И, кстати, спасибо за подарок, сир. Я очень его ценю. С вашей стороны это было
При этих словах его брови удивленно дрогнули.
Я не посылал вам никаких подарков, миледи.
Но как же так?..
Разве его записка не подтверждала этот неопровержимый факт?
Вы прислали мне свой портрет.
Заметив в его хмуром взгляде непонимание и даже намек на недовольство, я поняла, что ошиблась. Куда только подевались моя царственная гордость и достоинство? Своим маловразумительным ответом я лишь усугубила неловкую ситуацию. Я злилась на себя, ругая за неспособность сохранять уверенную невозмутимость, в отличие от Мишель.
Простите меня. Наверное, я что-то перепутала, сумела выдавить я из себя, покраснев до корней волос.
Мои мысли путались, и я молилась про себя, чтобы в этот миг поблизости не было Изабеллы и она не слышала, как я продемонстрировала полную несостоятельность, пытаясь выйти из затруднительного положения.
Полагаю, его прислал вам мой брат Бедфорд, заметил Генрих.
Д-да, пролепетала я. Думаю, так все и было.
Наступило неловкое молчание; наша процессия нетерпеливо переминалась с ноги на ногу в ожидании начала шествия. Его брат. Ну конечно! Я вспомнила любезное обращение Бедфорда во время нашей первой встречи. Генрих не стал бы дарить мне символ собственной самооценки. Испытывая душевные страдания, значившие для моего мужа так мало, я судорожно сглотнула, но тут же мысленно отчитала себя. Как-то слишком уж легко меня заставили страдать. Мишель права: мне необходимо срочно повзрослеть. Генрих не виноват, что мое счастье оказалось мимолетным. Это моя вина.
Видимо, почувствовав мое смятение, Генрих успокаивающе похлопал меня по руке, будто маленького ребенка, после чего обернулся через плечо к стоявшим прямо за нами. Это были три его братаБедфорд, Глостер и Кларенс. А также дядя Генрих, епископ Винчестерский. Король усмехнулся.
Вы готовы? Моя дорогая супруга едва не замерзла до смерти. А ее здоровьемоя главная забота. Если хотите и далее быть у меня на хорошем счету, бойко переставляйте ноги. Его усмешка коснулась и меня. Дай ей свой плащ, Джон. Ты прекрасно обойдешься и без него.
Лорд Джон со смехом повиновался, и вот я уже закутана в складки тяжелого бархата. Генрих лично застегнул отороченный мехом воротник у меня на шее.
Ну вот. Мне следовало позаботиться об этом заранее. Должен сказать, что вам этот плащ идет больше, чем моему брату.
Моя дорогая супруга. Его пальцы двигались проворно и уверенно, а поцелуй в лоб был легким и нежным; я продолжала дрожать, но теперь уже от удовольствиятакое внимание и забота были мне чрезвычайно приятны. Я замужем за Генрихом, королем Англии. Теперь у меня есть собственная семья. Впервые в жизни я была связана с человеком, ставившим мое счастье и благополучие выше остального, и его прикосновения меня согревали.
Была ли это любовь? Я не сомневалась, что так оно и есть, ведь мое сердце переполняли непонятные мне желания. Подняв глаза на мужа, двинувшегося в сторону открывшихся дверей, я обнаружила, что Генрих все так же смотрит на меня, словно спокойно оценивая новое приобретение; затем его красивые губы изогнулись в улыбке, а в глазах блеснул отраженный блеск свечей. Его рука сжимала мою ладонь уверенно и властно: я знала, что он хочет меня и никуда не отпустит, и была этому рада.
Я была ослеплена. Мои надежды на этот брак превосходили женские мечты. На то была Божья воляведь Генрих сам так сказал, не так ли? Значит, все будет хорошо. Я это знала.
Ну, в общем-то, могло быть и хуже. Или не могло? За этими словами последовал язвительный смешок.
Я сидела на почетном месте за праздничным столомна пиру в честь нашей свадьбы.
Она слишком молода.
Но все-таки Валуа.
Довольно красива.
Да, если вам нравятся бледные и вялые.
Поступок Генриха меня удивил. Я-то думала, что он в конце концов попадет под каблучок более крепкой женщины.
