А вы, стало быть, не желаете за своих отвечать, Берест вызывающе глянул на Люта.
Мы дело знаем только с ваших слов, ответил тот. Без послухов с другой стороны обид разбирать нельзя, это вам любой старец скажет. Ведь так, Чудиславе?
Старик кивнул и слегка развел руками: все так.
Ну, коли так, Воюн встал и обратился к Етону, повели, княже, нам в Киев ехать. Я мою дочь в беде не покину, голубку безвинную. Хоть за тридевять земель за нею поеду, коли о ней, кроме меня, отца, и порадеть некому.
Дойдем и до Киева, Етон кивнул ему. Такой род, как ваш, в беде оставить нельзя.
На тебя, княже, надеюсь. Ты слово давал быть ей вторым отцом, когда только родилась она на свет, и перстень свой княжеский в залог оставил!
На подвижном лице Етона явственно мелькнуло недоумение, но тут же он усилием воли, уже привычным, его подавил. С прошлого лета, когда он якобы возродился, ему нередко случалось удивляться, слушая о том, что с ним происходило в прежней жизни.
А ведь гости наши сей повести не знают, быстро найдя выход, Етон взглянул на киян. Поведай им, старче, оно ведь любопытно.
Воюн принялся рассказывать: как семнадцать лет назад старый Етон оставил его дочери перстень и обещал прислать жениха, как он уже после смерти старика выдал ее за Домаря из Драговижа. Да только замужем ей не привелось прожить и полугодапока однажды, в Полузимник, Унерад Вуефастич не пришел по дань
Слушая, Лют посматривал на молодого Етона, по лицу которого было видно: для него все это не менее ново, чем для киян.
Эх жаль задумчиво проговорил князь, когда Воюн закончил. Сколько лет я прежде не мог навестить вас, повидать тебя и дочь твою теперь уж я в силах в гощение сам поеду на другой год. Да деву Змей в когтях унес за темные леса Не печалься, старче! Он ободряюще улыбнулся Воюну. Слово мое княжеское крепче камня, это ты верно сказал. Вызволим дочь твою.
* * *
С этим бужане и отправились назад к Бересту на двор. Обещание княжеской поддержки подбодрило Воюна, но Плетина и его сородичи оставались мрачны. То, как быстро и буднично завершилась беседа князя с киянами, их разозлило и разочаровало. Берест был спокоен: его опыт борьбы с русью из Киева насчитывал десять лет, и он большого толка от беседы и не ждал.
Ну, а ты как? Когда все уселись обедать и разобрали ложки, Берест взглянул через стол на Плетину. Тоже к Святославу поедешь милости искать?
Что мне-то ехать, с досадой бросил тот. Сына моего он не воскресит. И виры не заплатит.
Не заплатит. На другой год приедут к тебе опять по даньты им снова будешь должен.
Плетина сжал губы, чтобы не выбраниться в чужом доме да за столом. Возразить было нечего. Сам Етон подтвердил: на будущий год русы снова придут по дань. И он, отдавший им жизнь сына и волю дочери, должен будет безропотно выложить на стол куницу.
Конечно, неторопливо прожевав кусок соленой рыбы, продолжал Берест, если бы нашлись мужи и отроки неробкие, что без княжьего изволения, сами решились бы свой суд творить Эти трое, он кивнул в сторону княжьего двора, бояре-то, не пустые ведь от немцев едут. Видал их обоз? Саней под сотню, а там небось чего только нет! Вино бочонками, соли, небось узорочья разного! Жеребцов ведут с два десятка, ты же видел? Сукна хорошего. Даже мечи рейнские могут быть.
Ну и что?
Поедут они восвояси по Моравской дороге. Вот я и говорю: если бы нашлось мужей храбрых десятка три-четыре
Да где таких удальцов взять? с недоверием спросил Плетина. У киян отроки конные, оружные.
А у вас будто оружия нет? Топоры, да копья, да луки. Вот наше оружие. Будет луков с два десятказадний их дозор одним махом снимем, и вот она, добыча наша.
Какой задний дозор?
Смотри. Берест отодвинул горшок с остывающей похлебкой и провел черенком ложки длинную черту по столу, обозначая дорогу. Поедут они, допустим, через лес. Они как ездят? Здесь передовой дозор, здесь сани, сзадиеще люди. Если сосен либо елей толстых подрубить два-три ствола и сбросить, чтоб обоз на части рассечь, то иметь нам дело придется только с задним дозором. А в нем человек с десяток всего. Если умело выстрелитьположим на месте. Все задние сани тогда наши. И лошади их.
Оба старейшины смотрели на него с разным чувством: один с тревогой, другой с изумлением.
