Нет, ничего, сказал Куковеров, вспомните-ка, все-таки, получше, начнемте с утра. В половине девятого я вышел. Так? Вы дали мне газету и позвали извозчика. Так? В три с половиной я вам позвонил, чтобы к пяти мне сделали ванну и приготовили второй номер для моего товарища, рядом. Так? В половине пятого я вернулся, вы
Извиняюсь, сказал малый, с довольным видом человека, который может подать удачную реплику в небезынтересной беседе, вы еще до четырех заходили и сказали, что позабыли книжечку в спинжаке
Что?! спросил Куковеров и сжал сейчас же выбритые, тонкие губы, и мускул у левого глаза дрогнул на его щеке:после того, как позвонил?
Диствительно, ухмыляясь, сказал парень, и пяти минут не прошло. Я еще говорю:Ну, и извощики ж у нас быстрые! То звонили, а то уже тут. И вы говорите: диствительно, не во всяком городе такие извозчики, а кому бог дал. И прошли к себе, а потом вышли через полчаса, или через сколько там минутов, и сейчас, вот вернулись, я у вас спрашиваю:Опять забыли что? Нет, говорите, я по другой надобности. И прошли, конечно
Так, так, сказал Куковеров равнодушно уже, и больше никого? Странно, я тут ждал одного такого человечка в этом, как его, чорт, в бобриковой куртке, словом. Не было?
Не было, сказал малый в ливрее и потерся спиной о косяк.
Ну, ладно, идите. Номер 23 готов?
Готов!
Сейчас приедет и займет его гражданин Берлога.
Когда малый вышел, инженер, потирая лоб, прошелся по комнате. Нерв у левого глаза дергался все чаще и чаще.
Спокойнее, спокойнее! сам себе сказал инженер Куковеров, прошелся еще раз, выпил из графина стакан тепловатой и пахнувшей веником воды и подошел к телефону.
Он вызвал психиатрическую больницу, сказал, что говорит дежурный по Златздравотделу и попросил немедленно сообщить, под чью расписку выписан и кому сдан на руки больной Берлога. Из больницы ответили, что больной Берлога выписан ровно пять минут тому назад, и его сопровождает расписавшийся в книге инженер Борис Самойлович Куковеров.
Спокойнее, спокойнее, еще раз сказал себе Куковеров и вытер платком покрывшийся мелкими капельками холодного пота лоб.
Сейчас же он позвонил снова, спросил номер шесть восемьдесят четыре, опять обменялся с кем-то невидимым быстрыми и странными словами о скором номер семь, который запаздывает на час двадцать минут, и коротко сказал голосом человека, который привык приказывать:
Немедленно связаться с шоссе. Что за маскарад? Кто с ним едет? Уже десять минут шестого, почему его нет? Я звонил в больни
Он выехал, сказал, перебивая, глухой голос в трубку, и в тоне человека, который говорил, прозвучала обида:вы напрасно проверяете меня, не беспокойтесь. Без пяти пять он проехал каменоломню на шоссе, и, как вам известно не хуже, чем мне, вы лично сопровождали его
Стоп! Слушайте! быстро и нервно сказал Куковеров, и сейчас же в трубке зашипело и зацокало что-то, и равнодушный женский голос спросил:
Га-ва-ри-тте?
Говорю, говорю, не перебивайте, чорт вас подери! закричал инженер Куковеров.
Не ругайтесь! строго сказала телефонистка:я выключу ваш номер-р.
Соедините, пожалуйста, скорее, сказал Куковеров тихо и сжал кулаки, и жила надулась у него на лбу, шесть восемьдесят четыре.
З-занято! злорадно сказали со станции, и опять что-то зашипело и зацокало в трубке.
Еще полминуты Куковеров бешено стучал костяшкой пальца по телефонному рычагу; потом, бросив трубку и оборвав шнурок, он кинулся к дверям и, на ходу одев пальто, выбежал мимо изумленного малого в ливрее на улицу, вскочил в пролетку, которая стояла на углу, и бросил отрывисто:
Большое шоссе! Каменоломня, десять рублей.
