А что, я у тебя спрашиваться должна?
Он рассмеялся, покачал головой:
Я тоже рад тебя видеть.
Мистер Дарби, наш учитель по драматургии, уже ждал в аудитории.
Заходите, ребята, садитесь.
Он нравился мнемолодой, с чувством юмора, а как-то раз на родительском собрании он сказал маме, что ялучшая из бед. Как по мне, это комплимент.
Лекс? Не ожидал тебя здесь увидеть, мистер Дарби приподнял бровь.
Я сама от себя не ожидала, сэр.
Не знаю, зачем я это ляпнула. Глупо. Пока мы входили и рассаживались, Джамиля куда-то подевалась, и я села одна. На сцену светили прожекторы. И стояла камера. Они что, будут нас снимать?
Когда мы наконец расселись, мистер Дарби произнес речь о командной работе, о том, что каждый должен вносить свой вклад, а еще о том, что играть на сцене хоть и непросто, но это бесценный опыт, который способствует личностному росту и творческому развитию.
Кстати, добавил он напоследок, Бен Осман будет снимать ваши пробы для своего проекта по массовым коммуникациям, так что если вы против, скажите сейчас. Если нет, то начали.
Бен выскочил на сцену, принялся настраивать свет и камеру. Длинноногий, точно Бемби, рыжий, в обтягивающих черных джинсах.
Мистер Дарби указал на стол сбоку сцены, на котором стояли пять ваз. На каждой было написано имя персонажа; в вазе лежали строки из роли. Мы должны были в алфавитном порядке выйти на сцену, взять бумажку из вазы с именем того героя, которого хотели бы сыграть, прочитать про себя текст и с минуту «побыть» персонажем. Например, исследовать воображаемый остров, посидеть на песке, посмотреть на море, пройтись, словом, что угодно, лишь бы вжиться в роль. Затем от нас требовалось пересказать своими словами текст с бумажки и уж потом прочитать его, как у Шекспира.
Дело ясное, что дело темное, пошутил учитель. Что ж, первым у нас Джош Абрахам.
К сцене подошел крошечный перепуганный мальчуганкрасивый, длинноволосый, ни дать ни взять, Айрис. Выбрал текст из вазы с надписью «Фердинанд», прочитал про себя и полез на сцену. Помолчал, будто прислушиваясь, и улыбнулся, точно услышал нечто прекрасное. Бросился туда, откуда доносились воображаемые звуки, то и дело останавливаясь и снова слушая.
Наконец произнес: «Эта музыка настоящая или только у меня в голове?»и прочел шекспировскую строку: «Откуда эта музыка? С небес или с земли?»
Выглядел он убедительно, только уж очень молодой. Фердинанд должен излучать сексуальность, а не милую невинность.
Следующим вышел какой-то жирдяй, которого я никогда прежде не видела, и, как истый Просперо, попытался вызвать грозу на наши головы. Три парня подряд пробовались на роль Калибана, но выглядели жалко. Актер, который играл его в фильме, фразу «Я уже говорил тебе, что я в рабстве у тирана» произносил так, словно открывал страшную тайну. А у тех парней получилась какая-то фигня.
Девушка с розовыми волосами пробовалась на роль Миранды, но ей помешала скованность. Миранда же никогда прежде не видела молодых людей. Она должна быть чувственной. Как будто мечтает лишь об одном: сорвать с принца штаны.
Ну а теперь Лекси Робинсон, проговорил мистер Дарби. Посмотрим, что ты нам покажешь.
Стараясь выглядеть спокойной, я поднялась на сцену. Даже не посмотрев на Бена, взяла из вазы с именем Миранды бумажку с текстом, прочла и медленно вышла на светлое пятно. Потрескивавшие прожекторы припекали нещадно, но мне это помогло представить палящее солнце. Не обращая внимания на зрителей, я вообразила, будто стою одна на берегу острова. Вокруг бушует море, кричат птицы, расстилаются синие небеса. Красота. Вдруг я заметила потерпевшего кораблекрушение принца: он собирал дрова для костра. Он был прекрасен, как Касс, и мне сразу же захотелось сделать две вещи: наблюдать за ним целую вечность, оставаясь незамеченной, и подбежать и коснуться его, чтобы он понял, как я его люблю. В тоске я протянула к нему руку и тут же уронила, пытаясь совладать с собой. Он обернулся. Улыбнулся. Я осмелилась улыбнуться в ответ.
