Вы издеваетесь, понимая, что он прав, я делаю последний решительный вдох и возвращаюсь в гостиную.
Не совсем, довольно улыбается Глебов и делает глоток кофе, который налил себе сам. Всего лишь пытаюсь тебя растормошить.
Я и так того дальше некуда. Несколько секунд отделяют меня от собственной дымящейся кружки. Подождите, вы же без сахараспохватываюсь, глядя на него.
Морозова, с тортом, да ещё и с сахаром? Не слишком сладко? И нет, он не о том, о чём я подумала.
Откуда, вообще, у меня около постельные мысли в отношении собственного препода? Причём те мысли, которые больше по панике, чем по желанию оказаться наедине. Хотя, если он разденется, я ведь увижу что там у него на руке?
Странное дело, но эта мысль отторжения не вызывает, одно любопытство, а память быстренько напоминает, что в футболках с коротким рукавом Глебова в универе не видели ни разу.
Мне как раз, пожав плечами, я снова отворачиваюсь, чтобы разложить торт по тарелкам и убрать остатки в холодильник.
Зачем приглашала, если я так тебя смущаю? Нет, он точно надо мной издевается!
Ничего меня не смущает, раздражённо. Просто
Просто что? отставляет Глебов свою кружку, напрочь игнорируя поставленный перед ним торт.
А вдруг вы мне соврали и завалите на экзамене?
Ой, дурна-а-я!
Мама бы так и сказала, но её тут нет, зато есть реально офигевший Илья Глебович, который смотрит на меня таким взглядом, что сразу понятносейчас сдать стало ещё сложнее. Как бы двумя пересдачами обойтись
И молчание затягивается не потому, что ему нечего сказать, а потому, что цензуры в этих словах, наверное, маловато.
Морозова, я кому-нибудь из вас, придурочных, хоть раз врал? Испытующий взгляд предполагает какой-то ответ, но откуда мне знать! До сегодняшнего вечера Глебов у меня воспринимался исключительно как часть универа. У меня сотни студентов, море потоков и десятки групп, но никто не сможет назвать меня лжецом.
И вот тут просыпается настоящий стыд.
Который не «Боже, я поцеловала препода на спор!», а «Убейте меня, пока ещё чего-нибудь не ляпнула!» Извиняться? Под таким-то, уверенным в моём идиотизме, взглядом? Как-то не тянет, хотя, наверное, стоит. Уже потому, что ничего сладко-извинительного у меня, кроме торта, не осталось.
Да, я нервничаю! Может, нападение и правда лучшая защита? Утром любимая кружка разбилась, потом заказчика не устроили загруженные на сайт картинки, дальше оказалось, что первой пары нет и знали все, кроме меня-идиотки. Ещё Разумовская не приняла контрольную для зачёта, а потом и этот идиотский спор, после которого всё вообще пошло непонятно куда!..
Вот уж точно не туда, не с тем и не для того.
Да брось, Морозова! Широко раскрыв глаза, я смотрю на веселье Ильи Глебовича. Спор-то тебя чем не устроил? Мне понравилось. Щёки снова краснеют, и вот вопрос, что я за дура двадцатитрёхлетняя, если смущаюсь от всякой ерунды?! Ты выиграла, наверное, даже что-то интересное На что хоть спорили, Морозова?
На диплом, буркнув, делаю глоток и только потом до меня доходит с кем я откровенничаю.
Не то чтобы преподаватели не знали как пишутся наши работы, но говорить об этом вслух в студенческой среде не принято.
Чей? неподдельно интересуется Глебов.
Если бы я проиграла, писала бы диплом Пермяковой. Гулять, так гулять, тем более, что диплом ей я всё равно делать не буду.
А в случае выигрыша? Илья Глебович подаётся вперёд.
Ничего, буркнув, я планирую отвернуться и занять чем-то руки, но он удерживает за запястье.
Меня пробивает электрическим разрядом до самого плеча, а от жара горячей ладони бросает в пот. И вот это от эмоций знобит или он всегда такой горячий? Подозреваю, что всё вместе, потому что прижиматься к его груди на парковке было жарко. Настолько, что это будет аукаться мне до диплома.
Подняв взгляд, я едва не давлюсь вздохом, спотыкаясь о глаза Глебова.
Морозова, я должен знать что тебе подарил. Поверь, моё любопытствострашная вещь, честно предупреждает он, так что я всё равно не отстану.
Свидание, выдыхаю я, опуская глаза.