Вье, мальчики! сказал извозчик, и, приподнявшись на козлах, стал стегать ожесточенно рванувшихся и прижавших испуганно уши, сытых рыжих лошадей.
Когда через восемь минут бешеной езды они миновали последние хибарки на выезде, Куковеров отпустил извозчика, и, не торопясь уже, пошел вперед по шоссе, усаженному липами. Шоссе было ровно, как стрелка, и через несколько минут очень далеко впереди появилась на нем черная точка стремительно мчавшегося к городу автомобиля. Точка росла, приближалась, вздымая тучи пыли и еще через минуту небольшой, четырехместный фиат, непрерывно трубя сиреной, затормозил перед человеком, бестолково метавшимся под самым носом машины из стороны в сторону на шоссе. Человек отступил, когда машина остановилась, шофер, ругаясь, сейчас же опять дал газ, и автомобиль снова рванулся вперед.
Инженер Куковеров увидел на миг мелькнувшее перед ним изумленное и растерянное и бледное лицо Берлоги, который крикнул что-то, рванувшись из автомобиля. Но второй человек, сидевший рядом, быстро схватил кисть его руки, с силой сжал и резко повернул, и Берлога упал на сиденье. Куковеров, который стоял на шоссе, и Куковеров, который сидел в автомобиле, взглянули друг на друга, и фиат проскочил, тотчас же подняв за собой пыль, в которой невозможно даже было разобрать номер на табличке у заднего красного фонаря машины
А. ЗОРИЧ
А. НОВИКОВ-ПРИБОЙГлава XII. Страшная ночь
Ленка-Вздох вошла в дом Кулаковых и разделась в прихожей. Валентина Петровна молча пропустила ее в столовую и закрыла за нею двери. Как и в прошлый раз, за столом сидели те же знакомые лица: Пантелеймон Иванович и мистер Струк. Они оба поднялись ей навстречу и, улыбаясь, дружески заговорили:
Рады вас видеть, Елена Петровна!
Мы давно вас поджидаем.
В тонком шерстяном платье коричневого цвета, в лаковых туфлях на французских каблучках, в шелковых просвечивающихся чулках, она производила впечатление стройной и привлекательной женщины.
Пантелеймон Иванович, оглядывая ее с ног до головы, восхищался:
Как вам идет новый наряд! Замечательно! Вы теперь, можно сказать, пронзите любое сердце мужчины.
Мистер Струк добавил:
Будь я помоложе лет на десяток, я бы расшибся у ваших ног, Елена Петровна!
Ленка-Вздох кокетливо отмахивалась рукой и, показывая две дуги мелких зубов, белых, как сахар, весело смеялась:
Будет вам шутить надо мною.
Ее усадили за стол.
Пантелеймон Иванович, показывая на ряд бутылок, спросил:
Вам какого прикажете налить? Есть мадера, портвейн.
Мистер Струк вставил:
Рекомендую барзак. Сам всегда пью. И ароматное, и приятное, и душу веселит.
Мне все равно, ответила Ленка-Вздох.
Ей нравились все вина, и она пробовала то из одной бутылки, то из другой, закусывая сыром, фруктами, пирожным и конфектами. На лице, запудренном, в завитых локонах стриженых волос заиграл горячий румянец. Фиолетово заискрились глаза. Мужчины обращались с нею вежливо. Это было не то, что в Стругалевке, где все смотрели на нее, как на проститутку. Здесь она чувствовала себя порядочной женщиной, не хуже других. Кроме того, она играла какую-то важную роль, правда, слепую, всегда наполненную смутной тревогой, но за это ей платили хорошие деньги.
Через зеркальные стекла окон, сквозь узорчатые гардины, пробивалось предвечернее солнце. В столовой, украшенной картинами, уставленной дорогой мебелью, с громадным резным буфетом в углу, было светло. На цветистых коврах раздробились золотые лучи.
