Я сама!услышал он за дверью голос женщины. И дверь опять открылась...
Ну? Что еще?
Знаете, я тут отделывал кабинет Николая Ефимыча... охота глянуть...
Боже мой!негромко воскликнула женщина. И закрыла дверь.
«По-моему, он дома,догадался Семка.И по-моему, у них идет крупный разговор».
Он немного подождал в надежде, что женщина проговорится в сердцах: «Какой-то идиот, который отделывал твой кабинет», и писатель, может быть, выйдет сам. Писатель не вышел. Наверно, его правда не было.
Семка пошел в облисполком.
К председателю облисполкома он попал сразу и довольно странно. Вошел в приемную, секретарша накинулась на него:
Почему же опаздываете?! То обижаютсяне принимают, а то самих не дождешься. Где остальные?
Там,сказал Семка.Идут.
Идут,секретарша вошла в кабинет, побыла там короткое время, вышла и сказала сердито:Проходите.
Семка прошел в кабинет... Председатель пошел ему навстречуздороваться.
А шуму-то наделали, шуму-то!сказал он хоть с улыбкой, но и с укоризной тоже.Шумим, братцы, шумим? Здравствуйте!
Я насчет церкви,сказал Семка, пожимая руку председателя.Она меня перепутала, ваша помощница. Я один... насчет церкви...
Какой церкви?
У нас, не у нас, в Талице есть церква семнадцатого века. Красавица необыкновенная! Если бы ее отремонтировать, она бы... Не молиться, нет! Она ценная не с религиозной точки. Если бы мне дали трех мужиков, я бы ее до холодов сделал,Семка торопился, потому что не выносил, когда на него смотрят с недоумением. Он всегда нервничал при этом.Я говорю, есть в деревне Талица церква,стал он говорить медленно, но уже раздражаясь.Ее необходимо отремонтировать, она в запустении. Этогордость русского народа, а на нее все махнули рукой. А отремонтировать, она будет стоять еще триста лет и радовать глаз и душу.
Мгм,сказал председатель.Сейчас разберемся,он нажал кнопку на столе. В дверь заглянула секретарша.Попросите сюда Завадского. Значит, есть у вас в деревне старая церковь, она показалась вам интересной как архитектурный памятник семнадцатого века. Так?
Совершенно точно! Главное, не так уж много там и делов-то: перебрать маковки, кое-где поддержать камни, может, растягу вмонтироватьповыше, крестом...
Сейчас, сейчас... у нас есть товарищ, который как раз этим делом занимается. Вот он.
В кабинет вошел молодой еще мужчина, красивый, с волнистой черной шевелюрой на голове и с ямочкой на подбородке.
Игорь Александрович, займитесь, пожалуйста, с товарищемпо вашей части.
Пойдемте,предложил Игорь Александрович.
Они пошли по длинному коридору, Игорь Александрович впереди, Семка сзади на полшага.
Я сам не из Талицы, из Чебровки, Талица от нас...
Сейчас, сейчас,покивал головой Игорь Александрович, не оборачиваясь.Сейчас во всем разберемся.
«Здесь, вообще-то, время зря не теряют»,подумал Семка.
Вошли в кабинет... Кабинет победней, чем у председателя,просто комната, стол, стул, чертежи на стенах, полка с книгами.
Ну?сказал Игорь Александрович. И улыбнулся.Садитесь и спокойно все расскажите.
Семка начал все подробно рассказывать. Пока он рассказывал, Игорь Александрович, слушая его, нашел на книжной полке какую-то папку, полистал, отыскал нужное и, придерживая ладонью, чтобы папка не закрылась, стал заметно проявлять нетерпение. Семка заметил это.
Все?спросил Игорь Александрович.
Пока все.
Ну, слушайте. «Талицкая церковь Н-ской области, Чебровского района,стал читать Игорь Александрович.Так называемаяна крови. Предположительно семидесятые-девяностые годы семнадцатого века. Кто-то из князей Борятинских погиб в Талице от руки недруга...»Игорь Александрович поднял глаза от бумаги, высказал предположение:Возможно, передрались пьяные братья или кумовья. Итак, значит... «погиб от руки недруга, и на том месте поставлена церковь. Архитектор неизвестен. Как памятник архитектуры ценности не представляет, так как ничего нового для своего времени, каких-то неожиданных решений или поиска таковых автор здесь не выказал. Более или менее точная копия владимирских храмов. Останавливают внимание размеры церкви, но и они продиктованы соображениями не архитектурными, а, очевидно, материальными возможностями заказчика. Перестала действовать в тысяча девятьсот двадцать пятом году».
Вы ее видели?спросил Семка.
