Откуда я могу знать? А скольких ты пытался оплодотворить? Мне это неведомо, извини! Всё что я делаю все эти годыэто верю тебе на слово. Ты сказал, что бесплоден, и я поверила. И родила тебе Донмина. А потом без проблем зачала Сонхву, хотя Донмина ты назвал чудом и подарком небес. И всё равно продолжаю тебе верить, всегда и во всем! Но разве я не заслуживаю хоть каких-нибудь объяснений?
Каких ты хочешь объяснений? Йесон поднялся и стал раскручивать рукава, вновь застегивая их. Я догадалась, что он готовится к уходу. Тебе показать справку, что у меня была патоспермия? Тебе рассказать, что моя первая жена была шлюхой, заразившей меня дрянью, после излечения которой мне эту справку выдали? Тебе хочется ковыряться в неприглядных и неприятных моментах? Ради чего? Что ты от этого получишь?! Тебе спокойнее станет? От того, что я никого не убивал, а что убивать пытались меня, что бросал не я, а меня, что у меня прошлое, полное неудач и драм. Сплошные провалы, пока я не встретил тебя. О чем я должен тебе рассказывать? О своих проигрышах и унижениях, чтобы выглядеть дерьмом в глазах женщины, которую люблю? Это ты сможешь принять и простить?
Я смотрела на него увлажняющимися глазами и не знала, всерьёз он сказал это всё или нет? Неужели всё так и было? Он говорил это с хладнокровием, рубя предложения. Злости на смену в нем пришла отстраненность и желчность. Трудно себе представить, что тот насильник и жестокий человек, доводивший меня до столбняка одним дыханием, когда-то мог быть простым парнем, терпеть крах на личном фронте, прогорать и быть поверженным. Невозможно. Как же он тогда стал умелым любовником, непобедимым финансовым гением, неплохим психологом и стратегом, как в бизнесе, так и в отношениях между людьми? Но следовало признать, что такими не рождаются, а становятся. Йесон направился на выход, взяв пиджак. Я побежала за ним.
Йесон! схватив его за локоть, я заставила его посмотреть на себя. Прости меня.
Тебе не за что извиняться. мягко пожал он мои пальцы свободной рукой и убрал их с локтя.
Во сколько ты вернешься?
Не знаю. Не жди и ложись спать. не говоря больше ничего он вышел, посчитав, что и без того наговорил лишнее и закрыв за собой дверь.
Для его скупой на слова манеры это был предел; саркастические замечания, тонкие остроты, лаконичные высказывания своего мнения или заботливо-деловые вопросывот что было в его привычках. Но никогдаизливание души, разговоры о личном в контексте обсуждения былого.
Постояв с полминуты, я рухнула на пол, схватившись за голову. Со мной едва не случился приступ удушья, потому что мне показалось, что он способен пропасть, как семь лет назад. Просто выйти и раствориться, не допуская возможности найти его. Но не сделает же он так? У нас же семья, дети меня затрясло, но я умудрилась не заплакать, вспоминая боль от его первого побега. Тогда он вернулся, но кто знает, что будет в этот раз?
Всё услышанное я восприняла без потрясений и удивления. Я никогда точно не могла сказать, что мой муж творил до того, как я его узнала, и могла лишь додумывать его биографию, но, что бы в итоге ни выходило, я без сожалений отказывалась от своих фантазий, потому что любая предложенная Йесоном реальность была во сто крат лучше и дороже любой моей мечты. Неужели он думал, что рассказав мне о чем-либо из своей молодости, умудрится разочаровать меня? Неужели он считал мою любовь столь тщедушной и мизерной, что она бы рассыпалась в прах от каких-нибудь добавок вроде жалости или сожаления? Да их и не было. Моим чувствам не свойственны примеси, они всегда определенны, однородны и огромны. Хороший ли, плохой ли, успешный или свергнутый с вершин успеха, добрый или злой, больной или здоровый, бедный или богатый, Йесон был единственным мужчиной, кого я любила и могла любить. В этом я поклялась перед алтарём. Он боялся стать понятным для меня, обычным и предсказуемым? Но этого тоже не произошло, и я по-прежнему была в плену очаровательной тайны по имени Ким Йесон, которую мне хотелось разгадывать до конца жизни, лишь бы только она была рядом. В любом виде. И ничего другого не надо.
Закат
Близ экватора заката, как такового, не бывает. Как только начинаешь любоваться заходящим огромным солнцем, оно вспыхивает золотой монетой и, взорвавшись огненными лучами, пропадает за горизонтом, растянувшим равнодушно-ровную черту между небом и водой.