Кулаков вылез из-за стола, посмотрел за дверь и, вернувшись обратно, заговорил:
Ну-с, теперь о деле, Елена Петровна.
Он погладил свою лысину и понизил голос до шопота.
Слушая его, она строго сдвинула черные брови, тонкие, изогнутые к вискам, как два серпа
А когда Ленка-Вздох, простившись с мужчинами, вышла из прихожей на улицу, они многозначительно переглянулись и прыснули от смеха. Возвращаясь в столовую, Пантелеймон Иванович сказал:
А неплохо налаживается наша махинация.
Мистер Струк посоветовал ему:
Звони скорее.
Кулаков взялся за телефонную трубку и вызвал 2874.
* * *
В пять часов Ленка-Вздох спускалась под гору, направляясь в порт.
Прямо с юга ползла черная туча, словно дымовая завеса. Она закрыла полнеба, спрятала солнце. Стало сумеречно. В воздухе чувствовалось напряженное колебание. Потом на город обрушился шквал, затрубил в заборах, неистово закружился на улицах, поднимая пыль и мусор. Видневшееся море вдали, за стеною гавани, потемнело, сурово нахмурилось, точно лоб буйно помешанного человека.
Ленка-Вздох, шагая против ветра, согнулась. Одной рукой она поддерживала голубую шляпу на голове. Полы серого летнего пальто раскрывались, словно незримые руки хотели раздеть ее. Благополучно прошла в ворота, мимо таможенника, не обратившего, впрочем, на нее никакого внимания. Свернула налево по дороге, ведущей к пассажирской пристани. Нужного ей человека нигде не было. И только тогда, когда спустилась ниже, навстречу ей показался мужчина в прорезиненном пальто, в серой клетчатой кепке, с тросточкой в одной руке, с портфелемв другой. В петличке у него была воткнута хризантема.
Он самый, мысленно произнесла она и почему-то забеспокоилась.
У него было выхоленное лицо с прямым носом, с небольшими усами, завитыми в два кольца. На нее пытливо уставились два желтых глаза, отвратительно-неподвижных, как у щуки. Поравнявшись с нею, он сказал:
Скоро настанет зима.
А за нею придет весна, ответила Ленка-Вздох условленное.
Он сразу остановился.
Идемте за мною, Елена Петровна.
Они свернули за развалины бывших складов. Убедившись, что крутом никого нет, он снова остановился. Она достала из-за пазухи небольшой сверток, аккуратно запакованный, с сургучной печатью на нем, и передала его мужчине. В этот момент она заметила, что у него около левой ноздрибородавка, а на мочке правого уха рубец давно зажившей раны.
Ленка-Вздох, расставшись с ним, направилась было домой, но не успела выйти из порта, как услышала протяжный гудок. Она оглянулась. В это время, покачиваясь на разведенной волне, приближался к гавани какой-то пароход. Он показался ей похожим на «Коммунара». Три месяца тому назад на нем ушел в заграничное плавание рулевой Корчагин. Это был славный малый, весельчак, отличавшийся силою и бесшабашной храбростью. Вспомнилось, как он ночевал с нею в Стругалевке. Тогда досталось от его увесистых, как чугун, кулаков и Петьке-Козырю, и Шилу. А ее, Ленку, он хорошо наградил и обещался в следующий раз, вернувшись из рейса, привезти заграничные подарки.
Подумав немного, она направилась обратно, вниз, к набережной.
Заканчивался трудовой день. Лишь на некоторых судах, окутываясь паром, продолжали громыхать лебедки. Встречались кучки грузчиков, возвращавшихся домой. Ветер торопил их, подпирая в спины.