Видел. Это,Игорь Александрович показал страничку казенного письма в папке,ответ на мой запрос. Я тоже, как вы, обманулся...
А внутри были?
Был, как же. Даже специалистов наших областных возил...
Спокойно!зловеще сказал Семка.Что сказали специалисты? Про прикладок...
Вдоль стен? Там, видите, какое дело: Борятинские увлекались захоронениями в своем храме и основательно раздолбали фундамент. Церковь, если вы заметили, слегка покосилась на один бок. Какой-то из поздних потомков их рода прекратил это. Сделали вот такой прикладок... Там, если обратили внимание,надписи на прикладкев тех местах, где внизу захоронения.
Семка чувствовал себя обескураженным.
Но красота-то какая!попытался он упорствовать.
Красивая, да,Игорь Александрович легко поднялся, взял с полки книгу, показал фотографию храма.Похоже?
Похоже...
Это Владимирский храм Покрова. Двенадцатый век. Не бывали во Владимире?
Я что-то не верю...Семка кивнул на казенную бумагу.По-моему, они вам втерли очки, эти ваши специалисты. Я буду писать в Москву.
Так это и есть ответ из Москвы. Я почему обманулся: думал, что она тоже двенадцатого века... Я думал, кто-то самостоятельносам по себе, может быть, понаслышке, повторил владимирцев. Но чудес не бывает. Вас что, сельсовет послал?
Да нет, я сам... Надо же! Ну, допустимкопия. Ну, и что? Красоты-то от этого не убавилось.
Ну, это уже не то... А главное, денег никто не даст на ремонт.
Не дадут?
Нет.
Домой Семен выехал в тот же день. В райгородок прибыл еще засветло. И только здесь, на станции, вспомнил, что не пил дней пять уже. Пошел к ларьку... Обидно было и досадно. Как если бы случилось так: по деревне вели невиданной красоты девку... Все на нее показывали пальцем и кричали несуразное. А он, Семка, вступился за нее, и обиженная красавица посмотрела на него с благодарностью. Но тут некие мудрые люди отвели его в сторону и разобъяснили, что девка татакая-то растакая, что жалеть ее нельзя, что... И Семка сник головой. Все вроде понял, а в глаза поруганной красавице взглянуть нет силсовестно. И Семка, все эти последние дни сильно загребавший против течения, махнул рукой... И его вынесло к ларьку. Он взял на поповские деньги «полкилограмма» водки, тут же осаденил, закусил буженинкой и пошел к отцу Герасиму.
Отец Герасим был в церкви на службе. Семка отдал его домашним деньги, какие еще оставались, оставил себе на билет и на бутылку красного, сказал, что долг вышлет по почте... И поехал домой.
С тех пор он про талицкую церковь не заикался, никогда не ходил к ней, а если случалось ехать талицкой дорогой, он у косогора поворачивался спиной к церкви, смотрел на речку, на луга за речкой, зло курил и молчал. Люди заметили это, и никто не решался заговорить с ним в это время. И зачем он ездил в область, и куда там ходил, тоже не спрашивали. Раз молчит, значит, не хочет говорить об этом, значитзачем спрашивать?
ЧЕРЕДНИЧЕНКО И ЦИРК
В южный курортный городок приехал цирк.
Плановик Чередниченко отдыхал в том городке, устроился славно, чувствовал себя вольготно, даже слегка обнаглелделал выговор продавщицам за теплое пиво.
В субботу вечером Чередниченко был в цирке.
На следующий день, в воскресенье, в цирке давали три представления, и Чередниченко ходил на все три.
Он от души смеялся, когда смуглый длинноволосый клоун с нерусской фамилией выкидывал разные штуки, тревожился, когда молодой паренек в красной рубахе гонял по арене, отгороженной от зрителей высокой клеткой, семь страшных львов, стегал их бичом... Но не ради клоуна и не ради львов ухлопал Чередниченко шесть рублей, нет, не ради львов. Его глубоко взволновала девушка, которая открывала программу. Она взбиралась по веревке высоко вверх и там под музыку крутилась, вертелась, кувыркалась... Никогда еще в своей жизни Чередниченко так не волновался, как волновался, наблюдая за гибкой, смелой циркачкой. Он полюбил ее. Чередниченко был холост, хоть разменял уже пятый десяток. То есть он был когда-то женат, но что-то такое не получилось у них с женойразошлись. Давно это было, но с тех пор Чередниченко стал не то что презирать женщинстал спокоен и даже несколько насмешлив с ними. Он был человек самолюбивый и честолюбивый, знал, что к пятидесяти годам станет заместителем директора небольшой мебельной фабрики, где теперь работал плановиком. Или, на худой конец, директором совхоза. Он заканчивал сельхозинститут заочно и терпеливо ждал. У него была отличная репутация... Время работало на него. «Буду замдиректора, будет всеи жена в том числе».
