Тогда, во время вечерней поверки, из строя заключенных неожиданно вышел высокий человек и, глядя в упор на уполномоченного, заявил протест против бесчеловечного обращения с людьми, против издевательства, жестокости и произвола, творимого лагерным начальством
Такое, конечно, не прощалось. Ночь он просидел в карцере. А утром уполномоченный, сидя верхом на лошади и исступленно размахивая нагайкой, на глазах у всего лагеря угонял непокорного в следственный изолятор «17-го»
С советским разведчиком Сережей Чаплиным мы были сокамерниками в ленинградских «Крестах», товарищами по этапу на Колыму, напарниками на таежных делянках Дукчанского леспромхоза, где два года кряду выводили двуручной пилой один и тот же мотив: «тебесебеначальнику»
Когда началась война и нас этапировали в тайгу на прииски, мы поклялись друг другу:тот из нас, кто уцелеет во всем этом бардаке и кто вернется домой, должен разыскать родственников другого и рассказать им все, что знает.
Суждено было остаться в живых мне одномуСережа погиб. Я выполнил данное ему слово. Разыскал его родственников. Беседовал с его дочерью. Родители назвали ее Сталина (какая жуткая ирония судьбы!!!).
Ушел из жизни редкого мужества гордый человек, достойный за свое благородство и смелость самых высоких наград и почестей! Его «отблагодарили» по-своему и сполна!!
Преступно осудили по статье 58.1а за измену Родине. Позорно предали, предали в своих же органах НКВД, офицером которых он был и которым служил, как настоящий коммунист, беззаветно и рыцарски честно всю свою недолгую жизнь!
Время, великое мудрое время в конце концов расставило все и всех по своим местам!.. Время восстановило светлую память о нем. После смерти Сталина его реабилитировали полностью. О Сергее Чаплине написана книга. Честная книга. Увыпосмертно!
Сегодня мне предстояло повторить последний путь моего друга. Повторить в той же компании, только на этот раз человек, спускавшийся сейчас по тропинке со своими саночками, был пеший и без нагайки.
«Только бы не передумал», шептал я про себя, как заклинание, глядя на подходившего ко мне уполномоченного
Он остановился, без обычной своей иронической улыбки хмуро оглядел меня, как бы прикидывая, на что я гожусь, раздраженно пнул ногой саночки и полез в карман за махоркой Саночки покатились было, но, ткнувшись в стену бани, встали Щелкнула зажигалка, он закурил
Предчувствие не обмануло меняон колебался. «Только бы не передумал, причитал я, стараясь унять нервную дрожь и боясь взглянуть на него, сейчас все должно решиться только бы не передумал».
Словно угадав мои мысли, уполномоченный прервал молчание:
Значит, так!.. Он сделал несколько затяжек и протянул окурок мне. Кури и слушай!.. Я болван, что связался с тобой, полный болван!.. На хрена ты мне сдался вместе со своими посылками!.. В гробу я их видел. Ты думаешь, я не понимаю, на что подписываюсь?.. Думаешь, не вижу, какой из тебя ходок сейчас?.. Все вижу и все понимаю, но только только не люблю менять своих решений, не люблю!.. Такой уж я человек!
Он помолчал, собираясь с мыслями, и продолжал:
Слушай меня внимательно: пойдешь следом за мной. Идти буду не торопясь, нормально Но предупреждаюне отставать! Отстанешьпеняй на себя, уйду! Ждать не буду. Цацкаться мне некогда!.. Пойдешь один или останешься подыхать на дороге Отдыхать сядешь тогда, когда я скомандую, не раньше. Никакой самодеятельностииначе уйду! Подходят мои условия? Сдюжишь?!
От нескольких затяжек махоркой у меня все поплыло перед глазами, словно уполномоченный разговаривал со мной, сидя на вертящейся карусели Уже много месяцев в лагере не было ни крошки табака Боясь упасть, я прислонился спиной к углу бани и, кое-как справившись с головокружением, ответил:
Постараюсь.
Тогда все, подытожил он. Тронулись!
И мы пошли.
Он как лидер впереди с саночками, я за ним
Три дня назад природа сопротивлялась моему бессмысленному походу в одиночку: она обрушила на землю пятидесятиградусный мороз с поземкой и леденящим ветром и заставила в конце концов внять себе и вернуться Сегодня улыбалась и подбадривала Одарила ясным, безветренным утром, подрумянив его слегка бодрящим морозцем!.. Тропинку под ногами застелила мягким ковром ночной порошитак хорошо, хоть песни пой!.. В голове, как птица, залетевшая в комнату, забилась не к месту привязавшаяся фраза: «Лед тронулся, господа присяжные заседатели!..», сочиненная дуэтом талантливых остроумцев.