Неизвестный пароход, обогнув каменный мол, вошел в ворота гавани и, замедляя ход, направился к набережной, туда, где вытянулись рыжие корпуса казенных складов. Черный дым, вываливаясь из трубы, опережал его, падал разорванными клочьями на воду. Ленка-Вздох, сощурившись, жадно всматривалась в знакомый корпус. Она могла уже прочитать буквы на черном фоне носового борта: «Коммунар». Радостно забилось женское сердце.
Налеты шквалов становились все сильнее, крепче, оглушительнее. Со свистом и гулом приближалась буря.
Недалеко от Ленки-Вздох толпились на берегу женщины и ребятишки. Это жены ждали своих мужей-рыбаков, а детиотцов, затерявшихся где-то в разбушевавшейся пустыне.
«Коммунар» левым бортом пристал к стенке и пришвартовался. Ленка-Вздох подошла к нему ближе. Здесь находились еще женщины, пришедшие встретить своих мужей или возлюбленных. По спущенному трапу поднялись на палубу начальствующие лица, чтобы произвести осмотр судну. А минут десять спустя, матросы уже перекликались с женщинами.
Рулевой Корчагин, перегнувшись через фальшборт, кричал вниз:
Леночка, дорогая, да я тебя не узнал! Ты такая нарядная стала! Вот спасибо, что пришла!
Ленка-Вздох спросила:
Скоро, что-ли, освободишься? А то я озябла.
Потерпи, зазнобушка, еще с полчасика. Процедура у нас закончится. Тогда прямо к тебе на квартиру зальемся. Эх, и угощу же я тебя!
Корчагин, улыбаясь, лукаво подмигнул:
И на всю ночь брошу якорь у твоего сердца.
Справа в гавани стоял на якоре «Красный луч». Это было громадное наливное судно, содержащее в своих трюмах около семисот тысяч пудов нефти. От борта его отделился ялик с двумя человеками и направился в сторону берега. Он пристал к каменным ступенькам, спускающимся со стенки в воду. С кормы спрыгнул на сушу пассажир и начал рассчитываться с гребцом. Ленка-Вздох, находившаяся в это время поблизости, узнала в нем человека в прорезиненном пальто, того самого, которому она передала таинственный сверток. Он торопливо направился в город, ни раза не оглянувшись.
* * *
Быстро надвигалась ночь, угрюмая и тревожная. Порт осветился электрическими лунами, а кораблизвездами. Баканы мерцали красными и зелеными огнями. Через каждую минуту загорался проблесковый маяк, делая по три вспышки подряд: снопы ярких лучей вонзались в мрак миль на двадцать. Ветер дул с прежней силой. По вязко нависшему небу колесом катились тучи. Шумело море, громыхал прибой, словно обрушивая многоэтажные здания.
Не суждено было Ленке-Вздох встретиться с милым моряком, которого она так долго ждала. Случилось другое. Прежде всего она увидела, как на «Коммунаре» беспокойно засуетились люди, что-то выкрикивая. Пожилой капитан вбежал на мостик и, повернувшись к корме, заорал во весь голос:
Швартовы отдать! Механика и нижнепалубная командавниз! Машину пустить!
Кто-то пронзительно завизжал:
Пожар! Пожар!..
Ленка-Вздох вздрогнула. Замерло сердце, стиснутое страхом. Она растерянно огляделась. Потом вместе с другими женщинами бросилась в сторону.
Батюшки! Нефтеналивное судно горит! Пропали мы! выкрикивал какой-то мужчина, пробегая мимо нее.
Она оборвала свой бег, пораженная событием.
Над кормою «Красного луча» клубился черный дым. На палубе метались фигуры моряков. Одни спускали шлюпки на воду, а другие, находящиеся в носовой части судна, пускали в ход брашпиль. Залязгал железными звеньями канат, выбирая якорь.
Весть об опасности, словно магнитная волна, облетела весь порт. Все живое поднималось на ноги, с криками вываливало на берег. Из отдельных фраз моряков Ленка-Вздох поняла, какая страшная угроза нависла над городом. Весь берег был застроен складами, забитыми горючими товарами. Кроме того, здесь же находились огромнейшие баки с нефтью. Если все это загорится, то на Златогорск обрушатся разрушительные вихри огня.