Я покраснела от смущения и неловкости. Кем бы я ни была, но уж крепкой женщиной меня никак нельзя было назвать. Зародившаяся было уверенность в себе, помогавшая мне сохранять осанку во время венчания, стремительно утекала, словно паводковая вода через зимний шлюз. В народе говорят, что тот, кто подслушивает, никогда не услышит о себе ничего хорошего. Как верно подмечено! К сожалению, я понимала английский язык уже достаточно хорошо, чтобы уловить смысл этой беседы между тремя английскими дамами.
Знатные и высокомерные, они присутствовали на церемонии моей свадьбы; теперь же, когда пиршество подходило к концу и я знала, что мне необходимо будет встать и достойно выйти из-за стола под внимательными взглядами приглашенных гостей, дамы придвинулись ближе друг к другу, чтобы посплетничать, как и подобает женщинам. Я решила, что они говорят все это не для того, чтобы меня задеть. Наверное, они думают, что я ничего не понимаю.
Как вы считаете, она унаследует проблемы Валуа?
Какие именно? Их так много.
Безумие, разумеется. Вы видели ее отца? Неудивительно, что они держат его взаперти. Это сказала розовощекая брюнетка, у которой по всем вопросам было собственное мнение, причем каждый раз не в мою пользу.
Я взглянула на Генриха, чтобы увидеть его реакцию, но он оживленно беседовал со своими братьями Бедфордом и Кларенсом, сидевшими справа от него; все трое энергично орудовали ножами.
А вероломство
Экстравагантность
Адюльтер
Дамы дружно посмотрели в сторону Изабеллы, пытавшуюся в этот миг привлечь внимание какого-то мужчины, а затем перешли на шепот, но все равно говорили недостаточно тихо, чтобы я не могла расслышать их слова.
Она любит юных мужчин, причем чем моложе, тем лучше. Блудница да и только. Которая превращается в настырную стерву, везде сующую свой нос, когда речь заходит о политике.
Хотелось бы надеяться, что эта не унаследовала от своей матери ничего такого.
Брюнетка бросила на меня быстрый взгляд. Я невозмутимо смотрела прямо перед собой, сосредоточив внимание на лежавших на столе крошках, словно они несли в себе какое-то важное послание.
Безумие в любом случае лучше, чем необузданная похоть.
Последовавший за этим тихий ехидный смешок был точно удар кинжала в мою нежную девичью плоть.
Головы дам вновь сдвинулись поближе друг к другу.
Если невеста иностранка, да еще и любит командовать, это всегда серьезная проблема. Она захочет насадить у нас французские порядки. Навязать нам свои правила.
Они дружно и с возмущением вздохнули.
Может быть, она ожидает, что мы и разговаривать с ней будем по-французски?
Как думаете, станет ли она соблазнять наших молодых придворных, когда король будет в отъезде?
К этому времени я была уже охвачена ужасом. Так вот что думают обо мне англичане? Я только-только вступила в брак, а во мне уже видят французскую распутницу, любительницу позабавиться? Неужели предполагается, что я сделаю этих женщин своими придворными дамами? Неужели у меня не будет выбора?
Похоже, ей и сказать-то нечего. До сих пор она едва связала пару слов.
«Они жестокие, шептал мне внутренний голос. Ты им не нравишься. И они постараются причинить тебе боль».
Я знала, что это правда. Эти дамы уже осудили меня, признали неподходящей для новой роли. Мне хотелось закрыть уши руками, но как раз в этот миг наступила тишина, краткий перерыв, во время которого менестрели большими глотками пили эль, чтобы промочить пересохшее горло, а музыканты подстерегали слуг, проносивших мимо блюда с угощениями, чтобы стащить оттуда что-нибудь, если удастся.
Она не похожа на властную женщину. Скорее это робкая серая мышка
В моей груди под роскошным, черным с золотом корсажем кипело от негодования. Этот праздничный пир должен был стать для меня триумфом. Мэр Парижа прислал Генриху несколько повозок, доверху наполненных бочонками вина, в знак благодарности за то, что тот не сровнял городские стены с землей. Возможно, губы моей избалованной матери и кривились в пренебрежительной ухмылке, когда она пила этот прекрасный выдержанный напиток, но его качество на самом деле было выше всяких похвал.
В жарком зале у нас над головами тяжело свисали полотнища флагов с английскими леопардами и лилиями Валуа. Казалось, мне следовало бы ликовать. Рядом со мной сидел самый могущественный мужчина Европыда еще и самый красивый, с моей точки зрения, и было непонятно, как можно быть настолько глупой, чтобы позволить этим чванливым англичанкам испортить мне праздник? Между тем их отчетливо звучащие голоса продолжали перемывать мне косточки.