Расстояние между лидером и мной стало увеличиваться. Несколько раз обернувшись, уполномоченный сбавил темп, пошел медленнее
«Лед тронулся, господа присяжные заседатели!..»
Впервые за последние три дня вдруг, чуть ли не до рвоты, захотел есть! Опять стали мерещиться посылки И чего только в них не было! В который раз смакуя, я перебирал их содержимое Все, что я любил когда-то на «воле», укладывал в них, сортируя и отбирая продукты с расчетом на предстоящее долгое путешествие. Любимая рыба горячего копчения, севрюга, осталась домав посылку упаковали воблу (над ней время не властно) насладившись запахом полубелого хлеба с тмином и изюмом, решительно заменил его сухарями Мясо не взялтолько твердокопченую «салями» (она прочнее) и сало Украинское сало с розовой прожилкой, тающее во рту Как и полагается, все углы посылок забиты чесноком и луком Сахар брал только колотый, от «сахарной головы» он слаще. Не забыл, конечно, и табак! Папиросам предпочел сигареты и махорку, объем тот же, а табаку больше Мороженое при чем тут мороженое??
С ходу налетев на что-то непонятное, я ткнулся лицом в снег и опомнился. Надо мной стоял уполномоченный и вытягивал из-под меня опрокинутые санки посылки исчезли.
Ты чего? Он подозрительно смотрел на меня. Что с тобой?
Ничего, простите. Выплевывая изо рта снег, я с трудом поднялся.
Где то место, откуда ты вернулся, дошли мы до него?
Я обернулся в сторону лагеря: сопка, которую мы обогнули, заслонила собой «Верхний» и весь пройденный нами путь. Впереди тропинка виляла вдоль крутого берега ключа и примерно в километре по ходу терялась в кустах полегшего в снег стланика.
Мы прошли то место, сказал я.
Да? Уже хорошо. Двинулись дальше Дотянем до тех кустов, он показал рукой в сторону стланика, перекур! И, потянув за собой санки, не оглядываясь, легко зашагал вперед, на ходу крикнув:Не отставать!
Я медленно поплелся за ним.
«Не отставать!» Легко тебе говорить, ты здоров, как лось!.. А мои силы кончаются, вернее, не кончаются, а кончились и кончились давно. Когда ты диктовал мне свои условия, уже тогда их не было А если быть до конца честным, их не было и вчера в бане, когда я напросился к тебе в компанию И ты догадывался об этом, ведь так?.. Поэтому и колебался но все-таки решился и взял меня с собой Почему?.. Ответь: почему? Не можешь ответить, а я знаю!.. Потому что вчера в тебе проклюнулся человек! Впервые, вдруг, неожиданно для тебя самого И ты испугался, растерялся, не знал, как поступить с этим новым для тебя чувством: задушить ли его в зародыше, пока не поздно, или позволить терзать душу и дальше, не давая ей очерстветь окончательно Вчера в тебе взял верх человек, победило милосердие!.. Не понимаешь, о чем я?.. О милосердии. Что это такое? Потребность души прийти на помощь любому, кто в ней нуждается. Почитай Федора Михайловичапоймешь! Кто такой?.. Где сидел? Сидел в Сибири, в «Мертвом доме». Тоже политический? Да. Писатель. Федор Михайлович Достоевский. Не знаешь такого?.. Немудреноон умер около ста лет назадиначе не миновать бы ему знакомства с тобой Ну, что ты замолчал? Не молчиговори, спрашивай! О чем хочешь спрашивай, только не молчи, иначе я упаду О господи, как я устал!..»
Я стал считать шагипереводил их в метры Еще десяток, и конец, и я подниму глаза от дороги Одолев эти метры, я давал себе новый зарок Я боялся поднять глаза и не увидеть его. Только надежда, что он ждет меня, а не ушел, как грозился, и удержала меня на ногах Нельзя, чтобы человек остался один!.. Нельзя!..
Шатаясь из стороны в сторону, я добрался наконец до кустарника.
Совсем рядом, поперек тропинки, стояли саночки. На них сидел уполномоченный и, прищурясь, внимательно наблюдал за моими зигзагами на дороге. Из последних усилий я доковылял до него и рухнул в снег возле саночек, все.
