Ее тянуло к нему: помимо всего, он напоминал погибшего Великаи лицом, и какими-то повадками. А еще: очень нежно и задушевно пел украинские песни, которые Манюшка любила.
Потом, когда стали встречаться, Велик в нем значительно поблек, потому что Вербак не всегда поступал так, как, по ее мнению, поступил бы ее идеал.
Из книг и рассказов девочек постарше Манюшка знала, что когда парень с девушкой встречаются, то обязательно обнимаются и целуются. Она все ждала. Но Николай по-прежнему оставался робким и недогадливым. И тогда Манюшка, решив во что бы то ни стало испытать положенное в таких обстоятельствах девушке, приняла ухаживания Игоря Дугаля и несколько раз прогулялась с ним к озеру. Этот был посмекалистее и порасторопнее.
Однако Манюшка была разочарована. Объятья оказались похожими на единоборствокто кому скорее поломает кости. После каждой встречи она чувствовала себя так, будто ее пропустили через барабан молотилки. С поцелуями было не лучше. Когда Игорь все сильнее и сильнее давил своим твердым сомкнутым ртом на ее сомкнутый рот, она в страхе думала, что еще немногои он выдавит ей зубы.
Нисколько не переживая, Манюшка дала Игорю отставку. Но с Николаем помириться они уже не успели: сам он, конечно, первым не подошел (при таком-то оскорблении!), а она промедлила, не зная, что он вот-вот уедет: у отца егоэкскаваторщикакончилась долгосрочная командировка в Залесье, и он с семьей должен был вернуться в Днепровск, в свой трест
Ей сказали, что Николай уезжает поздно, часов в десять. Со своей неразлучной подружкой Райкой Манюшка пошла на станцию.
Платформа с экскаватором и вагончиком, в котором жили Вербаки, стояла в тупике. Николай с другом Володей прохаживались туда-сюда между вторым и третьим путями. Манюшка и Райка начали дефилировать между третьим и четвертым. Вербак пел так, что душа обмирала:
В моїм саду дві айстри білі,
Схилили голову з журби.
В моем серці гаснуть сили
Чужая стала я тобі.
Володя молчал: он не знал украинского, да и петь не умел.
Манюшка ждала, что Николай подойдет: ведь положено парню проявлять инициативу. Она не учла его гордяцкого характера. Просто не до конца его знала.
Когда пришел поезд и Николай, попрощавшись с Володей, поплелся к своей платформе, Манюшка вдруг поняла, что это все, навсегда. Что-то в ней колыхнулось, и она безотчетно рванулась за ним.
Я тогда тебя забуду
Дорогой мой, дорогой,
Когда вырастет на камушке
Цветочек голубой.
Голос ее сорвалсяона заплакала
«Ну ладно, а как же сейчас? раздумывала она, подходя к деревянному стандартному домику и замедляя шаги. Удобно ли вообще явиться ни с того ни с сего? К кому? Зачем? Почему А, чего там! Жили в одном поселке, знали друг друга, пришла передать привет из Залесья».
Когда Манюшка приблизилась к крыльцу, дверь отворилась и из дома вышел Николай. Как будто специально. Может, в окно увидел? Но нет: ее появление было для него неожиданностьюон встал перед нею столбом и глупо вытаращился, беззвучно шевеля губами.
Привет, сказала Манюшка, чувствуя неожиданный толчок в грудикак будто сердце с размаху ударилось о грудную клетку.
Привет, выдавил он. Скуластное лицо его шелушилось от солнца, волосы над загорелым лбом казались белыми. Карие глаза тепло поблескивали. Ты как тут откуда?
От верблюда. Манюшка засмеялась несколько натужно. Впрочем, напряжение и неловкость быстро прошли. Из Залесья, вестимо. Поездом.
Ну Как там, в Залесье? А он все еще не мог прийти в себя, топтался перед нею, загораживая дорогу к двери.
Мы, может, пройдем куда-нибудь? Или тут приземлимся?
А! О! Вот болван-то! Он хлопнул себя по лбу. Пошли в комнату. Мама обрадуется. Она тоже скучает по Залесью Удивительное делокажется, что для нас Залесье? Чужой поселок, в общем-то неприглядный, голый На него напала говорливость. Это ж подумать только, рядом, в Ковелесады. Яблоки, груши, сливы, черешни нипочем, дешевле картошки, а в Залесьево всем селе ни одного фруктового дерева, как по заказу Что ж мы стоим? Пошли. Он протянул было руку, но тут же смущенно ее отдернул.
