В класс заходить не хотелось, однако пришлось сделать это. В коридоре меня заметила Атом, отругала и велела идти на урок.
Я открыла дверь и, извинившись, села на свое место. Ольга Владимировна не стала мне ничего говорить, просто кивнула. Наверное, решила, что я задержалась случайно.
Литература прошла относительно спокойно. Я чувствовала на себе недобрые взгляды и слышала шепотки, которые классная руководительница то и дело пресекала. Я знала, что одноклассники смотрят на меня и обсуждают. Было больно, что девочки, с которыми я подружилась, так легко отказались от меня, но я была благодарна Диларе, что она нашла в себе силы что-то мне объяснить.
Пару раз мне в спину прилетали бумажные шарикикто-то плевался мне ими в спину. Правда, один раз шарик прилетел не в меня, а в дружка Барсова, который сидел рядом с Диларой. В того самого, с короткой стрижкой и с хулиганским выражением лица.
Охренел? на весь класс злобно осведомился он, повернувшись назад. Я тебе сейчас эту бумажку в задницу засуну!
Костров, что за лексикон?! возмутилась классная руководительница. Немедленно отвернись! Еще раз услышуу тебя будут проблемы.
Это у них будут проблемы, если еще раз в меня чем-то кинут, пообещал друг Барсова. Больше в меня никто шариками не пулялся. Видимо, испугались, что снова попадут в Кострова.
В конце урока мне пришла записка.
«Ты от нас не убежишь», было написано в ней.
Я оглянулась и увидела, как подружки Малиновский нагло ухмыляются, и демонстративно разорвала бумажку на части. Их улыбочки померкли.
Бойкот продолжался весь учебный день. Меня продолжали не замечать, при этом шепотом обсуждая. Подружки Малиновской больше не искали меняДилара была права. Они боялись открывать боевые действия там, где были камеры и свидетели. Такие трусливые мрази, как они, привыкли нападать, оставаясь с жертвой наедине.
Последним уроком было обществознание. Весь класс стоял под дверью кабинета, но после звонка учитель так и не появился.
Давайте свалим? предложила Малиновская скучающим тоном. Все равно скукота.
Кому это общество тупое нужно? подхватила ее подружка подхалимским тоном. Я хотела сказать, что мнея сдаю экзамен по обществознанию. Да, думаю, не только я одна. Но народ промолчал.
Так, уходим! заявила Малиновская. Какого фига мы этого старого чмошника ждать должны?
Ее поддержали подружки и несколько пацановиз тех, кому не нравилось учиться.
Нас накажут, если уйдем, нахмурилась староста. Помните, как в прошлом году было?
Камон, вам это надо? Ну сидите, если хотите, пожала плечами Лика. А мы пойдем на крышу тусоваться. Если чмошник придетнапишете, ясно? Народ, кто с нами?
Закинув на плечо сумку, Малиновская с видом королевы первой направилась в сторону лестницы. За ней потянулось большая часть класса. На крышу подниматься не разрешалось, но у Малиновской откуда-то были дубликаты ключей, поэтому она время от времени тайно туда проникала.
Человек десять осталось стоять у кабинетав том числе староста и девчонки, с которыми раньше я хорошо общалась. Странно это словораньше. Еще вчера мы весело болтали и переписывались, а сегодня они меня сторонились, как прокаженную. Только Дилара время от времени испуганно на меня смотрела. Ей было стыдно и страшно одновременно.
Историк, который вел общество, так и не пришел. Наташа ходила в учительскую, и там завуч смогла дозвониться до негооказывается, историк попал в аварию по дороге в школу. Слава богу, с ним все было хорошо, но у него не сразу получилось связаться с руководством.
Мы отправились по домам. А завуч даже не заподозрила, что большая половина класса ушла на крышу.
Забрав из шкафчика одежду, я вышла на улицу. Внутри было пустото, чего я больше всего боялась, случилось. Я стала изгоем.
Мне казалось, что Малиновская и ее свора догонит меня на улице, и то и дело оглядывалась, однако ничего плохого не произошло. Они не пошли следом за мнойпросто стояли рядом со школой и весело кричали:
Крыса! Крыса! Мы тебя поймаем, крыса!
