Аластер, пожалуйста, не уходи, не оставляй меня одну! Я тебя так люблю!
Если любишь, то сделай все в точности так, как я сказал. Или ты будешь меня слушаться, или мы никогда больше не увидимся.
Когда я тебя увижу? Когда? Она всерьез испугалась и уже больше не плакала.
Через две недели, здесь. Он потрепал ее по плечу: Не куксись! Если будешь хорошей и послушной девочкой, мы сможем забыть про все эти неприятности. Ну, обещаешь мне сделать все, как я сказал?
Обещаю, обещаю! Но ты вернешься, правда?
Конечно, котенок, ласково сказал он и, наклонившись, поцеловал ее в мокрую щеку, твердо решив про себя никогда больше с ней не встречаться.
Он исчез прежде, чем Лили сообразила спросить его, к какому врачу ей надо пойти. Она посидела еще немного, глядя на горку банкнот, потом засунула их в карман плаща и направилась в гостиницу. Походив некоторое время взад-вперед перед входом ей очень не хотелось заходить, она все же вошла и обратилась к толстой женщине, вязавшей за столом:
Мне сказали, что вы можете мне помочь.
Глаза женщины мгновенно опустились на живот Лили:
Сколько уже?
Не знаю. Лили покраснела и уставилась на бронзовый колокольчик, который стоял на столе.
Когда должны были быть последние месячные?
Примерно три недели назад. Но я еще не была у врача.
Неважно. Садись вон там и подожди немного. Она всунула босые ноги в матерчатые тапочки и пошаркала к телефонной будке, что стояла в тыльной части холла. Говорила она тихо, и содержания разговора Лили не услышала. Потом женщина пришлепала назад и спросила:
Денег он тебе дал?
Да! Она вытащила из кармана кучу помятых бумажек и положила ее на стойку. Толстые пальцы женщины быстро пересчитали их.
Этого мало. Скажи ему, что нужно еще сто тысяч франков.
Но это все, что он дал. У меня больше нет. Он сказал, что оплатит счет.
Все они так говорят. Но за это дело надо платить только наличными, и непременно вперед. А семья тебе не может помочь? На лице Лили отразился дикий ужас. Ну а занять у кого-нибудь из друзей ты можешь?
Но никто из одноклассниц Лили никогда даже не видел ста тысяч франков, не говоря уж о том, чтобы располагать ими или иметь возможность дать такую сумму в долг. Она медленно покачала головой.
Вот что я тебе скажу, заговорщическим тоном произнесла консьержка. Я знаю одного фотографа, который мог бы тебе заплатить, если бы ты ему попозировала. Три тысячи франков за час минус мои комиссионные. Подойдет?
Обнадеженная, Лили согласно закивала. Она готова была согласиться на что угодно. Старуха снова пошаркала к телефону, а вернувшись, нацарапала на листке бумаги адрес.
Серж готов встретиться с тобой прямо сейчас, дорогая. Вот его адрес. Это чуть дальше по нашей же улице, там увидишь. На чердаке.
32
Серж когда-то снимал для журнала мод и слыл в этой области большой знаменитостью. Но затем потолстел, ему все надоело, он обленился и постарел причем все эти перемены произошли именно в такой последовательности. Он процветал в традиционном мире великосветских ателье мод, рассчитанных на шитье по индивидуальным заказам, и совершенно не понимал нетрадиционную, свободную моду шестидесятых годов. Журналы мод отказались от его услуг, потом у него почти не осталось заказов на фото для рекламы, и он оказался практически без работы. Так продолжалось до тех пор, пока он не стал продавать фотографии обнаженных женщин. Тут ему позировали, конечно, совсем не те девушки, к которым он привык. Беттина, Али, Фиона или Сузи никогда бы не опустились до подобного занятия. Большинство манекенщиц такого класса не опускались даже до того, чтобы сняться в нижнем белье. По крайней мере, так было до самого недавнего времени, и приходилось платить им бешеные деньги даже за то, чтобы они согласились сфотографироваться в купальнике. А у этих новых, современных натурщиц нет ни стыда, ни стиля; одна грязь. Конечно, он всю жизнь фотографировал обнаженных женщин, просто для собственного удовольствия. Но ему и в голову не приходило предлагать такие снимки на продажу, пока одна из этих уличных девок не сунула себе в сумочку сделанную с большим увеличением фотографию своего соска. После этого случая выполненные им снимки обнаженного тела на какое-то время вдруг вошли в моду. Зачастую было невозможно с первого взгляда определить, какая именно часть тела изображена на снимке, но эффект всегда оказывался неожиданным, а нередко и на удивление эротичным. Во всяком случае, такие фотографии шли.
