Что вам нужно? наконец спросил он.
Кажется, сегодня у вас здесь проходят музыкальные пробы? уточнила я. Я
Парень не дал мне договорить.
Здесь? усмехнулся он. Бэби, у тебя все в порядке со зрением?
Я осмотрелась. Да, я точно попала не туда. С виду помещение походило на склад, столько в нем было всякой всячины. Разнокалиберные коробки громоздились друг на друга, рискуя упасть на голову всякому неосторожному, кто невзначай толкнет какую-то из них. Посреди комнаты стоял стол, заваленный дисками и видеокассетами. Тут же находился компьютер, который с полным правом заслуживал расхожее определение «серый друг», потому что был покрыт толстым слоем пыли. Единственное окно вместо занавески было завешено паутиной, свешивающейся с рамы причудливыми фестонами.
В этот момент я пожалела, что попала сюда. Я была наедине с этим парнем, который не внушал никакого доверия. Дорогу назад я, разумеется, уже забыла, да и запомнить ее, по-моему, было совершенно невозможно. Я начала тревожиться, и как бы в ответ на эти мысли парень вдруг схватил меня за руку. Я попыталась вывернуться, но он сказал нечто совершенно неожиданное:
Рей.
Что? не поняла я.
Рей Сторм. Так меня зовут, пояснил парень, улыбнувшись. Улыбка оказалась на удивление приятной. Я провожу вас, куда надо. А здесь не студия, здесь я живу.
Боже мой, а ведь и правда здесь кто-то живет, поняла яв углу стоял хромой диван с наваленными на нем подушками и пачками газет. Стена за диваном вместо обоев была оклеена постерами.
Рей, продолжая держать меня за руку, повел по каким-то коридорам. Помню, что мы раза три свернули направо и столько же налево.
Старый дом, бросил Рей, поэтому и лабиринты такие.
Неожиданно он пропустил меня вперед и подтолкнул в спину, коротко бросив:
Вам сюда. И скрылся в неизвестном направлении. Я бы даже сказала, испарился, как Чеширский кот. Улыбка его, как мне показалось, еще долго висела в спертом воздухе студии.
Я очутилась в относительно чистом небольшом зале с рядами стульев и небольшой сценой. На стульях сидело человек десять-двенадцать, дожидающихся, когда можно будет блеснуть своими музыкальными талантами. Было видно, что все порядком нервничают, и я, особенно после встречи с Реем Стормом, исключения не составляла.
Уже в четвертый раз сюда прихожу, поделилась со мной молодая девушка с длинными белокурыми волосами в стиле Барби.
И как, успешно? поинтересовалась я, тщетно пытаясь унять свое волнение.
Не-а, протянула девушка. Ни разу не прошла. Но все равно своего добьюсь, буду петь! Я даже кроличью лапку купила, на счастье.
Ее упорству можно было только позавидовать. Сомневаюсь, что я, провалившись на пробах в первый раз, пришла бы сюда во второй. А уж в четвертый!
Пробы начались. Собственно говоря, ничего из ряда вон не происходило: просто желающие стать кем-то, чье имя было бы на слуху, а пока просто Джоны, Кены, Сандры и Джулии выходили на сцену и более или менее музыкально исполняли что-то: кто песню собственного сочинения, кто какую-нибудь известную, ктоаккомпанируя себе на гитаре, ктопод запись на диске, как и я.
Сьюзен Локридж, торжественно произнес невысокий лысый мужчина, сидящий в первом ряду за отдельным столом рядом с каким-то парнемсо своего места я видела только его затылок с длинными волосами. По-моему, это было жюри, хотя вид у парня, по крайней мере, со спины, был не слишком впечатляющий.
Моя соседка испуганно встала.
Скрести за меня пальцы, попросила она и явно на подгибающихся ногахв четвертый раз боясь ничуть не меньше, чем в первый, вышла на сцену.
Она уже набрала побольше воздуха и сделала знак парню, сидящему с аппаратурой сбоку сцены, чтобы он включал запись.
Постойте, Сьюзен, вдруг сказал длинноволосый парень, голос которого показался мне знакомым. Кажется, вы уже не первый раз приходите сюда.
В четвертый, еле выговорила моя соседка.
Но вам же было сказано еще в первый раз, что у вас абсолютно нет музыкального слуха.
Но я, пыталась защититься Сьюзен.
Простите, но вам здесь делать нечего, продолжал все тот же парень. У вас наверняка есть другие таланты, но в нашей студии вы не найдете им применения.
