Джек давно привык к удачным стечениям обстоятельств и совсем не удивился, что хозяин оказался дома. Он жестом попросил служанку проводить его к Фарадею, и та повела его через весь дом. Джек знал дорогу, но следовал за ней.
Особняк был возведен двадцать лет назад отцом Роберта, Дэвидом Фарадеем. Это был великолепный дом, построенный в раннем георгианском стиле, с полами из бежевого мрамора в холле и паркетом в остальных помещениях. Стены были увешаны произведениями искусства пусть и не шедеврами, но всё же довольно славными. Прихожую украшали бронзовые бюсты на постаментах. Дом не мог похвастать чрезмерной обстановкой, но в гостиной лежал большой красивый кораллово-синий ковер из Персии, другие прекрасные ковры устилали полы музыкальной комнаты и кабинета. Большая часть мебели была сделана на заказ. С потолков свисали позолоченные люстры. За эти годы Роберт явно сколотил целое состояние.
Джек подумал об Эвелин, которая жила в доме почти без мебели и в отчаянии хотела нанять его, чтобы отправиться во Францию и забрать какие-то семейные реликвии. Судя по всему, она хотела их продать. И как мог муж Эвелин оставить её и их дочь в столь бедственном положении?
Он явно не исполнил свой долг по отношению к семьевпрочем, это было не его, Грейстоуна, дело. Он вздохнул, когда служанка постучала в дверь кабинета Роберта.
Увидев Джека, Фарадей расплылся в лучезарной улыбке.
Какой приятный сюрприз! воскликнул он, бросаясь вперед. Роберт был одет повседневно, в домашнюю куртку, в пепельнице горела сигара, а рядом стоял бокал французского бренди.
Обернувшись, Джек поблагодарил служанку, а когда она удалилась, закрыл за собой дверь. Кабинет представлял собой огромную комнату с целой стеной, занятой книгами, несколькими зонами отдыха и большим письменным столом, стоящим у окна, из которого открывался вид на бухту. Повернувшись к Роберту, Джек пожал ему руку.
Я только что вернулся из Роскофа. И решил заехать сюда по пути домой, потому что совсем недавно видел склад, битком набитый всевозможным шелком, какой нам не доводилось видеть с тех пор, как началась война.
Глаза Роберта просияли, он повернулся и налил Джеку бокал превосходного французского брендитого самого, который если Грейстоун и перевозил контрабандой, то только для себя. Роберт предложил и сигару, которую Джек с благодарностью принял. В эти нелегкие времена немного самого лучшего табака доставлялось из Виргинии или Северной Каролины и Южной Каролины, но, когда Джек затянулся дымом, улыбаясь от удовольствия, он понял, что эта сигара была произведена где-то ещё.
Неужели кубинская? воскликнул он.
Совершенно верно. Ты же знаешь, я буду в этом участвовать, усмехнулся Роберт. Полагаю, мы продадим твой шелк прежде, чем ты успеешь высадиться на этот берег.
Уж я позабочусь об этом, выдыхая дым, ответил Джек. Он начал расслабляться, ведь после пересечения Ла-Манша не было ничего лучше хорошей сигары и бренди.
Присядь-ка, дружище, предложил Роберт, отодвигая для него большое кресло с мягкой обивкой.
Джек уселся и, вытянув ноги в сапогах, сделал глоток бренди. Напиток был хорошо выдержанным, французским и просто превосходным. Роберт опустился в кресло напротив.
Я хочу попросить тебя о маленьком одолжении.
Слегка заинтригованный, Джек улыбнулся, выпуская клубы дыма.
Говори, не стесняйся.
Роберт тоже выдохнул солидное табачное облако.
Ты пока ещё не встречал мою племянницу, Эвелин дОрсе. Она недавно овдовела и живет с маленьким ребенком в Бодмин-Мур.
Джек мгновенно напрягся.
На самом деле я знаком с ней.
Он подозревал, что последует за этим, Эвелин наверняка подтолкнула дядю к тому, чтобы он поговорил от её имени.
Роберт, кажется, удивился, но спокойно продолжил:
Похоже, что её муж, который был моим другом, оставил её в довольно плачевном материальном положении. Я не могу этого понять, но, естественно, ониэмигранты, так что оставили большую часть имущества, когда бежали из Франции. Тем не менее, ей нужно как-то растить ребенка.
В его тоне звучало явное неодобрение.