Ладно, буду считать, что он меня пытал. Жестоко пытал пылесосом, тортом и собой.
А теперь, Морозова, по одному только голосу понятно в какую сторону меняется выражение лица Ильи Глебовича, скажи, что ты пошутила
Молчание накрывает гостиную и не сказать, чтобы напряжённое. Совсем нет. Скорее, изменчивое. В том смысле, что всё моё существо чувствует как меняется мнение Глебова о моих умственных способностях.
И кто этот счастливчик?
Никто. Посуда, она срочно требует моего внимания. И чайник тоже.
Значит, кто-то из вашихзадумчиво тянет Илья Глебович, оказавшийся проницательнее, чем должен быть. И кто там такой недоступный? Надеюсь, не Драхан?
С ума сошли?! Резкий поворот и резкий же выдох. Ещё чего не хватало, страдать по парню, который на сто процентов оправдывает все национальные анекдоты.
А кто там у вас ещё настолько выдающийся? Пока Глебов думает, у меня вертится вопрос поинтереснее.
Вы что, на самом деле помните всех своих студентов?
Это же нереально! У него только первых курсов вагонвысшая математика, один из его предметов, первые полгода есть во всех расписаниях.
Нет, Глебов снова сама честность, не только своих, чужих тоже многих.
Это сколько же?.. сипло начинаю я, но ему не до собственных суперспособностей, у него любопытство.
Морозова, не отвлекайся. Пока в моей голове сбоит калькулятор, он цепко осматривает меня с головы до талии, остальное скрыто барной стойкой. Только не говори, что речь идёт об этой отрыжке попсовых «Сумерек»?
В его глазах реальное разочарование, такого даже после новости о споре не было.
Что?
Пусть сравнение и такое себе, но на удивление точное. Глебов, придвинув кружку, делает несколько больших глотков, а я как дура смотрю на неожиданно крепкую шею.
Морозова, ты в курсе, что Велисов занят? вернув кофе на стол, поднимает он бровь.
А вы в курсе, что собирать студенческие сплетни непрофессионально? Моя тарелка летит в раковину, знать бы ещё когда я успела съесть торт Ничего, у меня ещё есть.
Да какие сплетни, если он с Пермяковой сосоткашлявшись, Илья Глебович продолжает: Обжимается на всех парах!
Поэтому мне и нужен шанс.
Можно подумать, он поймёт! Как же, у таких, как он не бывает проблем ни со свиданиями, ни со всем остальным. Пришёл, увидел, уложил, блин.
Ну-ну, обидно хмыкает Илья Глебович и поднимается, чтобы под моим удивлённым взглядом пройти в прихожую.
Что вы?.. Вы не съели торт! Почему-то именно этот фактор становится самым раздражающим.
Я, понимаешь ли, старалась, резала аккуратно, а не как обычно, а он просто берёт и уходит!
Я, в общем-то, наелся. Две секунды и этот Илья Глебович надевает тяжёлые ботинки. Дай куртку.
В смысле наелся? Это он сейчас о моей глупости или показалось? Обидно, когда взрослый опытный мужчина так отзывается о всех твоих девичьих грёзах. Может, и правда идиотских, но демонстрировать это прямо, вообще-то, необязательно!
Отбило твоими откровениями, с явным упрёком. Знал бы, что твои желания ограничиваются Велисовым, не стал подыгрывать.
О, а это была игра? ехидничаю я в ответ, но, напоровшись на взгляд Ильи Глебовича, осекаюсь. И молчу уже виновато.
В конце концов, каждый имеет право на своё мнение, даже если оно в корне неправильное.
Куртка, напоминает Глебов.
Что мне остаётся? Только заткнуть вылезшую некстати обидудо уровня его словесных перепалок мне ещё лет пять, и это по самым скромным меркам.
Да, сейчас.
Открыв дверь шкафа-купе, я снимаю куртку с плечиков и разворачиваюсь, не ожидая, что Глебов окажется прямо за моей спиной. Неловкого столкновения не ожидая тоже, от которого в собственных руках-ногах возникает путаница. Грация и реакция это в принципе не про меня.
И именно их отсутствие виновато в том, что я испуганно отшатываюсь, неудачно задеваю плечом зеркало и начинаю заваливаться. И мне бы опору, но дверь шкафа уезжает вместе со мной, только усугубляя идиотское, в целом, падение.
