Тропинка в небо - Владимир Матвеевич Зуев 12 стр.


 Ну, не скажи. Пирожок на ужин разве тебе не добавили?

 Эй, редкобородый, прошу сюда!  орудуя иглой, крикнул Синилову Козин.  Я намылю тебе шею и стряхну пыль с ушей.

 Себе стряхни,  угрюмо огрызнулся Блондин-брюнет.

Рядом с Козиным усердно трудились другие деятели левого фланга.

 С Ленькой что-то не в порядке,  вполголоса заметил Захаров.  Ходит, как побитая кляча, двоек нахватал. Ты бы, Игорек, разнюхалвы ведь друзья.

 Не успеет солнце в третий раз взойти над грешной спецухой, как тайна этого субъекта будет в наших руках,  Козин перешел на деловой тон.  Сколько заплатишь, босс?

 Две тысячи таньга,  сказал подошедший Славичевский. Ему нравилось это звонкое словечко, забредшее из какого-то фильма, и он совался с ним в любую щелку.

Через два дня на переменке Игорь с таинственным видом поманил Захарова и Манюшку к открытому окну.

 Товарищи!  трагически зашептал он, схватившись за сердце.  Я потрясен! О небо!  Он вскинул руки и возвел глаза к потолку.  Возьми назад ту роковую тайну, которую ты обрушило на меня! Мое бедное сердце не выдержит. Вы слышите, как оно бьется?

 Слышим: бьется, как телячий хвост,  вставила Манюшка.

 Еще сильнее, друг мой! Итак: подруга нашего чернобелого товарища распрекрасная Александра, ослепляющая своей красотой

 Слушай, нельзя ли покороче?  оборвал Захаров.

 Короче, ревность,  с ходу перестроился Козин.  Шурка пошла танцевать со своим школьным товарищем, а Блондин-брюнет ей назло пошел провожать другую. БСЛбольшая светлая любовь разбилась на мелкие осколки Спасите ее!  Он простер к ним руки, потом закрыл ими лицо и, продолжая играть роль, шатаясь, двинулся на свое место.

 Чушь собачья,  сказала Манюшка.  Ерунда на постном масле.

Захаров насмешливо сморщил нос.

 Тебе-то откуда знать, ерунда или не ерунда? Вот видишь, мешает человеку учиться, значит, не ерунда.

К ним подошли Мотко, Очеретян, Славичевский, Трош, Евстигнеев и еще несколько человек.

 Чего вы тут в тайны играетесь? А ну, кажить нам! Мы що, не таки?

Захаров коротко ввел их в курс дела. Трош, выдававший себя за сердцееда, тут же заявил:

 Там что-то больше было с ее стороны. Никогда не поверю, что виноват хлопец!

Славичевский внес поправку:

 Если этот хлопец не такой дурак, как наш Блондин-брюнет

 Я ето видел Шурочку. М-м, конфетка. Вот пока Синилов с нею в ссоре, подобью клинья и женюсь.  Евстигнеев блаженно улыбнулся.

 Не с твоим здоровьем жениться,  осадил его Славичевский.  Еще рыбий жир не весь выпил.

Барон опять завел свою шарманку: мы, мол, всего не знаем, а если копнуть поглубже, то виноватой окажется Шура, потому как во всем и всегда виноваты женщины.

 Кто виноват, кто правсудить не нам,  подоспел с цитатой Вася Матвиенко.  Ясно, что они кхе, кхе  Он, видимо, хотел сказать «страдают», но постеснялся.  В общем, оба хотят помириться, вот и давайте их помирим.

Все одобрительно зашумели.

 Идея! Правильно! В самую точку ткнул Архимед!

Манюшка презрительно скривила губы, но промолчала, видя, что все жаждут оказать благодеяние несчастным влюбленным.

 Через три дня у нас праздничный вечер,  напомнил Захаров.  Надо пригласить ее.

 А если не пойдет?

 О други!  подал голос вновь присоединившийся к заговорщикам Игорь.  Видно, судьба Блондина-брюнета хочет, чтобы я до конца распутал этот трагический узел. Как наиболее достойного среди вас она избрала меня ангелом примирителем. Я так красиво приглашу Александру, чей лик белее луны, а взор ярче солнца, что она не посмеет отказать, клянусь капитаном Тугоруковым!..

