Кирилл вгляделся, сказал что-то рыжебородому и легко соскочил с козел.
Никак, Гришутка Шумов! Какими судьбами? спросил он весело, подойдя к изгороди. Э, да тут и Ян Редаль! Вы как сюда забрели?
Гриша сделал страшное лицо, скосил глаза, замахал руками и сполз с забораназад, в сад.
Скажи на милость, посмеиваясь, пробормотал Кирюшка:секреты!.. Ну и отчаянные, ну и бродяги!
Комлев загрохотал с той стороны забора коваными сапогамирезные доски ходуном заходили под ним. Он перемахнул через забор в сад, сел на траву рядом с Гришей.
Ну, что у тебя, сказывай скорей, велел он, а то придет сюда Новокшониха, узнаешь тогда, почем нынче березовые веники.
Дядя Кирюша, зашептал Гриша, мы Ивана видели, солдата, он из тюрьмы убежал.
Брешешь!.. выдохнул Кирюшка. Брешешь!
Кобель брешет, с достоинством ответил Гриша.
Где видали Ивана?
В Заозерском лесу.
Говорили с ним?
Ага. Он нас к тебе послал.
Кирюшка с минуту глядел молча, широко раскрыв круглые, как у птицы, глаза. Потом оглянулся по сторонам, хлопнул себя с размаху по коленям и вдруг захохотал:
Живой? Неужто живой Иван? Ведь это что ж такое!
А чего смеешься? строго спросил Ян.
С радости! С радости, чудари вы мои дорогие! Я вам поверил, не врете вы ведь?
Комлев перестал смеяться, сорвал былинку, пожевал ее.
Иван ходит по лесу голодныйстрашное дело! сказал Гриша.
Ну, теперь надо ему помогать, ребята! жарко заговорил Кирилл. Надо что-то придумать.
Мы ему хлеб носим.
Надо. Надо ему хлеба и потомодёжу. Одёжу подходящую.
Он теперь в пиджаке, вольный. Это ему латыши в городе дали. Пиджак-то драный, одни лохмоты.
Ну, сказывайте, чего он еще говорил?
Велел тебе завтра о полдень прийти туда, где пни корчуют. Не успеешь завтра, тогда послезавтра. Он тебя будет ждать, спрячется, а ты иди от корчевья по лесу и песню пой. Он твой голос узнаетвыйдет к тебе.
Там, где пни корчуют? Ну как же, знаю я это место. Приду! Кирюшка внимательно поглядел на Гришу, на Яна:Открылся, значит, вам Иван-то Крепко вам верит, что ли? Али это от нужды горькой?
Крепко верит нам, сказал Гриша и покраснел.
Кирилл смотрел на него, и Гриша краснел все больше.
Ну, добро! Кирилл опять смеялся. Добро! Раз краснеешь, значит совесть есть. А молчать умеешь или не научился еще?
Умею.
А Ян?
И Ян умеет.
Теперь и Ян покраснел и отвернулся. Он-то умел молчать!
Одна надея, ребята: что вы болтать не станете. А проболтаетесьИвану тогда конец!
Ну, ей-богу, маленькие мы, что ли! Дядя Кирюша, ну что мы, не понимаем?
Но Комлев уже не слушал его. Он заговорил вполголоса, как бы в раздумье:
Теперь что ж в первую голову делать? В первую головуэто взять мне у Новокшоновых расчет. Все, поди, копеек шестьдесят заработал. Вы меня дожидайтесь тут, ребята. И смирно сидите, не дышите!
Комлев перелез через забор, исчез.
Вернулся он не скоро и, видно, страшно злой; губы крепко сжаты, на щеках желваки ходят.
Обсчитала, ведьма!.. Ну, пошли, ребята.
Он повел мальчишек к проселку новой, незнакомой им дорогойгустой аллеей из плакучих берез. Зеленые косы их висели до земли. У самого выхода в поле одна береза стояла без верхушки, с обугленным стволом («Громом ударило», пояснил Кирилл); на ней под дощатым навесом чернел образ Николая-угодника.
Богобоязненные! угрюмо сказал Комлев, глянув на икону. У них, у Новокшоновых, две заботы: богу молиться да с нищих суму драть. Вот ободрали меня, обсчиталисмотришь, и господа можно возблагодарить, свечу поставить
На много ли обсчитала? серьезно, как взрослый, спросил Гриша.
На двугривенный, так же серьезно ответил Кирюшка и добавил:Ну, ничего когда-нибудь сосчитаемся!
Долго шли молча.
От придорожных кустов легли длинные тени: запах полевых цветов и трав стал слышней В дальнем болотце зажглись от заката розовые окна.
Когда вышли на большак, Гриша стал спотыкаться, глаза у него слипались.