Джек не мог ничего с собой поделатьон тоже не одобрял эту ситуацию, и Роберт только что озвучил его собственные мысли.
Эвелин уверяет, что муж оставил ей кое-какие ценности в их загородном доме во Франции. Она твердо намерена вернуть их, и она спрашивала меня о тебе.
Джек холодно улыбнулся. Неужели его сердце забилось чаще?
Она расспрашивала обо мне множество корнуолльцев, Роберт. Она исходила всю округу вдоль и поперек, наводя обо мне справки и сообщая всем и каждому, что хочет поговорить со мной. Дюжина приятелей уже предупредили меня об этом.
Она считает, что ты мог бы привезти эти фамильные ценности, Джек, сказал Фарадей, выразительно подняв густую седую бровь.
Джек состроил гримасу:
Роберт, то, чего она хочет, настоящее безумие.
Она глубоко опечалена, и я не могу осуждать её за неспособность мыслить здраво. Она очень любила дОрсе.
Джек чуть не поперхнулся бренди. Неужели она любила этого старика? Да возможно ли это? И какого черта это вообще должно его волновать? Надо же, а Джек предполагал, что это был брак по расчету, устроенный родственниками.
Он ведь был таким старым, что годился ей в отцы.
Да, он был намного старше, и, возможно, именно это привлекло Эвелинеё собственный отец был проходимцем, безответственным негодяем. И он бросил её. Эвелин доверили нашим заботам, когда ей было пять лет. С чего бы ей не влюбиться в Анри? Он обладал всеми теми качествами, которые напрочь отсутствовали у моего братабыл основательным, надежным и добропорядочным, и он предложил ей замечательную жизнь. Не говоря уже о том, что он влюбился в неё с первого взгляда. Роберт улыбнулся. Я знаю. Я присутствовал при этом. Видел всё своими глазами.
Джека так и тянуло сказать, что легко влюбиться в такую красавицу, как Эвелин, тогда как она, несомненно, влюбилась в немалое состояние дОрсе. Но Джек четко слышал каждое слово Робертаон и подумать не мог, что отец когда-то бросил её на произвол судьбы. Джеку оставалось лишь удивляться: оказывается, у них с Эвелин было кое-что общее.
Что-то ты насупился, заметил Роберт.
Ну да, это потому, что я согласен с тобой: дОрсе следовало позаботиться о жене и дочери, оставив им средства к существованию.
Джек не думал о своем распутном отце долгие годыон даже не мог вспомнить, как выглядел Джон Грейстоун, но сейчас стал размышлять о нем.
Отец предпочел игорные дома Парижа и Антверпена своей собственной семье. После его ухода мать никогда уже не была прежней и спустя несколько лет начала терять связь с реальностью. Она и по сей день нередко бывала рассеянной и непоследовательной, к тому же совершенно не понимала, кто её окружает. Сейчас мать жила с Амелией и Гренвиллом.
Но он всё-таки позаботился об их материальном положении, хотя и не самым обычным способом. В оставленном им сундукенебольшое состояние, сообщил Роберт.
Джек снова затянулся сигарой и погрузился в молчание.
Мне не показалось, что она знает об истинной ценности этого сундука, наконец сказал он.
Сундук, набитый золотом, это в любом случае настоящее состояние, не важно, небольшое или внушительное. Ты не согласишься привезти ей этот сундук?
Услышав о том, что сундук набит золотом, а не какими-то там семейными реликвиями, Джек чуть не закашлялся, поперхнувшись табачным дымом. Пока он пытался успокоиться, раздался легкий стук в дверь, и в проеме показалась голова Энид.
Здравствуйте, мистер Грейстоун. Я услышала, что вы здесь. Я не хочу прерывать ваш разговор. Мне просто хотелось поприветствовать вас и узнать, ужинали ли вы.
Джек уже успел подняться и склониться к её руке.
Леди Фарадей, простите мои дурные манеры! Но благодарю, что поинтересовались, я уже поужинал.
Энид неодобрительно вскинула бровь, метнув взгляд на Роберта и, судя по всему, выражая недовольство дымом в комнате.
Тебе стоит открыть окно, сказала леди Фарадей мужу.
Роберт пропустил её совет мимо ушей.
Вообще-то мы обсуждали Эвелин дОрсе, объяснил он. Ты уже навестила её?