Я так давно тебя ждала, сказала я. И вот ты здесь, и ты куда красивее, чем я думала. Мне, наверное, никогда не понравится ни один парень, кроме тебя. И прочла шекспировские строки: «Мне больше в мире никого не надо, // Вас избрала я в спутники себе. // Само воображение не может // Создать лицо прекраснее, чем ваше».
Я и сама сознавала, что играю хорошо. Стояла такая тишина, словно зрители затаили дыхание. Мне и раньше на занятиях по драматургии доводилось чувствовать себя так, будто я цепляю людей, как крючок, и тащу за собой.
Лекси, можно тебя на пару слов? окликнул меня мистер Дарби, когда я сошла со сцены.
Остальных он об этом не просил. Точь-в-точь как на «Икс-Факторе» судья предлагает конкурсанту спеть вторую песню. Добрый знак. Все смотрели мне в спину, но во мне кипел адреналин, так что мне было наплевать.
Не могла бы ты сыграть для меня другую роль, просто на пробу?
Я подумала, он имеет в виду Просперо. Джамиля права: Миранда слишком уж тихоня. Мистер Дарби видел, как уверенно я держусь на сцене. Может, Джамиля сыграет Миранду, я Просперо, и мы с ней опять подружимся?
Конечно, почему нет, ответила я.
Вот и отлично. Я хочу, чтобы ты попробовала Калибана.
Я моргнула.
Это шутка?
Вовсе нет, странно улыбнулся он.
Не хочу.
Ради меня, Лекси. Попробуй, будет интересно.
Интересно? Я обвела взглядом аудиторию. Ребята молча смотрели на нас. Сидевший на краю сцены Бен напряженно прислушивался к нашему разговору.
Я повернулась к мистеру Дарби.
Но Калибанпарень.
В «Буре» всего одна женская роль, так что у нас некоторые мужские роли будут играть девушки.
Калибан же чудовище. В пьесе так и сказано: «Раб, уродливый дикарь».
Я почувствовала, что краснею.
Я хочу играть Миранду.
Знаю и рассматриваю твою кандидатуру на эту роль, но все-таки прошу, попробуй. Калибанзамечательный персонаж. Сильная личность со здоровыми запросами, знает, чего хочет. Тебе ведь это наверняка близко и понятно? Как и всем нам.
Это мужская роль.
Зачем я это повторила? Глупо, по-детски.
Между прочим, в некоторых постановках «Бури» все роли играли исключительно женщины, заметил мистер Дарби.
Я не хочу быть Калибаном.
Хорошо-хорошо, но назови более вескую причину, чем пол героя.
Лицо мое вспыхнуло.
Не хочу играть монстра.
Ну вот, я это сказала.
Но таким его видят другие, с улыбкой парировал мистер Дарби. Сам он считает иначе. И я прошу тебя взяться за эту роль лишь потому, что уверен: ты справишься. Это комплимент, Лекси.
Его слова меня немного успокоили. Вдобавок приятно было видеть, как злобно вытаращилась на меня та троица, которая пробовалась на эту роль.
Ну так что? не отставал мистер Дарби.
Наш разговор затянулся. Если откажусь, буду выглядеть глупее, чем если соглашусь. Жаль, что на мне нет бабушкиного ожерелья. Так хотелось коснуться его прохладных камней. Вот и Калибан желал невозможного.
Ладно. Как скажете.
Отлично. Мистер Дарби усмехнулся.
Я направилась к сцене, но уже другой походкой. Внутри я словно окаменела, но камень этот мог в любой момент рассыпаться в прах. У Калибана отобрали остров; каждый день над ним глумились, подвергали наказаниям. Миранда считала его негодяем, говорила, что ей противно на него смотреть. Просперо называл его «грязным рабом», наслал на него судороги.
Я взяла из вазы бумажку с текстом Калибана. Прочла про себя, вышла на сцену. И снова щелканье и гул прожекторов помогли мне вообразить летний зной и лазурное небо над островом.
Калибан был сыном дьявола и ведьмы. Я неловко расхаживала по сцене, будто мне стыдно смотреть на себя в зеркало. Я прикрывала лицо, словно я уродина, и подглядывала сквозь пальцы, мечтая снова стать властелином острова.
Как жилось ему там в одиночестве? Он прекрасен, чувствителен, уязвим. Я бродила вдоль берега. Но послышался шум, и Калибан вжал голову в плечи. Под чужими взглядами он становился неуклюжим, грубым, от него воняло рыбой. Прочие герои смотрели на него с отвращением и видели чудовище.
А каким он был наедине с собой?
Я легла на сцену, свернулась калачиком, точно ребенок во сне, обхватила руками живот. Калибану снилась мать, и он был счастлив. Но снова раздался шум, и он с воплем вскочил: теперь он стал одиноким псом Просперо, который мечтал заточить его в темницу, покарать.