Э, Григорий Иваныч, засмеялся Комлев, нырять принялся! Садись ко мне на закорки.
Он схватил Гришу и одним махом посадил к себе на плечи.
Ну что это, дядя Кирюша! заныл Гриша. Ну что, ей-богу, маленький я, что ли?
Он ныл и вертелся на шее у Комлева до тех пор, пока тот не скинул его на дорогу. Скинул и тут же посадил себе на плечи Яна:
Этот тоже ныряет Уморились ребята!
Ян уселся на плечах у Кирилла спокойно, прочно. И вид у него стал снисходительныйсверху он глядел на Гришу.
Ишь, пан какой! сказал тогда Гриша, шагая сзади. Едет, как барин, а того в толк не возьмет, что человеку, может, тяжело.
Комлев захохотал:
Ну, какая ж в нем тяжесть! У вас, ребятишки, кости еще пустые да и в голове пусто. Потому и весу настоящего в вас нету!
Край неба еще догорал, а земля была уже совсем темной, когда они дошли до знакомого поворота в усадьбу «Затишье».
Комлев посадил Яна верхом на белевший в сумерках придорожный столбик и скомандовал:
Ну, теперь марш домой!
16
Дни после этого потянулись длинные.
Раньше, бывало, не успеешь переделать всех дел за деньи вот уже вечер. А теперь как будто и дел никаких не стало. Оврагместо сраженийбыл мальчиками забыт.
Одно только событие и случилось за это время в усадьбе: к Редалям привели коровурыжую, крутобокую, с длинными рубчатыми рогами. Гриша подбежал к нейона доверчиво дохнула ему в лицо теплым, добрым дыханием.
Собралось много народу.
Смотреть корову пришли и Пшечинские, и Тэкля, и кухарка Анфиса.
Золя Редаль, причитая что-то по-латышски, поглаживая корову по крестцу, стала загонять ее в новый хлев, сколоченный лесником из старых досок.
Гриша так был поглощен всем происходящим, что не сразу обернулся, когда его тронули за плечо. Его тронули вторично, и он обернулся с досадой. Позади стоял Кирилл Комлев.
Отойдем в сторонку, сказал он тихо Грише:дело есть.
Эти слова: «дело есть», возвысив Гришу в собственных глазах, сразу заслонили Редалеву корову. Он поспешно пошел за Кириллом. У садовой изгороди Комлев остановился и так же тихо сказал:
Вызови ко мне Шпаковского, учителя. Я его за амбаром буду ждать.
Да он же в Ребенишках! удивился Гриша. Он давно уже не приезжал А я-то думал, дядя Кирюша, ты мне про Ивана что-нибудь хочешь сказать.
Погоди. Пока ты коровьи рога разглядывал, учитель-то и приехал. Сейчас у твоего бати сидит.
Гриша глянул: верно, у их крыльца сверкал спицами велосипед.
Слушай-ка, продолжал вполголоса Комлев, ты ему потихоньку, незаметно шепни: ждет, мол, вас один человек. Понял?
Понял. Дяденька Кирюша, а как же Иван? Видал ты его в лесу?
Видал. Потерпи, сейчас нет времени рассказывать. Ступай к Шпаковскому, я буду ждать за амбарами.
Гриша нехотя направился к дому. Обернулся:
А если он не пойдет?
Пойдет.
А на что он тебе?
Нужен. Ступай, не ленись.
Вот, выходит, и все «дело». А что Шпаковский зовет Гришу сеньором, за козявку его считаетэто Комлеву неинтересно. Ну как вызовешь учителя на улицу, да еще незаметно! В горнице сейчас и мать, и отец, да и бабка там же.
Не ленись, Гриша, не ленись! еще раз сказал ему вдогонку Кирилл.
В избе Гриша увидел знакомую картину: за столом сидели отец с учителем, у шкафа мать гремела посудой.
А, Григорий Иваныч! закричал Шпаковский. Пожалуйте чаевничать с нами.
Не хочу, хмуро ответил Гриша, предвидя новые насмешки.
Серьезный мужичок! подмигнул учитель отцу.
Гриша сел в сторонке, у окна, и стал думать: как ему позвать учителя к амбарам?
А тут еще мать никуда не уходит. Если б отец был один, при нем еще можно было б подойти к Шпаковскому поближе, да и шепнуть ему на ухо. А при матери так не сделаешь: свое ухо за это ответит.
Долгие шли минуты; может, прошло уже с полчаса, а может, и больше. Учитель завел с отцом один из бесконечных разговоров, после которых оба они всегда становились довольными, даже глаза у них светились неизвестно почему. Гриша перестал и слушать эти разговоры, а сегодня и вовсе уж было не до них. В отчаянии он выглянул в окно. Комлев мог, не дождавшись, уйти. Правда, если он за амбарами, его все равно из окна не увидишь.
