Хью не мог с ней спорить. Да и что толку? Если женщина не считает тебя мужчиной, если думает, что ты еще мальчишка, значит, она тебя не уважает. А если что он и усвоил, имея дело с лошадьми, да и с людьми тоже, уважение нельзя вытребовать.
Он сталкивался с кучей народу, который не уважал его. Кто-то думал, что он грубиян и дурак, потому что не рядился в парчу и шелк, кто-то считал, что он тупица, потому что не заседал в Парламенте, а кто-то понять не мог, как можно находить удовольствие, пачкаясь и работая до седьмого пота с лошадьми.
Но никто из этих людей не вонзал нож в его сердце как сейчас.
Джорджина его не уважала.
Хью кивнул.
Потом отвернулся и достал ее шляпку. Набрал воздуху, вернул на лицо улыбку и повернулся.
Ладно, произнес он, имея многолетний опыт изображать перед сестрами радость на лице. Давай отправимся в деревню.
Хью, позвала Джорджина, когда он снова очутился на ее стороне стены.
Он мог судить по голосу, что она расстроена. Потому выжал еще одну улыбку, но не смог встретиться с Джорджиной взглядом. Вместо того Хью помог ей сесть в седло и привел Ришелье. Жеребец немедленно понял, что все забавы кончились и потрусил по дороге как благовоспитанное умное животное, каковым он, в сущности, и являлся.
Хью заставлял себя думать о коне, а не о женщине, ехавшей рядом 062ca0. Он переживет. Конечно, переживет. Пройдет все, словно громы и молнии, что проносились над ним, словно сон в ночи и с той же неизбежностью. Мгновенная яркая вспышкаи вот уже все исчезло.
Джорджина пыталась поговорить то на одну тему, то на другую, поэтому он наконец поддержал разговор и решительно вернул его к лошадям. А поскольку Джорджина мало что могла сказать по этому поводу, Хью поведал ей обо всех родословных своих конюшен, в том числе и тех, что в Шотландии.
В деревне Парсли имелась только одна мощеная булыжником улица, и из конца в конец ее запрудила веселая крикливая толпа. Вдоль улицы выстроились в ряд тележки, на которых продавалось всеот кукол до пирогов с мясом.
Хью подался вперед.
Ярмарка в самом разгаре. Не пройдет и двух часов, как здесь окажется каждый фермер.
Где мы найдем актеров?
В трактире, заявил Хью. Когда актеры не дают представление, они пьянствуют. И кроме того, я не позавтракал и не отказался бы от пары ломтей бекона.
Собственно, я тоже, созналась Джорджина.
Нам придется вести лошадей из-за толпы.
Ты имеешь представление, где постоялый двор?
Он помог ей слезть с лошади, тут же убрав с талии руки.
Был тут несколько раз с Финчбердом. В этой деревне лишь две достопримечательностипивная и церковь. Церковь вон там. Значит, мы пойдем в противоположную сторону.
И отправился туда, ведя лошадей. Хью волей-неволей замечал, что проходившие мимо женщины так и норовили улыбнуться ему, их сияющие очи призывно блестели. Какая-то черноволосая девица, дерзко вертя пышными бедрами, в открытую подзывала его, и он в ответ засмеялся.
Развлекаешься? раздался рядом голос.
Хью взглянул сверху на Джорджину. Она снова пришпилила шляпку, и он не мог ничего увидеть, кроме ее недовольно сморщенного носа. Господи. Не помешает сиятельной леди Джорджине узнать, что другие женщины считают его вполне подходящим мужчиной.
Да, довольно искренне признался Хью. Ты заставляешь меня чувствовать себя юнцом. Не более, чем дураком-молокососом. Поэтому да, я развлекаюсь ради собственного удовольствия. И улыбнулся во весь рот какой-то Иезавели с губами как вишни, восседавшей на краю тележки и болтавшей ногами. Она послала ему воздушный поцелуй и прокричала что-то, чего Хью не разобрал.
С тобой же рядом иду я, гневно заметила Джорджина. Эта же шлюшка видит, что я могла быть твоей женой!
Странный народ женщины. Они отзываются на мужчин, а не женщин. Будь здесь Дю Прейе, к примеру, ее бы ничуть не волновало, что он женат, в противном случае она тут же бы поинтересовалась, женат ли он.
Так ты
Будь я и в самом деле твоим спутником, разумеется, я не стал бы улыбаться другим женщинам, твердо сказал Хью. А каков в этом отношении был Ричард?