Чтобы не слышать этого, я показала им средний палец, торопливо сунула в уши наушники и ускорила шаг. Домой я добралась без приключений, разогрела обед, поела, не чувствуя вкуса. Мамы не было, и я включила музыку, пытаясь отвлечься от плохих мыслей. K-pop играл на всю квартиру, и я даже пыталась потанцевать, но ничего не получалось. Страх и ярость съедали меня изнутри, драли сердце острыми когтями, разрывали душу на части. В голове крутился вопросза что? Почему именно я? Что я такого сделала? И кем они себя возомнили?
В соцсети мне пришло несколько сообщений от чьих-то фейков. «Крысы должны получать свое», было написано в одном. «Только крысы могут уводить чужих парней», гласило второе. Отвечать я не сталаудалила. Пошли к черту, до их уровня опускаться не буду!
Забыв о том, что напротив живет Барсов, я забралась на широкий подоконник, как любила делать это дома, откинулась спиной на стену и согнула ноги в коленях. Мыслей не былоя просто бездумно слушала музыку. Так продолжалось час или дване знаю. Небо рассекали самолеты, и я провожала их глазами, мечтая оказаться на борту одного из них.
Вспомнился папа. В какой-то момент мне захотелось заплакать, и я закрыла лицо, дав волю слезам, но быстро взяла себя в руки. Я не должна расклеиваться из-за каких-то придурков. Они меня не сломают.
Я выключила музыку и привела себя в порядок. Хотя мама, которая приехала из торгового центра, сразу заметила, что я плакала.
Что случилось, Полинкин? грустно спросила она. С мальчиком поссорилась?
Да с каким мальчиком, мам? вырвалось у меня. Причем тут вообще мальчики?
Как будто у одиннадцатиклассницы проблем других быть не может.
Что с тобой? нахмурилась она. Почему плакала? Что произошло? Тебя кто-то обидел?
Просто Скучаю, соврала я. Мама не должна знать о моих неприятностях в школе. По дому, по бабушке, по коту. По девчонкам своим!
Ох, малышка. Мама вздохнула и обняла меня. Понимаю, тебе трудно, но так получилось. А все, что ни делается, к лучшему.
Можно, я уеду? прошептала я, обнимая ее в ответ. Когда утешают, сложно быть сильной. Пожалуйста, можно я уеду?
Полинкин, ну ты чего? Мама вытерла слезы с моих щек. Какое уеду? Мы только приехали.
Я вернуться хочу домой, мам.
Теперь тут твой дом. Смотри, как Андрей постарался для нас! Купил большую квартиру, определил тебя в хорошую школу! Тут и университет лучше! И возможностей больше! Мы для тебя стараемся! Не капризничай.
Для меня?
Нет. Это для Андрея. Ему так удобнее. А мама не может без него.
Из-за ее слов меня будто переклинило. И я не смогла сдержать того, чего не должна была говорить.
Ты переехала, потому что так захотел твой муж. Меня ты не спрашивала, хочу я этого или нет.
Полина!
Он у тебя царь и бог, твой Андрей. Только его и слушаешь! Он захотелмы уехали. А обо мне ты подумала? Каково мне будет переходить в новую школу в одиннадцатом классе? А о бабушке? Кто ей поможет, если что-то случиться? У нее только мы были!
Да что случилось? не выдержала мама.
Ничего не случилось! Просто я хочу вернуться! Хочу увидеть бабушку! Кота своего! Хочу к папе сходить! Хочу прежнюю жизнь! Ты все испортила!
Не смей так разговаривать с матерью, вдруг послышался холодный голос Андрея. Он почему-то вернулся домой раньше времени. И все слышал.
От его тона у меня внутри все похолодело и я обернулась. Отчим стоял на пороге, в своем идеально выглаженном деловом костюме и смотрел на меня с ледяным презрением. Мне стало не по себе.
В моем доме с моей женой ты так разговаривать не будешь, все тем же пугающе спокойным голосом сказал Андрей.
Она еще и моя мать, тихо сказала я, и его глаза яростно блеснули.
Перечишь? Мне следует тебя по-отечески наказать.
Ты мне не отец, вырвалось у меня. И это была большая ошибка.
Вот как? поднял он бровь и медленно стал надвигаться на меня. Ярость в его глазах была такая, будто бы я его оскорбила. Я испугаласьвдруг решила, что он ударит меня.
Андрей! испуганно воскликнула мама. Ты что собрался делать? Не трогай Полину!
Она встала между мной и ним, загораживая меня спиной. Андрей усмехнулся и расслабил галстук на шее.
