И что же? Ты готов в этом винить себя?
И себя, и тебя.
Меня? Интересно.
Мы оба живем не так, как надо.
Ну, конечно! язвительно подхватил я. И наше недостойное поведение повлияло на судьбу Пааты Хергиани.
Да, наше поведение в совокупности с проступками других людей.
И все-таки в чем ты меня обвиняешь?
Во многом.
Давай тогда поменяемся местами. Ты будешь следователем, а я обвиняемым.
Так и сделали.
Заал Анджапаридзе, начал он торжественно и официально, вы обвиняетесь в том, что бросили, предали забвению прекрасную девушку после того, как долго и настойчиво добивались ее дружбы и любви.
Какую девушку? я притворился удивленным.
Ах, вы не помните? Еще лучше! Мы вам напомним.
Вы имеете в виду Наи Ратиани? спохватился я.
Да. Именно ее.
Я протестую против выражения: «добивался любви и дружбы».
Вы хотите сказать, что она сама, с первого взгляда влюбилась, очарованная вашими модными усиками? Нет, мой друг, я-то знаю, к каким ухищрениям вы только не прибегали для того, чтобы привлечь ее внимание!
Но я любил ее. И сейчас люблю. От нападения я перешел к защите.
Вам только кажется, что вы любите, как раньше казалось, что без нее вы дня не проживете Вы ведь даже ни разу ей не сказали о своей любви!
А разве это обязательно?
Не сказали, потому что боялись ответственности! А вы хотели
Глупости! рассердился я. Я ничего не хотел, кроме
Кроме, простите?
Я хотел быть рядом с ней, никогда не расставаться.
А теперь? Вам теперь и этого не хочется?
Я почувствовал, что угодил в ловушку, и сделал слабую попытку вырваться:
Собственно говоря, с чего вы взяли, что она меня любит?
A-а, попался!
Мы встретились а потом разошлись
Здорово! Встретились, разошлись! Прекрасная была встреча Вспомним как, это случилось. Наи шла по проспекту Руставели к площади Ленина, спешила, а ты околачивался возле кинотеатра. У тебя так коленки и подкосились, когда она мимо прошла. Стоял солнечный осенний день. Ты даже жмурился от удовольствия, вдыхая запах опавшей листвы Наи была в скромном розовом платье, широкий подол не скрывал стройных ног. Хрупкая тень Наи скакала по стенам домов, мимо которых она проходила. Вряд ли ты был способен в ту минуту принять какое-нибудь решение. Ты просто пошел за ней, как завороженный, быстро обогнал ее, затерявшись в толпе, потом повернул назад и пошел навстречу, чтобы разглядеть лицо девушки, так внезапно тебя поразившей. Но она опять прошла мимо, не заметив тебя
Потом Наи говорила, что тогда почувствовала на себе чей-то взгляд, вставил я.
Ничего она не говорила, возразил мой обвинитель, это ты сам придумал.
Нет, говорила, припомни, как следует, настаивал я.
Допустим. Это не имеет решающего значения. Короче говоря, ты последовал за девушкой на почтительном расстоянии и едва не потерял ее из виду, как вдруг заметил с радостью, что она поворачивает к публичной библиотеке. Почему с радостью? Да потому, что это давало тебе надежду познакомиться с нею поближе. В регистратуре тебе выписали разовый пропуск, потому что ничего, кроме именного абонемента в плавательный бассейн, у тебя с собой не оказалось.
Ты выждал время, достаточное для получения выписанной книги и, рассчитав, что девушка уже заняла свое место за столом, вошел в читальный зал. Тебе хотелось попасть туда после нее: вновь пришедший всегда привлекает к себе внимание пусть мимолетное, но тебе так хотелось, чтобы она тобой заинтересовалась! Увы, девушки не оказалось ни в общем зале, ни в периодике, ни в научном. Обескураженный бродил ты по тихим коридорам, сбросив бесполезную теперь маску библиотечного завсегдатая. Ты мечтал увидеть девушку и уже согласен был на то, чтобы она догадалась, что сюда ты попал исключительно ради нее. Пугаясь неожиданной встречи, ты старался подтянуться и выглядеть как можно привлекательнее.
Но это ложь!