Глаза у Сержа сузились, он оценивающе оглядел Лили, а потом улыбнулся ей.
Заходи, сказал он. Пусть тебя не смущает мой спортивный костюм, в студии я всегда так работаю. Стаканчик вина? Нет? Ну ладно. Вон раздевалка, скидывай, дорогая.
Что скидывать?
Одежду, дорогуша. За что я стану платить тебе три тысячи франков в час, как ты думаешь? Насколько я понимаю, дорогуша, для тебя это не впервые. Но все равно не смущайся: нет ничего такого, чего бы я уже не видел. Если хочешь, могу доказать.
Он помахал толстой рукой в сторону огромного стенда, обитого черным сукном и сплошь заполненного фотографиями обнаженного тела, притом очень хорошо выполненными, потому что Серж любил женщин и был отличным фотографом.
Лили пробралась между трехметровой высоты рулонами розовой, голубой и зеленой бумаги, которая использовалась для создания нужного фона, мимо огромной, свисающей откуда-то сверху белой простыни, мимо простыни еще большего размера, но черной, мимо каких-то серебристых зонтиков, насаженных на длинные палки, прошла через целый лес осветительных приборов и оказалась в маленькой комнатке, где на туалетном столе, под рядом ярко сияющих голых ламп, стояли разноцветные коробочки каких-то кремов, валялись губки, смятые бумажные салфетки, маленькие грязные щеточки, прозрачные тонкие косынки из шифона, лежали щипцы для завивки волос.
Лили, пораженная всем увиденным, минут пять простояла там, не двигаясь и ни о чем не думая.
Я не могу ждать весь день, красавица! Донесшийся до нее из другой комнаты голос был веселым, но в нем чувствовались и угрожающие интонации. Лили быстро разделась. Занавеси раздвинулись, и в комнатку заглянул Серж:
Ага, ты уже готова. Очень хорошо. Сюда, пожалуйста. Он установил камеру и свет, направив их на черный задник. Сейчас я работаю без помощника, если, конечно, не выполняю какой-нибудь большой заказ. Так, красавица, встань сейчас прямо, спиной к камере, и больше ничего. Щелк! А теперь повернись боком. Вначале одним, потом другим. Щелк! Щелк! Подбородок немного повыше. Щелк! Теперь лицом ко мне, вот так, умница. Щелк! Щелк! Щелк! Вот и все! Ничего сложного, правда? Сегодня проявлю, а завтра скажу тебе, подходишь ты мне или нет.
Лили почувствовала облегчение. Все оказалось не более эротичным и страшным, чем обычное фотографирование на паспорт. Серж подумал про себя, что давненько уже ему не попадалась такая симпатичная писюшка. С ней, конечно, придется поработать, так что не спеши и не загадывай, охладил он свой пыл. Но он мог поклясться, что на снимках она будет смотреться даже лучше, чем в жизни. Лишь бы только ее пока не спугнуть. Если действовать осторожно и неторопливо, она ему может принести целое состояние.
Начав работать с Сержем, Лили быстро обнаружила, что от нее требуется гораздо большее, нежели просто раздеться и стоять голышом, пока Серж будет щелкать своим аппаратом. Первые фотографии показали Сержу, что у девочки есть большой потенциал. Внимательно изучив снимки через лупу, отметив красным фломастером те негативы и места, которые стоило увеличить, Серж понял, что девчонка оказалась даже лучше, чем ему привиделось с первого взгляда. Она обладала редкой наивностью в сочетании с захватывающей дух эротичностью, причем сама, видимо, даже не подозревала об этих своих качествах. На лице у нее было постоянное выражение чистоты и надежды, симулировать которое было бы невозможно; однако в рисунке ее рта есть нечто чувственное. Не девочка, а мечта.
Серж понимал, что вести себя с ней ему придется крайне осторожно. Доброта вот что ему необходимо. Отеческая доброта успокоит малышку, и тогда к этой доброте можно будет добавить немного властности. Надо будет очень мягко направлять ее; дать ей при первых съемках какое-нибудь занятие, чтобы у нее не оставалось времени на раздумья. Немного заплатить ей авансом, заставить ее подписать контракт в его пользу потом, в случае необходимости, можно будет им же и пригрозить. Придется следить, чтобы на снимках не видны были ее ребра и эти длиннющие неуклюжие ноги. Он бы предпочел, чтобы маленький темный волосяной треугольничек обрамляли более полные бедра. Но зато грудь у нее само совершенство. Разумеется, связываясь с ней, он рисковал тюрьмой; зато в случае удачи и заработать можно будет по-крупному.