Сьюзен спустилась со сцены и печально побрела к выходу. Губы ее что-то шептали. Со стороны она была похожа на кающуюся грешницу, но я до сих пор подозреваю, что она просто-напросто шептала ругательства в адрес этого парня, этой студии, всех сидящих в этом зале и всего человечества в целом. Я ободряюще улыбнулась Сьюзен, когда та проходила мимо меня, но, по-моему, девушка этого не заметила.
Я печально посмотрела ей вслед. Чем, собственно, я лучше ее? У нее хотя бы есть упорство, она наверняка найдет себя. А я? Да я вообще тут никто, приживалка, не американка даже, несмотря на то, что уже два года как живу в Нью-Йорке. Нет, ничего из этой затеи не получится. Пусть Стэнли это и не понравится, но я лучше уйду.
Я поднялась, и в этот самый момент услышала, как произносят мое имя.
Кэтрин Кейт Катья Спрингс, немилосердно коверкая непривычное для американца имя, еле выговорил лысый. Я так и не согласилась поменять свое имя на американский эквивалент. Стэнли, хоть и не сразу, научился его произносить, хотя в устах мужа оно звучало мягче, чем мы говорим «Катя» по-русски, но для остальных так и оставалось труднопроизносимым.
Я остановилась. «Пока не поздно, можно уйти, ведь ты еще не вышла на сцену», мелькнуло в голове, но в это же время я медленно, не отдавая себе в этом отчета, пошла к сцене. Вот если бы Стэнли был рядом! Хотя нет, Стэнли часто не понимает этих колебаний: он-то в отличие от меня в полной мере гомо сапиенс, человек разумный, то есть, а во мне эмоции всегда одерживают верх над разумом. Так что сейчас придется справляться со своими страхами самой.
Включили запись. Встав перед микрофоном, я уже было приготовилась запеть и даже, кажется, рот открыла, как вдруг заметила, что за столом вместе с мужчиной, который объявлял меня, сидит Рей Сторм собственной персоной. Я чуть не поперхнулась от неожиданностивстреча с ним здесь после того, как мы столкнулись полчаса назад в темноте, окончательно выбила меня из колеи. Конечно, я пропустила свое вступление, а когда, по моей просьбе, запись начали сначала, из горла вместо пения вырвался какой-то слабый писк.
Внезапно Рей встал и два раза хлопнул в ладоши.
Пожалуй, сейчас мы объявим перерыв, твердо сказал он, а после того, как начнем снова, я надеюсь, что нашу конкурсантку, которая в первый раз вышла на сцену, вы поддержите аплодисментами.
Когда я, не зная, что делать, продолжала стоять на сцене, завидуя тем, кто уже спел, Рей внезапно подошел ко мне. Взял за руку и слегка сжав ее, сказал спокойно:
Не бойтесь. Я вполне понимаю ваш страх. Попробуйте вспомнить что-нибудь, что заставит вас забыть о нем. У вас наверняка найдется не одно воспоминание, которое до сих пор вас волнует. Подумайте об этом, забудьте о сцене и о тех, кто сидит в зале. Это вам поможет.
Самым свежим и сильным воспоминанием, которое меня взволновало, была неожиданная встреча с Реем в темных закоулках студии, и я не сказала бы, чтобы это окрыляло меня. Я вспомнила встречу со Стэнли, нашу с ним свадьбу, все то время, которое мы прожили вместе. Ничего, что взволновало бы меня по-настоящему, я, порывшись в памяти, не обнаружила.
И вдруг, из далекого уже прошлого, которое осталось в другой стране, я увидела перед собой очень ясно Костины глаза, смотрящие на меня так нежно, с такой добротой. Увидела догорающий костер и тепло-розоватые блики на его лице, почувствовала прикосновение его руки, услышала его голос, поющий ту самую песню. За несколько секунд я вновь пережила мою любовь. И тогда, дав знак, чтобы фонограмму отключили, вдруг сделала шаг вперед и запела:
Ты говорила, что мы будем вместе.
Я в это верил, верила и ты.
Но ветер, что сметает все на свете,
Разбил любовь, надежду и мечты.
Простым стекломвот чем была моя любовь
Пела я, конечно, по-русски, и ни одна душа в зале не поняла, о чем эта песня, но именно в тот день я услышала первые аплодисменты в свой адрес. Хлопали все. Парни и девчонки в джинсах и майках, пришедшие на пробы, взобрались на стулья и хлопали, высоко подняв руки над головами. Хлопал Рей, улыбаясь мне, вежливо хлопал маленький лысый мужчина, который так и не смог произнести мое имя правильно, хлопал нектоя так его и не разглядела, сидящий в наушниках с аппаратурой в углу сцены.