Нет. Истинная правда. Ты придирчиво осматривал свой костюм, прическу, лицо, стараясь угадать, понравишься ли прекрасной незнакомке Наконец ты наугад толкнул какую-то дверь и очутился в фонотеке, о существовании которой прежде не знал. В маленькой комнате едва умещалось семь столов (ты их сосчитал значительно позднее, когда пришел сюда в третий или четвертый раз). Два стола оставались свободными, за остальными столами сидели люди в наушниках кто откинувшись на стуле и самозабвенно прикрыв глаза, кто подавшись вперед и подпирая руками голову. О н а сидела прямо, сцепив под подбородком тонкие длинные пальцы и смотрела на тебя Правильно я говорю?
Я вздохнул:
Правильно. Я смутился
Ты смутился и так растерялся, что чуть было не повернул назад, но, вовремя спохватившись, направился к каталогу, делая вид, что выбираешь пластинку. Обратиться к сотрудникам фонотеки боялся, не желая выдавать свою неопытность. Сквозь приоткрытую дверь ты увидел бесшумно вертящиеся диски магнитофонов и подумал: интересно, что о н а слушает?
Комната с высоким потолком была двухэтажной, наверх вела крутая деревянная лестница, на антресолях размещались полки с пластинками и пленками. Со стен строго и вопрошающе на тебя смотрели портреты великих композиторов. Не удержавшись от соблазна блеснуть эрудицией, ты спросил, есть ли записи Клемперера и Вальтера, хотя тебе ничего не было известно об этих именах, кроме того, что это были знаменитые западные дирижеры. Но так хотелось в е е глазах показаться искушенным знатоком музыки!
Я и сейчас не знаю, что это за дирижеры! засмеялся я.
Я о том и говорю. Но все твои старания не увенчались успехом. Как только тебе принесли наушники, девушка поднялась и ушла. Ты почувствовал себя глубоко оскорбленным, и прекрасная музыка впервые в жизни не доставила тебе удовольствия. Минут пять ты высидел, потом, придумав какую-то причину, не заботясь о ее правдоподобии, покинул фонотеку. Ни в библиотеке, ни на улице девушки не было. Всю неделю не было ее и в фонотеке, хотя ты стал ежедневным исправным посетителем и слушателем. Тебя одолевала тоска, ты стал походить на классического влюбленного, и новая роль где-то даже пришлась тебе по душе.
Это не роль, обиделся я. Я не притворялся.
Тогда, может, не притворялся, а потом притворялся. На восьмой день ты решил в последний раз попытать счастья Кстати, именно это решение обнаружило всю поверхностность твоего чувства. Какая-нибудь неделя поиска и ожидания показалась тебе великой жертвой. Ты должен был тогда же понять, что движет тобой простое любопытство, подстрекаемое самолюбием или тщеславием, в те дни такое же далекое от истинной любви, как и сегодня Итак, на восьмой день девушка сидела на прежнем месте, слушала музыку и время от времени что-то записывала в свою тетрадь. Она вскинула на тебя большие задумчивые глаза, и тебе показалось, что она все понимает. Ты смущенно уткнулся в каталог, не зная, как себя вести дальше. В соседней комнате все так же приглушенно шелестели магнитофоны. Молодой человек, дежуривший возле них, позвал сотрудницу фонотеки: «Феридэ, я принес себе Риту Павоне, иди сюда, послушаем». Он поставил пластинку совсем негромко, чтобы не мешать посетителям, но ты все равно расслышал, какой теплый и проникновенный голос был у юной итальянки. Пока ты рылся в каталоге, девушка сняла наушники и вышла из фонотеки. Тетрадь и ручку она оставила на столе. В комнате в этот момент никого не было, и это укрепило твое странное решение. Ты подошел к столу и поднял включенные наушники. Еще раньше, чем услышать музыку, ты ощутил легкий аромат духов, и смутился: в этом невинном, на первый взгляд, прикосновении было что-то интимное, недозволенное. Но как сладок запретный плод! Как хотелось приникнуть к наушникам, хранящим тепло ее щеки, услышать музыку, которую она любила. Музыку ты, к счастью, узнал, это была пятая симфония Бетховена. Эта пластинка была у тебя дома. И ты любил прокручивать ее еще с университетских времен. И если тебе не изменяла память, проигрывалась последняя часть. Ты тихонько отошел от стола и стал дожидаться возвращения девушки, чтобы осуществить свой замысел до конца.
Она вскоре вернулась и села на свое место.
Пожалуйста, еще раз финал, попросила она дежурного, надевая наушники. Да-да, отсюда, большое спасибо! Она благодарно улыбнулась.
