Мы вернулись в Париж, где Генрих уже не желал пуститься в распутство, не желал он и буйства, страсти. Ему стали нравится вечера, где мы вдвоем провожаем солнце за горизонт, обсуждаем то наступившее мирное время, о котором, как оказалось, мы оба мечтали, и видели во снах. Виктория вернулась с нами в Лувр, но только неожиданно возникшее между нами доверие потухло, как тусклое пламя хилой церковной свечи, что была подожжена неверующим человеком. Как-то раз, я заметила, что поэтесса направилась в зал, где король переосмысливал выданные им приказания и законы. Мне стало так интересно, что я прибегла к старому методу слеженияспрятавшись за массивными шторами, я вслушивалась в разговор
-Ах, Виктория, как давно мы с Вами не разговаривали.-раскинув руки в стороны воскликнул король.-я так хочу поделиться с Вами этой радостью,-он крепко сжал ладони девушки.-я чувствую себя самым счастливым мужчиной на свете, и все это благодаря нашей с Вами госпоже де Эстре. Габриэль, милая Габриэль-Генрих вздохнул.-она дарит мне столько сча-стья. Вы же слышали, что мы ждем очередного ребенка?
-Мои поздравления, король мой.-Виктория разочарованно улыбнулась.-счастье Франции в руках такого счастливого правителя.
-Тут Вы правы, льстивая дева.-Генрих снова издал тяжелый вздох.-Габриэль заменила мне мою королеву Маргариту, что была пуста словно пустоцвет.
Я вздрогнула. Зажимая руками рот, чтобы скрыть свое присутствие, скрыть тяжелое дыхание, я начала понимать, как мой глупенький Генрих печален. За такой легкомысленной, без всякого сомнения, неучтивой фразой была запрятанная горестная печаль монарха, потому что Маргарита за красотой и пытливым умом не способна была подарить ребенка своему мужу. Это так странно, так грязно и липко, что слезы наворачиваются на моих глазах. Он был готов закрыть глаза на измены, на неверность, но ее бесплодие вызывало настоящую неприязнь к ней, как к женщинетем сильнее я гордилась собой. Как оказалось, будущее династии его очень заботило, но только я понимала, что после его смерти сторонники Лиги, конечно, никогда бы не разрешили коронации Сезара, и из-за это могла разгореться новая гражданская война. Я так же осознала, что во избежание очередных несчастий Франции Генриху необходимо снова жениться, чтобы провозгласить наследника престола.
-А знаете, Виктория, что при существующих трудностях, судя по всему, невозможно найти выход из создавшегося положения.-сказал Генрих.-если только я не сделаю своих детей наследниками Франции, тем более, что я всегда этого желал, а надеяться на осуществления своего желания стал с тех пор, как архиепископ сообщил мне, что Ваш отец облегчит мне эту процедуру, но только есть одно «но». король потер свою бороду.-мне нужно подыскать более подходящую женщину. Наверное, я заинтриговал Вас своей преамбулой, ведь многое за это время было упущено и Ваше уважение ко мне тоже. Если бы все случилось по моему желанию,-Генрих вздохнул.-я бы хотел, чтобы женщина, что я выберу, обладала семью основными качествами: внешняя красота, добродетельное поведение в жизни, снисходительность нрава, живой ум, знатное происхождение, способность родить сына и-король игриво улыбнулся.-большое состояние. Я, правда, думаю, что женщины со всеми этими достоин-ствами не существует и в ближайшее время не появится. Стало быть,-он приобнял за плечи поэтессу.-подумаем вместе, какую девицу или женщину, о которой мы с Вами слышали, можно подыскать для меня, будь то в самом королевстве или за его пределами.
Виктория хранила молчание, но сквозь узкую зазоринку между шторами, она столкнулась с моим растерянным взглядом.Поэтесса дышала. Я не слышала тяжести этого дыхания, но по медленно такту приподыманий ее груди то вверх, то вниз, я могла представить, как бешено бьется сердце. Она надменно улыбнулась и своей легкой походкой направилась к шторам. Повстречавшись с ее глазами на одном уровне, я в страхе зажмурилась, но только я открыла глаза, как увидела ее успокаивающий кивок. Резкий взмах и шторы с особым скрежетом закрываются, не позволяя настойчивому солнцу подслушать разговор такого интимного характера. Король с характерным кряхтением сел в кресло и закинул руки за голову.