Не смей ее трогать!
Дана, ты меня разочаровала. Ты так защищаешь свою дочь, будто боишься, что я сделаю ей что-то? Вот как ты ко мне относишься, да? Не доверяешь?
Мама растерялась.
Андрей, я
Дана, ты действительно решила, что я ее ударю? вкрадчиво спросил Андрей. Нет, дорогая. Я не трогаю детей и женщин. Но, как я понял, ты думаешь обо мне иначе. Что я из тех уродов, которые могут поднять руку на ребенка. Это так мило. Видимо, я действительно произвожу впечатление такого человека. Заслужил.
С этими словами отчим развернулся и ушел. Мама побледнела.
Андрей! Ты не так подумал! Андрей, вернись! она побежала за ним, но не успела. Хлопнула входная дверь. Отчим ушел.
Мама вернулась в гостиную сама не своя. Я к этому времени немного успокоилась, а вот она, напротив, едва не плакала. Андрей слишком сильно влиял на нее. И я все больше убеждалась, что их отношениянездоровые.
Мам
Он ушел, безжизненным голосом сказала мама и направилась в спальню.
Мама, я не хотела!
Дай мне побыть одной. Хорошо?
Мама! Прости меня!
Я обидела его, оскорбила, вдруг сказала она и взглянула на меня глазами, полными слез. Вдруг он больше не вернется? Что я тогда буду делать?
Глупости, мам! Он просто тобой манипулирует! воскликнула я.
Не говори так о нем. Он старается ради нас! Ради тебя и меня!
Она ушла, а я осталась в одиночестве, не понимая, что делать. Вернулась в свою комнату и, не став делать уроки, легла в кровать. Одиночество было таким острым, что слезы вновь наворачивались на глаза сами собой. Но плакать я больше не сталарешила быть сильной. А что делают сильные люди в любой непонятной ситуации? Идут спать. Так всегда говорила бабушка.
Андрей пришел поздно, почти ночью. Я проснулась из-за того, что они разговаривали на кухне и осторожно прокралась по коридору, пытаясь понять, помирились они или нет.
Помирились. Они сидели друг напротив друга, мама тихо плакала, а Андрей держал ее за руку и тихо говорил:
Дана, пойми, ты выставила меня чудовищем. Бросилась защищать ее, будто бы я мог что-нибудь сделать ей. Но я ведь не такой.
Любимый, я не специально! Это материнский инстинкт, понимаешь? Защищать своего ребенка.
Понимаю. Ты хорошая мать, Дана. Но не надо защищать своего ребенка от меня. Я не чудовище. Я принял тебя с твоей дочерью и пообещал воспитать ее. И все делаю для тебя и для нее.
Прости меня, прошептала мама. Я не хотела тебя обидеть. Я не знаю, как так вышло. Ты не чудовище.
Конечно, не чудовище, кивнул Андрей. Иди ко мне, Дана. Ты для меня все.
И ты для меня все, повторила мама и всхлипнула.
Он обнял ее, а она доверчиво уткнулась лицом ему в грудь. А я так же тихо ушла обратно в свою комнату. С одной стороны я была рада, что мама помирилась с Андреем, а с другой Он напоминал мне змея-искусителя, который перекладывал всю вину с себя на нее. Делала ее виноватой во всем, выставляя себя героем-спасителем.
Отчим ни разу не назвал меня по имени. Она, ее, для нее. Как будто бы он забыл, что меня зовут Полиной.
Глава 19. Одинокие сердца
В школу Барс не пошел. Позвонил классной, наговорил, что заболел, лежит с температурой и кашляет.
Вообще в таком случае ученики должны были нести либо справку от врача, либо записку от родителей, но Ольга Владимировна знала, что родителей у него нет. И разрешила не приходить. Она вообще была наивной, хоть и казалась строгой. Барс порой даже не чувствовал, что классная старшеона казалась ровесницей, которую поставили главной среди них. Но Ольга Владимировна была единственной учительницей, которая ему нравилась. Потому что заступалась за него.
Все знали, Дима Барсовхулиган, шпана, неблагополучный. И с него взять нечего, кроме наглых выходок. Его ненавидели, но терпелипросто потому, что его отцом был тот самый Владимир Сперанский, и директор взял его в школу только по его личной просьбе. А Ольга Владимировна пыталась не только терпеть, но и помогать.