Она выглядит такой холодной
Как думаете, удастся нашему Генриху растопить этот лед?
Ему придется постараться. Ведь он рассчитывает еще до конца года обзавестись сыном.
Но сможет ли он быть уверен в том, что это его ребенок?
Тут мне стало еще холоднее и я почувствовала себя брошенной на крошечном островке посреди моря общего разговора, в котором я не участвовала, потому что, как только я хотела что-то сказать, слова застывали у меня на губах. Я испытала огромное желание протянуть руку и коснуться рукава Генриха, чтобы он спас меня от этого недоброжелательного окружения, и я уже приготовилась это сделать, но тут увидела, что мой муж отламывает куски хлеба и расставляет их под прямым углом друг к другу, изображая таким образом ну, в общем, не знаю, что он хотел показать своим собеседникам.
Здесь назревает серьезная проблема, указал он. И здесь тоже.
Однако ее можно решить, возразил Кларенс. Если нам удастся взять Санс.
Опять разговоры о войне. Внутри у меня все сжалось от тоски и уныния, и я отдернула уже поднятую руку.
Крепость Сансключ к этому региону, кивнул Генрих. Это нельзя откладывать. Их открытое неповиновение лишь ободрит остальных, внушит им уверенность.
Но все же у нас есть время, чтобы достойно отпраздновать твою свадьбу, Хал. Тут я заметила, что брат Генриха лорд Джон смотрит на меня с улыбкой. К тому же ты должен развлекать свою молодую жену.
Разумеется. Генрих обернулся ко мне; когда он увидел, что я слушаю их разговор, его глаза вспыхнули, сосредоточенное лицо ожило, а на губах появилась теплая улыбка. Но моя жена все поймет. Мне необходимо взять Санс. Вы ведь понимаете меня, Екатерина, не так ли?
Да, милорд. Я не была уверена насчет того, что именно должна была тут понять, но, похоже, именно такого ответа мой супруг от меня и ожидал, потому что он тут же принялся вновь переставлять схему из разных предметов на столе.
А вот после того как Санс капитулирует
Я тяжело вздохнула и опустила взгляд на стоявшую передо мной золотую тарелку. «Интересно, откуда она взялась?» удивилась я. Вся золотая посуда, которая у нас имелась, давно была продана или заложеналибо же хранилась в личной казне Изабеллы. По-видимому, это англичане привезли ее с собой, чтобы произвести на нас впечатление своим великодушием. Вполне вероятно, что отныне я всегда буду есть с золотой тарелки. Потому что теперь я королева Англии
Мои мысли были прерваны долетевшим до меня шепотом английских сплетниц.
Ей не удержать интерес Генриха. Вы только посмотрите! Король уже опять строит военные планы, а ведь он пока что даже не уложил ее в постель!
Не скажешь, что он от нее без ума, верно?
Я изо всех сил старалась не позволить, чтобы их журчащее хихиканье меня ранило.
Ему нужна супруга, в жилах которой течет горячая красная кровь, а не разбавленное водой молоко. Женщина кипучая и соблазнительная. А эта выглядит как наряженная разрисованная кукла.
Кипучая? Соблазнительная?
Разумеется, я не была кипучей! А они что, ожидали, что я стану неистовствовать? Что же касается соблазнительности Если речь шла о том, чтобы использовать женские ухищрения для привлечения мужского внимания, то я просто не знала, как это делается, и не осмеливалась пробовать. Чего вообще ожидали от меня эти дамы, ведь все мыслимые правила хорошего поведения мать вдолбила в меня после первой неудачной попытки выдать меня за Генриха в Мелёне. Ничто не должно было сорвать переговоры в Труа. Ничто! Моя речь и манеры должны были быть безупречными. Я настолько забила себе голову наставлениями, что цепенела при мысли о мести Изабеллы, в случае если Генрих вновь меня отвергнет.
Но эти надменные английские дамы, разумеется, ничего не знали. Да и откуда им было знать, если этого не знал даже Генрихя бы ни за что ему в этом не призналась! Я бы не вынесла презрительного неодобрения на его лице при упоминании о том, что я намеренно стала слабой и податливой.