Ты что, сват, взабыль хочешь в разбой податься? недоверчиво спросил Воюн.
А что жеспустить им смерть сына моего? горячо ответил Плетина. Чуры мне не простят. Хоть как, да посчитаюсь с ними. Может, повезет и не куницами я долг мой возьму, а как полагается
Нет, вы погодите! Воюн даже встал. Как же я с ними тогда поеду? Я ж хотел в Киев ехать
Ничего ты в твоем Киеве не добьешься! осадил его Плетина. Гляди, сам еще воротишься ли живым?
Так дочь моя там же! Да перебейте вы здесь хоть всех этихдочери моей это поможет разве домой воротиться? Как бы ей хуже не было. Разозлится Святослав за ваш разбойи ее сарацинам продаст. Нет, вы уж эти глупости оставьте. Нет моего вам согласья. Не удастся ваше делодаром головы сложите, а удастсярусов разозлите, на другой год Святослав придет и всю волость нашу выжжет, разорит, на дым пустит!
Плетина хотел возразить, но Берест, сидевший с той же стороны, тронул его под столом за колено. Он видел, что жреца не уговорить: привычка почитать покон и страх за дочь лишают его ратного духа. Другое делоПлетина. Мир с русами не мог ему вернуть погибшего сына. Как и сам Берест, он жаждал посчитаться с обидчиками хоть как-нибудь. Но похоже, с Воюном им уже не быть заедино. А стало быть, и знать об их замысле ему незачем.
* * *
Берест и его гости удивились бы, если б услышали, как русы между собой бранят Унерада и Болву не меньше, чем это делали сами укромичи.
Жаба ему в ротвозмутил, йотунов сын, всю Моравскую дорогу, а нам теперь здесь ездить! ругался Одульв, вернувшись в гостевой дом и снимая дорогой кафтан. Замужнюю бабу из дома у мужа на глазах уволочьтут тебе не Купалии, а Радята уж не отрок! Известное дело, дань собирать тоже умеючи надо. А они со Сфеней и с Икмошей хренами меряются, кто больше наберет, перед князем выделываются, угрызки, а как людям после них через эти места ездить и свои дела делатьим нужды нет! Один глаз ему выбили! Поделоммогли бы и два выбить! Теперь придет к бужанам в посадники человек поумнее, так еще пять лет будет это все его дерьмо разгребать, чтобы здесь толком можно было что-то взять. А, Свенельдич? Я прав?
Одульв к началу четвертого десятка уже заметно облысел, но в остальном, довольно рослый, начавший полнеть, с ровным носом, серыми глазами чуть навыкате и красивой русой бородкой выглядел весьма представительно. Дорогое платье с отделкой греческими узорными шелками сидело на нем, как родная шкура. Не в пример Люту, который в цветном платье чувствовал себя не слишком ловко, хоть и шили ему это платье очень умелые руки.
Мне здесь дани не собирать, Лют слегка двинул бровями. Етон меня ненавидит и жену мне до самой крады не простит.
Ну, ты жиное дело, Одуль осекся, сообразив, что упрек насчет уведенной жены можно отнести и к Люту. Етонову жену отсюда Святослав отослал, а тебе княгиня отдала.
Но что назад будем ехать, озираясь на каждый треск сучкаэто верно. Благо буди тому мужику укромовскому, что упредил. Как поедем, я в замыкающий дозор два десятка поставлю, пожалуй что.
Вечером явился княжий отрокпозвать Люта к князю.
Меня? Лют привстал, удивленный. Меня одного?
Просит князь Люта Свенельдича. Для тайной беседы.
Скажи, сейчас буду.
Под удивленным взглядом Одульва и вопросительнымОстрогляда Лют неохотно поднялся и потянулся к стене за кафтаном. Потом замер.
Не приодеть ли кольчугу? ответил он на эти взгляды. Чего угрызку от меня понадобилось на ночь глядя?
Был бы он бабой хохотнул Одульв.
Была бы на его месте Адельхейд, я бы бегом побежал. Но чего этому недобитышу от меня надоума не приложу.
Через княжий двор Лют прошел с тремя телохранителямиэтого требовало достоинство его рода и положения. Кольчугу он надевать все же не стал, но четвертого своего телохранителямеч-корляг с этим же именемповесил на плечевую перевязь. В этот поздний час гридница была пуста: бояре и старцы разошлись по своим дворам. Етон ждал гостя, сидя у стола на верхнем краю. Перед ним на столе горел глиняный светильник с двумя плавающими в масле пеньковыми фитилями, стоял кувшин, две серебряные чаши, на блюде лежали куски запеченной оленины, хлеб и белел сыр. Лют воззрился на это с удивлением: Етон был один, только Думарь, давний телохранитель еще прежнего Етона, привычно скорчился на ступенях престола, обняв длинными руками упертый в пол меч, и, похоже, дремал. Все выглядело как приглашение к самой дружеской, доверительной беседе. Но даже у Люта, не склонного впускать людей в душу, было мало знакомых, кому он доверял меньше, чем Етонову подкидышу.
