У него нет никаких шансов, кроме как сказать «да» на любую мою просьбу, потому что в искусстве закатывать театральные истерики мне нет равных. Эх, Голливуд, ты потерял великую актрису!
Конечно, мое представление вызывает совершенно предсказуемую реакцию. Даже не нужно выходить из роли, чтобы «просмотреть» все стадии в своей голове. Потому что все как по накатанной.
Сначала Марик просто в шоке и искренне не понимает, почему его почти невинная угроза превратила Синего Чулка в Море горючих слез. Пытается повторить ситуацию в своем воображении, ищет проколы, а когда не находит ни одногонаступает вторая стадия: ступор. Я реву, он смотрит и пытается достать из кармана носовой платок, которого у него по жизни никогда не было. Понимает, что просчитался, бормочет что-то вроде: «Да что случилось-то?» и даже пытается забрать собственное пальто, сейчас списывая на кусок дорогой шерсти весь мой «спектакль». Но я отыгрываю до конца, цепляюсь в несчастную грязную вещь, словно коршун, и выдаю новую порцию слез.
Тогда у Марика начинается третья стадия, моя любимая: «Сделаю все, что хочешь, только перестань делать вот это!» Сейчас главное не остановиться и дожать, чтобы довести клиента до нужной кондиции отчаяния.
Вот когда он, окончательно обалдев, начинает пытаться перекричать мою «истерику» громким матом, я понимаю, что время пришло. Потому что когда один орет, а другой слушаетэто почти диалог, а когда орут обаэто уж стационар известного заведения.
У моего отца юбилей Я судорожно всхлипываю, и даже жаль, что в эту минуту не могу сама себя вызвать на бис, так чертовски хорошо вошла в роль. И там будут эти ужасные мужчины!
Марик собирается с мыслями, откуда-то все-таки достает упаковку бумажных салфеток, и я вытаскиваю сразу несколько, чтобы промокнуть глаза и энергично вытереть щеки.
Хорошо, что я без макияжа, а то бы превратилась в панду, а не в милую огорченную черствым чурбаном девушку.
О каких мужчинах речь? спрашивает Бабник.
Я выразительно сморкаюсь в салфетку, хоть на самом деле просто прячу за бумажным клочком триумфальную улыбку: все же мужчины так примитивны, особенно если хорошо изучить их психологию и повадки. А у меня была целая куча возможностей с примерами и даже целыми подходящими для наблюдений экспонатами. Все благодаря огромному количеству подруг и знакомых, с которыми я, как любая нормальная девушка моих лет, люблю проводить время и потрещать за вкусным коктейлем.
О тех, за которых меня сватает мама. Я поднимаю взгляд и смотрю на Марика долго и скорбно, а потом делаю контрольный выстрелморщу нос и снова жмурюсь, как будто собираюсь повторить истерику в тех же цветах и красках.
Бабник стремительноя даже на секунду «подвисаю» от его прытихватает меня за руку и скороговоркой проговаривает:
Если ты больше не будешь реветь, как резанная, я пойду с тобой и прикинусь твоим парнем. Ну, знаешь, как в тупых романтических комедиях. Только, пожалуйста, Молька, не пугай меня этими слезамиу меня чуть яйца не отвалились.
Не заикайся о яйцах при моей маме, уже по-деловому выдаю я, и наслаждаюсь четвертой стадией затяжного процесса под названием «Откровения для Марика».
У него вытягивается лицо. Буквально. Становится на сантиметр длиннее, как будто Бабник запихал в рот лампочку и вынужден сидеть с открытым «закрытым» ртом. А все потому, что какая-то часть его мозга сигнализирует о подвохе: только что грозила устроить Всемирный потом, а через секунду уже вовсю командует. Я почти слышу, как Марик перебирает возможные варианты метаморфозы, но в конечном итоге сдается.
Потому что я для неговсего лишь Синий Чулок и Моль Клеймана, и просто не способна на такие многоходовки.
В этом прелесть маскировки, от которой порой сводит зубы. В нужный момент вы скажете спасибо за то, что держали себя в руках и не выходили из образа.
Глава третья: Марик
Я, вечный раздолбай и бабник, еду в дом к девушке, похожей на Моль, чтобы изображать ее мужчину, и все этопо моей же инициативе.