Энид удивленно и с некоторой прохладцей взглянула на супруга:
Всю неделю собиралась сделать это. Обязательно навещу, как только смогу. С какой это стати вы с мистером Грейстоуном обсуждаете Эвелин?
Она недавно овдовела и оказалась в тяжелом положенииДжек согласен со мной.
Энид улыбнулась Джеку:
А я и не знала, что вы знакомы с Эвелин.
Джек расплылся в ответной улыбке:
Я познакомился с ней недавно.
Он держался спокойно, но всё ещё был ошеломлен словами Роберта. Значит, Эвелин старалась ради кучи золота? Ему следовало знать об этом! И ценности решили бы большую часть её проблем? Не то чтобы это было его дело
Энид выглядела ошеломленной, и Роберт счел нужным пояснить:
Она в тяжелой ситуации, и я надеялся, что Джек может помочь.
Что ж, она, разумеется, потеряла былое положение в обществе, заметила Энид. Но на вашем месте, мистер Грейстоун, я была бы осторожнее. Она невероятная кокетка. Большинство джентльменов увлекаются ею и со всех ног бросаются выполнять её просьбы в надежде заслужить её благосклонность.
Энид, укорил Роберт.
Смею вас заверить, я не нуждаюсь ни в чьей благосклонности, улыбнувшись, мягко ответил Джек, которого совершенно не волновал покровительственный тон Энид. И разумеется, он прекрасно помнил, как совсем недавно, поздним вечером, отчаянно хотел уложить Эвелин в постель.
Правильно, одобрительно кивнула Энид. Кроме того, я уверена, что после брака с дОрсе она попытается выйти замуж ещё разестественно, за кого-нибудь с титулом и состоянием. Полагаю, она вступит в брак ещё до окончания года. И следующий муж наверняка восстановит её финансовое положение.
Может быть, вы и правы, поддакнул Джек, оставаясь внешне безразличным. Впрочем, слова Энид его не удивили, ведь именно так и поступали вдовы вроде Эвелин дОрсе.
В её случае это не казалось бы необычнымснова выйти замуж, как только это будет приемлемым в глазах общества. И в этой ситуации Эвелин не нуждалась бы в его услугах, ему не требовалось бы мчаться во Францию и искать какой-то сундук с золотом. В сущности, Джеку должно было стать легче.
Тревельян, кажется, любил её, когда они были сущими детьми, вспомнил Роберт. А теперь онвдовец.
Большинству из нас он представляется чрезвычайно выгодной партией, но после кончины лорда Тревельяна он унаследует лишь титул барона. Сомневаюсь, что Эвелин вышла бы замуж за кого-то столь низкого положения в свете.
Джек с изумлением смотрел на них двоих. Он дружил с Эдом Тревельяном с детства и знал, что Трев до своей женитьбы был большим проказником, не пропускавшим красивых женщин, а его семья из поколения в поколение участвовала в операциях контрабандистов. Если бы Трев хотел, он мог бы стать капитаном своего собственного корабля, к тому же у него были средства, чтобы нанять любого контрабандиста.
Насколько я помню, Эвелин тоже нравился Тревельян, заметил Роберт.
Энид нахмурилась:
В самом деле? А как же насчёт Аннабелль? Она вот-вот останется старой девойей двадцать два.
Роберт вздохнул, а Джек попытался обдумать новые сведенияо том, что Эвелин отвечала Треву взаимностью. Не успел он спросить, когда же происходил этот старый роман, как Энид повернулась к нему:
Так чем же вы можете помочь Эвелин?
Графиня подумывает предпринять попытку вернуть кое-какие фамильные ценности, оставленные во Франции, пояснил Джек, понимая, что раскрывать все подробности дела не стоит.
Энид тут же встрепенулась:
Это кажется опасным, даже для вас. И вы собираетесь помочь ей?
Я ещё не думал об этом, солгал Джек.
Что ж, она умна и красива, и, если она хочет, чтобы вы помогли ей, не сомневаюсь, что вы в мгновение ока согласитесь сделать всё, что угодно, довольно пренебрежительно бросила Энид.
Джек в ответ лишь улыбнулся. Энид Фарадей просто не выносила Эвелин, и эта враждебность приводила его в некоторое замешательство. Конечно, красавицы вроде Эвелин невольно пользовались своим очарованием, чтобы обзаводиться друзьями и союзниками, и Джек не мог обвинять её в этом. Но он совсем не считал Эвелин расчетливой, коварной обольстительницей, какой, очевидно, считала её Энид.