Спецшкола готовилась к празднику. Комсомольское начальство всех степенейот замкомсоргов взводов до секретаря батальонного бюропроводили заседания и разные мероприятия, а также индивидуальные беседы, чтобы «ликвидировать двоечников как класс», редакторы стенгазет и боевых листков «выколачивали» заметки и ссорились с художниками, «головастики» каждую свободную минуту вдалбливали знания в непутевые головы своих «клиентов», тоскливо и неприязненно думая: «Когда же до него дойдет? Я уже сам и то понял». На утренних смотрах и построениях свирепствовал комсостав, добиваясь идеального строя и движения, беспощадно гоняя нерях. У дверей Ленинской комнаты частенько толпились любопытные: там репетировали знаменитые на весь город певцыстаршина третьей роты Женя Кибкало, спец Иван Хижниченко и фельдшер санчасти Семен Сухой.

Манюшка до одурения «гоняла» Барона. Трош был непоседлив и ленив, старался по возможности подменить зубрежку какой-нибудь байкой. Они у него были весьма похожи одна на другую и, как правило, с трагическими развязками:

 Однажды на пляже (в кино, на танцах, в трамвае, в парке) я встретил девушку. Вы, княгиня, должны поверить мнеэто было само совершенство: тонкий и гибкий, как ива, стан, карие (голубые, черные) глаза, подобные вишням (или спелой малине) губы.  Затем шло перечисление других частей тела, и они тоже сравнивались с какими-нибудь садовыми, огородными или бахчевыми плодами. Далее Трош применял один из девяноста трех способов знакомства, каждым из которых, по его словам, владел в совершенстве. События развивались стремительно. За знакомством непременно следовало свидание, затем наступала полоса «объятий и страстных лобзаний», потом финал: девушка совершала предательство или роковую ошибку, чего он простить не мог, хотя и продолжал ее любить, и они разлетались, как в небе самолеты.

Манюшку глухо волновали эти истории (тоже сказывалась весна), и, хотя она не очень-то им верила,  искренне возмущалась любвеобильной натурой Троша.

 Вы, барон, старый пошляк и развратник,  говорила она ему.  И очень жаль, что среди ваших пассий не нашлось ни одной стоящей девки, которая хорошенько начистила бы вашу наглую физиономию.

 С такими не водимся Но какой однако грубый у вас жаргон, княгиня! Фу!

 Беритесь-ка за теоремку, барон. Она мигом выдавит дурь из вашей светской башки.

Как ни отлынивал Трош, как ни старался свернуть на дорожку приятной пустопорожней болтовни, настойчивость и дотошность Манюшки, доходящая до занудливости, давали свои плоды. Барон исправил двойки и на уроках не косил больше на преподавателей опасливым глазомкак бы не вызвали. Правда, были у него еще и троечки, нополновесные, твердые, без натяжек.

У Барона была возможность отплатить своей мучительнице: каждый день они ходили в спортзал и тут уже Трош гонял Манюшку по всем снарядам до седьмого пота, безжалостно, даже с наслаждением. И когда у нее начало получаться и на перекладине, и на брусьях, и на кольцах, и коня одолелафизкультура стала ей нравиться. А это уже был залог успеха.

Вечер во Дворце культуры металлургов, как обычно, начался официальной частьюдокладом замполита Ухваткина, чтением приказа начальника школы, вручением грамот. Перед концертом был перерыв. Толик, Вася и Манюшка прохаживались за колоннами в огромном парадном зале, где шли танцы. У стен толпились спецы и девушки.

 Ну что, Захарыч, посмотрим сегодня ваш спектакль?  подковырнула Манюшка.

 Да нет, знаешь,  закряхтел Захаров,  не успели подготовить, понимаешь.

 По-моему, у вас метод подготовки кхе, кхе подкачал,  подключился к разговору Матвиенко.  Вы чересчур много времени отдаете парным репетициям. А в пьесе ведь, наверно, есть и групповые сцены?

Толик попытался уйти от щекотливой темы:

 Что-то не видно ни Леньки, ни Игоря.

 А чего ж ты не пригласил Катю?  не отступалась Манюшка.

 Охо-хо, что-то нету, нету наших,  уходил в сторону Захаров.  Похоже, заговор провалился.

 А ты не глуховат часом? Смотри, засыплешься на очередной медкомиссии!

 Эх, жисть наша поломатая! Катяне мой хвыномен.

 Так, так. Значит, по сердцу пусть отыщет друга и будет верная подруга и добродетельная мать? А мы пойдем к другой Кхе, кхе а это как называется дай бог памяти

 Разврат!  как печатью пришлепнула Манюшка.

Толик иронически посмотрел на нее сбоку.