Он никогда не улыбался другим женщинам.
Ну разумеется. Так сразу и верится. Похоже, в жилах мужа Джорджи текла не кровь, а водица. И сейчас Хью задумался, что, возможно, Джорджина и на этот раз искала именно такого мужчину.
Хью вздохнул. Ее нелепое перышко скользнуло по его плечу. убыцшу Он видел только выбившиеся рыжие локоны и отдал бы все что угодно за то, чтобы притянуть ее ближе и поцеловать в носик. Похоже, всем было наплевать. На улице царила всеобщая сумятица и толчея, и никому не было дела до пары господ, ведущих в поводу лошадей по улице.
Вон «Черный лев», сказал Хью, кивнув на длинное приземистое здание.
Что за странный герб у них, заметила Джорджина.
На взгляд Хью он был похож на большую швейную булавку. От всей ситуации Хью корчило, как от боли. Такого ни один мужчина не мог терпеть, и пусть Джорджина считала его каким-то юнцом, Хью точно знал, кто он.
Мужчина. Мужчина, который нуждался в кружке пенистого пива.
Глава 22
Джорджина чувствовала себя совершенно разбитой и павшей духом. Словно пропасть разверзлась у ее ног. То же самое ощущение несчастья одолевало ее после смерти Ричарда.
И еще она по-настоящему не скорбела по Ричарду, не так, как как стала бы скорбеть по Хью, если бы он умер. От этих мыслей ей стало совсем худо.
Хотя она ему даже не жена.
И от этой ярмарки ей не становилось веселее. Крики разносчиков соперничали с воплями детей. Куда ни глянь, повсюду флаги, палатки и торговцы, продающие все, начиная с имбирного хлеба и кончая креслами-качалками. И, как кисло замечала Джорджина, большинство женщин посылали улыбки Хью.
Ни с того ни с сего Ришелье стал вести себя как самое идеально воспитанное животное. Он спокойно трусил к постоялому двору, с озабоченностью черепахи наблюдая, как детишки снуют туда-сюда. Конь, который сильно испугался какой-то бабочки получасом ранее, даже не дернулся, когда где-то поблизости загрохотал фейерверк.
Джорджину переполняло желание заставить Хью посмотреть на нее.
Ришелье ведет себя как ангел, похвалила она.
Хью взглянул на нее сверху совершенно дружески, даже как-то по-братски.
Разве? добродушно отозвался он, погладив Ришелье.
Джорджина проследила за лаской и поняла, что Хью не носит перчаток. И сейчас, подумав, не могла вспомнить, видела ли его в перчатках вообще когда-нибудь.
У Хью руки большие: размах пальцев вдвое больше, чем у Ричарда. И сильные, как и плечи. Руки, знавшие тяжелый труд и умевшие до всего дотянуться. Хью уже отвернулся и разговорился с каким-то человеком, который сидел, развалившись, перед трактиром. А Джорджина не могла отвести глаз от руки Хью, державшей поводья.
Руки мужчины.
А не мальчишки.
Запястье пересекал шрам, она только сейчас заметила тонкую белую линию на загорелой коже.
Что случилось с твоим запястьем? спросила Джорджина.
Хью услышал, но не обернулся, продолжая болтать, потом дал человеку монету и поводья лошадей.
Так, ерунда, беззаботно отмахнулся он.
Все улетучилось. Весь этот любовный пыл между ними, то, как Хью смотрел на нее, отчего Джорджина ошущала себя такой желанной, по-настоящему желанной впервые после ее замужества, все это ушло как ни бывало.
Следуя за Хью в переполненный постоялый двор, Джорджина чувствовала себя павлиньим хвостом. Все взоры обратились на Хью, потом все уставились на нее.
В трактире не было других леди.
Хью, позвала она.
И с трудом расслышала себя сквозь царивший вокруг людской гам, однако Хью сию секунду повернулся.
Да?
Не могли бы мы снять отдельную комнату?
О, да у них тут такого сроду не водится, сообщил он. Ты ведь не против?
Нет, еле слышно сказала она.
Прежде чем Хью подвел Джорджину к низенькому окошку, где они сели, у нее было довольно времени, чтобы понять: она не только здесь единственная леди, но и вообще единственная особа женского пола.