Первым, отшвартовавшись от стенки, загорланил «Коммунар». К нему присоединили свои гудки два иностранных парохода, нагружавшихся зерном у элеватора. Потом заревели все корабли, словно хотели перекричать бурю. Каждое судно старалось скорее сняться с якоря. Для них осталось единственное спасение: этоуйти в море, пока не разлилась горящая нефть по всей гавани.
Ленка-Вздох, чувствуя, как у нее подкашиваются ноги, села на каменные ступеньки, спускающиеся в воду. Это была маленькая пристань для шлюпок. Здесь некоторое время тому назад сошел с ялика человек в прорезиненном пальто. Женщина теперь с отвращением вспомнила о его щучьих глазах. Жуткая догадка, как раскаленная игла, обжигала ее мозг. Нервная дрожь пробегала по телу, стучали зубы. Хотелось убежать в город, чтобы не видеть этой трагедии, начинающей разыгрываться в порту, но не было силы воли подняться. И она продолжала оставаться на одном месте, словно прикованная к нему, и невольно смотрела на события, как театральный зритель на сцену.
Прискакали конные милиционеры и загарцовали по набережной. За ними примчались пожарные, сверкая медью остроконечных касок, примчались с треском, с гудящими рожками, с тревожным звоном. Появились автомобили и пролетки с начальствующими лицами. Потом начал порт заполняться пешим народом. Тут были мужчины и женщины, старики и подростки, совслужащие и рабочие, мелкие лавочники и красноармейцы. А что дальше? Как устранить бедствие, угрожающее стереть с лица земли весь город? Никто ничего не знал. Пожар был слишком необычен: наливное судно не растащишь баграми, а горящую нефть не зальешь водою. И не только народ, но и сами пожарные со всеми своими брандспойтами, с громадными лестницами оказались здесь лишними. Весь плоскогорный берег, казалось, шевелился от множества голов. Разростался нелепый галдеж, мешаясь с шумом бури, с гудками уходящих пароходов.
А между тем к «Красному лучу», корма которого все гуще и гуще окутывалась облаком черного дыма, уже пристали два сильных буксирных парохода: «Боцман» и «Штурман». На каждом из них насчитывалось по десятку людей, но это были самоотверженные моряки, решившиеся с риском для собственной жизни на героический подвиг. Нельзя было терять ни одной секунды времени, и вокруг злополучного судна закипела работа. Когда его двухлапый якорь показался над водою, один стальной буксир, переданный на «Красный луч», был уже основательно закреплен на железный кнехт. «Боцман», дав небольшой ход вперед, натянул буксир, не позволяя, таким образом, горящему судну приближаться к берегу. «Штурман» со своими приготовлениями немного замешкался.
С носа злополучного судна спустились остатки его моряков, усаживаясь в шлюпки. Кто-то перебрался на «Штурмана». Последний тоже подался вперед, натягивая стальной буксир. Наконец, словно буйное чудовище на арканах, тронулся и сам «Красный луч», направляясь к воротам гавани.
Весь берег качнулся тысячами человеческих тел, огласился исступленной радостью:
Пошел!.. Пошел!..
Повели!..
Спасены!..
Го-го-го!..
Старухи крестились. Молодежь яростно бранила поджигателей.
«Боцман» и «Штурман», увеличивая ход, беспрерывно выли, прося очистить им путь. На корме буксируемого судна огонь усиливался и расширялся.
Другие корабли торопливо выбирались из гавани. Они уходили в ночную мглу, в разъяренное море, в грозную зыбь, не будучи уверены, что вернутся обратно.
Шлюпки с «Красного луча» подошли к маленькой пристани, где сидела Ленка-Вздох. Сюда хлынули милиционеры и народ. Прибывших моряков обступили со всех сторон. Ленка-Вздох, стиснутая плечами мужчин, слышала, как высокий человек, вероятно, начальник милиции, спросил:
Где капитан?
