Я резко закрываю дверь в гардеробную, пораженная количеством одежды, среди которой отчего-то превалируют темные или светлые вещи ярких цветов почти нет! И продолжаю обход, пытаясь понять, что это за место. Я нахожу рабочую зону с комфортабельным креслом и столом, на котором стоит современная дорогая техника, и ванную комнату впечатляющих размеров. Там я открываю кран и пью холодную воду из ладоней. Становится чуть лучше. Головная боль медленно проходит.
Я снова выхожу в комнату. Мне здесь не нравится. Эти апартаменты кажутся стерильными слишком сдержанные всего лишь несколько ярких пятен, слишком лаконичные, в них нет места лишним вещам и беспорядку. Но я также отлично понимаю и то, что это шикарное место дизайн продуман до мелочей, и все вокруг выглядит качественно и дорого.
Тут всего лишь четыре цвета: черный, белый, бордовый и много серого. Перемотанная белой тканью и лежащая на черном камне благородная сталь, в которой растворили каплю крови.
И тишина.
И я. С телефоном в руках, который разрядился.
Я подхожу к огромной двери такие, по крайней мере, должны вести в дворцовый зал, и стучу без особой надежды, что кто-то меня услышит и выпустит отсюда. Но когда она вдруг открывается, я от неожиданности задерживаю дыхание в легких. Передо мной стоят два амбала в строгих костюмах, но смотрят без желания сделать что-то плохое, а весьма дружелюбно. Как доги в намордниках, которых усмирил хозяин.
Мы смотрим друг на друга: я на них, они на меня, и молчим. А потом вдруг один из них говорит хриплым басом:
Госпожа велела не выпускать вас из комнаты.
Госпожа? Какая еще госпожа? Что этой неведомой госпоже от меня нужно?!
Кто? переспрашиваю я изумленно. Вы о ком?
Мне не отвечают. Говорят лишь:
Вам нужно дождаться ее.
Кого? не понимаю я. В моем голосе слегка истерические нотки. Я не думала, что стала жертвой какой-то богатой женщины. А я ведь думала, что мой похититель Лестерс
Госпожу, невозмутимо отвечает второй охранник. Она уже в пути, скоро вернется. Отдыхайте, пожалуйста. Может быть, вам что-нибудь нужно?
Нужно, киваю я. Выпустите меня! Выпустите!
Сожалею, у нас приказ, мягко повторяют мне. И я понимаю, что псы не могут нарушить хозяйского приказа, иначе им будет плохо.
Выпустите меня, придурки, упрямо повторяю я.
Простите, но нет, качает головой один, а второй вновь интересуется, нужно ли мне что-либо.
Сколько сейчас дают за похищение человека, парни? спрашиваю я зло. Не боитесь сесть лет так на двадцать пять? Или думаете, что меня никто не ищет? Да все копы Нью-Корвена уже на ногах!
Они молчат. И молчание их какое-то вежливое.
Запрещено цензурой, говорю я охране в ярости. Им все равно. Каменные глыбы.
У меня на миг срывает крышу. И тогда я кричу: «Помогите!», громко, пронзительно, так, что они едва заметно морщатся и бегло переглядываются, явно сообщая друг другу, какого они обо мне невысокого мнения. Но мне все равно, что они обо мне думают. Я пытаюсь убежать, снова кричу что-то, отчаянно вырываюсь, но меня аккуратно заталкивают обратно в комнату, и дверь захлопывается.
Я остаюсь одна. Растерянная и раскрасневшаяся от собственных воплей, сломленная, но не побежденная. Я ничего уже не понимаю, но намерена действовать решительно. Сбегу, пока есть возможность.
Я вновь подхожу к окну, снова распахиваю его, смотрю вид оно выходит на какой-то сад и газон, и возвращаюсь к кровати. Стягиваю белоснежные простынь и пододеяльник и начинаю связывать их, делая себе импровизированную тряпичную веревку. Длины не хватает, и я бегу в гардеробную, но ругаюсь сквозь зубы здесь есть куча дорогущих шмоток, обувь, украшения, очки, часы, зонты все на свете! Но нет постельного белья! Я роюсь в вещах как сумасшедшая, откидываю их, бросаю на пол, боясь не успеть до приезда подозрительной госпожи, о которой говорил охранник, и вместо какой-нибудь хотя бы самой плохой простыни нахожу отдел с женским нижним бельем. Вот оно классное: яркое, вызывающее, без романтических кружев. Чего стоят одни только низкие слипы с радостно оскалившимся черепом или шортики с надписью: «Пошел вон, мудак!»