И только в то вечер я узнала, что Рей Стормизвестный нью-йоркский продюсер, который к тому же сам сочиняет песни для открытых им звезд.
* * *
У меня началась нелегкая и интересная жизнь. Дни проходили в работе. Рей подбирал для меня репертуар, то и дело устраивал мне прослушивания, встречи со стилистами, заставлял учиться профессионально танцевать.
И все-таки я была счастлива. За мои двадцать пять лет уже произошло столько поворотов, что иногда казалосья живу уже четвертую жизнь. Да, если посчитать, почти так и было. Моя жизнь до встречи с Костей, вся в мечтах и стихах, вторая жизньначиная с Костиного дня рождения и кончая разрывом с ним, третьяровная жизнь со Стэнли без сильной, может быть, любви, но полная своего тихого очарования. И вот теперь жизнь на сцене.
Я становилась «чуть-чуть знаменитой»: записала несколько синглов, и они разошлись по новым музыкальным сборникам. Мое имя стало мелькать в хит-парадах, обо мне заговорили. Конечно, я ничего не смогла бы добиться без Рея Сторма. Именно благодаря ему я стала той, кем сейчас являюсьпевицей Катей Спрингс. Он был очень требователен, не прощал мне ни одной ноты, которая, как ему казалось, была неверной, и наотрез отказался обрабатывать запись моего пения на компьютере.
И вот однажды, когда я пришла на студию, Рей объявил:
Через месяц у тебя будет первый сольный концерт. Будешь петь вживую. Никаких разеваний рта под музыку я не допущу, потому что ты способна на гораздо большее.
Когда наступил день моего первого концерта, я нервничала, как никогда. Стэнли разделял мое волнение, но сказал, что на концерт прийти не сможет, поскольку заключает важную сделку. Я не обижалась. С тех пор как я победила на конкурсе в студии, мы со Стэнли стали жить каждый своей собственной жизнью, вежливо стараясь не мешать другому. Нет, это вовсе не значит, что мы изменяли друг другу. Я уверена и, надеюсь, всегда буду уверена в том, что с тех пор, как вышла замуж за Стэнли, в его жизни нет, кроме меня, других женщин. Мне самой тоже никто, кроме Стэнли, не интересен как мужчина. Да, у меня появились друзья, которые помогают мне, у меня есть Рей, благодаря которому я становлюсь известной и, что даже главнее, благодаря которому я работаю. Я благодарна Стэнли хотя бы за то, что с его подачи больше не сижу в четырех стенах, а могу раскрыть себя.
Я надела серебристо-серое блестящее платье, сшитое специально к первому моему концерту. Потом подошла к зеркалу, поправила волосы. Выгляжу я хорошо, лучшего, наверное, и не пожелаешь. Слава богу, я не похожа на этих девчонок в потертых джинсах, намазанных, как индейские вожди, в самой что ни на есть праздничной боевой раскраске, и поющих песни, где розы удачно рифмуются с грезами и грозами, а любовь с морковью.
В этот вечер, исполняя одну за другой свои песни, видя отклик в глазах нескольких тысяч человек, пришедших ради меня, слыша их аплодисменты, я чувствовала себя счастливой. Мне казалось, что моя душаэто птица, которую я только что выпустила из клетки. Я пела, я раскрывалась, сломав наконец преграду сдержанности. Теперь я могла быть сама собой. Не русской, нагло затесавшейся среди американцев, не женой преуспевающего бизнесмена Стэнли Спрингса, не женщиной с разбитым, а потом наспех склеенным сердцем, а самой собой! Это ли не счастье?
В тот вечер я оставила свой автограф, наверное, на сотнях листочках из блокнотов. Приподнятое настроение не покидало меня и тогда, когда я давала интервью журналистам, падким на сенсации. Я знала, что уже завтрада нет же, уже сегодня ночьюзаговорят о русской девушке, которая смогла завоевать Америку.
И только когда я увидела слегка нескладного долговязого мужчину с невообразимо рыжими волосами, облаченного в черный костюм, скромно дожидавшегося, пока закончится интервью, незнакомого, но в то же время и смутно кого-то напоминавшего, я почувствовала, как холодок пробежал по моей спине. Радуга закрылась большой темной тучей.
Здравствуй, Катя! Своих не узнаешь? весело спросил он.
Это был Витька.