Я встала и застонала. У него отобрали остров. В Калибане не осталось ни капли добра. Мать его скончалась. От мертвой тишины разрывалось сердце. Он был благороден и прекрасен, но этого никто не замечал. Он сам не знал своего голоса.
И находил утешение лишь в ярости.
Таким я его и показала. Я металась по сцене вонючим чудищем, которое все потеряло. Я выползла из пещеры к Просперо. Я умоляла не накладывать на меня новое заклятье и ненавидела себя за то, что приходится пресмыкаться. Мне противно было жить рабом. Хотелось выцарапать Просперо глаза, вырвать у него волшебный жезл и проткнуть его насквозь.
Это был мой дом! завопила я. Мой! Мой остров. Я жил с матерью. Но ты пришел, ты притворился добрым, и я тебе поверил. Я полюбил тебя как отца. Показал тебе все, чем дорожил, а ты меня ограбил.
Точно внутренний стальной стержень. Точно опора в бурю. Гневединственное, на что ты можешь положиться, когда все в жизни против тебя.
Я заорала:
Дурак я! Будь я проклят!..
Пусть нападут на вас нетопыри,
Жуки и жабыслуги Сикораксы!..
Сам над собою
был я господином,
Теперь яраб. Меня в нору загнали,
А остров отняли!
И очнулась, как ото сна. В аудитории стояла звенящая тишина; я сощурилась на прожектор, возвращаясь в собственное тело. Я не видела никого, но чувствовала, что на меня все смотрят.
Время замедлилось. Сквозь открытый потолочный люк я заметила, что уже смеркается.
«Ты не здесь, подумала я. Ты сидишь одна в саду, над тобой шелестит листва, и птицы поют, засыпая».
Знаете, промямлила я, не хочу я играть в пьесе. Дел по горло. Совсем забыла.
Послышался смех. Ну конечно. Нужно быть сумасшедшей, чтобы поверить, будто я смогу влиться в компанию, завести друзей, стать приветливее, научиться эмпатии.
Я смяла бумажку с текстом и бросила на пол. С комом в горле сошла со сцены. Взяла рюкзак, пальто. У меня горело лицо. Я ни на кого не смотрела. Я закрыла все свои двери, выстроила баррикады.
Лекси, окликнул меня мистер Дарби.
Алексия.
И наконец:
Александра!
«Пошел ты», подумала я и распахнула дверь. Ты такой же козел, как остальные.
Учитель последовал за мной. Я перешла на бег, он тоже побежал. Я прибавила скорости, но он нагнал меня в фойе и схватил за руку.
Лекси, не убегай.
Не трогайте меня!
Я вырвалась, и он вздохнул. Типа, он весь такой приличный и воспитанный, а то, что я расстроилась, так он тут ни при чем.
Пошел в жопу, сказала я.
И тут как из-под земли выросла директриса.
Александра Робинсон, не смей так разговаривать с членом педагогического состава, рявкнула она.
Все в порядке, попытался успокоить ее мистер Дарби. Я с ней разберусь.
Нет уж, я сама с ней разберусь, возразила директриса.
Меня там словно и не было. Они обсуждали меня, точно неодушевленный предмет.
Александра, немедленно извинись перед мистером Дарби.
Я попыталась подавить злость: если я вспылю, будет только хуже, они заметят, у меня перехватит горло и я разревусь.
Но у меня не получилось.
Точно внутренний стальной стержень. Точно опора в бурю.
Директриса смерила меня осуждающим взглядом. Я плохо себя вела, я непослушная, совсем отбилась от рук. Я отнимаю у нее время и испытываю терпение. Я никто, а онауважаемый человек, и ее ждет миллион дел поважнее, чем возиться со мной.
Я сглотнула ком, потом еще раз, но ярость становилась громче.
Ты меня слышала, Александра? спросила директриса. Я жду
Как будто скребут ногтями по доске или вилкой по тарелке, как будто стонут все мои кости.
Александра, немедленно поставь стул на место.
Раскаленная докрасна, обжигающая ярость. Кажется, будто я лопну, если этого не сделаю.
А ну вернись!
«Давай», сказала я себе.
Александра, я не шучу. Немедленно поставь стул на место.
«Тебе нечего терять», сказала я себе.
Поставь сейчас же, слышишь?
Все равно она невысокого мнения обо мне.
Если ты разобьешь стулом окно, у тебя будут большие проблемы.
Делайте что хотите. Мне плевать.
Ты меня слышала, Александра?