В знак удивления подняв брови, Лют указал телохранителям на скамью у двери.
Подходи! Етон помахал ему, подзывая. Троих товарищей привелнеужто боишься меня?
Он улыбнулся, показав крупные белые зубы. Одного снизу не хваталопотерял в превратностях своей лесной жизни, а между верхними передними виднелась щельзначит, и одного из дальних тоже нет.
Лют посмотрел на него в упор, держа брови немного приподнятыминеужели не понимаешь?
Положено мне так, сказал он наконец. Они по восемь гривен в год получают, чтобы везде со мной ходить.
И в отхожий чулан тоже? хохотнул Етон.
Видно, хотел задеть. Лют не ответил и даже не переменился в лице. Хотя мог бы сказать: здесьда, и в чулан. Будто мало достойных людей именно в этом укромном месте закончили свою жизнь на чужом клинке! А тот вдвойне умен, кто способен учитывать чужой опыт.
Садись, Етон кивнул ему на скамью напротив себя.
Лют неспешно сел, привычно придерживая меч. Етон махнул кому-топодошла ждавшая поодаль девка-челядинка, взяла кувшин, налила в обе чаши какого-то светлого напитка: в полутьме Лют подумал, что вареный мед.
Ваши дары, Етон кивнул ему на кувшин. Попробуем, что за вино такое у Оттона варят.
Послы и правда поднесли ему три бочонка вина с монастырских виноградников на Рейне. Острогляд уверял, что греческое лучше, но Лют был с ним не согласен: надо думать, вкус греческого вина напоминал пожилому боярину подвиги молодости, когда они с Мистиной и войском гуляли по Вифинии. Но так или иначе, вино было дорогим товаром, и его, пользуясь случаем, послы закупили во Франконовурте сотню бочонков.
Етон взял чашу; Лют медлил, не прикасаясь к оставшейся.
Что? Етон глянул на него. Не хочешь пить со мной?
Лют выразительно покосился на девку, что стояла у стола, ожидая приказаний.
Ступай! Етон махнул на нее рукой.
Девка еще миг помедлила, поджала губы, потом с неохотой поплыла прочь. Взгляд, который она бросила на Етона, был весьма красноречив. Ну что же, он парень молодой
Лют выразительно осмотрелся, дабы убедиться, что больше их никто не слышит. Потом слегка наклонился к Етону и сказал, понизив голос:
Когда сидят такие друзья, как мы с тобой, чашу выбирает гость.
Старый Етон знал такие мелочи. Молодого Етона научить было некому: те, кто был для этого достаточно опытен, не знали, что якобы возрожденному князю не восемьдесят, а чуть больше двадцати. И многие случаи, которые настоящий Етон видел сорок раз, с его преемником происходят впервые.
У Етона вытянулось лицо: он понял, что Лют говорит это именно ему, которому чуть больше двадцати. У него как будто была слишком тонкая кожа и все его душевные движения немедленно проступали на поверхности, хотел он того или нет. Немало времени пройдет, прежде чем он выучится скрывать свои мысли. Если успеет. Однако сейчас он лишь стиснул зубы от досады, но проглотил наставление. Что он не тот прежний Етон, а лесной найденыш, он Люту прошлым летом сказал сам. Перед ним сидел один из немногих людей, перед которым не было смысла притворяться.
Ну, выбирай Етон снова поставил чашу на стол.
Лют помедлил, потом взял ту, которая и стояла ближе к нему. Не в пример Етону, у него покровы души были жесткими и сквозь них чувства не пробивались. Наоборот, если он хотел выразить что-то без слов, ему приходилось сознательным усилием приводить в движение мышцы лица. Но и сейчас, оставив позади свежесть юности, он умел улыбнуться так светло и располагающе, с оттенком лукавства, что легко внушал влечение женщинам и дружеское расположение мужчинам. Етон невольно засмеялся, хотя мог бы и рассердиться:
Думаешь, я дурак совсем?
А кто мне поручится, что ты умный?
Кто-кто Губить тебя мне толку нет. Жену из Киева уже не вернуть.
Лют качнул головой: жив он или нет, Величана в Плеснеск не вернется ни в коем случае. Мистина обещал ему полную безопасность для жены, что бы ни случилось с ним самим, а в слово брата Лют верил, как в прочность матери земли сырой.
Ты мне, мнится, живой полезнее будешь, продолжал Етон, отпив из чаши.