Моя жопонька буквально чувствует подвох, но как я ни стараюсь его найтине получается. Зато отлично получается осознать всю глубину задницы, в которую угодил по собственной инициативе: мало того, что Серая мышь изваляла меня в грязи, так еще чуть не лишила слуха, потому что голосила в точности как та рыжая бабка из мультика про апельсин.
Еще и светофоры все через «красный», ну как назло.
Сегодня точно не мой день, хоть начинался он просто заебись: таких девочек, как та, что сейчас ждет меня в «Лимонадной долине», я уже давно не встречал. Вся такая вытянутая, фигурная, ногастая, выпуклая От одной мысли тянет мысленно сглотнуть слюну, и парень в штанах возмущенно напоминает, что я уже неделю без нормального секса, а такого у нас не было с момента, как я познал радость плотской любви. Еще немногои стану евнухом, или и того хужевспомню, что правая рука дана не только носить часы и подписывать документы.
К счастью, противоядие у меня с собой, и достаточно одной порциибыстрого взгляда в зеркало заднего видачтобы вернуть мысли исключительно в трезвое русло. Почему Антон не нашел помощницу покрасивее? Ах да, кажется, я спрашивал, и он сказал:
«Потому что я выбирал нее ноги, а мозги». Но какой смысл в мозгах, если фасад подкачал?
Вопреки моим ожиданиям, по указанному адресу не покосившаяся «хрущевка», а вполне модная новостройка. А ведь был уверен, что попал прямиком в сюжет фильма «Не родись красивой», и родители моей «зазнобы» типичные представители рабочего класса. Откуда я знаю этот идиотский сериал? Когда в семье две младших сестры и мамамужчины в курсе, чем завтракала Катя Пушкарева, из-за чего в который раз поругались Росс и Рейчел, и моду на какую помаду завела Дженнифер Лоуренс.
Ну? тороплю я, и для доходчивости стучу пальцем по циферблату.
У меня очень большое, ветвистое и плодородное родовое дерево, шипит Молька. И на юбилей моего отца приехали все, даже те, которые ради пяти часов застолья добирались двое суток. Половина из них сейчас прилипла к окнам, потому что я предупредила маму, что мы едем, иначе она приехала бы в офис прямо в нарядно-выходном платье.
Я вскидываю бровь, надеясь услышать более подробное разъяснение.
Ты должен помочь мне выйти из машины, менторским тоном втолковывает она. И тут же снова перепугано хлопает глазами:Ты ведь сам предложил Будет странно, если заботливый мужчина даже не подаст руки своей девушке.
Скрепя сердце и стиснув зубы, я выхожу из машины. Хорошо, что на мне сегодня модная рубашка и брюки, которые только чудом не пострадали, плохо, что мои руки далеки от идеала чистоты, как и манжеты.
Полчаса, предупреждаю я, когда мы заходим в лифт и Моль нажимает кнопку двенадцатого этажа. А потом ты скажешь, что у твоего занятого молодого человека дела и он вынужден уехать.
На секунду мне кажется, что взгляд Моли наполняется слишком очевидным пренебрежением. Я даже подаюсь вперед, буквально зажимая это бесцветное невыразительное пятно двумя руками.
Что ты
Вообще-то, спокойно, но все же втянув голову в плечи, перебивает она, что нам хватит и пятнадцати минут.
Ну и что это сейчас было? Завуалированный намек, что от моей компании тоже хотят поскорее избавиться? Вот это серое пятно, девушка-без-груди и Синий чулок брезгует моей компанией? Да не может этого быть.
Ты не мог бы отодвинуться? просительным тоном говорит она, но во мне уже проснулся азарт и хищник, которого оставили без ногастой газели, готов удовлетворить аппетит даже вот этой альпакой.
Поэтому я делаю в точности наоборот: буквально расплющиваю Моль всем корпусом по стенке кабинки. Тараню всеми своими мышцами, над которыми убиваюсь в спортзале, подавляю волю улыбкой, от которой женские ноги просто рефлекторно раздвигаются до ста восьмидесяти градусов, и хриплым шепотом уточняю:
Точно надо отодвинуться, Молька? А то я бы хотел, исключительно в целях конспирации, отрепетировать глубину нашего знакомства.
Моль втягивает голову еще глубже, но на этот раз я успеваю поймать подбородок двумя пальцами и задрать его до нашего взгляда глаза в глаза. Вот сейчас, через миг, она просто поплывет. Никаких шансов, что с ней не сработает то, что безотказно действует даже на избалованных мужским вниманием женщин. Сейчас дерзкий Синий чулок узнает, чего стоит ее попытки корчить недо
Ее взгляд в самом деле меняется.
