В конце коридора показался Захаров. Он был в фуражкевидно, после ужина ездил домой. Подойдя, сказал с иронией:Ишь ты, уже воркуют в уголке. Об чем речь? Вещие сны друг другу рассказываете?
Да вот почему-то смутился Вася. Гадаем, куда ехать после школы куда пробиваться
Только в стрэбки! отрубил Толик, и было непонятновсерьез такая категоричность или за нею кроется ирония. Ну-ка, Марий, сколько на твоих золотых?
У Манюшки имелись часыштамповка, выигранные Николаем Степановичем на облигацию. Вид у них был подержанный, как у спеца после пострижения в двоечники, шли они с точностью минус пять минут в сутки, но все жечасы! Во взводе еще только старшина Мигаль мог время от времени небрежно поднести к глазам запястье и, отодвинув рукав кителя, с подчеркнуто захлопотанным видом глянуть на циферблат.
Манюшка ответить не успелараздалась хрипловатая команда Славичевского:
Выходи строиться, четвертый!
Батальон выстроился перед школой. Перетянутый ремнями, прямо-таки весь образцово уставной майор Кудрин прошел вдоль строя, останавливаясь перед каждой из четырех коробок и тихо говоря:
Ну, смотрите, ребятки, не осрамитесь.
Все знали: ему еще ни разу не пришлось краснеть за строевую выучку спецов, и было приятно, что вот тем не менее комбат волнуется, болеет за общее дело и за всех за них. Значит, осрамиться действительно никак нельзя.
Захаров, Вася и Манюшка шли в замыкающей шеренге последней коробки. Звуки марша доносились приглушенно, но ноги сами шагали в такт барабанному боюдо этого ребята тренировались целый месяц, все было отработано до автоматизма.
На освещенных улицах было тепло. А на душерадостно. Манюшке вспомнились первые построениякак она вздрагивала от команд и чувствовала себя в строю неловко и даже как-то униженно. Какая дура-анархистка была! Строй не уничтожает волю человека, а присоединяет ее к общей воле коллектива и делает целенаправленной Она попыталась развить эту мысль, но запуталась. Ладно, при случае пофилософствуем на эту тему с Архимедом. А сейчас главноесправа плечо Матвиенко, слеваЗахарова, и потому чувствуешь себя спокойной и сильной.
На площади батальон занял отведенное ему место и получил разрешение разойтись.
Рано прибыли, недовольно сказал капитан Тугоруков. Придется ждать целых час двадцать шесть минут.
Друзья пошли прогуляться по аллее, что вела от площади к вокзалу. Все знающий Захаров сообщил, что это, собственно, «и. о. площади»просто широкий участок улицы, где по праздникам воздвигают временные трибуны. Настоящая центральная площадьимени Лениналежит и сейчас еще среди развалин.
В сорок первом там морячки показали себя. Наши ушли из города, ворвались немцы, а хозяйничать не могутв центре укрепились братишки.
Откуда они взялись? удивился Игорь.
С Днепровской флотилии, вот откуда. Не успели уйти. Ну, и вот Двенадцать дней топтались тут фрицы, теряли танки, пушки, солдат. Трижды ходили на «последний штурм» и трижды получали по хавальнику. К четвертому штурму подготовились по-немецки капитально и основательно: подтянули целый танковый батальон, заменили битые роты свежими. И вотогневой налет и пошли. Со всех сторон.
Толик замолчал и только после нескольких нетерпеливых напоминаний закончил рассказ:
Представляете, немцы идут, кругом ни звука. А когда они сошлись на площади, из развалин по ним ударил пулемет. Фашисты были у стрелка как на тарелке, к тому же поднялась и не сразу спала паника, и потери они понесли тут нешуточные. Наконец опомнились, открыли стрельбу и двинулись в атаку. Пулеметчик разил в упор, отбивался гранатами. Когда замолчал и немцы ворвались на его позицию, то увидели хлопца четырнадцатипятнадцати лет в суконной курточке и стоптанных башмаках. Кто он и как просочился через фашистское кольцодо сих пор тайна. Как и то, что в блокированном районе не оказалось ни одного живого или раненого моряка. Нашли только убитых в полуразрушенном подвале. И еще вопрос: чем питались братишки эти двенадцать дней в безлюдной, обложенной врагами зоне? Немцы потом долго искали здесь подземные ходы, но безуспешно.