-Что касается поисков за пределами,-снова продолжил король.-я Вам скажу, что смог бы притерпеться к инфанте испанской, хотя она несколько старовата и чуточку уродлива, если бы только вместе с ней я мог жениться на Нидерландах. Однако король Филипп весьма далек от подобного намерения.-Генрих засмеялся.-я бы не отказался и от принцессы Арабеллы Английской, лишь бы только она была объявлена законной наследницей. Мне так же говорили о нескольких немецких принцессах, но женщины этой страны мне совсем не подходят. Если бы я женился на одной из них, мне бы всегда казалось, что у меня в постели бочка. У герцога Флорентийского тоже есть племянница, Мари, румяная и белокурая, про которую рассказывали, что она очень красива, недоступна для мужчин, но, к сожалению, красавица принадлежит к тому же роду, что и королева Екатерина, причинившая столько бед Франции, да и мне самому: поэтому я сильно опасаюсь этого союза, и мне никто этого не советует. Вот все, что касается иностранок.-Генрих наполнил стакан вином и отпив глоток продолжил философию.-если же говорить о тех, кого можно найти в самом королевстве, то вот, например, моя племянница де Гиз. Красивая, рослая, похоже, может иметь прекрасных детей, и мне она очень нравится, несмотря на кое-какие слухи, которые про нее распускают, потому что, на мой вкус, пусть лучше женщина немного, увлекается любовью, чем окажется вздорной. Но меня пугает чрезмерное пристрастие, которое она питает к своим братьям из Лотарингии.
Виктория прервала молчание.
-Сир, что Вы говорите? Из такого нагромождения плюсов и минусов я могу заключить только, что Вы желаете жениться, но не находите на земле ни одной женщины, которая бы вам подходила. Уж не обратить ли по этому поводу с мольбой к Богу, чтобы он немного омолодил корову английскую? Впрочем, зачем мелочиться? Может быть Бог вернет к жизни Маргариту Фландрскую? Марию Стюарт?-поэтесса взяла с подноса ярко-зеленое яблоко.-по моему мнению, ни значительное состояние, ни королевское происхождение Вам совершенно не нужны. Лишь бы у Вас была женщина, которую Вы сможете любить, и которая родит Вам сына, чтобы все французы радовались и любили его всей душой.
Генрих улыбнулся. По его бестолковому взгляду мне стало понятно, что этот ненормальный думает, что поэтесса разделяет его выбор. Боже, дай же ты ему наконец-то мозгов.
-Если Вы высказываете за то, чтобы моя женщина имела три главных качества: красоту, хороший характер и возможно подарить сына, тогда подумайте сами, не знаете ли Вы хотя бы одну, обладающую всем этим?
Виктория сделала вид, что размышляет, и надкусив кислое яблоко покачала головой.
-Так, а что Вы скажете, если я назову Вам такую?-он поставил бокал на столик.
-Назовите же ее, сир.-ответила поэтесса.-потому что должна признаться, но даже моего прозорливого ума не хватает на это.
-Ох, ну и хитрая же Вы бестия!-воскликнул король разражаясь искренним смехом.-но я прекрасно вижу, чего Вы ждете, прикидываясь простачкой и невеждой. Вы хотите, чтобы я сам ее назвал. Что ж, я готов это сделать, потому что Вы вынуждаете меня признаться, что все три условия соединены в нашей дорогой Габриэль.
Я готова была завизжать от восторга, но вдруг Виктория нахмурила брови, и Генрих изворотливо продолжил
-Я не потому заговорил об этом, что собираюсь на ней жениться.-пошел на попятный король и поспешно открестился от сказанного.-а лишь для того, чтобы узнать, что Вы скажете, если, за неимением другой женщины, мне бы вдруг пришла в голову такая нелепая фантазия, и я бы приказал Вам высказаться откровенно, поскольку я доверяю Вашему мнению, и хочу, чтобы Вы в первую очередь говорили мне всю правду.
Виктория некоторое время молчала,потом серьезно и в свойственной ей манере неторопливо высказала свое мнение.
-Сир, я скажу, что, помимо всеобщего осуждения, которое Вы можете навлечь на себя, и стыда, который Вы испытаете, когда Ваш любовный пыл охладиться, я даже представить себе не могу более подходящего средства для раздувания интриг, ссор и притязаний, которые могут произойти из-за Ваших детей, рожденных столь необычным образом, без соблюдения принятых формальностей. Что касается первого ребенка, никто не сможет отрицать, что он был рожден в двойном адюльтере. Ваша дочь, появившаяся у Вас теперь, имеет больше пре-, поскольку появилась на свет в результате простого адюльтера. А те, что родятся позже, когда Вы женитесь, станут утверждать, что только они и являются законными. Обо всех этих трудностях я предлагаю Вам подумать на досуге, прежде чем скажу что-то еще. Кстати, Вас считают доброй душой, но вот-Виктория склонилась над плечом короля и тихо произнесла.-есть у короля шлюха, которой нужны красивые платья, всякие побрякушки за которые платят Ваши поданные.