В ночь с субботы на воскресенье Чередниченко долго не мог заснуть, курил, ворочался... Забывался в полусне, и мерещилось черт знает чтомаски какие-то, звучала медная музыка циркового оркестрика, рычали львы... Чередниченко просыпался, вспоминал циркачку, и сердце болело, ныло, точно циркачка была уже его женой и изменяла ему с вертлявым клоуном.
В воскресенье циркачка доконала плановика. Он узнал у служителя цирка, который не пускал посторонних к артистам и львам, что та циркачкаиз Молдавии, зовут Ева, получает сто десять рублей, двадцать шесть лет, не замужем.
С последнего представления Чередниченко ушел, взял в ларьке два стакана красного вина и пошел к Еве. Дал служителю два рубля, тот рассказал, как найти Еву. Чередниченко долго путался под брезентовой крышей в каких-то веревках, ремнях, тросах... Остановил какую-то женщину, та сказала, что Ева ушла домой, а где живет, она не знала. Знала только, что где-то на частной квартире, не в гостинице. Чередниченко дал служителю еще рубль, попросил, чтобы он узнал у администратора адрес Евы. Служитель узнал адрес. Чередниченко выпил еще стакан вина и пошел к Еве на квартиру.
Адам пошёл к Еве,пошутил с собой Чередниченко. Он был человек не очень решительный, знал это и сознательно подгонял себя куда-то в гору, в гору, на улицу Ждановатак, ему сказали, надо идти.
Ева устала в тот день, готовилась ко сну.
Здравствуйте!приветствовал ее Чередниченко, ставя на стол бутылку «Кокура». Он за дорогу накрутил себе хвостазаявился смелый и решительный.Чередниченко Николай Петрович. Плановик. А вас зовут Ева. Правильно?
Ева была немало удивлена. Обычно поклонники ее не баловали. Из всей их труппы поклонники осаждали троих-четверых: смуглого клоуна, наездницу ирежесестер Геликановых, силовых акробаток.
Я не помешал?
Вообще-то я спать готовлюсь... Устала сегодня.
Да, сегодня у вас денек... Скажите, а вот этот оркестр ваш, он не мешает вам?
Нет.
Я бы все-таки несколько поубавил его: на нервы действует. Очень громко.
Нам ничего... Привыкли.
Чередниченко отметил, что вблизи циркачка не такая уж красавица, и это придало ему храбрости. Он серьезно задумал отвезти циркачку к себе домой, жениться... Что она была циркачкой, они скроют, никто знать не будет.
Вы не позволите предложить вам?..Чередниченко взялся за бутылку.
Нет, нет,твердо сказала Ева.Не пью.
Совсем?
Совсем.
Нисколько-нисколько?
Нисколько.
Чередниченко оставил бутылку в покое.
Проба пера,к чему-то сказал он.Я сам выпиваю очень умеренно. У меня есть сосед, инженер-конструктор... Допивается до того, что опохмелиться утром рубля нет. Идет чуть свет в одних тапочках, стучит в ворота. У меня отдельный дом из четырех комнат, ну, калитку, естественно, на ночь закрываю на запор. «Николай Петрович, дай рубль»«Василий, говорю, Мартыныч, дорогой, не рубля жалкотебя жалко. Ведь на тебя смотреть тяжелос высшим образованием человек, талантливый инженер, говорят... До чего ты себя доведешь!»
Но рубль-то даете?
А куда денешься? Он, вообще-то, всегда отдает. Но действительно, не денег этих жалко, я достаточно зарабатываю, у меня оклад сто шестьдесят рублей да премиальные... вообще, находим способы. Не в рубле дело, естественно. Просто тяжело глядеть на человека. В чем есть, в том и в магазин идет... люди смотрят... У меня у самого скоро высшее образование будетэто же должно как-то обязывать, так я понимаю. У вас высшее?
Училище.
Мгм,Чередниченко не понялвысшее это или не высшее. Впрочем, ему было все равно. По мере того, как он излагал сведения о себе, он все больше убеждался, что тут не надо долго трясти кудряминадо переходить к делу.А родители у вас есть?
Есть. Зачем вам все это?
Может быть, все-таки пригубите? С наперсток?.. Мм? А то мне неловко одному.
Наливайтес наперсток.
Выпили. Чередниченко выпил полстаканчика. «Не перебрать бы»,подумал.
Видите ли в чем дело, Ева... Ева?..
Игнатьевна.
Ева Игнатьевна,Чередниченко встал и начал ходить по крошечной комнаткешаг к окну, два шага к двери и обратно.Сколько вы получаете?