 С твоим моральным кодексом, Марий, воспитательницей у ангелов работать. Или надзирательницей в тюрьме Ага, а вот и наш Блондин-брюнет.

Хмурый Синилов стоял у картины, висевшей на стене, и делал вид, что внимательно ее рассматриваетэто чтобы к нему никто не приставал.

 Теперь не выпускаем его из сектора наблюдения,  распорядился Захаров.  А то, чего доброго, смоется. Но куда же Козин испарился?

Этим были озабочены все «заговорщики». Во время первого отделения концерта они крутили головами, тревожно перешептывались. Вокруг Синилова незаметно для него образовалось оцепление.

Манюшка скептически относилась ко всей этой истории, но игра в заговор ее увлекла. Она тоже пыталась отыскать глазами Козина, беспокоилась, почему его нет. А когда послушала дуэт Кибкало и Хижниченко, то и размякла маленько.

Рос на опушке рощи клен,

В березку был тот клен влюблен.

Березка другу на плечо

Не раз склонялась горячо.

красиво переплетаясь, торжественно-грустно выводили молодой басок и нежный тенор. На душе стало тревожно и сладостно, будто кто-то нашептывал ей ласковые слова.

Громадной вселенской любовью веяло от простой бесхитростной песни. И в то же время простота ее и бесхитростность как бы приобщали к этой большой любви, делали ее личной.

Даже прослезилась Манюшка. И, аплодируя певцам, непривычно для себя отметила, что и высокий мужественный Женя и круглолицый приземистый Иванкрасивые ребята. Должно быть, девки падают при одном взгляде на них. И впервые благосклонно и жалостливо подумала о Синилове и его любовных обстоятельствах.

Перед антрактом в зале появился Игорь. С ним была круглолицая девушка с длинной русой косой и с красиво припухшими веками.

 Марий, атас!  весело сказал Захаров.

Игоря заметили все, кто нетерпеливо ждал его. Мотко и Славичевский начали потихоньку пробираться к выходу.

В антракте Толик, Вася Матвиенко и Манюшка подошли к Игорю.

 Шура!  воскликнул Козин.  Вот люди, ради которых я трачу свое драгоценное время, таскаясь по балам и вечеринкам. Протяни им руку, ибо дружески протянутая рука притягивает к себе сердце.

Начали знакомиться. Шура с откровенным любопытством оглядела Манюшку.

 Так вот вы какая Марий! Мне Ленька все уши прожужжал. Я даже ревновать начала.

 Вашему Леньке салазки бы загнуть, болтун несчастныйнаходка для шпиона!  сердито отозвалась Манюшка и отошла.

За нею, извинившись, потянулся Вася. Синилова они нашли перед той же картиной и в той же мнимо-созерцательной позе. Заметили, что несколько «заговорщиков» неподалеку ведут за Блондином-брюнетом неослабное наблюдение.

 Прекрасный вид,  сказала Манюшка.  Деревья в золоте, дорога. Где-то неподалеку должна быть речка. Вообще деревенские виды не сравнить с городскими.

 Н-да  Синилов напустил на себя вид знатока. И, следуя велению своей необыкновенной любви к самокритике, начал бичевать себя:А я, болван, всю жизнь прожил в городе и, фигурально выражаясь, не могу отличить рожь от пшеницы. Это, конечно, сказывается и на вкусах.

 У тебя, по-видимому, склонность к индустриальному искусству,  сказал Матвиенко.  Вон там, видишь?  Он показал на противоположную стену.  Висит картина «Металлурги». Она должна ударить по самым интимным струнам твоей души. Непередаваемая красота: несколько человек в брезентовых робах орудуют ломами, и плавка обдает их искрами. Пойдем-ка кхе, кхе насладимся.

Они потянули его за оба рукава, и Синилов неохотно поплелся за ними, поглядывая по сторонамнельзя ли сачкануть. Но конвоиры были бдительны.

Выбравшись из живого круга, опоясывающего танцующих, у колонны под площадкой для оркестра они «случайно» наткнулись на оживленно беседующих Шуру, Игоря и Толика. Манюшка, чтобы предупредить поползновение Блондина-брюнета к бегству, взяла его под руку. Синилов попытался освободиться, но Манюшка вцепилась, как клещ, и встала так, что он оказался рядом с Шурой.

 Знакомьтесь,  сказала она невинно.

 Знакомы,  буркнул Синилов, не глядя на свою соседку, которая улыбалась обрадованно и смущенно.  Чего вы ко мне привязались? Отпусти руку!