Стол почернел от времени и был испещрен выцарапанными инициалами посетителей. И не особенно чист. Джорджина не смела поднять глаза, поскольку на нее со всех сторон таращились мужчины, от чего она чувствовала себя не в своей тарелке. Они глазели с любопытством. И жадностью. Как будто думали
Похоже, они решили, что ты моя пташка, весело сообщил Хью. Им не постигнуть твой уровень изящества. Джорджина сглотнула. Не беспокойся. Никто к тебе не посмеет обратиться, пока я здесь. Появился трактирщик и одарил ее таким же взглядом, что и все остальные, будто она дорогая, но доступная особа. Завтрак, приказал Хью. Что у вас есть. Я голоден, и наверняка ее светлость тоже проголодалась. И нам очень нужно перемолвиться словечком с кем-нибудь из актеров, приехавших на ярмарку, если они здесь присутствуют.
Пьянствуют на задворках, коротко сообщил трактирщик и отошел, не проронив больше ни слова.
Джорджина опустила взгляд и обнаружила, что водит пальцем по какому-то вырезанному на столешнице слову.
Хрен, наклонившись, прочел Хью. Джорджина отдернула руку как ужаленная. В аккурат для леди, развеселяясь, заметил он.
На нем был простой черный сюртук, обтягивающий плечи. Шейный платок Хью снял, и вид его открытой шеи напомнил Джорджине о золотистой коже, таившейся под одеждой.
Это чуть лукавое поведение показалось глупым и неподобающим. Джорджина стянула шляпку и положила на пол у стула, а стек с кисточкой отдала какому-то мальчишке, оседлавшему ручку метлы. Тот взвизгнул от радости.
Джорджина сняла бы и дурацкий жакет, если бы могла. Он был чересчур тесноват для матроны, для вдовы. Наверно в нем она похожа на разодетую овцу, словно старушка, старательно пытавшаяся стать такой, какой ей уже не быть.
Так бы сказал Ричард. У Ричарда всегда были твердые понятия, что следует или не следует носить женщине. В сущности, самые лучшие их беседы касались женской одежды. Они бы пошли в театр и все представление шептались, обсуждая костюмы. Потом по приходу домой разобрали бы по косточкам, во что был одет каждый из зрителей.
При этих мыслях к глазам подступили слезы. Ричард неистово презирал женщин, из кожи вон лезших, лишь бы не признавать, что они стареют.
Джорджина так и слышала его в своем воображении, как он резко осуждает какую-нибудь бедняжку лет тридцати, опрометчиво надевшую платье с глубоким декольте. Не то чтобы и ей самой исполнилось тридцать, однако уже вдова. Она поежилась при мысли, что бы выдал Ричард о ее тесной амазонке и причине, по которой Джорджина ту надела. И лишь когда Хью окликнул ее, Джорджина очнулась.
Трактирщик вернулся с двумя тарелками, на которых высились горы яичницы и бекона. Он поставил перед господами тарелки и сказал:
Тут позади меня мистер Лир, великий актер. По правде сказать, лучше вам позволить ему присесть, а то он еще упадет, чего доброго. С самой зари пьянствовал.
Лир? повторила Джорджина.
На первый взгляд человеку, шедшему по пятам за трактирщиком, с трудом подходило шекспировское имя. Носил он кожаные отрепья и большие сапожищи с отворотами у колен. Впрочем Лир был из тех, кого не стоило недооценивать. Его губы растянула улыбка. И померещилось, что он из тех, кто мог бы с улыбкой на устах запросто убить.
Ага, Лир, как в величайшей из великих трагедий, поддакнул актер, усевшись на стул, на который жестом указал Хью. Благодарю покорно, милорд. Сейчас я скажу вам, прежде чем вы спросите меня, миледи, что я позаимствовал имя у короля, хотя он был королем, который чрезвычайно любил актерство, мог бы вам сказать. Как актер, я не имею особых причин выступать под своим именем, пока большую часть времени провожу за тем, чтобы представлять кого-то другого, поэтому отчего же не выбрать имя по своему вкусу?
Он был пьяницей. Очаровательным, наверно, давним пьяницей. Язык его чуть заплетался, и сидел Лир, развязно раскинув конечности, явный признак, что он пьян в стельку. И все же был красив, даже в свои пятьдесят с лишком, с высокими скулами и осоловевшими, но ярко блестевшими глазами.
Джорджине пришло на ум, что, возможно, так в жизни и выглядят королипреследуемые, подвыпившие и усталые.
Ты не знаешь, на какое время Финчли хочет назначить представление? спросил ее Хью.
Она отложила вилку. Завтрак, может, сервировали не так уж и изящно, но бекон был превосходен.
В восемь. Вас это устроит, мистер Лир?