-Какой вздор.-воскликнул Генрих.-что за глупости???
-И ладно бы, если бы она принадлежала только Вам, но ведь поговаривают, что она не прочь обниматься и с другими
С каждым словом Генрих менялся в лице. Озлобленный, разочарованный он покинул зал. Стих его пыл, желание делать меня своей женой, новой королевой, любимой женщиной. Я со всей силы толкнула тяжелые массивы ткани и была готова придушить говорливую поэтессу, но по выражению лица полной задумчивости остановилось. Аккуратно прикоснувшись ее напряженно плеча, я склонила в любопытстве голову.
-Виктория?-шепотом позвала ее я.
-Не избежать Вам покушений. Будьте внимательны, и да, Габри, лишний раз не пейте и не ешьте ничего из рук незнакомцев. Расправились мы с яркими войнами, но Ваша война только начинается. Если честно, то послушайтесь моего совета и отступитесь. Битва за гасконца разразиться масштабная, а Ваша смерть станет моим самым главным наказанием. Вскоре двор превратится в настоящий рассадник интриг.-Виктория вздохнула.-флорентинцы всеми силами помешают Вам стать королевой.
Нет никакого наследника Франциинет никакой любви
Глава 13
«Фаворитка мешала всемдаже святому престолу.» Леоне Перре
Весна прекрасное время года. От начала холодного марта до нескончаемого порыва не менее холодного ветра до конца месяца. От первых распустившихся почек вкусно пахнущих цветов яблони до первых ноток теплых дуновений апрельского ветра. От первых лучей теплого солнца в начале непокорного мая до его последнего дня прощающейся с нами весны. Витающее в воздухе атмосфера романтичности схожа по своей ветреной натуре с моим любимым королем. Я не чувствовала, что все сказанное Генрихом было правдой, и верить в любовь этого человека крайне сложно, но только почему тогда, когда он так нежно смотрит в мои глаза, я забываю свое имя, и хочу бросить к его ногам всевсегордость, честь к его ногам. Его шепот может ранить, и рассечь сердце холодным янтарем, что, стекая по пальцам засыхает в форме острых ножей. Он украл мое спокойствие, он украл мое сердце, и я плачу от одной только мысли, что однажды перестану видеть эти такие родные для меня глаза, что, не стесняясь врут, но эта ложь так полюбившаяся мне стала новой молитвой, а между тем наступил май
В течении всей весны мой Генрих вел себя, как влюбленный школяр. Он совершенно забыл о своих государственных делах, но не удивили этим никого из советников. Все видели только то, что король влюблен, что он встает с первыми лучами солнца, поет с птицами и мурлычет мне на ухо всякие нежности, словно ленивый, но такой ласковый кот. Сердце замирает от предвкушения его прилюдного поцелуя в шею, и я чуть ли не теряю сознание от переполняющих меня чувств. Из окна своих покоев я наблюдала, как мой король мечтательно прогуляется по лесу, и повсюду, где мог, чертил мой вензель. Буква S перечеркнутая чертой была нехитрым ребусом, что скрывало мое имя. После таких одиночных прогулок, он возвращался в замок, где снова пропадал в стенах своего кабинета, где трудился над сочинениями любовного характера, и я не про постель. Он писал мне письма, пропитанные любовью, слагал песни, стихи и в открытую вставал перед мной на колени, целовал руки и клялся в любви. «Мои стихи гораздо лучше передадут Вам мое состояние, чем это могла бы сделать проза»-говорил он всякий раз вручая мне конверты со строчками своих стихов и краснея, скрывался в дверях спальни, кабинета, кухни, да где угодно, но только бы оставить меня наедине с его рифмами.
Его приторные, высокопарные сочинения были простыми, но именно строчки его стихотворений меняли на секунды мир вокруг меня. Опуская руки со свернутыми пополам листами бумаги, я слышала церковные пения монахинь с самыми роскошными, мягкими голосами, что звучали за моей спиной, и бабочки, расшитые золотом, порхали вокруг оставляя шлейф муската, ванили вокруг. Я дрожащими, пересохшими от волнения губами перечитывала вновь и вновь каждое слово, чувствуя, как в душе моей растет эйфория той небывалой ранее уверенности, что это мой прорыв вперед, что, сделав шаг навстречу мечте, я наконец-то буду коронована Францией и получу эту долгожданную клятву в верности, любви своего короля, и крепко сжимая его руку я спрячу бесстыдный взгляд самой невинной женщины Парижа. С этого дня, многие подмечали, что я не ходила по замку, не ступала по каменным плитам, а медленно плыла с высоко поднятым бюстом в застывшим выражением лица, а голову держала так неестественно прямо, будто уже ощущала тяжесть короны.
