформе и махал нам обеими руками, пока вовсе не скрылся из глаз.