Мне всё это было отлично видно с высоты гостиничного номера. Эту накрывающую город крышкой ночь. Ища спасения от атакующей меня муки и чувства непонятной вины, я позвонила свекрови и попросила к телефону моих мальчишек. Немного успокоившись после болтовни с ними, я села к окну с тарелкой остывшего ужина на коленях. Да, у них разные отцы, но мне они одинаково родные и равно любимые. Что я сделала или сказала не так? С моей стороны, возможно, было лишним пытаться напоминать Йесону о не лучших годах его жизни, но если бы не его комплексы (которые у него, о чудо, есть оказывается!), то нам удалось бы всё обсудить по-мирному. И я-то не знала о том, что прожитые лета до меня были настолько плохи. И как-то неправильно было решать этот конфликт двух мнений уходом. Но мой муж темпераментный мужчина, не получающий сексуальной насыщаемости уже больше двух недель. Если бы он тут остался, то, скорее всего, разнес бы всё к ебеням. «Да, пусть пройдется»философски заключила я.
Нам с Йесоном не привыкать к разлукам. Даже продолжительным, на неделю-две (это для меня уже было исчерпывающе много). Но от этого его отсутствие не переносилось мною легче. У меня не вырабатывался иммунитет к жизни без него. Она меня подкашивала и грозила погубить, если не принимать вовремя микстурымужа. Нет-нет, в этот раз он быстро вернется, но что-то изменится, я знала. Он не хотел говорить о своём прошлом, но обмолвился. А когда происходили вещи против его воли, перечащие ему, он обязательно потом в двойном размере доказывал, что всё будет так, как он считает нужным. А так как вынудила его к откровенности я, то и проучить должно меня, чтобы поняла: ему виднее, как надо. Я уже сейчас, переваривая полученные сведения о том, что до меня он был неудачником на любовном фронте и рогоносцем, считала, что прожила бы и без этой информации, если она была ему неугодна. Мне на неё было ни холодно, ни жарко; если Йесон ненавидел те годы, я готова ненавидеть их вместе с ним, если тосковал о безвозвратности чего-то, я готова тосковать тоже. Если хочет забыть, то и я забуду, но я знала гордость Йесона. Он ещё долго будет изнемогать от вторжения в его сокровенные секреты. Я провела параллель между собой и женой Синей Бороды из сказки, которой велено было не заглядывать за запретную дверь. Ну почему мыженщины, таковы, что не удовлетворяемся счастьем и всё равно суём куда-то свой нос? Я зареклась отныне ещё потакать своему любопытству и вспомнила, что когда-то пообещала себе не называть никого, кроме Йесона, отцом Джесоба. Но это было до того, как я узнала, что беременна второй раз. Я клялась и ручалась самой себе в порывах только что обнаруженной любви к собственному насильнику, признавшемуся в своём бесплодии; в общем, в очень сложной и неадекватной ситуации. Но бесплодие оказалось фикцией, а потому, имела ли я право теперь признавать за Донуном отцовство, нарушая слово, данное себе самой?
Сопоставляя факты, различные утверждения Йесона разных лет с тем, что в итоге оказывалось, я совсем запуталась и отложила на потом окончательное решение по поводу признания его слов правдой. Если бы я самостоятельно не узнала, что он разведенный мужчина уже на тот момент, когда мы познакомились, этот затейник так и катал бы мне по ушам, что я была его первой женщиной. Спору нетложь Йесона всегда красива и ей хочется верить, но Но если у них с женой не было детей, то, может, они реально даже не спали, и «шлюха», «зараза» и «патоспермия»очередная обманная импровизация? И он был до меня девственником? Я тихо и одиноко засмеялась, скрипнув зубцом вилки по фарфору. Только мой супруг способен заставить верить в очевидно невероятные вещи, не прикладывая к этому усилий. Но я же на самом деле не видела кроме его бывшей благоверной ни одной любовницы, или хоть какой-нибудь завалящей самки, которая сказала бы: «Да, я с ним спала».
Воспаляясь от лабиринта вечных йесоновских интриг, мозг стал выдавать мне очередной анекдот: муж только что сочинил совершенно обезоруживающую картину прошлого, нарисовал выдуманного обманутого и побитого судьбой парня, чтобы защемило дух, разыграл правдоподобную сцену оскорбленностив его актерских способностях я убеждалась не раз, и ушел. Всё рассчитано на один эффект: мне становится стыдно, и я больше никогда не лезу в его прошлое. И это сработало. Мне стыдно, и я не знаю, чему верить.