Интересно, кто здесь живет? И будет ли хозяйка рада, что в ее комнаты засунули меня? А может быть, здесь живет та самая госпожа? Нет, не для меня же эту комнату приготовили.
Вместо постельного белья я использую несколько вечерних скучных платьев в пол, надеясь, что они прочные. Веревка получается что надо. Я завязываю ее один конец на ножке кровати, а второй кидаю в открытое окно. Спускаться вниз страшно, но встречаться с похитителем еще страшнее, и я смело забираюсь на подоконник, успокаивая себя, что здесь всего-то два этажа. Я проползу немного по веревке как по канату и спрыгну на землю. Главное не повредить пальцы, а уж ноги у меня натренированные.
Я приступаю к делу. Подо мной всего лишь десять футов, но мне кажется, что я вишу над пропастью. Мои руки мертвой хваткой цепляются за плотную скрученную ткань, и мне чудится, что вот-вот она порвется или развяжется, а я полечу вниз, как Кэтти Смит с каната на уроке по физкультуре в средней школе.
Стараясь не думать о плохом, я медленно лезу вниз. Видимо, я и правда обезьяна: сначала Лестерс, потом веревка из постельного белья и платьев. Куда меня в следующий раз забросит жизнь? На пальму, где я буду изображать кокос?
Я продолжаю осторожно спускаться, а когда вдруг поднимаю глаза, понимаю, что из окошка за моими стараниями спокойно наблюдает один из охранников, и он же держит мою импровизированную веревку, чтобы я не рухнула. Я шепчу слова проклятья, обращаю свой взгляд вниз и вижу еще троих секьюрити, которые так же спокойно стоят на траве прямо подо мной и, судя по всему, ждут, когда я к ним спущусь, вот-вот, гляди, и закурят от скуки.
Твою ж мать, а! говорю я. Они все меня отлично слышат, но никак не реагируют, лишь один из охранников вежливо спрашивает:
Могу ли я вам чем-то помочь? Может быть, спустить вас?
Не надо, кряхчу я. Сама.
И едва не падаю, потому что гребаная простыня все-таки начинает развязываться. Но меня тут же подхватывают и осторожно ставят на землю.
Это могло быть опасно, говорит один из охранников, и я улавливаю укоризну в его глубоком голосе. Вечером в сад выпускают собак.
Я молчу. Я бы смеялась, если б мне не было так страшно. Боги, что со мной не так?
Вы кое-что обронили, деликатно обращается ко мне другой охранник, указывая взглядом на левое бедро, и я с ужасом понимаю, что кроваво-алый лифчик из гардеробной неизвестной мне девушки зацепился застежкой за заклепку на джинсах. Он потрясающий, яркий, полупрозрачный, с ремешками, но даже это меня не спасает. Не знаю, какое у меня лицо, но кажется, что глупое.
Ношу с собой по два, улыбаюсь я как деревянная кукла. Это запасной.
И, больше ничего не говоря, быстрым движением срываю столь интимную деталь одежды, чуть не вырвав заклепку, и комкаю в руке. То, что охрана делает вид, будто все в порядке, смущает куда больше, чем если бы они смеялись.
Я могу пойти домой? спрашиваю я, чувствуя, что отчаяние близко. Да и загадочная госпожа, видимо, не так уж далека.
Вы уже дома, отвечают мне и жестом приглашают пройти дальше.
Если я буду кричать, никто не услышит, да? обреченно спрашиваю я.
Услышим мы.
В темных глазах охранника немая просьба: не ори, ты нам порядком надоела.
Но вы же не отпустите меня, да? на всякий случай уточняю я скептически и получаю лишь снисходительный кивок. Господи Иисусе, что же происходит?!
Никто не объясняет.
Мне ничего не остается делать, как идти следом за охраной в особняк по полутемному саду со множеством дорожек, беседок и даже настоящим прудом я вижу среди деревьев тусклый блеск воды.
Дом, в который я попала, огромен и поражает воображение своей строгой роскошью: трехэтажный, изящный, неприступный. Стены выложены плиткой цвета кофе с молоком, парадный фасад украшает портик с колоннами, который завершает треугольный фронтон, во всех окнах первого этажа горит свет. Всюду мягко льется подсветка, и кажется, что я попала в современный замок. Я не представляю, как тут могут жить люди. Это место похоже на музей.