Я чувствовала на себе взгляд матери, даже несмотря на то, что она сидела на другом конце стола и разговаривала с кем-то, кого я не видела. У меня пересохло во рту, и я поднесла к губам кубок, но он был почти пустна дне осталось лишь несколько капель. Занервничав под пристальным взглядом Изабеллы, я неловко поставила кубок обратно; золоченый сосуд опрокинулся, покатился по столу, проливая на белоснежную скатерть остатки вина, а затем со звоном упал на паркетный пол.
Я была в ужасе от собственной неловкости; у меня перехватило дыхание, и я принялась старательно молиться, чтобы никто ничего не заметил. Мольбы мои оказались напрасными: похоже, все до единого в этом зале обратили внимание на то, как неуклюжа новая французская жена короля, роняющая свой инкрустированный драгоценными камнями золотой кубок на пол прямо посреди свадебного пиршества.
Изабелла нахмурилась. Бедфорд отвел глаза. Мишель удивленно подняла брови. Глостер резко вздохнул. Еле слышный смешок придворных дам сообщил мне о том, что моя оплошность не осталась ими незамеченной и дополнила и без того длинный список моих недостатков. Я судорожно сжала пальцы у себя на коленях, даже не пытаясь поднять дорогой сосуд. Единственное, чего мне хотелось в этот миг, это чтобы земля разверзлась у меня под ногами и поглотила меня вместе со злосчастным кубком, избавив от всех этих ужасных взглядов.
И тут сердце у меня оборвалось окончательно; Генрих вдруг оставил свое военное планирование. Не сказав ни слова, он протянул руку, поднял кубок, подбросил его в воздух и, ловко поймав на лету, поставил передо мной. Если в зале и оставался человек, не заметивший моей неловкости, на поступок короля обратили внимание все.
Не налить ли вам еще вина, Екатерина? спросил Генрих.
Я не смела поднять глаза ни на него, ни на кого-либо другого.
Благодарю вас, сир.
Пить вино мне не хотелось. Было бы безумием напиваться, чтобы расслабиться и скрыть смущение под пристальными взглядами, но согласиться было проще, чем отказаться. Я уже поняла, что людям гораздо больше нравится, когда я соглашаюсь.
Генрих смотрел на меня с усмешкой.
Вы довольны?
О да, милорд. Я даже попыталась улыбнуться, но улыбка вышла натянутой и никого не смогла обмануть.
Этот бесконечный пир все же когда-нибудь закончится.
Да, милорд. Конечно, закончится.
Но вам необходимо привыкать к такого рода застольям.
Да.
Я открыла рот, чтобы добавить что-нибудь более вразумительное, но Генрих уже отвернулся в сторонуи я вновь заметила недовольный взор матери, похожий на взгляд безжалостной змеи: такой же бесстрастно холодный и смертельно опасный. В голове у меня, заглушая болтовню придворных сплетниц, зазвучал отрывистый, резкий голос Изабеллы, которым она ранее давала мне инструкции, захлестнувшие меня сейчас черной волной:
«Никогда не заговаривай, если тебе нечего сказать или пока к тебе не обратятся.
Улыбайся, но не смейся громко. Никогда не показывай зубов.
Ешь и пей деликатно и не слишком много. Мужчинам не нравятся женщины, сметающие с тарелки все до последней крошки и облизывающие пальцы».
Этого я и так не стала бы делать, несмотря на то что голодное детство приучило меня с уважением относиться к еде на тарелке.
«Сдержанностьглавное достоинство. Никогда не высказывайся категорично и не спорь. Мужчины не любят женщин, которые с ними спорят.
Не критикуй ничего английского.
Не флиртуй и не поедай глазами менестрелей».
Я понятия не имела, что значит флиртовать.
«Если в этом браке не будет детей, потому что ты не понравишься Генриху, я отошлю тебя обратно в Пуасси. Там ты пострижешься в монахини под присмотром старшей сестры. Я же снимаю с себя ответственность за твое будущее».
Полагаю, она еще девственница Впрочем, можно ли было сохранить девственность при французском дворе, где царят распущенность и разврат? Шепот брюнетки поразил меня в сердце, точно стрелой.
Я уже молила Господа о том, чтобы этот пир как можно скорее закончился.
Продемонстрировав чрезвычайно приятную для меня галантность, Генрих с поклоном помог мне сойти с помоста и в последний раз вверил заботам матери. Охваченная страхами и тревогами, я тем не менее заметила, что троица английских дам тоже встала: они действительно входили в мое новое придворное окружение.