И помощников в моём расследовании мне не найти. С восемнадцати лет, когда так рано первый раз женился, Йесон жил отдельно от родителей, совершенно самостоятельно и не посвящая их в свою жизнь. Так что его мама и папа были не в курсе ничего, даже если бы захотели мне что-то рассказать. С его бывшей супругой мы вряд ли по-дружески поболтаем, а все, кто максимально долго знал Йесонаего совершенно не знали, как и я сама.
После того, как Йесон вышел, через некоторое время ко мне забежал Донун и, оставив второй электронный ключ от своего номера, попросил встретить Чунсу, который вот-вот приедет в гостиницу, а так как они уезжают на важную встречу, то он сам этого сделать не сможет. Мне не трудно, конечно, но как отнесется к очередной моей встрече с мужчиной из прошлого Йесон? А, гори всё синем пламенем! В самом деле, я не веду себя непристойно или как-то так, чтобы вызвать осуждение, поэтому мужу лучше присмирить свой далеко не кроткий нрав. И я не буду способствовать процветанию его замашек оккупанта. Я сама знаю, что можно себе позволять, а чего нельзя, так что видеться с противоположным полом имею право.
Взгляд, брошенный на часы, обнаружил, что время уже подошло, и нужно спускаться в вестибюль. Там я очутилась вовремя и, не прошло и десяти минут, как появился мой давний знакомый. Сейчас он был женат и у него тоже был ребенок, но он не сильно изменился с тех пор, как я видела его последний раз: всё такой же мужественный, спокойный и излучающий силу. Но, несмотря на улыбку, которая сама собой родилась при встрече, я моментально поняла, что прежнюю влюбленность уже не оживить никакими средствами, даже волшебными. Всё осталось позади и единственное, что теперь чувствовалось по отношению к Чунсуэто дружеское расположение, вызванное общими воспоминаниями.
Поднявшись, чтобы он положил свои вещи, мы интересовались друг у друга общими фразами о жизни, предпочитая тут же переводить разговор с себя самих на Донуна, из-за которого тут столкнулись. Он оказался благодатной почвой и, как близкие ему люди, переживающие за его судьбу, вскоре мы уже не обсуждали ничего другого, кроме того, как помирить их с Сорой и оставить в браке.
В другой раз я бы сказал, что всё само уладится, но не с этими ребятами. Чунсу предложил выпить за встречу в лобби-баре, на что я с радостью согласилась. Прилюдные посиделки не требуют оправданий в том, что мы делали. Всё и так видно и множество свидетелей. Да и пили мы безалкогольные мохито, поскольку Чунсу был трезвенником, как и я, из-за своих занятий спортом вечно блюдущим здоровый рацион и правильно питающимся. Во-первых, они выглядят неприспособленными к решению проблем, каких-либо, кроме денежных. Во-вторых, я впервые слышу, чтобы они поссорились. И тут же так сильно, что речь зашла о разводе! Это заставляет задуматься.
Да ладно тебе, смотрела я на это оптимистичней. Это же не ислам, где трижды произнесенное «развод» обрывает узы. Они могут говорить о разрыве бесконечно, лишь бы не предприняли никаких действий. А то, что они ругаются так редко, подаёт надежду на то, что отношения эти крепкие.
Одно несомненноони любят друг друга, и очень сильно. согласился Чунсу. Я посмотрела на него ещё раз, как бы заново. Чудно было сидеть вот так с ним снова, столько лет спустя, и, как обычно, говорить о Донуне. Словно ничего не изменилось, и я даже ощутила себя моложе обычного. Вспомнился тот месяц противостояния с Йесоном и я подумала, а почему бы не перестать быть послушной и хорошей женой, а, как и тогда, встать на дыбы, и добиться, наконец, правды, и всего, что мне ещё надо. Впрочем, у меня всё есть, разве что завоевать немного свободы от патриархальной ревности мужа. Она мне нравится, конечно, но изредка случаются перегибы. А ещё пора стать более требовательной. Сколько ещё лет мне терпеть постоянные командировки и отсутствие Йесона, которого так не хватает и мне, и детям? Но то сокровенное «не отвлекать от работы», «не беспокоить», «не добавлять лишних хлопот» заученное из-за заботы о нем, вдруг завязло у меня на языке, так что захотелось выплюнуть и потребовать внимания к себе. Покапризничать. Почему Соре можно, а мне нет? Я даже в положении старалась быть как можно менее уязвимой, терпя и следя за собой, не пора ли расслабиться? Привычка быть сильной и самостоятельной, продуманной и предусмотрительной, выработанная после одного единственного несчастного случая в молодости, крепла и крепла, но переросла вдруг во что-то тяжелое и неподъемное, что захотелось скинуть, как рюкзак, и вспорхнуть канарейкой.