2001 ГОД
Константин шел к себе в номер с тяжелым сердцем. Сейчас ему предстоит крупное объяснение с Анжеликой, и, насколько он успел изучить жену, очень неприятное. Конечно, будет море слез, упреки в том, что он бросил ее, бедную и несчастную. Само собой разумеется, Анжелика скажет, что он ее не любит и не обращает на нее никакого внимания, несмотря на то, чем ей обязан. То, что Анжелика не поленится лишний раз напомнить это, только подольет масло в огонь: эту привычку жены напоминать Константин просто не переносил. Конечно, он не сумеет сдержаться и наговорит кучу грубостей, она не окажется в долгу, и
Константин уже подумывал, куда же ему пойти, если разразится новый скандал. К Витьке уже, конечно, не вернешьсяне надо портить личную жизнь человеку. Он уже наверняка позвонил тем двум девчонкам и теперь обещает им веселую жизнь в далекой России, заливает без стыда, без совести. Вот счастливый! Не ждет его дома ревнивая жена-скандалистка! Витькаубежденный холостяк и, наверное, навсегда им останется. Если бы и Константин мог относиться к жизни так же легко!
Глубоко вздохнув, будто хотел напоследок набрать про запас побольше кислорода, Константин вставил ключ в замочную скважину. Конечно, сейчас окажется, что Анжелика заперлась в номере на задвижку специально для того, чтобы не прозевать его приход и встретить мужа во всеоружии у самого порога. Такое уже бывало не раз, и Константин давно знал назубок сценарий ссоры вместе со всеми ее возможными вариантами.
Константин открыл дверь. Он ожидал все, что угодно, но только не этого. Анжелика сидела, съежившись, на диване в глубине комнаты и плакала. Когда она подняла голову, заслышав шум шагов Константина, все лицо ее было мокрое от слез. Наверное, она сидит так и плачет уже давно, может быть, с тех самых пор, как он ушел, хлопнув дверью. Никогда еще она не выглядела такой беспомощной и жалкой.
Горе ее было непритворно. Константин прекрасно знал, как Анжелика следит за собой и даже во время ссоры, конечно, заранее спланированной, не позволяет выбиться ни одной огненно-рыжей прядке из безупречно выполненной прически, если только это не несет смысловой нагрузки в ее сценарии. Анжелика, которая сидела сейчас на диване, вовсе не была похожа на ту, какую он знал. Только один раз на его памяти она была такой заплаканной: когда он пришел сказать о своем с ней разрыве четыре года назад. Как раз за день до этого Константин увидел Катю.
Нет, сейчас Анжелика вовсе не выглядела красавицей: слезы прочертили на ее лице извилистые мокрые дорожки, волосы рассыпались по плечам и спине в полном беспорядке, нос покраснел. Даже у красавиц, когда они плачут, носы краснеют. И даже распухают. На столике возле нее лежала почти пустая упаковка одноразовых платков «Клинекс»: смятые, скомканные, истерзанные салфетки валялись по всей комнате. Рядом с коробкой стоял стакан с водой и какие-то капли. Наверное, она пыталась успокоиться и не смогла.
Глядя на эту беспомощно сжавшуюся в комочек фигурку, Константин внезапно почувствовал острую жалость. Все-таки Анжелика ни в чем не виновата. Если бы он не встретил сегодня Катю, все было бы по-прежнему, этот день прошел бы, как обычно. Наверное, они повздорили бы по какому-нибудь пустячному поводу, потом помирились, и Анжелика долго и запутанно пересказывала бы ему какой-нибудь новый глуповатый фильм, который посмотрела, а он, немного снисходительно посмеиваясь, слушал бы эту «свежайшую свежатину» о храбрых героях верхом на лошадях или об очередном спасении Америки от нашествия инопланетянсудя по фильмам, инопланетяне всегда почему-то предпочитают нападать именно на эту странуможет, потому, что американцы привыкли считать себя средоточием вселенной? И вместо того, чтобы пойти на концерт и увидеть там Катю, Константин сводил бы Анжелику в ресторан, и она перестала бы дуться на него из-за того, что он держит ее взаперти.
И ведь, что ни говори, Анжелика действительно сделала для него очень многое. Неизвестно, кем он был бы сейчас, если бы не она. Правда, Витька с его, злым языком нет-нет да поговаривает о том, что этой ссоры с Катей на выпускном вовсе не произошло бы, если бы Костя с Анжеликиной подачи не увидел все совсем не так, как оно было на самом деле. Но это же Витька, а Витька может придумать, что угоднофантазией на свой лад он не обделен, хоть и толстокожий невероятно и совершенно не умеет сочувствовать.