Послушай, а откуда такие подробности? спросил дотошный Матвиенко. В газетах было или
Народная молва, как говорится Событие обросло деталями, и теперь уж не установишь, что быль, а что легенда Да и зачем устанавливать?
Насчет парнишки я уверенабыль, решительно заявила Манюшка. Разве его придумаешь, такого? Она вздохнула. Представляетечетырнадцать лет. Моего возраста Да чтомне в войну было от шести до десяти. В такие годы не ты, а по тебе стреляют. Хотя, наверно, от человека зависит.
Ребята почувствовали в ее словах упрек себе и, косвенно, им (вот, мол, не сражались). Вася смущенно покашлял, не зная, чем оправдаться. А Толик сказал рассудительно, трезво:
Каждому овощусвой срок.
Эй, воины, просим к нашему огоньку! раздался знакомый голос.
На скамейке сидели Блондин-брюнет и Шура. Ленька, постриженный в двоечники, был в гражданском сереньком костюмчике, сразу превратившем его в обычного штатского паренька.
На парад штрафников не взяли.
Братцы, спасите, жалобно простонал Синилов. Нет житьязагрызла: вот, мол, все люди как люди, один ты изгой. Сидишь вот, завидуешь ребятам. А все из-за чего?.. И те де и те не. Я говорю: ну да, я балбес, даже, может, идиот
Да уж, в самокритике ты силен, перебил Захаров. Тебя хлебом не кормидай только посамобичеваться.
Все проходит, философски сказал Матвиенко. И это пройдет.
Думаете, приятно смотреть на его стриженую макушку и знать, что под руку с тобой прогуливается отпетый двоечник? в шутку пожаловалась Шура.
Кто в бэу не щеголял, тот и горя не видал, успокоила ее Манюшка.
Вы-то не щеголяли Ах, да Было раз. Но это же случайность!
Подошел Игорь. Галантно поклонился и принялся расточать ветвистые комплименты:
Как солнце освещает нашу грешную землю, так ты, ясноликая, заливаешь светом эту ночную аллею. Рядом с тобой, божественная, еще черней и страхолюднее выглядит физиономия этого презренного. И мудрость этих ученых мужей обернулась глупостью в лучах твоего блистающего ума. Как
Строиться! донесся голос майора Кудрина.
Замолкли звуки чудных песен, не раздаваться им опять, продекламировал Вася, вставая.
Когда стали в строй, подравнялись и раздалась команда «вольно», Захаров сказал:
Целеустремленная девица. Вот увидитев конце концов она женит Леньку на себе.
Манюшка передернула плечами.
А и любите ж вы эту тему. Хуже баб, ей-богу!
Утро было ослепительным. Ярко зеленела взволнованная ветром листва на деревьях, трава в скверах и парках. Ало полыхали трепещущие флаги и транспаранты на зданиях.
Улицы заполнились праздничным народом. Гремела музыка.
Четыре коробки спецшколы ВВС двигались среди тесного живого коридора. Впереди Батя в военной форме с капитанскимивсего лишь! погонами, его заместители подполковник Ухваткин и майор Кудрин, командиры рот, воспитатели. Под марши печатали шаг надраенные, наглаженные спецы.
Манюшка, Захаров, Матвиенко, Козин попали направляющими в четвертую коробку, сформированную из тех, кого судьба обделила ростом. Захаров был недоволен: лучше идти со своими, хоть и замыкающим.
Слушая его ворчание, Манюшка помалкивала. Что бы он там ни говорил, а вести почетно. Ей казалось, что гражданские смотрят на нее с особым уважением.
На перекрестке чужой оркестр играл веселую полечку. Мелодия ее, вливаясь в марш, размыла его четкий ритм. По рядам спецов будто волна прошла.
Возьмите ногу! Ногу возьмите! Ногу! закричали девочки из колонны 36-й женской школы, мимо которой проходили в это время спецовские коробки.
Ближайшие соседки спецшколы, постоянные гостьи на ее вечерах, многиеподружки спецов, они, конечно, ревниво следили за своими любимцами и близко к сердцу принимали каждую их оплошность.
По рядам полетели команды: «Слушать барабан! Раз, два, три! Левой!» Коробки подтянулись, выровнялись, слились в единое существо и под дробь барабана четко и твердо пошли печатать согласные шаги по набегающему под ноги асфальтутак! так! так! И было такое чувствоодно на всех, будто подхваченные легким весенним ветерком, они парят в воздухе, плывут среди праздничных толп навстречу радости, которая будет непременно.
Манюшка была счастлива.