Очнулся на санках. Уполномоченного не было. На снегу лежал его полушубок, на немкисет с махоркой и спички Свежие следы вели в сторону от тропинки, в кусты (понятно). Осмотрелсяэто место было хорошо знакомо.
Еле-еле поднялся Двинулся дальше.
Сознание ясно, а ноги не слушаются Не хотят, не могут больше идти мои когда-то сильные, легкие ноги. Не чувствую я их, не мои они сейчасогромные, как под наркозом, стопудовые, чужие Кончается, видно, моя власть над ними А сознание приказываетиди! Заставь ноги двигаться. Не жди его. Нельзя, чтобы он видел твою беспомощность. Пусть знает: ты борешься до конца! Тысильный! Такие, как он, уважают силу. Заставь его уважать тебя, и он не уйдет, не посмеет уйти один Да, он жесток!.. Но не только Он может быть и милосерднымсегодня ты уже дважды убедился в этом «Что посеешьто и пожнешь!» Добро и зло всегда рядом, всегда вместе Познать человека до конца невозможно!..
Когда уполномоченный нагнал меня, я еще держался на ногах.
Ты почему сбежал от меня?
Я тупо смотрел на него, пытаясь отдышаться. В голове звенело. Плясали разноцветные круги в глазах, не хватало воздуха Силясь ответить, я лишь бессвязно и неразборчиво промычал что-то.
Ладно, он подкатил ко мне саночки, легко ткнул в плечо, и я плюхнулся на них, сиди, отдыхай.
Распутав веревку и сняв с санок чемоданчик, извлек из него еду: горбушку хлеба, кусок сала, пару луковиц Выложив все это богатство на крышку чемодана и разделив по-братски, одну половину подвинул мне, за другую принялся сам, примостившись рядом на санках. В один миг, как «чайка соловецкая», я проглотил, почти не разжевывая, неожиданно свалившееся на меня счастье!.. И только после того, как доел последнюю крошку, в полную меру ощутил настоящий, лютый, дремавший во мне до поры голод. Будь силы, я, кажется, отнял бы у этого человека, разделившего со мной пищу, его долю. И ничего бы меня не остановило!.. Никакие угрызения совести, настолько чувство звериного голода завладело мной. Я ненавидел его сейчас!
А он, не подозревая моих мук, аппетитно похрустывал луком, неторопливо и со смаком пережевывал пищу
Наконец, покончив с едой и закурив, он протянул кисет мне. Оторвав листок бумаги на закрутку, я пытался насыпать в него табак и не могдрожали руки, не слушались, не сгибались пальцы Кончилось тем, что уполномоченный забрал кисет, сунул мне свою горящую цигарку, а себе стал сворачивать новую
Стоило только затянуться, как все повторилось: он снова оказался на «карусели» Опять перед глазами все поплыло Разом исчезли: усталость, болезни, невзгоды Стало легко и приятно хотелось, чтобы это забытье никогда не кончалось. Великая силатабак! Великий наркотик!.. Но похмелье всегда неизбежно. И оно, как правило, горько.
Что будем делать дальше?
Не знаю Что хотите. Не знаю. Спасибо вам за хлеб.
Идти можешь?
Не знаю.
А кто знает, я, что ли?
Кажется, не могу Не знаю. Ноги не ходят.
Ты брось свое «не знаю»! Он начинал сердиться. Я предупреждалуйду!.. Некогда мне возиться с тобой, понял?
Затоптав в снег окурок, он решительно поднялся.
Или оставайся один, или идем, я жду!.. Давай, давай, поднимайся!
Вставать с санок без его помощи оказалось не так-то просто. Пришлось сначала вывалиться в снег, перекантоваться на четвереньки и только потом, раскачиваясь, постепенно перемещая центр тяжести к ногам, удалось подняться.
Все это время уполномоченный с раздражением наблюдал за моим «цирковым номером»
Что ж! Пустья не симулирую, не ловчу и не выпрашиваю помощь!
Где-то я понимал и его: не всякий здоровый человек, тем болеемужчина, может быть «сестрой милосердия», да еще по отношению к заключенному, «врагу народа»
Уполномоченному надоело смотреть на мои упражнения, он водрузил чемоданчик на санки, привязал его и, повернувшись ко мне, сказал:
Все. Я ушел. Некогда мне с тобой!.. На «17-м» предупрежу охранускажу, где находишься. Мой совет: хочешь житьне стой, двигайся!
И он ушел. Я смотрел ему вслед.
Дойдя до места, где тропинка делала поворот, Ворон обернулся и крикнул:
До «17-го» осталось меньше пяти километров. Не стой, артист, двигайся!..