Мне хватает.
Допустим. Но в один прекрасный... простите, как раз наоборот,в один какой-нибудь трагичный день вы упадете оттуда и разобьетесь...
Слушайте, вы...
Нет, послушайте вы, голубушка, я все это прекрасно видел и знаю, чем все это кончитсяэти аплодисменты, цветы...ужасно понравилось Чередниченко вот так вот ходить по комнатке и спокойно, убедительно доказывать: нет, голубушка, ты еще не знаешь жизни. А мы ее, матушку, как-нибудь изучилисо всех сторон. Вот кого ему не хватало в жизнитакой вот Евы!Кому вы потом будете нужна? Ни-ко-му.
Зачем вы пришли? И кто вам дал адрес?
Ева Игнатьевна, я буду с вами напрямиктакой характер. Я человек одинокий, положение в обществе занимаю хорошее, оклад, я вам уже сказал, до двухсот в целом. Вы тоже одиноки... Я второй день наблюдаю за вамивам надо уходить из цирка. Знаете, сколько вы будете получать по инвалидности? Могу прикинуть...
Вы что?спросила Ева Игнатьевна.
У меня большой дом из лиственницы... Но я в нем один. Нужна хозяйка... То есть нужен друг, нужно кому-то согреть этот дом. Я хочу, чтобы в этом доме зазвенели детские голоса, чтобы в нем поселился мир и покой. У меня четыре с половиной тыщи на книжке, сад, огород... Правда, небольшой, но есть где отвести душу, покопаться для отдыха. Я сам из деревни, люблю в земле копаться. Я понимаю, что говорю несколько в резонанс с вашим искусством, но, Ева Игнатьевна... поверьте мне: это же не жизнь, как вы живете. Сегодня здесь, завтра там... ютитесь вот в таких комнатушках, питаетесь тоже... где всухомятку, где на ходу. А годы идут...
Вы что, сватаете меня, что ли?никак не могла понять циркачка.
Да, я предлагаю вам поехать со мной.
Ева Игнатьевна засмеялась.
Хорошо!воскликнул Чередниченко.Не надо мне верить на слово. Хорошо. Возьмите на неделю отпуск за свой счет, поедемте со мнойпосмотрите. Посмотрите, поговорите с соседями, сходите на работу... Если я хоть в чем-нибудь обманул вас, я беру свои слова назад. Расходытуда и обратноберу на себя. Согласны?
Ева Игнатьевна долго, весело смотрела на Чередниченко. Тот открыто, тоже весело, даже игриво принял ее взгляд... Ему нравилось, как он действует: деловито, обстоятельно и честно.
Мнесорок второй год, забыл вам сказать. Кончаю сельхозинститут заочно. Родни мало осталось, никто докучать не будет. Подумайте, Ева. Я не с бухты-барахты явился к вам... Не умею я говорить красивые слова, но жить будем душа в душу Я уже не мальчишка, мне теперьспокойно трудиться и воспитывать детей. Обещаю окружить вас заботой и вниманием. Ведь надоела вам эта бездомная жизнь, эта багема...
Богема.
А?
Бо-ге-ма. Через «о».
Ну, какая разница? Суть-то одна. Разная, так сказать, по форме, но одинаковая по содержанию. Мне хочется уберечь вас от такой жизни, хочется помочь... начать жизнь морально и физически здоровую,Чередниченко сам проникался к себе уважениемза высокое, хоть негромкое благородство, за честность, за трезвый, умный взгляд на жизнь свою и чужую. Он почувствовал себя свободно.Допустим, что вы нашли себе какого-нибудь клоунапомоложе, возможно, поинтересней... Что дальше? Вот так вот кочевать из города в город? О детях уже говорить не приходится! Им что!..Чередниченко имел в виду зрителей.Посмеялись и разошлись по домамк своим очагам. Они все кому-то нужны, выснова в такую вот, извините, дыруникому вы больше не нужны. Устали вы греться у чужого огня (эту фразу он заготовил заранее)! Я цитирую. И если вы ищете сердце, которое бы согрело вас,вот оно,Чередниченко прижал левую руку к груди. Он чуть не заплакал от нахлынувших чувств и от «Кокура». Долго было бы рассказывать, какие это были чувства... Было умиление, было чувство превосходства и озабоченности сильного, герой и жертва, и учитель жили в эти минуты в одном Чередниченко. Каким-то особым высшим чутьем угадал он, что больше так нельзя, дальше будет хуже или то же самое... Надо уходить.Не буду больше утомлять васухожу. Ночь вам на размышления. Завтра вы оставите записку вашему служителю... такой, с бородавкой, в шляпе...