В комнате Манюшку радостно встретила мать Николая, Антонина Васильевна, женщина лет сорока с широким добрым лицом, темно-карими яркими, как у сына, глазами. Начались расспросы, воспоминания Манюшка увлеченно рассказывала: Ганна вышла замуж за Ивана, Петро оженился на Марусе, Надсады развелись, Семен Дмитрович стал председателем сельпо, а Лидия Нестеренкосекретарем райкома комсомола Они увлеклись и вскоре в оживленной болтовне забыли о разнице в возрасте и обо всем на свете.
Николаю тоже были интересны залесские новости, носколько же можно! Хотелось побыть наедине с Манюшкой, и он нетерпеливо ерзал на табуретке, не зная, как остановить поток их воспоминаний, новостей и сплетен. Но ему долгонько-таки пришлось ждатьАнтонина Васильевна вытянула из Манюшки все до последней весточки, а потом расспросила и про Манюшкины обстоятельства. Тут пошли ахи, всплескивания руками: девичье ли деловоенная муштра?
Наконец Манюшка иссякла. И в это время из окошечка настенных часов выглянула кукушка и хрипловато прокуковала четыре раза. Антонина Васильевна всполошилась.
Ах ты, матинко ридна! Скоро Степан с работы приедет, треба ужин варить, а мне еще в магазин. Не поспеваю! Тем не менее она вроде не торопилась бежать по деламне вставая с места, принялась жаловаться Манюшке:Не дай боже запоздать с ужиномзагрызет! Злый став в последнее время! Он, чуешь, стахановец, по поточно-скоростному методу робыть, соревнуется там с другим экскаваторщиком, так той его обставил, вот он и злится.
А давайте я чего-нибудь помогу, предложила Манюшка. Могу сготовить, могу в магазин.
Нет, в магазин я сама: мне треба в промтоварный забежать, примерить туфли. А ты, доченька, пожарь пока рыбу. Ходимо покажу, где что Мыколо тебе в подручные. Командуй, как своим.
Антонина Васильевна ушла, а ребята уселись на чурбаках во дворе и принялись чиститьМанюшка картошку, Николай рыбу. Время от времени они взглядывали друг на друга и встречались глазами. Манюшка в такие моменты ласково улыбалась, Николай впивался взглядом в ее глаза, словно пытаясь высмотреть что-то на самом их дне. На побелевших скулах перекатывались желваки.
Ей нравилось это, льстило. И мелькало в мыслях: кто знает, может, это и хорошо, что он такой неназойливый: будь он нахалом, может, и его отшила бы, как Игоря. А такпо-прежнему тянет к нему.
Ну, как вы тут, на новом месте?
Да как? Как все. Отецэкскаваторщик, строит машиностроительный завод. Вообще-то до войны завод здесь был, но эвакуировали на Урал, после освобождения вернулся только один цех, а задачавыйти на прежний уровень. Поселок новый при нем строят. Ну отецзолотой фонд, как говорится, вот и вкалывает частенько по две смены Я тоже все лето трубил на стройке, небрежно бросил Николай.
Манюшка глянула на него с уважительным интересом.
Да-а? И какой же важнейший участок тебе доверили?
Я был старшим куда пошлют.
Курьером, что ли?
Поднимай выше. Рабочим широкого профиля.
Разнорабочим, значит.
Эге ж, разнорабочим чернорабочим. Бери большекидай дальше.
Ясненько Скажи Она замялась. Ты это потому, что ну трудно живется? Ну да, хоть отеци золотой фонд, стахановец, хорошо зарабатывает, наверно, а все равночетыре рта
Да, он заколачивает будь здоров. Нам хватает. Иногда вот даже и рыбу покупаем, а то и мясо. Просто надоело сидеть без дела. Гляди сама: отец на экскаваторе, мать на огороде, Толик козу пасет, один я дурня валяю. А у меня пальто истрепалось, матери туфли надо, Толикуштаны.
Так, так Манюшка откровенно оценивающим взглядом смерила двух окуньков, что чистил Николай. На четверых и есть нечего. А тут еще она приволоклась. Да ладно, можно и отказаться от рыбы, ей бы переночевать только.
Перехватив ее взгляд, Вербак покраснел и с досадой сказал:
Какая ты Все норовишь приземлить! Столько не виделись, нé о чем кроме поговорить, что ль?
Манюшка не отвела глаза, и Николай как когда-то нырнул в их зеленую глубину. Снова захотелось хотя бы одним пальцем коснуться волос или щеки этой ершистой, такой родной его сердцу девочки. Он знал, как не хватало ей в жизни ласки, тепла: война отняла всехмать, отца, сестру, братьев, когда она была совсем маленькой. Но опять встала перед глазами давняя картина: Манюшка и Игорь на берегу озера, в обнимку. Накатила ревность. Как они смели! Я боюсь до нее дотронуться, а он А она Как она могла
Ну, как там Игорь? криво улыбаясь, напряженным голосом спросил Николай.