Ты впервые услышал ее голос и так поразился, словно произошло неслыханное чудо.
И после этого ты продолжаешь утверждать, что я не любил! горько усмехнулся я.
Мой двойник не стал спорить.
В ту минуту, может, и любил, не спорю, но теперь
И теперь люблю.
Теперь тебя приятно щекочут воспоминания.
А ты жесток, братец, заметил я обидчиво.
Каков уж есть, развел он руками.
Я докажу тебе, что ты ошибаешься, запальчиво воскликнул я, но он отмахнулся.
Спорить будешь потом, а сейчас слушай Наконец появилась Феридэ, сотрудница фонотеки, хорошенькая молодая женщина.
Простите, что заставила ждать, что вы хотели? справилась она любезно.
Пятую симфонию Бетховена, тебе самому твой голос показался удивительно фальшивым.
Пятую, по-моему, слушают, Феридэ посмотрела в сторону Наи.
Слушают? ты притворился удивленным и тоже поглядел на девушку. Она почувствовала на себе ваши пристальные взгляды и сняла один наушник.
У вас пятая? спросила Феридэ.
Да, а в чем дело? Наи поняла, что ты «ждешь» ту же запись, и так заспешила, словно чувствовала себя виноватой. Я сейчас, сию минуту кончаю, как будто она могла ускорить финал симфонии. Смущение и неловкость так шли ее нежному лицу, что ты влюбился без памяти и стал судорожно придумывать, как быть дальше. Ведь сейчас она прослушает пленку до конца и уйдет, а ты останешься тут сидеть, как дурак!
Тогда ты решил выйти из фонотеки и дожидаться Наи на улице. Она появилась очень скоро, улыбнулась тебе и сказала:
Вы можете идти, пленка свободна
Ты стоял, согретый ее лучезарной улыбкой, забыв обо всем на свете. И по тому, как ты медлил, как откровенно любовался ею, она догадалась, что здесь что-то не так, и насторожилась. Ты понял, что сейчас ни в коем случае нельзя бежать за ней. Но ты и так был счастлив безмерно. О н а сама заговорила с тобой, улыбнулась тебе Эта улыбка показалась тебе каплей из теплого волнующего моря, которое пока еще оставалось неведомым.
Смотри не увлекайся, как бы не утонуть в этом море, заметил я.
Увлекся-то как раз ты, хотел заплыть за флажки, а получил веслом по голове Разочарованный, ты изменил прежним мечтам.
Не будем говорить о том, чего не знаем, прервал я его.
Не заставляй лгать свою память, с упреком взглянул на меня мой непримиримый следователь. Ты еще раз увидел Наи, когда она выходила из консерватории вместе с друзьями. Ты услышал, как ее зовут, и в тот же день кинулся к своему приятелю Тазо, Тенгизу Мерквиладзе.
Наи? Тазо задумчиво потер подбородок. Ты, наверное, имеешь в виду Наи Ратиани? Знаю, знаю. Что-нибудь случилось?
Да, Тазо. Случилось.
Тогда я вас непременно познакомлю. Она немного молода для тебя, но ничего Прекрасная пианистка Наи. Но учти: соперников у тебя будет много
Время шло. А удобный для знакомства случай все не представлялся. Ты часами простаивал возле консерватории, внушая себе, что, завидев Наи, ты сам подойдешь к ней и представишься. Но ты знал, что никогда на это не решишься. Когда надежда почти иссякла, судьба над тобой смилостивилась, и в один прекрасный вечер ты увидел, как Наи выходит из консерватории. Несмотря на то, что она была одна, подойти к ней ты, разумеется, не посмел и поплелся следом к остановке. Возле оперы Наи заговорила с каким-то пожилым мужчиной. Ты спрятался за аркой оперного театра и жадно вслушивался в беззаботную болтовню и смех Наи. Ее удлиненная тень лежала возле твоих ног. Стоило тебе сделать шаг, как ты сливался с этой густой трепетной тенью и радовался этому, как влюбленный школьник.
Вдруг кто-то подкрался к тебе сзади и поднес к твоим глазам газету, свернутую трубкой. Чьи-то сильные руки так сжали тебя, что ты не мог обернуться.
Тебе бинокль необходим, раз ты предпочитаешь издали людей разглядывать! засмеялся Тазо, когда ты высвободился из его могучих объятий.