Морозова! Сильно, до боли перехватив за талию, меня сгребают в охапку. Жива, тридцать три несчастья?
Уже не уверена. Не тогда, когда Глебов фактически удерживает меня на весу.
Д-да.
Растерянное и перепуганное сознание забивается в дальний угол черепной коробки, в то время как наши с Ильёй Глебовичем лица разделяют пара жалких сантиметров. Настолько жалких, что я чувствую дыхание на своих губах и опускаю взгляд, чтобы убедиться, что в этот раз поцелуя всё-таки нет.
Мор-р-озова, выдыхает мужчина старше меня, наверное, раза в два, что ты делаешь?
И диспозиция меняется, доказывая, что там, на парковке, было ещё ничего.
Потому что сейчас Илья, который как бы Глебович, прижимает меня к стене. Исключительно для того, чтобы на ногах держалась, ага. И его хватка становится всё более многообещающей, в то время как мои руки безвольно висят вдоль тела.
Боюсь, широко открыв глаза, честно признаюсь я.
Дыхание прерывается и скрыть бы, но он настолько близко, что без шансов. У меня точно.
Чего?
На его лице нет улыбки, одно безграничное обещание.
Вас, Илья Глебович.
Как выговорилане знаю, чувствуя, что задыхаюсь под испытующим взглядом.
Неправильный ответ, Маша.
Усмешка. Короткий взгляд. И наши переплетённые пальцы рук, которые Глебов фиксирует над моей головой.
Перед тем, как показать каким бывает правильный ответ.
Глебов
Закрытые глаза, длиннющие ресницы, приоткрытые губы и прерывистое дыхание.
Что ты, кретин, делаешь?!
Шумно выдохнув, приходиться отпустить Машины ладони, отойти на шаг и поднять выпавшую из её рук куртку.
Спасибо за торт, глядя в расфокусированные зелёные глаза, я вылетаю за дверь.
Мысли все как одна альтернативно русские, но даже мат не помогает. Спуск по лестнице с двадцатого этажа тоже.
Хуже всего то, что непонятно как меня вообще могло переклинить. Особенно так. Особенно, после Данкиной измены. Хотя с ней последние пару лет всё было настолько хреново, что хоть закапывайся, чем я и занимался, не вылезая из универов и подработок, якобы, чтобы накопить на свадьбу. По факту же, чтобы не вступать в очередные разборки на одну из миллиона подходящих ей тем.
Подножка. Шлем. Ворота.
Медленные настолько, что ладони обжигает воспоминанием о хрупком податливом теле. И о нежно-розовых, обещающих какие-то невероятные открытия, губах.
Помог девочке? Решил, что в невинном поцелуе нет ничего такого? Вот теперь и разгребай. И такое, и не такое.
Чертыхнувшись, я подаюсь вперёд и вылетаю в недооткрытые ворота. Подальше от искушений, наивных студенток и незабываемого аромата сливочного крема на её губах.
Проходит неделя, наполненная любимой работой, выкидыванием лишних Данкиных вещей и отцовскими угрозами. Неделя после идиотского студенческого спора, о котором я успел забыть, пока не попал на ковёр к проректору. Вот так сразу, без лишних промежуточных инстанций.
Илья Глебович, вы прекрасный преподаватель, один из наших лучших, но поймите и вы нас, вздыхает немолодой уже, но подтянутый и, в целом, адекватный обычно проректор, факт ваших неформальных отношений со студенткой зафиксирован слишком большим количеством лиц, чтобы мы могли проигнорировать это дело.
И приходится объяснять то, что проректор знает без меняи о совершеннолетнии всех участников «неформальных отношений», и об идиотском споре, и о том, что парковка находится за пределами университета. Хотя, поцелуйся я с Морозовой на паре, отчитываться не пришлось бы вовсе, потому что, доложившая о «возмутительном происшествии», сорокалетняя, пуритански настроенная историчка этого бы и не увидела.
Не добавляет хорошего настроения и родительский звонок. Проблема назревала давно, да, но к тому, что отец перейдёт к прямым угрозам, я как-то не готовился. Конечно, Женька, в том самом предпоцелуйном разговоре предупредил, что вокруг моих счетов назревает нездоровая суета, но того, что родитель пойдёт ва-банк я не ожидал.
Не в этом году точно.
Но жизнь прикладывает меня темечком уже не первый раз и вряд ли в последний. Хуже всего, что в этот раз отец настроен решительно. И с его вчерашним «сделаю так, что ни один самый зачуханный ПТУ не возьмёт тебя на работу» приходится считаться. Потому что да, он может.