Когда Лили пришла в следующий раз, Серж уже дожидался ее. На этот раз он был облачен в традиционный костюм всех фотографов: джинсы и черный свитер, а широкий кожаный ремень подбирал живот более или менее на место. Для Лили он купил слоеный шоколадный торт-мороженое, а сам потягивал из высокого стакана красное вино и, похоже, не торопился начинать работу.
Потом он взялся за аппарат и сказал:
Вот что, красавица, я хочу для начала сделать несколько снимков самых обычных. Просто как получится. Сиди как сидишь на этом старом бархатном кресле, прямо в этом платье. Свет он установил еще до ее прихода и теперь включил негромкую и ритмичную обволакивающую танцевальную музыку. Отрежь себе еще кусочек торта, дорогая. Не стесняйся, он весь для тебя Задержись-ка Медленно поворачивай голову к камере Нет, одну только голову, красавица Теперь улыбнись Просто великолепно, малышка. Я вижу, у тебя получится. Так, теперь попробуем расстегнуть пару пуговичек Не возражаешь?.. Прекрасно Смотри прямо в аппарат Еще пару пуговичек Теперь отклонись немного влево и откуси здоровый кусище.
Лили осторожно наклонилась влево, и, когда она уже собиралась куснуть, кусок шоколадного торта развалился у нее в руке. Она расхохоталась чистым радостным смехом и повернулась лицом к Сержу Щелк!
Серж работал одновременно с двумя аппаратами. Отщелкав обе пленки, он ушел в темную комнату, чтобы перезарядить аппараты, и появился оттуда энергичный и бесстрастный, как дантист.
А теперь давай снимем тебя в бикини. Выбери себе, какое нравится, в раздевалке, в верхнем ящике комода.
Лили давно уже мечтала о бикини, и уговаривать ее не пришлось. Вскоре она появилась снова, в белом кружевном купальнике, и при виде ее у Сержа захватило дух. Он включил вентилятор, который должен был создавать подобие ветра.
А теперь, радость моя, встань, расставив ноги, волосы пусть струятся назад, как будто на ветру, поднеси эту бутылку лимонада к губам, задержи там и улыбнись Молодец, девочка, ты все схватываешь прямо на лету.
Через полчаса Лили окончательно успокоилась и уже больше совсем не нервничала.
Так, а теперь давай попробуем только в трусиках, непринужденно сказал Серж, возясь с экспонометром. На лице у Лили возникло выражение озабоченности:
А это обязательно?
Ну, если ты хочешь зарабатывать, радость моя, тогда конечно. А кроме того, никто, кроме нас двоих, ничего не будет знать.
А для чего эти фотографии? Для журнала или еще для чего?
С чего ты взяла? Это просто искусство. Снимай лифчик, дорогая.
Лили все еще сомневалась, но ей не хотелось вступать в пререкания из-за тех смутных, неоформившихся пока еще подозрений, которые к тому же Серж столь ловко вытеснял из ее подсознания. Она расстегнула крючок бюстгальтера и застыла, вся напряженная, прикрывая руками грудь.
Великолепно, радость моя. Нет, не надо улыбаться, стой так. Щелк! Он действовал по-прежнему уверенно и энергично. А теперь сядь в кресло и прижми колени к Изумительно, малышка Теперь встань на колени, а руки сложи вместе за головой. А сейчас надень чулки. Он извлек откуда-то пару толстых черных чулок и башмаки, в которых обычно ходят школьницы. Лили подумала, что эти туфли будут выглядеть не очень-то красиво, однако она послушно натянула все на себя. В сочетании с белыми кружевными трусиками-бикини чулки и туфли подчеркивали всю хрупкость и уязвимость молодости, ее невинность, резким контрастом с которыми была тяжелая, совсем уже взрослая грудь Лили с розовыми сосками.
На следующий день Серж отвел ее на крышу и фотографировал на фоне парижских дымовых труб. Фотографировал в хлопчатобумажном платье, в котором она пришла, до тех пор, пока она не успокоилась, не расслабилась и не поверила ему. Эту пленку придется выбросить. Он даже не станет возиться и проявлять ее. Затем он бросил ей изящную прозрачную ночную рубашку из шифона грушевого оттенка и сказал:
Попробуй-ка примерь. Когда она вышла из раздевалки, он наклонил голову вбок, неодобрительно нахмурился и уверенно произнес: Трусики все портят. Стяни их, радость моя, будь хорошей девочкой. Он отвернулся, поправил что-то на фотоаппарате и снова повернулся к ней: Я сказал: стяни. Угроза в его голосе звучала совершенно отчетливо.