Ему ответил моряк с золотым вензелем на фуражке:
Капитан пересел на буксирный пароход «Штурман».
А вы кто такой?
Я первый помощник.
Так. Отчего случился пожар?
Здесь какая-то преступная тайна, умышленный поджог.
Кто мог поджечь?
Первый помощник, помедлив немного, громко заорал, словно перед ним стояли глухие.
У нас вечером был из посторонних только один человек. Он назвался корреспондентом от местной газеты. Предъявил нам удостоверение. Редакция, якобы, поручила ему осмотреть наше судно и описать свои впечатления. Капитан позволил ему это. Он заглядывал в каждую дыру судна. А через полчаса, как он оставил нас, вспыхнул пожар
Ленка-Вздох тихо застонала. Больше ничего она не могла воспринимать. Когда моряков под конвоем повели в город, она, оставшись в одиночестве, снова беспомощно опустилась на каменные ступеньки пристани. Стало душно. Распахнула полы нового пальто. Несколько секунд сидела съежившись, маленькая и неподвижная, а в мозгу бушевали мрачные вихри. Вдруг откинула голову и, словно тяжелый камень в море, свалила вглубь своей души страшный упрек:
Слышала, что ты натворила? Какие еще наряды купишь себе? Эх, ты, продажная тварь
«Красный луч», буксируемый двумя пароходами, приближался уже к выходу из гавани. Пожар на нем, разгораясь, свирепел, пробирался к спардеку. Все выше и трепетнее становились извивы пламени.
По всей гавани бегали зловещие тени. В озаренном небе творилась кутерьма. На берег падали клочья едкого дыма. Толпа гудела и передвигалась, словно колеблемая ветром. Трудно было стряхнуть с себя ощущение гибельного конца: горящее судно отплывало, но, может быть, для того, чтобы хлынуть на город потоками огня. Но вот «Красный луч» стал выходить из-под защиты каменного мола, выдвигаясь на морской простор. И вдруг, попав в громадные волны, бешено вздыбился, словно хотел стать на корму. Два буксирных парохода, мотаясь, осадили его вниз. Теперь огненное чудовище находилось за стеною гавани. Оно металось из стороны в сторону, падало с борта на борт, зарывалось в зыбь, упиралось, проявляя упрямую непокорность, а его отводили на стальных буксирах все дальше и дальше. Толпа радостно загалдела, расхваливая на разные лады отважных моряков.
Когда вернутся, носить их будем по всем улицам, точно иконы.
Молебен за них служить.
Молебныерунда. Ордены им и пенсию до гробовой доски.
Раз они спасли город, лучший дом им нужно отдать.
Ленка-Вздох, поднявшись, направилась к людям. Что-то хищное проснулось в ней. Походка стала крадущейся, как у пантеры. Она всматривалась в одежду мужчин, в их лица. Ей нужно было найти человека в прорезиненном пальто, с бородавкой у левой ноздри, чтобы озлобленно вцепиться в него руками и зубами, а потом завыть на весь мир о тайном поджигателе. Она не замечала, что ветер давно сорвал с ее головы голубую шляпку. Волосы ее растрепались, а на бледном лице отражалась напряженность изувеченной души.
С моря доносился рев пароходных гудков. «Красный луч» удалился от гавани на несколько миль. Он весь оброс золотыми перьями, взъерошиваемыми ветром. Вдруг озарилось все небо, словно вспыхнуло в нем новое солнце. Народ с криком и с воплями шарахнулся из порта. Все бежали к воротам, в город, сталкиваясь и давя друг-друга.
Ленка-Вздох повернулась к морю.