Вообще Барсу плевать было на ее помощь. Он сам кому угодно поможет, если надо будет. Нов глубине души все равно было приятно, что классная заботится о нем.
В ее класс он перешел пару лет назад, после того, как в старой школе участвовал в массовой драке. Такие называют стенка на стенку. Взрослые тогда решили, что онглавный зачинщик, и Старик был в ярости, потому что драку сняли на телефон, выложили в сети и отправили в местный телеканал. Он в то время баллотировался в депутаты Заксобрания, и это могло повлиять на выборы. Разумеется, его имя всплыломол, незаконнорожденный сын Владимира Сперанского пошел в отца, организовывает побоища среди подростков и вообще полный моральный урод. Да и сам Сперанский в девяностые непонятно чем занимался, а теперь считается добропорядочным бизнесменом. Еще и депутатом стать хочет.
В итоге дело замяли. Старик все-таки стал депутатом. А Барса перевели в новую школу, где Ольга Владимировна принялась перевоспитывать его. Даже как-то вызвала отца в школу. Но после того, как он при ней ударил Барса, поняла, что лучше Сперанского не трогать. Только хуже будет. И Барс был благодарен ей за то.
Надеюсь, ты не врешь и действительно болеешь, сказала классная напоследок, а Барс только хмыкнул. Врал, конечно. Но у него сегодня крутая подработка былане до школы. В «Галактике» открывался новый крутой гипермаркет, и нужно было кучу всего перетаскатьза это обещали двойную оплату.
Он оседлал байк и домчался до торгового центра за четверть часа. Переоделся в рабочие штаны и куртку и вместе с остальными мужиками направился к машинам. Однако его поймал какой-то лощеный тип в модном пиджаке и с усами, как у сутенера. Видать, кто-то из руководства. И въедливым тоном поинтересовался:
Тебе восемнадцать-то есть?
Есть, невозмутимо ответил Барс. Он знал, что выглядит старше своих лет. Еще и в спортзале качается.
А ты уверен?
Еще бы.
Паспорт покажи, потребовал он.
На работу документы не беру.
Все в порядке, Антон Валерьевич, вмешался старший грузчикмужчина в возрасте, которого Барс уважал. Взрослый он. Не переживайте.
Ну смотрите, недовольно сказал Антон Валерьевич, чье имя у себя в голове Барс уже вполне интересно срифмовал. Мы несовершеннолетних не нанимаем.
Он ушел, а старший грузчик потрепал Барса по плечу.
Давай-ка работать, парень. Знаю, что школьник сопливый, но ты это, в университет-то поступи. Не всю жизнь тяжести ведь таскать, верно?
Барс пожал плечами. Про универ он не загадывал.
Домой он приехал уставший, как пес. Покормил животных, выгулял Лорда, себе, по обыкновению, купил шаурму. Сидел на подоконнике, пил энергетик и смотрел на окна синеглазки. Она тоже сидела на подоконнике, но его не видала. Сначала Барс не понимал, что с нейдаже обидно стало, что не замечает. А потом увидел, что она закрыла лицо руками. И, кажется, стала плакать.
Барсу стало не по себе. Он вообще не любил, когда девчонки плакали. Сразу вспоминал слезы матери и злился. А тут растерялся. Внутри откуда-то взялось желание успокоить синеглазую, но как ему это сделать? Да и вообще, он что, должен ее успокаивать? Она ему никто.
А может, ее обидел кто-то?
«Стоп, сам себя мысленно прервал парень. Девчонки все время плачут из-за ерунды. Эта не исключение».
Перед сном он все же взял лист, черный маркерединственный в доме. И написал крупными буквами: «Плачут только дуры». Потом понял, что звучит грубо, взял другой лист, подумал еще немного и написал другое: «Сильные не плачут».
Черт, фигня какая-то, вслух произнес Барс, а Обед, явно выражая с ним солидарность, принялся драть лист когтями. Лорд тут же поддержал его гавканьем.
Тихо! велел Барс. Сейчас всех соседей перебудит своим лаем, они опять к нему жаловаться придут.
Пришлось писать третий раз.
«Не плачь».
Он прилепил лист к окну и пошел спать. Синеглазая вновь снилась ему. Сидела у него на коленях, обнимала за шею и смеялась. От нее пахло солнцем и виноградомэто был далекий запах из детства, когда Барс с матерью был на Кубани у дальних родственников, у которых был свой сад.