 О замшелый грубиян!  горестно воскликнул Игорь.  Вот она, современная молодежь!

Прозвенел звонок, и все повалили в зрительный зал. Подождав, пока освободится проход, они тоже двинулисьТолик и Вася впереди, потом Синилов с Шурой, опекаемые с боков Игорем и Манюшкой, а замыкали шествие Славичевский и Мотко.

В зале они сразу увидели Евстигнеева, который торчал среди пустого ряда и призывно махал рукой.

Только уселисьначался концерт. Манюшка искоса наблюдала за соседом. Ленька весь пылалхоть жарь на нем желуди. Он, может, и рад был бы примириться с Шурой, но, конечно, разозлился на товарищей: мол, какого черта суются в его личную жизнь?

Вот он решительно встал и шагнул влевопуть ему преградил целый ряд коленок.

 Чего толчешься?  прошипела Манюшка.  Мешаешь.

Блондин-брюнет толкнулся вправотам тоже коленки.

 О гяур,  прорычал Игорь Козин,  после художественной части заставлю чистить мои ботинкибудешь знать, как топтаться по чужим ногам.

На них шикали со всех сторон, и Синилов, видно, не осмелился поднять скандал. Он уселся, обиженно сопя. Украдкой глянул на взволнованное лицо Шуры. Она кусала губы, с трудом сдерживая слезы. А на сцене звучала музыка и задушевно пел фельдшер Сухой:

Вьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза,

И поет мне в землянке гармонь,

Про улыбку твою и глаза.

Видно, песня тронула не только Манюшкино сердце. Когда загремели аплодисменты, Блондин-брюнет повернулся к ней и добродушно стукнул ладонью по затылку.

 Делать вам больше нечего, черти полосатые!  И ухмыльнулся смущенно и виновато.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯПервомайский парад. Не всем дано вести

Батальону спецшколы ВВС было приказано в ночь на двадцать девятое апреля прибыть на центральную площадь города на гарнизонную репетицию парада.

После ужина в коридорах и классах было людно.

Манюшка с Васей стояли в коридоре у окна, глядя в заречную даль города и тихо беседуя. И мягкие сумерки, медленно опускающиеся на весенний, умытый недавним теплым дождем Днепровск, и приподнятая атмосфера в школевсе это будило доверчивость в душе, вызывало на откровенность. Вася размечтался.

 Вот закончим школу, училище и представляешь, какая жизнь интересная начнется? Мчишься в небе, как вольный сын эфира, вокруг простор, голубень, чистота, красота, не каждому доступная. Ты один, душа твоя отдыхает, мир лежит под тобой, как будто на смотринах, и ты чувствуешь себя демоном или богом.

 Хорошо поешь, только в небе-то нужно будет работать,  приземлила его Манюшка.  Кто это пустит тебя туда бездельничать? Это раз. А второепочему это в небе ты будешь один? А экипаж?

 Нет, я только в истребители.

 Многие мечтают в истребители,  вздохнула Манюшка.  Но сие, кажется, от нас не зависит: кто по здоровью не пройдет, кто не попадет по разнарядке. Да и себя ведь не испытали: изучаем парашютное дело, а ни разу еще не прыгали. А может, когда придет время, и не сможем прыгнуть. Натура воспротивитсяи все.

 Ну, себя-то можно воспитать, заставить, в конце концов. А вот здоровье кхе, кхе Учишься от комиссии до комиссии, и все время висита вдруг не пройдешь очередную? Сколько уже знакомых ребят отсеялось! Особенно обидно, если не пройдешь последнюю медкомиссиюпосле окончания школы. Мало сказатьобидно. Я не представляю даже, что делать, если это на меня вдруг обрушится.

 Что-то ты то в небо взлетаешь, то носом в землю тычешься. Пока живы и пока нас не отчислили, будем надеяться Кстати, у тебя все шансы вытянуть на медаль и поступить в академию.

 Я «тянуть» принципиально не желаю. А если все-таки получу медаль, все равно в академию не поеду Самая высшая отметка на шкале отчаянияесли отчислят. Чуть нижеесли по здоровью признают негодным для летного училища и распределят в авиационно-техническое. Ну, а академия чем отличается? Только что рангом повыше: училище закончишь техником, а академию инженером. Все равно не летчик А ты?  вдруг спохватился Вася.  Как ты относишься к академии? Тоже ведь есть шанс.

 Пошли они в баню, технари.  Манюшка скривилась, как от зубной боли.

Назад Дальше