Вы захватили нас в момент величайшего упадка, с ленивой усмешкой в голосе отозвался Лир. Мы закисаем и забываем наши роли. Впрочем, вряд ли вы ожидаете лучшего от труппы, попавшей в такую собачью дыру, как Парсли.
Эй, ты, вмешался вдруг возникший словно из-под земли трактирщик, попридержи-ка язык, когда ты у нас в Парсли, а то в два счета вышвырнем тебя за ухо как шелудивого пса. Не угодно ли господам, чтобы я принес что-нибудь выпить к мясу? спросил хозяин у Хью.
Мы всегда сможем импровизировать, сказал актер и мечтательно добавил:Вот так я начинал, знаете ли. Давненько, в Лондоне.
Пива мне и мистеру Лиру и стакан лимонада для ее светлости, приказал Хью. И в какой роли вы импровизировали? Всегда ли играете Короля или иной раз и Шута?
Вечно Шута и время от времени Короля, грустно признался актер.
Он поднял кружку с пивом и отпил.
Интересно, есть ли у вас пьеса, которая годилась бы для дня рождения маркизы Финчли? спросила Джорджина. Маркиз упоминал, что надеется на постановку «Двенадцатой ночи» Шекспира.
Вот эту не можем, уныло ответил Лир. Могу представить вам на выбор кровавые страсти вместе с трупами и подходящими песнями. Привидения, битвы, удавленницы, женщины-привидения, знаете, есть разница между привидением мужского пола и женского
И в чем же? заинтересовалась Джорджина.
О, привидения мужского пола одержимы местью, как полагаю, ответил Лир, снова прикладываясь к пиву.
А чем одержимы женщины? спросил Хью.
Придурочными песенками, ответил Лир. Миловашками. Да тем же, чем когда были живы. Болтаются и воют «Споемте иву, иву».
Иву? недоуменно переспросил Хью.
Песня из одной пьесы Шекспира, пояснила Джорджина. (Трагедия «Отелло»Прим. пер.)
А, Шекспир, с прояснившимся лицом воскликнул Хью. Если я вернусь привидением, то учту ваш опыт по части мужского-женского, за исключением пения. Уж лучше придурочные песенки, чем мщение.
Что такое «миловашки»? спросила шепотом Джорджина.
Укрывшись за кружкой пива, Хью засмеялся:
В точности, что ты и думаешь, милая.
«Милая»! Слово перевернуло ей сердце.
Можем изобразить «Битву кентавров», «Историю любви евнуха», стал перечислять Лир, или «Веселую трагедию Пирама и Фисбы». То или другое.
«История любви евнуха»? с сомнением в голосе переспросила Джорджина.
Пирам и Фисба, вмешался Хью. Евнух морально подорвет дух дня рождения, даже если упомянутый джентльмен поражен любовью. Завтра в восемь, мистер Лир. Дворецкого Финчли зовут Слак. Он будет счастлив показать вам театр, когда бы вы ни соизволили нагрянуть. Я только попрошу вас не появляться в театральных костюмах, когда прибудете в поместье, чтобы маркиза вас случайно не заметила.
Мы явимся, спрятав наши королевские бархаты и сияющие короны в сундуки. Миледи, милорд. Лир встал и без лишних церемоний откланялся.
Превосходно, сухо заметил Хью. Ну, наверно, мы здесь завершили все дела.
И не успела Джорджина понять, в чем дело, как он вытащил ее из таверны и снова забросил в седло.
Похоже, Хью направил лошадей к дому, но она не могла вынести эту мысль. Вообще-то, Джорджина сходила с ума от грусти, не говоря уже о гневе на саму себя. Хотя обдумать это не моглапросто не было времени.
Где бы нам найти яблоко для Ришелье? спросила Джорджина.
В конюшнях есть яблоки, ответил Хью, держа путь из городка.
Он попросту упорно стремился вернуться домой.
Ты не собираешься поучить его забавам? спросила она, толчком дав знать Элсбет, что ей хотелось бы поддержать Ришелье.
Наверно, нам всем хватит уже забав на сегодня, ты не считаешь?
Голос изменил ему, и тогда Хью посмотрел на Джорджину.
Ласковым веселым взглядом. Как смотрит друг. Словно проскочившая между ними искра уже ушла в прошлое 062ca0. Прошлое, которое Джорджина увезет домой на память, так же как память о ее браке. Чтобы вспоминалось темными ночами. И ей оставалось гадать, что пошло не так и что она могла бы сделать по-другому.