Ощущение полета и счастья длилось долговесь этот солнечный день и потомв воспоминаниях. Хотя, как это часто бывает в пестрой суете жизни, не обошлось и без капли дегтя. Вскоре обнаружилось, что четвертая коробка время от времени начинает хромать. Выяснить причину не составило труда.
Марий, ты затягиваешь ногу, заявил шедший в затылок Манюшке Очеретян.
Ничего подобного, огрызнулась она, не поворачивая головы.
Через некоторое время, когда по коробке снова пробежала волна, Очеретян уже раздраженно сказал:
Марий, не тяни ногу! Из-за тебя весь наш ряд хромает.
Манюшка промолчала. Напряглась, стараясь ставить ногу точно в такт барабана, но, видимо, напряженность только усугубила ее неумение (или невезение).
Марий, стань во вторую шеренгу, безапелляционно потребовал Захаров.
Обида перехватила горло. Манюшка сжала зубы и заиграла скулами. Она решила не уступать. Подумаешь, командир нашелся!
Ну, Марий, чуть не плача, просительно сказал Вася Матвиенко. Ведь вся коробка из-за тебя
Проглотив горький комок, Манюшка за спиной сделала знак Очеретяну, и они быстро поменялись местами. Обида не отпускала. «Змей толстоносый! ярилась Манюшка, скосив глаза на короткую шею Захарова. Всегда ему больше всех нужно, каждой бочки затычка! И этот тоже, перевела она глаза на затылок Матвиенко, подтявкнул, змей Архимед!»
Почему-то гнев ее обратился на друзей, а не на Очеретяна, первым обратившего внимание на ее строевой изъян. Гнев был неправедный, она это прекрасно понимала, поэтому довольно быстро остыла. А тут еще праздничный город, и нарядные люди кругом, и солнце, и теплый хмельной ветерок Праздник, одним словом.
Запевай! послышалась команда, и сразу метнулся вверх баритон Игоря:
Не всем дано летать,
И счастье в пути догонять
«Ладно, окончательно успокаиваясь, подумала Манюшка. Не всем дано летать. И не всем дано вести. Ничего с этим не поделаешь. И нечего выпячиваться. Лучше всех, что ли, балда?»
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯПирушка в день рождения. Марий в роли кавалера. «Скатертью дорога»
День рождения Манюшки пришелся на воскресенье. Утром, в постели, в глаза ей ударил теплый и яркий луч солнца, и она вдруг почувствовала радость, как будто кто-то пообещал ей сегодня длинный, счастливый, беззаботный день.
На нее налетела Марийка и начала дергать за уши, приговаривая:
Расти велыка та красива, як верба над ричкою!
Вскоре появились Захаров, Козин и Трош. Они тоже не преминули оттаскать новорожденную за уши, восклицая каждый свое:
Высоких полетов тебе, Марий, и женишка-хвыномена в придачу!
Без сопливых обойдемся, отбилась Манюшка от «женишка».
Летной тебе погоды на всю жизнь, о зеленоглазый брат наш!
Взаимно, о болтливый брат наш с перебитым носом!
С днем ангела, ваше сиятельство!
Тенкью вери мач, барон.
Толик с подчеркнутой торжественностью вручил Манюшке маленький, карманного формата томик стихов Некрасова. Знал, чем угодить. Игорь развел руками.
А меня извини. Я принципиальный противник подарков. Они ничем не отличаются от взяток.
«Лукавишь, голубчик, подумала Манюшка. Уж я-то знаю причину этой твоей принципиальности: у тебя как у Вани Кудряшакудри да душа да походка хороша».
Барон двумя пальцами «изящно» вытащил из кармана бутылку. Прищелкивая языком, с видом большого ценителя некоторое время рассматривал ее на свет. Потом залихватски выбил пробку и, поставив посудину на стол, приказал Марийке:
Горничная, бокалы!.. Княгиня, вы не возражаете против этой марки? Зная, что разные там коньяки и шампанские вам приелись вернее, припились и вызывают изжогу, решил попотчевать вас фруктовым.
А может, это результат расстройства вашего состояния, барон? Говоря по-нашенскипроциндрил, небось, денежки?
Фи, княгиня, как вы вульгарны!
Вошла Марийка со стаканами, за нею бабушка ее Устинья Григорьевна внесла на тарелке румяный пирог.
Нате-ка ось, спробуйте. 3 рыбою. Добра закуска до вашего стола.
Да зачем? смутилась Манюшка. Не надо, бабушка. Мы без закуски. Привыкли, вдруг брякнула она и покраснела.