Только вместо ожидаемого взгляда в ареоле радужных сердечек, я напарываюсь на полное, кристально чистое безразличие. Точно так же она могла бы смотреть на скучный пейзаж или нудное кино. Причем, сквозь меня.
Вся глубина нашего знакомства закончится через пятнадцать минут, спокойно говорит Моль. Так же спокойно высвобождает подбородок из моих разжатых пальцев и проходит в разъехавшиеся двери лифта. Кстати, забыла напомнитьменя зовут Вера. И в присутствии моих родителей меня нужно называть только так. Или придется все свести к нашим забавным прозвищам, которые есть у всех парочек, и называть тебя козликом или барашком.
Вера, тупо повторяю я, на хрен свергнутый с трона своей неотразимости. Вера.
Она снисходительно качает головой, делает три шага ко мне, берет под руку и со словами «Расслабься, больно только в первый раз» нажимает кнопку дверного звонка.
ЯМарик Червинский, мне тридцать четыре года, и минуту назад невзрачная Серая моль нанесла непоправимый ущерб моим яйцам.
Нам открывает женщина в красивом голубом платье: видно, что она уже не молода, но при этом и прическа, и макияж и сам наряд соответствуют всем модным веяниям. Я бы сказал, что передо мной классическая молодящаяся дама «немножко за пятьдесят».
Прости, что опоздала, мам, трещоткой говорит Моль, и быстро подтаскивает меня к себе, хоть я вроде и не собирался сбегать. У Марика в последний момент оказалась срочная работа и нам пришлось заезжать подписывать очень важные документы.
Верочка Челюсть матери «моей девушки» падает на пол.
«Верочка» бойко встаскивает меня через порог, где меня мгновенно берут в осаду не меньше десятка женщин: молодых и не очень, и даже пара сморщенных, как курага, бабулек. И все просто смотрят и молчат, молчат и смотрят, пока «Верочка» позирует со мной, сияя от счастья, словно ятрофей Самой Главной Умнице. Честно, у меня даже нет желания открывать рот и здороваться, но видимо придется, потому что одна из бабулек распихивает толпу руками, прорывается вперед и с прищуром спрашивает:
Он чёнемой?
Дружный женский хохот додавливает то немногое, что осталось от моих «бубенчиков».
Нет, Наташа, он просто уставший, за меня отвечает Моль, и вдруг начинает тереться щекой о мое плечо, словно кошка, которую подманили валерьянкой. Знакомьтесь, это мой Марик. Правда, классный?
Со стороны может показаться, что ничего крамольного «Верочка» не сказала, но дьявол в мелочах, потому что все самое важное скрыто именно в интонации. С таким же успехом она могла бы притащить домой трухлявый пень и восторгаться его прекрасной текстурой.
Но и это не самое фиговое. Такое чувство, что в этих словах заключена какая-то магическая сила или, скорее, тайное послание, потому что после них сороки накидываются на меня, словно на булку: начинают трогать, щупать, морщить нос от грязи на манжете рубашки. Кто-то «на галерке» громко обсуждает пятна на моей обуви и вспоминает героя какого-то фильма. А «Верочка» продолжает тереться об меня и позировать с голливудской улыбкой.
А вы приехали на той большой черной машине? слышу пронзительный детский голос, и рядом с бабулей появляется девчонка лет шести, вся какая-то веснушчатая и с феерической прической из пары десятков косичек. Я видела в окно.
Снова забиралась на подоконник? Женская рука с крова-красным маникюром а ля коршун сцапывает девочку ха плечо и напоследок мы обмениваемся понимающими взглядами жертв, бессильных против своей участи.
Блин, как меня так угораздило?! Где была моя голова, когда я предлагал помощь?
Ответ слишком очевиден, и он меня расстраивает, потому что крайне неприятно осознавать, что судьбоносное решение если не всей жизни, то по крайней мере сегодняшнего дня, я принял, находятся в состоянии аффекта. То бишьдумая о ногастой газели.
Черная машинаэто так банально, говорит какая-то прокисшая девица примерно возраста Моли.
Это «Порше», все-таки огрызаюсь я.
Гляди-ка, не немой, продолжает отжигать бабуля. А потом с энтузиазмом начинает тыкать пальцем мне в живот, словно повар, пробующий мясо шипом кулинарного термометра. Какой-то он немощный, худой совсем.