Люди в баре уходили и приходили, но ближе к двенадцати приток оказался сильнее оттока, и стало тесновато. Мы решили пересесть за столик, стоявший у окна, открывавшего вид на подъезд к гостинице. Мне хотелось иметь возможность наблюдать за подъезжающими, чтобы сразу заметить Йесона и Донуна, когда они вернутся. Но несколько бокалов было выпито, за ними проследовала пара чашек чая, после чего захотелось немного перекусить, а ожидаемых мною всё никак не было.
Перемыв косточки всем общим знакомым и исчерпав позволительные светские темы, чтобы не переходить на личное, мы с Чунсу пожелали друг другу доброй ночи, и он ушел наверх спать. Я решила остаться ещё немного, предчувствуя, что в номере буду ходить, как тигр в клетке, а тут хотя бы можно понаблюдать за туристами, путешественниками и странниками, отвлекаясь от своих мыслей. Время перевалило за три часа. Я поклевывала носом, но не сдавалась. С нашего этажа я не увижу, когда приедет муж, а кто мне гарантирует, что он зайдет ко мне, а не молча удалится в снятый соседний номер? Долго ли могут длиться переговоры? А если они там до самого утра? Я стала сомневаться, что дождусь кого-либо. Но хотя бы Донун-то мог бы уехать оттуда пораньше?
Едва я приготовилась подняться с диванчика и пойти, попытаться уснуть вопреки всему, как внизу показалось несколько машин, подкативших к дверям отеля. Увидев выходящего из первой Йесона, я тут же поднялась и направилась к лифту. Где лучше его встретитьвнизу или на нашем этаже? Внизу можно разминуться, ведь лифта два. Лучше сразу ехать наверх. Обе кабины были пока что далеко. Одна на последнем этаже, другая как раз замерла на первом. Я понажимала уже нажатую кнопку, чтобы чем-то себя занять. Успокаивало уже то, что Йесон вернулся и не пропал. Да и глупо было с моей стороны предполагать такое. Всё же он ответственный муж и отец, чтобы выкидывать фокусы, как в безмятежной юности.
Стальные дверцы разъехались и мы, лицом к лицу, столкнулись с Йесоном. Он ехал в лифте один, и я смело перешагнула порог, войдя к нему. На его лбу нарисовалась складка удивления. Следя за мной взглядом, он наблюдал, как я встаю к стенке, откидываясь на неё спиной.
Ты ведь не думал, что я лягу спать, в самом деле? с вызовом обратилась к нему я.
Прости, что ушел так. приглушенно произнес он. Мне немного полегчало.
Как всё прошло? прохладный, поверхностный интерес, не более.
Прекрасно. Йесон тянулся сказать что-то ещё, но почему-то не говорил. Однако помявшись, добавил:Донун сказал, что Чунсу прилетел и он попросил тебя его встретить?
Да, и я встретила. Он уже в номере Донуна, наверное, видит десятый сон. я огляделась вокруг. Кстати, а где Донун? по-моему, было бы правильно, если бы два деловых партнера, вернувшись вместе, ехали бы в одном лифте. Вряд ли они разошлись бы по разным в силу каких-либо предпочтений.
Я от него избавился.
Что?! я поняла, что не ослышалась, но смысл фразы не доходил до моего сознания. Да и серьёзность, с которой это было произнесено, не давала понять уровень содержания юмора в настроении Йесона. Что ты имеешь в виду?
То, что сказал. мы остановились на двадцать шестом этаже и к нам подсел пассажир, из-за которого пришлось сделать паузу до того момента, когда мы доехали до своего этажа и вышли.
И каким же образом ты от него избавился и почему? остановилась я перед Йесоном в коридоре, уставившись ему в глаза. Он извлек из кармана брюк маленькую карамельку и, прошуршав фантиком, положил её в рот, пожав плечами.
Отдал его на расправу местным гангстерам, потому что мне надоело, что он всё время вертится рядом с тобой.
Ты шутишь? не веря собственному слуху, тряхнула я головой, нервно улыбнувшись.