Живет, а чего ему? пожала плечами Манюшка.
Хороший парень.
Парень как парень. А чего ты о нем? Вы ж вроде не дружили.
Ишь как притворяется! Будто и не обнимались.
Надеюсь, он тебя проводил в далекий путь? Ревность толкала к ссоре, он чувствовал это, но не мог остановить себя.
Манюшка не принимала вызова.
Никто меня не провожал. Даже Райка. Я уехала тайком: шансов поступить в спецшколу у меня нет, так что потом, когда вернусь, ни перед кем стыдно не будетвроде никуда и не ездила.
Но вы простились все же? гнул свое Николай.
С кем?
С Игорем.
Слушай, какой ты зануда, оказывается Давай режь рыбу и неси сковородку и муку.
«Увиливает, подумал Николай. Все ясно».
Приехал с работы отец, принес с собою проблемы и тревоги стройки. Никак не мог переключиться на семейные заботы. Умываясь и переодеваясь, а потом и за ужином изливал накопившееся:
Кой-кто, чтоб отрапортовать скорей, идет на любой обман. Вон Литовская улица Худое плохо выбритое лицо пылало праведным гневом, курносый нос воинственно задирался. Построили девять домов, народ радовалсянаконец-то расплюемся с подвалами и развалюхами. И что? Построить построили, а заселять нельзяводы нету, света нету. И не подойти, не подъехатьни дорог, ни тротуаров. Сколько уж месяцев стоятразваливаться потихоньку начнут скоро. Теперь, как газета ударила, нам, постройкому, говорят: «Надо написать в редакцию, объяснитьмы, мол, не виноваты». За нас хотят схорониться, видали? А когда сдавали и принимали, нас не спрашивали Кругом только и слышишь: «Быстрее залечивать раны войны!» Эх, родимые! Уж и залечили б, может, многие, кабы не так шустро рвались рапортовать. Ты дело сделай, а отрапортовать всегда успеешь!..
Антонина Васильевна пыталась повернуть разговор на залесские новости, но Степан Дмитриевич и Манюшку-то помнил смутно, а Залесье, видать, совсем уже изжил из памяти. Вежливо задав гостье два-три вопроса, он снова оседлал любимого конькапоточный метод, специализированные бригады, почасовой график Слушатели под разными благовидными предлогами исчезали из-за стола.
Остаток дня прошел буднично и тускло. Ребята долго прогуливались вдвоем по краю оврага, но почти все время молча: Николай разговор не поддерживал, на вопросы отвечал односложно, видно былодуется. Манюшке стало досадно и скучно.
Ладно, мне пора. Разрешите взлет?
Да еще рано, успеешь. В голосе его послышалось искреннее огорчение. Что ты спешишь?.. А может, тебя кто-то ждет?
Опять!
Конечно, ждет, а ты думал как? сухо отрезала Манюшка и повернула к дому.
Зашла в дом, попрощалась с Антониной Васильевной и Степаном Дмитриевичем.
Оставайся ночевать, предложила Антонина Васильевна. Чего тебе куда-то до чужих? Да и куда ты пойдешь-то?
Меня пристроили Она помолчала, ожидая, что скажет Николай. Но он отчужденно молчал. Ну, бывайте. Может, еще увидимся
Ночевать Манюшка поехала на вокзал.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ«Грозный деспот» любит рисковых
На следующий день вчерашние абитуриенты собрались в одном из классов. Начальник учебной части объявил, что такие-то и такие-то зачислены в спецшколу, такие-то получили плохие оценки на экзаменах и могут забрать в канцелярии свои документы, а такие-тошестеродолжны пройти медицинскую комиссию. Напоследок Дубков выругал тех, кто сдал экзамены:
Лодыри царя небесного! Кровь в жилах останавливается, как заглянешь в ведомостьпочти сплошные тройки. Запомните: на тройках далеко не улетите. Мы за вас возьмемся. Спецшколане дойная корова, кормить бездельников мы не намерены.
Про Манюшку не было сказано ни слова. Начальник учебной части ни разу даже глазом не повел в ее сторону. Ничего хорошего это не сулило. Но на легкую победу она и не рассчитывала. Вслед за Дубковым юркнула в его кабинет.
Ну, что тебе, Доманова? Не переставая складывать разбросанные по столу бумаги, он исподлобья глянул на нее сердитыми желтыми глазами.