Будьте осторожны в том, что касается неё, предостерегла Энид и удалилась.
Фарадей сжал его плечо.
Не обращай на неё внимания. Она всегда ощущала угрозу со стороны Эвелин, словно Люсиль должна была соперничать с ней, причем Эвелин об этом состязании даже не подозревала. Ах, женщины! вздохнул он. Надеюсь, в том сундуке действительно скрывается целое состояние. У Эвелин была тяжелая жизнь, а теперь у неё есть дочь, которую нужно как-то растить.
Джек раздавил окурок сигары.
Сомневаюсь, что мы когда-либо узнаем, сколько всего ценного в том сундуке. Энид права. Ваша племянница наверняка в ближайшее время снова выйдет замуж и забудет обо всей этой куче золота, которую дОрсе оставил ей во Франции.
«Или попросит об услуге свою старую любовь, Тревельяна», подумал Джек.
Роберт изумленно уставился на него, не веря своим ушам:
Так ты ей не поможешь?
Это слишком опасно.
Роберт всё так же недоверчиво смотрел на него.
Все, чем ты занимаешься, опасно. Ты делаешь деньги на опасности! И ты обожаешь красивых женщин
Джек почувствовал себя настоящим лицемером.
Это слишком опасно, твердо повторил он.
Я потрясен, признался Роберт. Я не сомневался, что ты ухватишься за шанс броситься в подобную переделку: удирать от нашего флота, ускользать от французской армии, доставить сундук с золотом для такой женщины, как Эвелин.
Джек скрестил руки на груди и пристально взглянул на него:
Ты просишь меня передумать?
Да, прошу, резко, без обиняков заявил Роберт.
Джек сохранял безучастное выражение лица, но в глубине души чувствовал себя маленьким мальчиком, который неловко съежился в углу классной комнаты.
Мы знакомы восемь лет, и это были хорошие восемь лет для нас обоих, напомнил Роберт.
Так я у тебя в долгу? задумчиво спросил Джек. Теперь его буквально сковало напряжением. Или это угроза?
Мыдрузья, решительно отрезал Роберт. Я никогда не стал бы тебе угрожать. Равно как не стал бы и намекать на то, что ты мне что-то должен, ведь мы оба процветаем благодаря нашему сотрудничеству. Нет. Я прошу тебя как друга помочь ей, Джек. Я прошу тебя, потому что тыджентльмен и человек чести.
Туше, хмуро бросил Джек, не найдя что возразить.
Глава 5
Эвелин отдала пальто ливрейному лакею, оглядывая просторный холл, в который её только что провели. Полы были мраморными, потолкивысокими, с огромными хрустальными люстрами. Красные бархатные кресла стояли по периметру комнаты.
На стенах висели произведения искусстваявно шедевры.
Дом впечатлял, и это её не удивляло. Приняв решение отправиться в Лондон и передать письмо для Джека Грейстоуна лично его сестре, Эвелин успела немного узнать о семье Педжет. Доминик Педжет был известной личностью в свете. Сын французской аристократки, он был ярым тори, настроенным категорически против французской революции и горячо поддерживающим войну Англии против новой Французской республики. Считаясь одним из богатейших пэров в стране, он вращался в самых высших кругах обществаи был приближенным Питта и представителей правящей элиты. Несмотря на славу самоуверенного упрямца, репутацию он имел выдающуюсяПеджет слыл патриотом и человеком чести.
Ходили слухи, что Педжет даже принимал активное участие в Вандейском мятеже во Франции. Вокруг шептались, будто он когда-то был одним из тайных агентов Питта.
Эвелин предпочла пропустить эти сплетни мимо ушей. Более интересным представлялось то, что Педжет женился на девушке, чье положение в обществе было гораздо ниже его. Эвелин знала это, потому что успела кое-что разузнать и о семье Грейстоун. Несмотря на то, что Грейстоуны могли претендовать на родовитое происхождение, уходящее корнями в дни завоевания Англии норманнами, их предки были нормандскими аристократами, они серьезно обеднели на многие поколения. Дела их имения целиком и полностью зависели от рудника и карьера, дававших средства к существованию. Дом, расположенный близ мыса Лендс-Энд в Корнуолле, на самом южном его крае, был заперт вот уже несколько лет. Глава рода Грейстоунов потерял свой титул век-другой назад, выступив на проигравшей стороне какого-то восстания.