На «Красном луче» взорвалась палуба. Нефть, расплескиваясь, полилась через борт, продолжая гореть на волнах. Вокруг судна бушевали световые вихри. Из распоротых трюмов с необузданной силой вырывалось пламя, яростно взмывало в воздух и загибалось за корму огромнейшей лучистой дугою. В сторону города, отрываясь от пожара, неслись крутящиеся огненные облака. Но ветер был слишком могучон сбивал их вниз, на зыбчатые холмы. Издали, вплоть до порта, колыхаясь, протянулась широкая сверкающая дорога. По ней мчались огненные колесницы и, с разбега ударяясь о каменные стены гавани, дробились в каскады золотых брызг. В освещенном круге раздвинутого мрака качались другие корабли, преодолевая напор поднявшихся вод. Все рдело от зарева пожара. Поверхность моря, изодранная бурей, развороченная до самых недр, казалось, обливалась кровью.
Несколько часов отводили горящее судно вдаль, прямо на юг, а потом повернули налево. Его оставили против высокого пустынного берега, круто обрывающегося в море. До самого утра возвращались корабли в свой порт.
А. НОВИКОВ-ПРИБОЙ
Александр ЯКОВЛЕВГлава XIII. Человек прошлого
Итак, гражданка, вы утверждаете, что бомбу вы передали человеку в прорезиненном пальто и серой кепке?
Да.
Что вы можете сказать о его наружности? Молод он, стар?
Ему не больше тридцати пяти лет. Он красивый. Возле носавот здесьу него бородавка. На мочке правого уха я заметила рубец. Усы кольцами. Когда он встретил меня в порту, в петлице у него была хризантема.
И с чисто женской точностью Ленка-Вздох рассказала о своей встрече с неизвестным человеком.
Начальник ЗУР'а посмотрел на своего соседа, сидевшего с ним рядом, справа.
Кажется, ясно?
Сосед (это был начальник милиции Корт) кивнул слегка головой.
Гражданка, вам придется подождать здесь, сказал Мишин, начальник ЗУР'а.
Он позвонил. Двери бесшумно отворились, и усатый милиционер в красной шапке вырос на пороге. Начальник ЗУР'а приказал:
Уведите гражданку в номер седьмой.
Ленка-Вздох вышла, провожаемая милиционером.
Когда дверь опять затворилась, Корт нервно поднялся и, повернув голову вправо, к шкафу, стоявшему у стены, спросил:
Ну, что вы скажете по этому поводу?
Из-за шкафа вышел Куковеров.
Мы должны сейчас же его захватить. У вас все готово?
Да. Сегодня я, наконец, узнал условный звонок, по которому отворяют дверь без опроса.
Вы понимаете: важно захватить молодца врасплох.
Все подготовлено, как приказали вы.
Была уже густая ночь, когда отряд милиционеров и агентов уголовного розыскавсе на велосипедах, с карабинами за плечамипримчался на угол Шоссейной улицы и Крутого тупика.
Измученный двумя страшными днями и бессонной ночью, город спал. Спали даже сторожа-обыватели, выбранные из каждого квартала «на случай пожара».
На углу отряд уже поджидали Корт, Куковеров и начальник ЗУР'а, приехавшие на автомобиле за две минуты перед этим. Все делалось быстро и молча. Оставив автомобили и велосипеды здесь, на углу, под охраной двух милиционеров, отряд двинулся по тротуарам Крутого тупика. Никто не курил, никто не разговаривал. Все шли осторожно, стараясь ступать как можно тише. Куковеров был впереди. В конце тупика от ворот последнего дома отделилась темная фигура, подошла к Куковерову. Куковеров шопотом коротко и быстро что-то спросил. Тот, темный, ответил. И через минуту милиционеры и агенты, разделившись группами в три человека, начали окружать дом.