Вот только угрозы его мне давно до фонаря, главная проблема в другомотцу хреново. Настолько, что об этом мне приходится узнавать какими-то совсем кривыми путями. И вся эта история с шантажом и требованием приехать «ещё вчера» вполне может быть предвестником больницы, а то и
Тряхнув головой, я смотрю как студенты заполняют римскую аудиторию.
Чтобы отец взял и умер? Пф. Вот уж кто ни в жизнь не допустит такой радости партнёрам и конкурентам. И плевать, что последние двадцать лет мы не общаемся, это не мешает мне признавать, что человека с такой волей и характером ещё поискать.
Взгляд напарывается на ту самую Пермякову, вип-студентку отдельно взятой группы ибэшников. Интересно, что, вообще, было у неё в голове, когда она поступала на информационную безопасность? Красивые картинки из голливудских фильмов про хакеров?
А ехать всё равно придётся В этот раз точно, а, значит, надо заниматься билетами и прочей мутью. И как-то сгладить вопрос с невестой, на которую мама хочет посмотреть последние несколько лет.
Вот и Велисов, голубая мечта Маши Морозовой, садится рядом с Пермяковой, утягивая её в слюнявый поцелуй. Тощий, с длинной тёмной чёлкой и умным взглядом, Велисов бесит все эти семь дней. И в первую очередь тем, что разбирается в предмете.
Мне бы тоже как-нибудь разобраться так, чтобы обойтись минимальным ущербом, но что-то подсказывает, что в этот раз без подписанного договора отец меня не отпустит. Вот бы было чем его отвлечь Данка бы подошла, но теперь воспоминание о ней, с энтузиазмом скачущей на неизвестном мне мужике, вызывают только отвращение. Хотя сбить с толку родителей интеллектуальной, красивой и «достойной» девушкой классная идея. Как же, от меня ведь можно ожидать только бритую нимфоманку, готовую хоть с кем и хоть где.
Прозвучавший звонок перекрывает смешок. Пора начинать.
Поднявшись, я обхожу стол, присаживаюсь на него, и обвожу ироничным взглядом весь поток. И по одному только втягиванию голов в плечи могу сказать кто пролетел с допуском к зачёту. По всему выходит, что пролетели многие и почему-то жаль, что недовампир не в их числе.
Добрый день, уважаемые студенты. «Уважаемые», как и всегда, с откровенным сарказмом. Напомню тем, кто забыл, что сегодня у вас остался последний шанс сдать контрольные для зачёта. Особо рисковые, взгляд проходится по трём верхним рядам, могут попробовать найти меня в оставшиеся два дня по расписанию других групп. Этим отличившимся не обещаю ни хорошего настроения, ни приёма работ, но у вас ведь попытка не пытка
По рядам проносится насмешливый хмык, хотя от шутки тут ноль целых, хрен десятых. И эти, знающие меня пятый год, точно в курсе, но по-студенчески всё ещё надеются на чудо. Рассчитывать на халявуотличительная черта всего студенческого сообщества, жаль только, что и к преподавателям это тоже относится.
Кто готов к измывательствам на зачёте, можете пройти и оставить свои работы на столе. Хлопнув по столешнице слева от себя, я на всякий случай отхожу, пока эти не затоптали «одного из лучших преподавателей» в моём лице. Остальным смертникам сообщаю, что могу уехать в любой момент, так что в ваших же интересах озаботиться допуском к зачёту в ближайшие день-два.
В аудитории поднимается закономерный испуганно-возмущённый гул тех, кто собирался тянуть до последнего.
Тихо! Окрик разносится поверх топота спускающихся-поднимающихся ног. Время вам было дано
Извините за опоздание, вместе с открытой дверью вклинивается в общее безумие мелодичный голос Маши Морозовой. Можно войти?
Да, как в школе. Да, моя дрессировка, но так гораздо проще, чем первые пятнадцать минут отвлекаться на бесконечное хлопанье дверей. А ещё проще тупо запретить входить всем опоздавшим, и это мои студенты запоминают с первой же ошибки, ибо бесят. Они бесят, а опоздание Морозовой почему-то нет, удивляя как у такой наивной девочки хватило смелости явиться после звонка.
Заходи, Морозова, иронично отзываюсь я под взглядами удивлённых студентов, но имей в виду, что в следующий раз одним тор извинением не отделаешься.