Вдруг бабушка позвала из чулана мать слабым своим голосом, и та вышла из горницы. Не раздумывая, Гриша подскочил к учителю и загудел ему в ухо:
Ступайте к амбарам скорей!
Здравствуйте! удивился учитель. Явление пятое!
Там вас ждет один.
Один? просипел в ответ Шпаковский страшным шепотом, передразнивая Гришу и, как всегда, забавляясь. Ну, с одним я управлюсь как-нибудь. И он потянулся к стакану с чаем.
Вам всё смешки, обиделся Гриша, а там человек уже давно ждет!
Гриша незаметно заговорил в полный голос.
Да кто ждет-то? спросил учитель. Говори толком. Из Ребенишек, что ли?
Нет. Деревенский.
А чего он в избу нейдет? спросил отец.
Не знаю.
Шпаковский внимательно поглядел на взволнованное Гришино лицо и поднялся:
Ну, пойдем. Посмотрим, что там за таинственный незнакомец.
Гриша проводил учителя к амбарам. За старой ветлой стоял Комлев. Из вежливости Гриша отошел в сторону: может, Кирилл с учителем не хотят, чтобы их кто-нибудь слышал.
Но скоро они сами подошли к нему, и Комлев сказал громко:
В этом деле нам без Гришутки не обойтись. Да вы не сомневайтесь: толковый мальчонка. Он вас лучше меня сведет куда надо. А мне нельзя. Да и вам со мной идти не рука. А тутс мальчишкой, да еще с сыном приятеля вашего, свободная вещьпрогулка по лесу. Какие могут быть пересуды?.. Гриша, знаешь, где корчевье, бывал там?
Был один раз.
Ну, один раз был, значит и в другой раз найдешь.
И Кирилл начал торопливо прощаться.
Гриша в отчаянии спросил его дрожащим голосом:
А хлеб-то надо носить?
Покамест не надо. Ты, Гриша, не серчай на меня. Скоро все узнаешь.
Учитель смотрел в сторону, кусал в волнении усы, Гришиных слов, видно, не слышалдумал о своем. Потом удержал Комлева за руку и спросил:
Значит, это поручение Кейнина?
Его. Кейнин-то и узнал, что вы в волостном правлении свой человек.
Учитель попрощался с Кириллом и обнял Гришу:
«Вперед!»воскликнул Дон Кихот»!
Он опять начал шутить и повел силком Гришу назад, в избу. На ступеньках крыльца Гриша уперся и спросил требовательно:
А про что это вы с Кириллом?
С Кириллом-то? Про дела!
Про какие дела?
Про всякие-разные.
Гриша выскользнул у него из-под рук, убежал: вот человекобнимается, а толком разговаривать не хочет.
Учитель пробыл у Шумовых на этот раз недолго. Солнце стояло еще высоко, а он уже укатил на своей машине в сторону корчмызначит, к Ребенишкам.
Дни после этого потянулись еще длинней. Может быть, потому, что Гриша ждал чего-то. Сам толком не зналчего.
Были, правда, у него за это время и дела и встречи.
Приехал на неделю Лещов с сыном. Прасол ушел к помещицедолжно быть, опять приторговывать будущий урожай яблок, а Евлампий, на этот раз одетый в розовую рубашку с синими пуговицами, подошел к Грише и, не здороваясь, спросил:
Хошь, будем в козла играть?
Это чтов карты?
Какое в карты! В живого козла А, сметанная голова! закричал он, приметив издали Яна. Лети сюда, будем играть.
Ян подошел, остановился, глядя застенчиво.
Ну, вот ты, к примеру, будешь козел. Становись! Вот так. Евлампий показал, как надо стать: согнулся, уперся руками в колени. А я через тебя буду скакать. А ты считай: один раз прыгнуэто называется: «вилочки козлу», другой раз прыгну«ложечки козлу». Потом: «как бы не задеть козла», «как бы не помять козла». Тут я все время должен скакать через тебя так, чтобы не задеть ногами. А уж потом: «задел козла». Я тебя тогда двину ногами. Под конец: «помять козла»это значит, я, как хочу, могу на тебя навалиться, хоть на голову сесть. Понятно?
Понятно.
А если я задену раньше времени козла или забуду сказать «вилочки козлу», спутаюсь, скажу сразу «ложечки», ну, тогда якозел, тогда через меня сигайте. Ну, становись! сказал он Яну.
Ян согнулся, руки, как было показано, упер в колени.
Евлампий сперва прыгал старательно, приговаривая вполголоса с озабоченным видом: «вилочки козлу», «ложечки козлу», а когда выходило: «помять козла»садился с размаху Яну на шею так, что тот тыкался носом в песок.