Это был обыкновенный обывательский домдвухэтажный. Дом уже спал. Только во втором этаже чуть светились три крайние окна, занавешанные плотными занавесками. Милиционеры, со страхом посматривая на освещенные окна, держали карабины наготове. Куковеров, начальник ЗУР'а, Корт и тот темный, что дожидался у ворот, вошли во двор, потом со двора по узкой крутой лестнице стали подниматься во второй этаж. Трое рослых милиционеров их провожали. Круглые пятна света от электрических ручных фонариков освещали ступени. Шагов не было слышно. Только деревянная лестница скрипела и кряхтела под тяжестью тяжелых ног, будто жаловалась. На верхней площадке, перед дверью, все остановились. Пятно белого света проползло по двери. На двери засветился эмалевый номер «4». Под номером, на поларшина ниже, серело круглое пятно звонка со словами: «Просят повернуть!» Корт сам взялся за ручку звонка. Все замерли. Фонарики погасли. Корт позвонилдва долгих звонка и три коротких. Где-то далеко за дверью зародились шаги, ближе-ближе, и вот остановились у двери. Загремела дверная цепочка, и дверь широко отворилась. На пороге стоял молодой высокий малыйв рубашке без пояса. Свет хлынул из двери на площадку лестницы, множество рук протянулись к малому, схватили его за руки, за плечи. Кто-то накинул ему на голову шинель, пытаясь заткнуть рот. Малый рванулся и успел закричать.
Куковеров и Корт бросились во внутренние комнаты. Дверь из передней была заперта. Кто-то там, внутри, перепуганный криком и топотом, торопливо бегал. Там упал стул. Начальник ЗУР'а подсунул под дверь ломик с загнутым концом в виде лопатки, дверь затрещала и с грохотом упала внутрь комнаты. Где-то далеко за второй дверью зазвенели стекла, и в тот же момент на улице ахнул выстрел и раздались крики: «Держи! Держи!»
Взломали вторую дверь, вошли. В дальней комнате на столе горела лампа под зеленым абажуром. Окно в садобывательский чахлый садбыло отворено, и в саду слышался топот и крики.
Корт, скорей организуйте погоню! приказал Куковеров.
Корт бросился назад к выходу. Начальник ЗУР'а обежал все три комнаты. Комнаты были пусты.
Ушел! сказал он и яростно выругался.
Куковеров нагнулся над столом.
А это что за чертовщина? услыхал он вдруг сердитый голос позади себя.
Он оглянулся. Начальник ЗУР'а показал ему на столик, что был в углу комнаты. На столике рядами стояли продолговатые деревянные коробки с крышками. Куковеров, держа листок в руках, подошел к столу. Крышки коробок были просверлены мелким буравчиком во многих местах.
Надо вскрыть! отрывисто сказал Куковеров.
Тимошенко, вскрой коробки! крикнул начальник ЗУР'а.
Здоровенный милиционер подошел к столу и нерешительно протянул руки к крайней коробке. На лице у него был ужас.
Ну, боишься? крикнул начальник ЗУР'а.
Милиционер открыл коробку. Все трое глянули внутрь. В коробке лежали куски изъеденной бумаги и дерева. Мелкие червячки ползали по ним. Куковеров взял один кусочек бумаги, подошел к свету. На бумаге была плесеньмельчайшие грибки. Очевидно, это был корм для червячков; острый запах шел от бумаги.
Открыли второй ящик, третий, четвертый. Везде были червячки.
Это личинки какого-то насекомого, сказал начальник ЗУР'а.
Да, это не медведь, согласился Куковеров.
Они оба пристально рассматривали содержимое коробки. Милиционер открыл последнюю коробку. Несколько золотистых бабочек вылетели из коробки и закружились по комнате. Все трое с минуту молча следили за их полетом.
Странно, сказал начальник ЗУР'а, в такое время человек занимается разведением бабочек.
Посмотрите под кроватью и в корзинах, приказал Куковеров.
В это время милиционеры ввели в комнату малого, что открыл им дверь. Милиционеры держали его за руки. Заметив бабочек, летающих по комнате, малый вдруг остановился, уперся, и на лице его мелькнул ужас. В тот же момент гардина над крайним окном вспыхнула ярким пламенем. Куковеров и милиционеры бросились тушить ее. Вдруг соседняя комната осветилась ярким светом.