Идем, познакомлю! он подтолкнул тебя вперед. Скорей! А то уйдет.
Пока ты мялся в нерешительности, автобус и в самом деле подошел.
Ну вот, видишь, рассердился Тазо и кинулся к остановке, чтобы удержать девушку, которая уже поднималась в автобус.
Она грустным взглядом провожала удалявшийся красный огонек и рассеянно слушала Тазо, который завел пустейшую беседу о каких-то лекциях, концертах, новых преподавателях. А тебя вдруг обуяло такое волнение, что ты едва не сбежал. Тазо словно угадал твои намерения, притянул тебя за рукав поближе и представил Наи.
Мы, кажется, знакомы, с улыбкой проговорила Наи, протягивая тебе руку. Твое волнение и растерянность достигли предела, когда ты ощутил в своей руке ее тонкие пальцы, ты внятно пробормотал свое имя, задыхаясь от восторга и счастья: она тебя помнила!..
Вот так мы и познакомились, прервал я красноречивого двойника.
В тот вечер продолжал он, но я остановил его:
Не надо, хватит.
Но почему же? Сейчас начнется самое главное.
Я все прекрасно помню.
Но ведь до сих пор
До сих пор слушал, а дальше не хочу.
Ты просто не представляешь, что я скажу.
Вполне представляю! Я вскочил со стула. Сейчас ты скажешь, что мы с Наи часто виделись, вместе ходили в кино и театры. Чем больше я поддавался ее очарованию, тем тверже становилось убеждение, что она должна принадлежать мне и только мне, что на всем свете больше нет человека, который был бы ее достоин. Я сам придумывал за нее желания и капризы и сам выполнял их с наслаждением. Я писал стихи, где возносил до небес красоту и талант Наи. Конечно, ты скажешь, что счастье это было быстротечным, что ревность вечная спутница любви изуродовала мое чувство и меня самого сделала мелким и ничтожным. Я не выносил, когда Наи осыпали комплиментами, более того похвала ее педагога вызывала у меня дикий приступ ревности. А что я испытывал после концертов, когда поклонники окружали Наи и лезли со своими поздравлениями и поцелуями! Наи стояла среди них торжествующая и сияющая, а я мрачный стоял в стороне. Ты, разумеется, будешь меня уверять, что Наи только обо мне помнила, искала меня глазами, жаждала только моего одобрения. Я все знаю, что ты можешь сказать. А каково было мне, когда она стала участницей конкурса и ей надо было так много заниматься, что наши встречи почти совсем прекратились? Ты назовешь мое поведение низкой местью и спросишь: как я мог на глазах у Наи ухаживать за другой девушкой и всюду появляться вместе с нею Впрочем, называй это как хочешь, и кончим.
Э-э, брат, ты пропустил главное, так дело не пойдет, злорадно заметил мой обвинитель.
Я же сказал: довольно!
Но он не слушал меня:
Ты не мог примириться с мыслью, что Наи не бросит ради тебя любимого дела, не мог простить Наи дружеского общения с коллегами старыми и молодыми, красивыми и некрасивыми, не мог допустить частых поездок на гастроли. Потому что везде и всюду тебе мерещился соперник. Ты искал следы измены в ее глазах, в лице, вместо того, чтобы ценить ее любовь и преданность. Наконец, когда терзания твои достигли предела и ты внушил себе, что теряешь любимую, ты решил потребовать от нее неопровержимого, главного доказательства ее любви и готовности принадлежать тебе Ты позволил себе перепрыгнуть ступеньки, ведущие к сближению, и стал добиваться
Ты циник! Я не желал более его слушать.
И вот тут-то ты и получил веслом по голове, а употребив специфический термин, пощечину. Должен заметить, что это был случай, когда действия обороны не превышали мер, необходимых для самозащиты. Каждое слово моего безжалостного двойника было пронизано смертельным ядом. Ты хоть раз подумал, на какие страдания обрек девушку? Вместо того, чтобы прийти с повинной, признать, что твое безобразное поведение было достойно еще более суровой кары, вместо того, чтобы просить прощения, ты дал волю своему болезненному самолюбию и прибегнул к самому подлому способу: решил отомстить любящей тебя девушке и перестал с ней встречаться.
Ты кончил?!
Не кончил. Я бы мог назвать еще целый ряд провинностей и мелких проступков, но пусть это будет в другой раз.