«Спасибо за советя непременно ему последую, как только ты скроешься за поворотом. Я не уверен, что этот трюк «двигайся» сразу у меня получится. Не хотелось бы репетировать его на публике Мои ноги сейчасне моичужие, все равно что протезы, а на протезах сразу не ходят, на них сначала учатся Мне, к сожалению, времени на учебу не отпущено»
Я сделал шаг, другой, третий Снова резанула боль в паху. Почему-то в паху ноги болели особенно Ничего, к боли можно привыкнуть, притерпетьсяглавное, не спешить, не торопиться и не упасть. Это главноене упасть!..
Как он сказал?.. До «17-го» осталось меньше пяти километров!! Как будто я не знаю, сколько осталось!.. Этот «пятый километр» (где я сейчас припухаю) мне памятен. На том свете я не забуду его! Здесь в меня стреляли однажды Надо же, мистика какая-то!.. Судьба опять привела на это роковое местонарочно не придумаешь!.. Пятый километр
Тогда, на «17-й», нас выгрузили из автомашин и передали местному конвою. Цепочкой по одному конвой повел пешим строем на «Верхний». На пятом километре тропинка увела этап в заросли стланика. Ветки были сплошь усеяны молодыми шишкамив то лето случился урожай кедровых орехов. Меня так и подмывало сорвать шишку, но я боялся конвоя, да и шишки висели далековато Наконец, уже на выходе из зарослей, заметил роскошную шишку, висевшую рядом с тропинкой, не удержался от соблазна и вышел на несколько шагов из строя, чтобы сорвать ее Раздался выстрел. Я быстро обернулся: шагах в пятнадцати позади комендант целился в меня с локтя из пистолета. Не дожидаясь, когда он снова выстрелит, я упал Полтора Ивана (так звали коменданта за его огромный рост) подбежал и своим сапожищем перевернул меня на спину. Я растерянно глядел на него во все глаза «Твою мать, промазал!» выругался он, поняв, что я живой. «Не тушуйся, комендант, в следующий раз попадешь», с дурацкой улыбкой посочувствовал я ему. Обычно в таких случаях комендант жестоко избивал жертву, не одна загубленная жизнь значилась на его совести, но на этот раз произошло что-то необъяснимое: он, как загипнотизированный, долго и странно смотрел мне в глаза, выражение лица его постепенно становилось все более и более нормальным, человечным. На глазах у всех Полтора Ивана из злодея превращался в доброго Дядю Степу Он осторожно снял ногу с моей груди и, беззлобно пробурчав: «Становись в строй», растерянно и как-то виновато даже отошел.
С того дня комендант возлюбил меня прямо-таки, как Парфен Рогожин князя Мышкина. Я стал его «крестником». Едва завидя, издали кричал: «Крестник! Давай сюда, покурим!» Делился последней цигаркой, не позволял вохре обижать беспричинно, когда я заболел цингой, сочувствовал, утешал
Кончил Полтора Ивана плачевно. В разладе с собой и начальством. На ноябрьские праздники загулял, да так, что не мог остановиться чуть ли не до Нового года; поскандалил со своим начальством, в пьяной драке изувечил двоих своих же вохровцев (рука у него была тяжелая) и угодил под трибуналего под конвоем спровадили с «Верхнего». Размышляя о судьбе незадачливого коменданта, я одолел пятый километр и выбрался наконец из зарослей стланика на равнину. Дальше тропинка, почти не виляя, бежала с легким уклоном в долину, до самого «17-го».
Пройдя еще несколько десятков метров, я упал, все-таки упал Итак, около шести километров позади. Впереди осталось четыре, чуть больше Чуть больше, чуть меньшеуже не имеет значениясвой путь я прошел! Свое «горючее» сжег дотламои баки пусты, и резерв исчерпан, дальше идти не на чем, ни сил, ни самолюбиявсе израсходовано Кто-то сказал: «Нет сил жить, и даже отчаяние мое бессильно!» Мое «отчаяние» помогло мне каким-то образом снова встать на четвереньки, изготовиться к очередному «старту»; я начал было уже раскачиваться, чтобы подняться, и в этот момент увидел подходившего ко мне уполномоченного. «Вот это да! Вернулся-таки!.. Выходит, не подвела меня интуиция, не обманулаесть бог на свете!»
Я не мог скрыть радость, охватившую меня, заулыбался, но встать на ноги, как ни старался, не смогтак и встретил своего спасителя на четвереньках.