В какой-то момент я снова пытаюсь сбежать, но меня ловко ловят и едва ли не грозят пальцем, как ребенку, мол, не стоит так делать, это опасно в первую очередь для вас. И снова говорят о том, что госпожа едет.
Да что за госпожа, чтоб ей черти рожу разодрали! В уставшей голове мелькает шальная мысль, что, может быть, меня нашел отец и едет его жена? Но я тотчас отметаю это. Более вероятным мне кажется то, что Лестерс трансвестит и заставляет охрану называть его госпожой.
Едва передвигая ногами, я вместе с охраной поднимаюсь по лестнице, ведущей к входным дверям, в одной руке чужой лифчик, пальцы второй сжаты в кулак. Мне до сих пор непонятно, кто и зачем похитил меня, но меня радует хотя бы тот факт, что охрана со мной дружелюбна.
Меня проводят по шикарным коридорам, в которые, наверное, вбухано столько денег, сколько составляет бюджет моего родного городишки на год. Потом мы поднимаемся на второй этаж, и я вновь оказываюсь запертой в той же комнате. В ней ничего не изменилось, кроме того, что на столе меня ждет поднос с графином яблочного сока, тарелки с гамбургерами, шоколадным чизкейком и свежими фруктами. Я так зла страх куда-то испарился и голодна, что хватаю поднос, сажусь на диван перед телевизором и включаю его, вернее, думаю, что включаю, но на самом деле вырубаю свет оказывается, я схватила не пульт от телевизора, а сенсорный пульт управления этой гребаной комнатой! И, не понимая, что делать, я тыкаю на все кнопки подряд: задвигаю шторы, раздвигаю шторы, включаю кондиционер и музыку, выключаю кондиционер и музыку, слышу прогноз погоды, наведя его на окно, а наведя на полы устанавливаю режим их нагревания. И так по кругу! В какой-то момент я понимаю, что, может быть, тут есть телефон, и я смогу позвонить в полицию, но обнаружить его, как, например, игровую приставку, у меня не получается, и я все же довольствуюсь телевизором. Ем самые вкусные гамбургеры в своей жизни и смотрю новости, всею душой и сердцем ожидая, что покажут выпуск о моем похищении. Но обо мне не говорят ни слова, будто это и не меня похитили вечером на 111-й улице на глазах у множества народа! Неужели похищение человека в центре огромного мегаполиса теперь настолько обычное дело? Столько людей это видело!
На выпуске про мужика, поселившего в домашнем бассейне аллигатора, я прохожу новый этап отчаяния и бессилия, который, впрочем, вскоре сменяется бурной деятельностью. Я снова думаю над тем, как сбежать, и осматриваю каждый угол апартаментов. Однако все мои попытки найти другой способ побега с ошеломляющим треском проваливаются, зато появляется новая идея. Дверь открывается вовнутрь, и если забаррикадировать ее мебелью, то путь ко мне будет слегка затруднен. Думая об этом, я нервно смеюсь.
Следующие полчаса я усердно перетаскиваю и передвигаю вещи, и вскоре дверь оказывается перекрыта шкафом, который подпирает диван, стоящие на нем кресла, пуфики и кое-что по мелочи. Я знаю, что это не станет особым препятствием для госпожи и ее цепных псов, но все же это доставляет мне моральное удовольствие просто так они меня не возьмут.
Уставшая, испуганная и злая, я засыпаю на кровати, а просыпаюсь оттого, что кто-то ломится в мои апартаменты. Ну конечно же, приехала госпожа! И теперь не может переступить порог, потому что я в меру своих скромных сил забаррикадировала вход. Мне страшно сердце, кажется, прилипло к грудной клетке и смешно одновременно. Я слышу, как охрана пытается разобрать завалы у двери, но получается это у них не сразу. Потом на какое-то мгновение они затихают, раздается женский повелительный голос и стук каблуков. Я прячусь за углом, напрягаюсь, сжимая в пальцах заранее разбитый стакан, мне есть чем обороняться. Я готова к встрече с госпожой. В моем воображении это Лестерс с алыми губами, в шляпке с перьями, боа, коротком обтягивающем платье и чулках в сетку.
В следующее мгновение в спальню врывается какая-то женщина лиц друг друга мы пока не видим. Но определенно это не Лестерс.
Диана Эбигейл Мунлайт! слышу я ее звенящий голос, в котором три тонны ярости. Ты с ума сошла?! Выходи, я тебя сейчас убью!