Слегка дрожа под слабыми лучами сентябрьского солнца, Лили стянула с себя трусики, и Сержу удалось сделать несколько потрясающе эротичных снимков: большие, но все еще детские груди, увенчивавшие неуклюжее тело подростка, хорошо просматривались через тонкий шифон иногда приоткрывавшийся, но Лили этого не замечала, и все это на фоне черепичных крыш, дымовых труб и голубиных стай Парижа. Серж был доволен.
Завтра поедем в один укромный уголок в Булонском лесу, сказал он. Поснимаю тебя там на фоне травы и деревьев.
Лили не хотелось продолжать эти съемки. Стоило ей уйти от Сержа, как ее охватывал стыд. По дороге домой она краснела и тихо про себя постанывала. Не пойдет она завтра опять в эту студию!
Но каждое утро, когда она просыпалась, голова ее будто плыла, ее тошнило, и, торопясь по коридору к уборной, она знала, что должна продолжать начатое. Чтобы подкрепить ее решимость, Серж подарил ей несколько снимков из числа тех, что он сделал в самый первый раз. Лили спрятала их под матрас, туда же, где лежал золотой медальон. Она испытывала желание и порвать, и одновременно сохранить эти снимки: она на них и в самом деле выглядела очень привлекательной.
Иногда мадам Сардо шумела на нее: «Ты должна успеть закончить мои зимние ночные рубашки, пока не начался учебный год!» Но в целом она почти не обращала внимания на Лили, и мысли ее были заняты сейчас не только ночными рубашками. Муж ее стал часто подолгу задерживаться на работе. Раздавались какие-то странные телефонные звонки, а когда она брала трубку, на другом конце провода молчали. Поведение мужа тоже изменилось, и за все время после ее возвращения из Нормандии он ни разу ночью не побеспокоил ее. Это было очень странно.
Лили не получала денег за свою работу. Серж выплачивал их прямо консьержке и, надо отдать ему должное, не обманул Лили ни на одно су. Но консьержка не желала договариваться об операции, пока Лили не выплатит ей всей суммы, и потому Лили продолжала позировать до тех пор, пока ее беременность не подошла уже к трехмесячной отметке.
Лили сидела в маленьком, заполненном паром кафе, не в силах подняться и снова выйти на улицу. Ноги ее не слушались, все тело болело и как будто кровоточило, настроение было под стать самочувствию. Пока не подошло время готовить ужин, кафе было для нее тем местом, где она могла жить нормальной и естественной жизнью, почти что домом, где она могла прийти в себя, перевести дух между тем ужасом, который пережила днем, и той мрачной депрессией, что всегда охватывала ее, стоило ей только подойти к темной входной двери дома, где жило семейство Сардо.
Она все никак не могла позабыть боль и унижение, пережитые во время операции и добавившиеся к душевной муке и унижению, которые испытывала она из-за внезапного исчезновения Аластера. Она-то думала, что он ее любит! И неужели же все это действительно случилось только потому, что она не принимала эти таблетки?! Что было бы такого ужасного, если бы она оставила ребенка, а не сделала аборт?
С трудом она дотащилась по лестнице до седьмого этажа и позвонила: собственного ключа ей до сих пор не давали. Дверь резко распахнулась, и в дверном проеме возникла мадам Сардо, чем-то похожая на черную ворону. В руках у нее были золотой медальон Лили и те снимки, что хранились у Лили под матрасом. Каркала она в точности как ворона.
Что это за мерзость?! Я-то думала, что ты ходишь в парк, а ты, оказывается, вот чем занималась! Вот куда тебя тянет, стоит мне только отвернуться! Вот она, твоя благодарность! Шлюха!
Лили в ужасе отпрянула назад и попятилась к лестнице, а мадам Сардо продолжала громко орать на нее, вне себя от ярости. Откуда-то снизу, с первых этажей пропыленного и грязного подъезда, им прокричали: «Эй, там, наверху, потише!»
Лили сделала еще шаг назад и чуть не свалилась с лестницы, успев в последний момент ухватиться за перила.
Грязная сучка! Теперь понятно, откуда ты такая взялась! Из сточной канавы, вот откуда! Мы всегда это подозревали! Ты просто маленькая распутница и проститутка! И это после всего, что мы для тебя сделали