Нет. Нет. Нет.
Стекло взорвалось. Осколки посыпались, точно град. Или кусочки льда.
8
Примостившись на подоконнике в гостиной, мама докуривала бычок из пепельницы.
Мам, ну прости, сказала я.
Я тебе не верю.
Почему?
Мама выпустила струйку дыма в потолок.
Ты хотя бы представляешь, что я почувствовала, когда мне позвонила ваша директриса и сообщила, что ты разбила окно? Я ответила, мол, тут какая-то ошибка, наверняка речь о другой девочке и нужно звонить другой маме. Но в глубине души я понимала, что это была ты. Мама сердито покосилась на меня. Как думаешь, почему? Почему я совершенно не удивилась?
Мам, зачем ты куришь?
Потому что я перенервничала!
Мама ссутулилась, отвернулась к окну. Я смотрела ей в спину. Мама втянула дым и долго не выдыхала.
Придется оплатить новое стекло. И это еще в лучшем случае.
Думаешь, меня выгонят из школы?
Вполне возможно.
Джон взбесится.
Мама обернулась ко мне.
И будет прав.
Вот бы мама поманила меня к себе. Мне так хотелось, чтобы она обняла меня, сказала, что любит. Она же сидела и хмурилась, как чужая.
Я помню, что ты хотела начать новую жизнь. Я помню, что обещала больше не психовать.
Тогда почему каждый день одно и то же? В тебя словно злой дух вселился!
Ну, каждый раз по-разному, объяснила я. Сегодня все случилось из-за того, что я хотела играть Миранду в школьном спектакле, а мистер Дарби не взял меня на роль.
И только?
По-твоему, этого мало?
То есть ты хочешь сказать, что виноват мистер Дарби? Она вышвырнула окурок в окно и слезла с подоконника. Ох и вечерок нам предстоит.
Раньше я так себя не вела.
Много лет назад, когда у мамы с Джоном все только начиналось, я завтракала на кухне, мама сказала: «Ой, кажется, кто-то пришел», а я понятия не имела, что на самом деле Джон у нас ночевал. Мама спрыгнула с табурета и направилась к кухонной двери. Кокетливо потянулась, улыбнулась Джону.
Привет! Кофе хочешь?
Я тебя хочу, ответил он.
Т-с-с, здесь Лекс. Мама прижала палец к губам.
Доброе утро, Александра, громко произнес Джон и добавил тише:Ты же обещала, что отведешь ее к подруге?
Но Мерьем оказалась занята, так что пришлось мне провести день с ними.
Мы отправились на пикник в Хампстед-Хит. Джон накупил всякой всячины в кулинарии. Мама сказала, она половину раньше и в глаза не видела, а он ответил, что намерен расширять ее кругозор и это только начало.
Мы припарковались, пошли вверх по склону холма. Джон с мамой держались за руки. На вершине уселись на скамье, смотрели на расстилавшийся перед нами Лондон. Джон показывал, где что находится; проходивший мимо мужчина с собакой подмигнул мне и сказал: «Какой у тебя умный папа».
В тот день я вела себя как ангел. Мама с Джоном в один голос это утверждали.
В другой раз Джон отвез нас в Доклендспоказать здание, которое они спроектировали с коллегами, а потом мы уселись в ресторанчике у реки, где мама сказала, как все дорого. Джон ответил: «Я угощаю, заказывайте что хотите». Я легонько толкнула его ногой под столом, и он шутливо толкнул меня в ответ.
Правда, здорово? спросила мама, когда он вышел покурить. Правда, он классный?
Я ответила, что он просто сказочный принц, и когда Джон вернулся, мама передала ему мои слова. Он рассмеялся и сказал, что мы с мамой сами принцессы.
Мама начала вкусно готовить. Велела называть вечерний чай «ужином», а залгостиной. Научилась смешивать коктейли, стала покупать экологически чистые продукты. Джон почти каждый день заглядывал к нам после работы, и мы садились ужинать за кухонным столом (который теперь назывался «обеденным»), как самая настоящая семья. Я весь день дожидалась, как наконец расскажу Джону за ужином о том, что мне дали наклейку за успехи, а еще о том, что меня позвали на день рождения. Он смеялся над моими шутками, и квартира наша будто оживала.
Мама делилась с ним планами: она составляла резюме, собиралась устраиваться на работу, подумывала и о колледже. Теперь, когда Джон был с нами, казалось, возможно все. Он же твердил: ты заслужила счастье, занимайся чем хочешь для души, а о деньгах не думай. Я достаточно зарабатываю, чтобы вас содержать.