Ян вставал, снова терпеливо нагибался, и Евлампий опять прыгал. Скоро он начал строить Грише рожи, подмигивая в сторону Яна.
Похоже было, что этот опытный игрок так и не собьется: вовремя скажет «вилочки», вовремя заденет козла.
Прошло много времени. Ян стоял смирно и только от раза к разу все сильнее тыкался носом в землю.
Грише стало не по себе. Почему козлом оказался Ян, а не Евлампий? Сбиться со счета «вилочки-ложечки» трудно. Значит, так Ян и будет стоять, согнувшись, до вечера, а Евлашка будет через него скакать, пока сам не устанет?
Но Евлампий не уставал.
Он скакал и скакал, да еще и подмигивал Грише: вот, мол, дурака нашлисметанную голову
Наконец Гриша вспомнил: а «ножички» где же? «Вилочки козлу», «ложечки козлу», а «ножички»? Он и сам теперь толком не помнил, что должно идти после «ложечек» и закричал запальчиво:
«Ножички»!
Чего «ножички»? оглянулся Евлампий и нечаянно задел Яна ногой.
Задел, задел! Теперь становись сам!
Чего задел, где задел?
Еще не было «задел козла». Значит, это ты рано
«Рано, рано»!.. Рано у барана!
Но ты ж сбился? Задел?
А зачем ты заорал «ножички»? Какие тебе еще «ножички»? Ты заорал, я и сбился.
Сбилсязначит, козел. Становись!
Становится виноватый. А я не виновен. Кто сбил меня своими дурацкими «ножичками», тот и виновен.
А, так ты не хочешь быть козлом? зловеще спросил Гриша, подходя к Евлампию. Ты не хочешь по-честному?
Но, но! Убери грабли подальше Одного такого мы видали, через левую руку кидали!
Гриша близко увидел злые глаза Евлампия, узенькие, карие, в зеленых крапинках.
Не помня себя, он схватил его изо всех сил, пригнул к земле:
Ян, прыгай через него!
Евлампий ловко вывернулся, с размаху дал Грише подножку, тот покатился на песок, еле успев ухватиться за Евлашину ногу. Но раз ухватился, то и не выпустил, Евлампий упал рядом
Выйдя от Перфильевны, прасол Лещов долго глядел на мальчишек. Враги самозабвенно катались перед ним по земле. Верткий Евлампий то и дело оказывался наверху, но каждый раз потом его подминал под себя Гриша: он все-таки был сильнее.
В сытых глазах прасола засветился неподдельный интерес; он даже описал полукруг около дерущихся, стремясь, видно, разглядеть подробности битвы. Наконец Гриша окончательно уселся на Евлампия и, схватив гореть песку, заорал победно:
Ешь землю, проси пощады!
И тут увидел перед собой бороду Лещова. Он вскочил испуганно.
Но прасол только сказал сыну:
Не умеешь, дурак, сдачи давать!..
И пошел к двуколке. За ним поплелся и Евлаша, одергивая измятую рубаху и посылая исподтишка Грише и Яну разные посулыв виде сжатых кулаков, кукишей, высунутого языка; все это чередовалось у него с удивительным проворством.
Гриша с Яном долго обсуждали происшедшее, и воспоминаний об этом, должно быть, хватило бы у них на целый день
Но тут возник на дороге щеголеватый топот. Предчувствуя необычайное, мальчики побежали к придорожному плетню. Скакал эскадрон драгун. Впереди на золотистом жеребце сидел хмурый офицер; лицо у него было словно забинтовано огромными усами. Драгуны пропылили мимо «Затишья» не останавливаясь.
Стоявшая с ведрами у колодца кухарка Анфиса проговорила громко:
Это они солдата ищут
Гриша спросил у нее осипшим от волнения голосом:
Какого солдата?
Беглый солдат, сказывали, в лесу объявился.
А кто Как его зовут?
Да ты что взвился-то? Я на его крестинах не была
Взяв ведра, она пошла к дому.
Гриша на Анфисиных крестинах тоже не был, а как ее зовут, знает. Но приставать к кухарке с расспросами не решился. Пробормотав растерянно в сторону Яна: «Погоди, я сейчас», он пошел домой. В избе была только одна мать. Гриша начал говорить про драгун, но она закричала:
А, провались ты! Уйду вот от вас от всех, тогда спохватитесь, да поздно будет!
Гриша испугался, что мать уйдет. Она давно грозилась уйти «куда глаза глядят», и каждый раз становилось страшно: а ну как в самом деле уйдет? Без нее худо будет. Даже сердце падает, когда подумаешь об этом. Гриша выскользнул из избы и сам пошел по усадьбе «куда глаза глядят». И увидел Яна; тот успел уже заняться делом: сидел у сажалки, налаживал к спуску на воду сухую корягу. Хорошо плыть на ней к другому берегу!