Придворные дамы воздавали мне почести, положенные монархине, дворяне целовали край платья. Я принимала иностранных послов, и присутствовала на заседания частного королевского совета, где, как и, впрочем, и повсюду, не стеснялась высказывать единственное разумное мнение применяя вкрадчивую властность. Эти заседания, на которых обсуждалось, как говорит Виктория «Будущее страны», не вызывали ни малейшей робости. В отличии от всех присутствующих на таких заседания, я не только слушала, но и высказывала свое мнение, участвовала в обсуждении налогов, раздаче военных должностей. Чтобы стереть заигрывающие улыбки участников совета, в моменты своих рассуждений, я наклонялась к королю и протягивала ему губы, чтобы получить легкий, недолгий, робкий поцелуй. Разумеется, это шокировало участников собрания, но придавало спорот и препирательствам более приятный, мягкий тон. Все они знали, что могущество мое отныне было неизмеримым.
Было одно омрачающее меня явлениепапский легат. Он поселился при дворе не так давно, но только каждый раз, когда встречался с королем не мог остановиться в опошлении моего великодушного образа. «Мало того, что без ее личной просьбы никто никого не одарит милостью, должностью, но еще и Вы, король, не выказываете признательность. Она ведь хочет, чтобы Вы благодарили именно ее и восхваляли тоже..». Позже Алистер мне объяснил, что такое откровенно враждебное отношение было продиктовано по глубоко личным причинам. Была у легата давняя мечта, выдать замуж за моего короля свою племянницу Марию Медичи о которой так неохотно говорила поэтесса, и всякий раз отводилась и срывалась с темы разговора, когда я просила ее рассказать о флорентийки. Однако госпожа Лепаж вовсю расхваливала достоинства юной девицы, и сама того не замечая, она создавала в ее пользу общественного мнение. С момента появления на слуху этой девушки, вся восторженная публика плотно следила за мной и оплачивала услуги всех тех, кто готов был смешать мое имя с грязью пикантными подробностями поведения, которого не было. Так или иначе, но молва работала активно и однажды, прислуга Лиза, что имела наглости украсть письмо из спальни короля, прибежала с одного конца замка ко мне, чтобы вручить интересного содержания записку, адресованную в Тоскану, но оказавшееся в руках Генриха.
«Что касается распутства де Эстре, в настоящий момент сообщают о таком важнейшем факте: один из слуг короля, женатый на горничной этой дамы, совсем недавно, когда Его Величество отправился в Фонтенбло, сказал ему, что. Что будучи его слугой и вассалом, он считает себя гораздо больше человеком Его Величества, чем де Эстре. Поэтому он передает ему абсолютно ночную информацию, полученную им от жены и состоящую в том, что ни его сын, ни его дочь, коих Его Величество считает своими, на самом деле родились не от него и что упомянутая его жена должна было по приказу де Эстре в ту же ночь привести к ней двух мужчин. Его Величество тут же сообщили об это своей любовнице, которая, услышав об этом, лишилась сознания. Придя же в себя, категорически отрицала все факты и требовала, чтобы была установлена истина. В конце концов, король откроет глаза на истинные факты и даст согласие на женитьбу с Марией ради собственного блага и покоя королевства. Не век же ему нырять под юбку к любовнице?»
Желание короля вступить со мной в брак пошло на убыль. От Алистера я узнала, что он начал вести переговоры с семейством Марии Медичи. Я не переставала обнимать, целовать и проявлять нежность к Генриху, но и перестала задавать вопросы про бракосочетание. Позже было не до этого. В конце декабря мы крестили третьего сына Александра, и по этому поводу были организованы пышные празднества, которых Версаль не видел уже очень давно. Увидев расходы, обошедшиеся казне в более чем сто тысяч экю наш дипломат, что был поднят до министра финансов, увидев пометку «на расходы по крестинам Монсеньера Александра, наследника Франции», угрюмо прошептал себе под нос: -Нет никакого наследника Франции. Услышав подобное неуважение, я пожаловалась королю, но вдруг лицо потеряло нежность, и он сухо ответил