Житье бабушки с внучкой проходило у нее на глазах. Они едва сводили концы с концами, жили на маленькую пенсию за погибших Марийкиных родителей, скромные доходы от продажи искусственных цветов, которые с большой выдумкой мастерила Устинья Григорьевна, да на небольшую сумму, что получала она за сдаваемую внаем кровать. Не хватало еще последнее отдавать ее гостям!
Ну, любонька, ты не спорь, обиделась Устинья Григорьевна. Я бильше тебя пожила на билому свити и бильше знаю, що надо, а що не надо. Бери та ешь, з чим тебя и поздравляю.
Пригубив «чарочку» и поцеловав Манюшку, она ушла к себе на кухню. Оттуда послышалось ее ворчание:
Привыкли воны, бач, без закуски. Можно подумать, кажный день празднують.
От вина все неестественно оживились, стали беспричинно пересмеиваться. А Игорь с Марийкой еще и перемигивались со значением. Вскоре ни с того ни с сего Козин вдруг заявил:
Хорошо с вами, о высокородные, но аллах свидетельдела! встал и удалился.
И почти сразу испарилась Марийка, ничего не сказав, вроде бы на минутку вышла. Манюшка ничего не поняла и, немного погодя, наивно поинтересовалась:
Где это Марийка застряла? Пора бы уж вернуться.
Эх, княгиня, укоризненно заметил Трош, распустили вы свою горничную, оставили без присмотра, вот она и сбежала с проезжим корнетом.
С каким еще корнетом, что ты несешь?
Фи, ваше сиятельство, поморщился Трош. Видно, недаром в свете поговаривают, что в вашем роду значительна примесь холопской крови С корнетом Козиным она сбежала, васьсясь!
Не браните ее, барон: какие ее годывсего пятнадцать. Вот через три годика доживет до наших летстанет догадливее.
Манюшка глянула на ехидное лицо Троша, на улыбающегося Захарова и презрительно скривила губы.
Голодной куме вечно хлеб на уме. Марийка пошла по своим делам, а совсем не то, на что вы тут намекаете.
Трош и Захаров расхохотались.
Конечно, по своим, согласился, улыбаясь, Толик. Не по нашим же.
«Как же так? растерянно размышляла Манюшка. Она ведь вроде на Захарова глаз кидала Ну, и прозорлива ты, нечего сказать».
Ну, братцы, я вижу, безделье вас развращает. Давайте-ка, барон, тряхнем стариной и покалякаем по-английски. Двадцать новых английских слов их же надо когда-нибудь усвоить!
Помилуйте, княгиня! вскричал Трош, тут же подхватившись с табуретки и пятясь к двери. Какой там английский! У меня столько визитов еще. И к виконтессе Гуль-Гуль, и к маркизе де Храп, и к мужлану Петьке Раковинуни минутки свободной. Гуд бай, ваше сиятельство, будьте здоровы, не кашляйте. И он, не медля ни секунды, исчез.
Оказывается, Барона выгнатьраз плюнуть. Стоит только напомнить про уроки. Как сатане про святой крест А не прошвырнуться ли нам по свежему воздуху, Марий? Все равно жисть наша поломатая. Давай выруливай на взлет.
На улице было тихо, солнечно, зелено. Молодые листья на деревьях блестели, как будто их только что тщательно вымыли и они не успели еще просохнуть. Друзья спустились вниз по Бойкой, прошлись по проспекту Калинина.
Вот тут, за этой оградой, строится детский сад, показывал Толик, привычно входя в роль гида. На месте разбитого. А в том разбитом ваш покорный слуга счастливо провел свои младыя лета Эх, как же жалко будет уезжать!
Зашли в парк. Здесь остро и томительно пахло цветами, молодой листвой, струились какие-то тонкие ароматыкак будто мимо них одна за другой проходили надушенные женщины. Встретился парень в длинном пиджаке, брюках дудочкой, шляпе с широкими, изящно загнутыми полями, при галстуке. Почему-то он вызвал неодобрение у Манюшки. Она даже обернулась и некоторое время смотрела ему вслед. Потом плюнула и сказала:
Ну и субъект! Не мужчина, а черт знает, что такое.
Ого, что-то будет: Марий заговорила о мужчинах. И чем он тебе не понравился? Шикарно одет? Но это дело вкуса.
Вкуса! Иди ты в баню со своим вкусом!.. Мужчина должен быть похож на мужчину, а не на франта