Лют снова приподнял брови, будто говоря: да ну? Это как? Он был куда менее находчив в разговоре, чем старший брат, но умением поддержать беседу без слов, пожалуй, его превосходил.
Мне нужна жена. Знатная. Етон невольно глянул на дверь, куда удалилась та девка. Если не княгиня, то хоть роду хорошего. Я и Святославу, и матери его, и Олегу деревскому сколько раз кланялся, да им не до меня. Сижу на столе княжеском, а сам все как отрок.
Лют слушал с невозмутимым лицом: почему киевские князья не торопятся подыскать Етону жену, он знал. Святослав еще отчасти надеялся, что могильный выползок однажды растает, как морок, и не стремился помогать ему завести законных наследников.
Я им говорю: жену мою в Киев забрали, так дайте мне другую! Сестру свою не хочет мне Святослав отдать. Просил Олегову внучкутоже не отдает. Говорят, Ольга ей ключ привязала, теперь она раба ее. Это правда?
Лют кивнул.
А я и позабыл, с воодушевлением продолжал Етон, что у меня здесь, у бужан, добрая невеста припасена! Воюн укромовский мне нынче напомнил. Я ведь знал, что суждено мне старым умереть и заново молодым родиться. Полсотни лет назад мне Один в тайности сие обещание дал. Потому я и перстень Воюну оставил, чтобы дочь не выдавал, ждал, пока я приеду удалым молодцем. Теперь она как раз мне в версту.
Лют хмыкнул с невольным одобрением: ловко придумано. Новый Етон и правда не дурак, хоть до старого ему, как зайцу до тура.
Это самая по мне невеста! увлеченно говорил Етон. Роду хорошего, старинного, в доброй славе. Собой, люди говорят, красавица, как заря ясная. Да вот незадачаи эту в Киев уволокли. Видно, у вас в земле Русской худо с девками, красивых не родится, коли вы на наших все заритесь!
Этот выпад Лют оставил без внимания. В Киеве красивых девок хватало, но не для Етона.
Я ее и увидеть не успела ведь у нее перстень мой обетный был, обручальный! Что с ней там, в Киеве? Ее Святослав замуж выдаст? Ведь не продаст же, коли она взята в тальбу, а не в челядь?
Я не знаю. Может, и выдаст.
Давай уговор. Етон положил руку на стол. Ты как в Киев воротишься, попроси, чтобы Святослав отпустил Воюнову дочь мне в жены. Она по праву моя, я с ней при рождении ее обручился! Пусть отдаст. А я тогда тебе все обиды прежние прощу и буду за брата почитать.
Лют не ответил, слегка катая в ладони чашу. Очень ему нужен такой брат, всю жизнь мечтал! И Етон не знает, что Святослав любит Люта немногим больше, чем сам плеснецкий князь. Неприязнь их имела весьма давние семейные корни, и если братья Свенельдичи обратятся к Святославу с просьбой, то он, скорее всего, поступит наоборот. Но этого Етону знать не нужно. Да и отвечать сразу отказом было бы неразумно: им здесь ездить каждый год.
Хотя С удивлением Лют обнаружил, что замысел Етона ему скорее нравится. Почему бы и нет, если подумать? Воюнова дочь достаточно хороша, чтобы стать для Етона водимой женой, и бужане примут ее как княгиню. Но и Киев от этого брака никакого урона не понесетЕтон породнится не с кем-то из других князей, а со своими же. Но тот, кто поможет это устроить, приобретет дружбу и Етона, и Воюна, человека весьма влиятельного на рубежах Деревской и Бужанской земли.
Если выйдет, что я ее из плена вызволю, отцу дочь возвращу, обо мне по всей земле слава добрая пойдет! убеждал его Етон. Хоть песню складывай: вдову молодую обидели, Змей в пещеру уволок, а я вызволил! Помоги мне, а? Ты у меня прежнюю жену забрал, ну да чуры с ней, я и вспоминать больше не буду. А то уж и не знаю, где другую искать.
Что с вашей вдовой делать, решает только князь. Я не знаю, что с ней сейчас, и не стану гадать, как Святослав думает ею распорядиться.
Но ты пообещай порадеть мне в этом деле, Етон подался к нему. Как вернешься, попроси ее у Святослава для меня. Удастся деловек будешь мне братом. Не удастся придется мне в другом каком месте о себе порадеть. Без жены мне ходить не пристало, я ведь не отроча.
На его лице отразилась надменность с примесью решимости. Пусть он и не имел права на жену покойного Етона Лют стиснул зубы от тайной ярости, вспомнив кое-что. От этих воспоминаний ему захотелось убить Етонавот этого, что сидит перед ним. И того, который давно лежит в безвестной могиле, тоже.