Когда поженимся, обязательно его откормлю. «Верочка» с восторгом озвучивает планы на будущее, и я живописно представляю свой с таким трудом вылепленный, почти скульптурный пресс, заплывающий толстым слоем жира от домашних борщей, картошки и булок.
Хотя, чего тамжареную картошку я люблю, правда сейчас у меня период «сушки» и приходиться фильтровать каждую калорию. А все для того, чтобы к пляжному сезону у меня было тело, от которого у женщин будет зашкаливать уровень эстрогенов.
Как поженитесь? На арене снова мама, и хоть она не тыкает в меня пальцами, не пытается обозвать мою машину и не смотрит словно на унылое говно, именно от нее у меня волосы встают дыбом. Потому что у мамы такое лицо В общем, я бы не удивился, если бы она приволокла икону, поставила нас с «Верочкой» на колени и совершила обряд венчания. Верочка, тебе сделали предложение, а ты ничего не сказала маме?!
Берегла для сегодняшнего случая, ловко выкручивает Моль.
Если она и с Клеманом такая верткая, то понятно, почему он не хочет взять никого покрасивее. Я уже ее боюсь. Серьезно. Потому что Бля, да потому что я понятия не имею, кто эта девушка и почему она трется вокруг меня, как шаман вокруг ритуального столба!
К счастью, серпентарий разбавляет появление мужчин: их тоже много, и первая мыслькак они все тут поместились? Человек двадцатьминимум. Когда мои родители устраивают праздники, мы всегда заказываем большой ресторан, но и там обычно теснотища, а здесь
Моль, наконец, оставляет в покое мою руку и мне требуется все мое терпение, чтобы не воспользоваться свободой и не сбежать, пока святая мамаша не потащила нас в ЗАГС.
Пока Молька тискает отца и вручает ему подарок, меня снова обстреливают, но на этот раз уже собратья-членоносцы. Один тощий, словно жертва ботулизма, другой наоборотрумяный и пышный. Так и хочется предложить бабуле потыкать пальцем в него, проверить на упитанность. Прямо сцена из Чехова «Толстый и Тонкий». Правда, есть у них и кое-что общее: одинаково кислые рожи. Женихи что ли?
Закончив расцеловывать папу, Моль снова представляет меня и, к своему ужасу, я понимаю, что вынужден пожимать руки этим тюфякам. У толстого, предсказуемо, мягкие влажные ладони. Я словно берусь за хвост Джаббы Хатта. У второго длинные костлявые пальцы, и примерно то же самое я чувствовал, когда трахал одну аспирантку медунивера, и мы делали это в лаборатории, где на нас упал пыльный макет человеческого скелета.
Поэтому, когда гости потихоньку переползают из гостиной в комнату, а мы с «Верочкой» остаемся одни, я зло шиплю:
Ты должна мне за то, что этот день отразится на моем душевном равновесии неизлечимой психологической травмой: я жал руку улитке и палочнику. Могу я уже валить? Понимаю, что ты потеряла голову от такой удачи, но на застолье мы не договаривались.
Вот зря я это сказал, потому что в ответ Моль врубает «Верочку» на максимум, и беспощадно проходится по мне безразлично-брезгливым взглядом. Искра в ее глазах намекает, что надо не спрашивать, а тупо уходить, потому что сейчас меня ждет еще одно глумление над начавшим выпочковываться мужским естеством, но я все равно не успеваю. «Верочка» хватает меня за щеку, оттягивает и треплет, словно паренька.
Она меня, типа, только что кастрировала?!
Прости, Марик, но чтобы я потеряла от тебя голову, тебе придется минимум десять лет тренировать самую сложную мышцу.
Трапециевидную что ли? не въезжаю я. Так у меня с ней порядок.
Умственную, сокрушенно бормочет Моль.
А потом разворачивает меня за плечи и буквально выпихивает за дверь. Даже обидно, елки-зеленые, я же не какой-то сетевой распространитель, чтобы выгонять меня взашей!
Я, между прочим, ей жизнь спас!
Подожди! кричит она, когда я нетерпеливо «насилую» кнопку лифта большим пальцем. Появляется через мгновение с несколькими купюрами в руках. Я снова жестко туплю, поэтому «Верочка» сначала грубо заталкивает деньги мне в карман, а потом, когда лифт распахивает двери, степенно «приминает» купюры шлепками поверх ткани.