Ни во взгляде, ни в голосе ничего обнадеживающего не было, а вот то, что он назвал ее по фамилии
Вы не сказали, как я сдала экзамены.
Какое это имеет значение? Ну, хорошо сдала, ну, на пятерки, и будь ты в штанах Да о чем тут толковать! У нас даже твоих документов нет. Свалилась на нашу голову, как камень с крыши
Так документы вот Манюшка выхватила из внутреннего кармана своей суконной жакетки аккуратный сверток. Торопливо развязала голубой шнурок, развернула газетку, положила перед начальником учебной части тоненькую стопочку бумаг. Пожалуйста!
Что пожалуйста? Ну чтопожалуйста? закричал Дубков, багровея. Есть порядок: нам вовремя присылают документы, мы посылаем вызов и тогда слышишь, только тогда едут к нам на экзамены! А ты? Эх, да что я тут трачу с тобой время!
А сам тем временем, видимо, машинально развернул бумаги и стал читать. Снова аккуратной стопочкой сложил их и подвинул к Манюшке. Сказал чуть мягче:
Нет, ничего не выйдет. И не надейся. Ну, пойми, девушек мы не принимаем. Не положенои все.
А почему? зло прищурилась Манюшка. Что, у нас не равноправие?
Повторяешься, голубушка. Неужели не понимаешь, что дело не в этом?
А в чем же? Мальчишки сильнее? Так давайте самого сильного, и я из него винегрет сделаю. «Вот расхвасталась, мелькнуло у нее в голове. Ну, да ладно, не каждого побью, конечно, но драться не откажусь ни с кем, если что».
У нас тут не Римская империя, бои гладиаторов не устраиваем, проворчал Дубков.
Так, может, мальчишки смелее? Проверим: вот подожгите школу и поглядим, кто полезет в огонь, а кто побежит звонить пожарникам. «Глупость брякнула, дурой выгляжу. Из-за одной дурости не примут». Ну, не обязательно школу, сарай какой-нибудь Или хотите, из окна выпрыгну? У вас тут второй этаж Она направилась к окну, на ходу зачем-то снимая жакетку.
Кру-гом! рявкнул Дубков. Ты что это тут мне дивертисменты устраиваешь? Иди в цирк, если ты такая понимаешь виртуозная
Манюшка повернула к нему лицо, сказала спокойно:
А теперь мне нельзя не прыгнуть. Получается, что я хитренькое трепло: предлагаю все такое, чего мне не дадут сделать.
Минутку, минутку! Вдруг он, как молоденький, прыгнул к окну и захлопнул его перед самым Манюшкиным носом. Назад! Стань вон там, у двери! И чтоб никуда ни шагу!.. Впрочем, можешь идти. Медкомиссия завтра с двенадцати, но это тебя не касается Он начал перебирать бумаги.
У Манюшки замерло сердце: вернет документы или не вернет? Пока ее бумаги здесь, хоть какая-тотоненькая, слабенькая ниточка связывает ее со спецшколой. Ну, по крайней мере будет предлог еще раз зайти сюда и атаковать начальника учебной части.
Дубков поднял голову.
Что ты себе позволяешь? вдруг гаркнул он. Как стоишь? Руки за спину, ноги враскорячку Волос дыбом встает! Он вознес над своей лысиной ладони, пошевелил растопыренными пальцами. Кругом марш!
Про документы он, слава богу, наверно, забыл.
Про документы-то он, может, и забыл, а вот про саму Манюшкунет. Когда в коридоре выстроилась группа, следующая на медкомиссию, из учебной части вышел Дубков, прошелся перед шеренгой и, дойдя до Манюшки, скомандовал:
Доманова, выйти из строя!
Манюшка знала о строевой подготовке больше понаслышке, поэтому и не стала смешить народ своей выправкойвышла по-граждански и без положенного доклада. Однако перед начальником учебной части приняла стойку «смирно»на это ее познаний хватило. Он окинул ее снисходительным взглядом и, понизив голос, почти душевно сказал:
Ну вот зачем упрямишься? Зачем тратишь силы, треплешь нервыи себе и нам? В спецшколу тебя не примут.
Типун вам на язык.
В строю захихикали. Дубков выпучил глаза и некоторое время оставался нем и недвижим: по-видимому, на этот раз у него и впрямь кровь в жилах остановилась.
Трош! наконец крикнул он.
К нему подскочил тот самый высокий парень, «барон», что стоял позавчера на посту в вестибюле, вытянулся.
Веди группу, Трош. Эта дивчина не с вами, понял? Короче говоря, нам до нее нет дела.