Когда я выпрыгиваю с зажатым стаканом в руке, держа его словно нож перед собой, она визжит, как девчонка, и пятится. Госпожа невысока, худа и похожа на ухоженную сушеную рыбину в бриллиантах, которая разучилась улыбаться уголки губ опущены вниз, да и вообще такое ощущение, будто бы ей дали понюхать чего-то очень несвежего.
А ты еще кто такая?! кричит она. Где моя дочь?! Что происходит?
Какого черта вы от меня хотите?! не менее громко кричу я. Что вам надо?! Отпустите меня!
И в усиление вескости своих слов я несколько раз тыкаю в воздух разбитым стаканом. Словно ветром женщину отбрасывает на пару шагов назад.
Господи Иисусе, выдыхает она, выставив вперед руки. Не подходи ко мне!
Это вы не подходите, говорю я срывающимся голосом.
В спальню врывается охрана и моментально закрывает собой госпожу, а меня обезоруживает я и глазом моргнуть не успеваю, как остаюсь без своего импровизированного оружия, зато в объятиях молчаливого мужчины, который держит меня мягко, но очень крепко.
Что происходит, идиоты? обращается женщина разъяренным тоном к охране. Где моя дочь?! Где моя дочь, спрашиваю?! Я же сказала ни на шаг не отходить от ее комнаты! Следить за ней!
Мы четко исполняли ваш приказ, рапортует один из мужчин. Видимо, самый старший.
Тогда кто это такая? с отвращением кивает на меня рыбина.
Ваша дочь, с некоторым сомнением говорит охранник.
По-твоему, идиот, я не узнаю собственную дочь?! вопит женщина, широко открывая рот. Зубы у нее белоснежные, острые, мелкие, и я почему-то думаю, что если она и похожа на рыбу, то на маленькую акулу. Что это за наглая рыжая девка в ее спальне?! Что она тут делает?!
Эй, полегче! осаждаю ее я. Я рыжая, но ненаглая.
Девушку привезли пять часов и двадцать минут назад, говорит охранник. Мы не спускали с нее глаз. Все согласно вашему распоряжению.
Я начинаю кое-что понимать.
Эй ты, надменно говорит женщина, быстро беря себя в руки. Где Диана?
Какая еще Диана? устало спрашиваю я, чувствуя, как по лбу ползут капельки пота.
Моя дочь. Вы подруги? Ты помогла ей сбежать? допрашивает она меня. Где она сейчас? Отвечай немедленно.
Вы колетесь, что ли? Или плохо соображаете? спрашиваю я насмешливо и дергаюсь в железных объятиях охранника, но он меня не отпускает. Мой голос становится все громче и злее. Меня похитили прямо на 111-й улице и увезли ваши парни! Запихали в машину, дали чего-то понюхать, я потеряла сознание, а очнулась в чужом доме. И мне никто ничего не объяснял! По какому праву вы похищаете людей? Считаете, что, если у вас куча бабла, это сойдет вам с рук? Есть куча свидетелей моего похищения! И где ваша дочь и кто она такая вообще, я понятия не имею!
Замолчи, пожалуйста, говорит рыбина, наконец все понимая, и кидает небрежный жест охраннику: Отпусти ее.
Тот в это же мгновение убирает руки и отходит, но я чувствую его пристальный взгляд на своей спине.
Перепутали, с какой-то ненавистью выдыхает женщина всего одно слово, и почему-то ее худые плечи опускаются вниз, как под тяжелым невидимым грузом. Но это лишь на мгновение почти сразу она берет себя в руки. Ее голос становится спокойным и официальным, с ноткой важности, как у политика, дающего интервью.
Как вас зовут? спрашивает она.
Санни Ховард, не вижу я смысла скрывать свое имя.
Мисс Ховард, прошу извинить за неразбериху и причиненный моральный ущерб. Мы все компенсируем. Вас перепутали с моей дочерью, холодно говорит она.
У меня с сердца падает ком размером с Лессер-биг-тауэр.
Перепутали. Просто перепутали. Всего лишь.
На меня вдруг теплой волной накатывает усталость все закончилось. Этот кошмар развеялся. А вот женщина начинает злиться я вижу отсветы огня ярости в ее серых глазах, но теперь она хорошо скрывает свои эмоции.
Не знаю, как это произошло, с каменным лицом говорит женщина. Но допустившие подобное будут наказаны. Мисс Ховард, вас разместят в гостевой комнате. А утром отвезут по любому названному вами адресу.