Не помогает, изрекаю я, душа в себе желание закатить скандал.
Подруга непонимающе фыркает и втягивает в себя через тонкую соломинку клубничный коктейль.
МмЧто?
То, что ты постоянно критикуешь меня, не помогает. Давай ты просто помолчишь?
Я просто хочу тебе сказать, Лин, что «профессор-заяц» могла бы думать, прежде чем раздавать поручения.
Закатываю глаза на ее замечание. Мне и так это понятно, но поделать я все равно ничего не могу.
Погоди, что за заяц?
Джемма машет ладонью, как будто ее кличкачто-то само собой разумеющееся.
Ну, ты ведь обратила внимание на ее передние зубы, да?
Она загибает все пальцы правой руки, кроме указательного и среднего, изображая ими зубы Лучианы Корсини. Не удержавшись, я прыскаю со смеха. Убираю ее ладонь вниз, Джемма не возражает. Она искренне улыбается, задержав на мне взгляд, а потом кивает подбородком на мою тетрадь для заметок. Подружка забавляется, переключаясь на английский язык:
Покажете мне список вопросов, мисс интервьюер?
Все, что я могу ей показатьэто язык, что и делаю. За это мне приходится поплатиться реакцией на поползновение ее рук. Я стараюсь не визжать, но уклоняюсь oт ее длинных пальцев, как могу, поскольку ужасно боюсь щекотки.
Прекрати! Прекрати! срываюсь на крик вперемешку со смехом, рискуя обратить на нас внимание прохожих и других посетителей джелатерии.
Джемма резко вскидывает руки вверх в знак примирения, но продолжает негромко посмеиваться. Она поворачивается к своему мороженому, которое изрядно подтаяло в креманке, и зачерпывает его чайной ложкой. Десерт на жарком римском солнце превратился в напиток, и на дне столового прибора походит на коктейль в стакане рядом.
Так что ты думаешь делать? Джемма доедает джелато и отодвигает от себя фарфоровую посудину.
Молча пожав обнаженным плечом, я снова опускаю взгляд на свои записи, в которых встречаются зачеркнутые слова.
Геолокация в «Инстаграме» Маркуса Ферраро указывает на то, что он часто проводит время в «Джорджоне».*3 Туда и поеду.
Джемма склоняет голову набок, помешивая оставшийся коктейль в стакане зеленой соломинкой.
Тебе ведь нужно в Остиенсе?*4 Это же другой конец города, она оглядывается в сторону парковки. Давай я тебя подвезу?
Но я в курсе, что ей не терпится скорее отправиться домой, где ее ждет парень, поэтому вежливо отказываюсь. И, собрав вещи, тепло целую Джемму в щеку. Все должно пройти нормально, а потом я ей все расскажу.
~*~*~*~
Прожекторы, находящиеся сверху и снизу, выключены, а мелкие врезные светильники на потолке освещают большое помещение тусклым светом. Короткостриженый высокий и жилистый брюнет назвался Исайей и присел за столик возле меня. Бар начинает свою основную работу ночью, но некоторые завсегдатаи заглядывают сюда и днем. Я не вхожу в число постоянных клиентов, потому на меня больше всего устремляется взоров. Милая откровенно одетая официантка приносит заказанную чашку зеленого чая с жасмином. Исайя, как оказалось, владелец заведения, долгое время молчит, просто оценивая меня, а потом неожиданно заводит разговор.
Ты, наверное, думаешь, что это глупо и невежественно, да?
Я бросаю на него недоуменный взгляд. Он жестикулирует рукой, между пальцами которой зажата начатая сигарета. Я могу ошибаться, но, похоже, Исайя под кайфом.
Имею в виду, именовать грешное место, он взглядом и свободной ладонью обводит вместительный зал с бездной столиков, так, как звали великого художника
Исайя внимательно изучает мое лицо, будто сможет прочитать по нему ответ.
Если честно, я нервно усмехаюсь и завожу прядь распущенных волос за ухо, я в художествах не сильна.
Джорджо Барбарелли, объясняет он, а потом машет пальцем у меня перед носом. Не удивительно, что ты о нем не слышала. Итальянский ты знаешь превосходно, но акцент тебя выдает.
Каждый раз, когда мне беспардонно напоминают, что я в этой стране «не своя», внутри просыпается некий пожар. Конечно, они правы, но зачем бросать это в лицо? Я не чувствую себя более счастливой, слыша то, что и сама прекрасно знаю.
Хотите сказать, любой итальянец сможет назвать всех итальянских поэтов, художников, писателей, принимаюсь загибать пальцы, скульпторов, философов, ученых?
Смеясь, Исайя бросает непотушенную сигарету в стеклянную пепельницу и скрещивает руки, умоляя меня замолчать.
Все, хватит-хватит-хватит! стонет он, продолжая нелепо гоготать. Я понял тебя, ты права!
Довольная тем, что смогла «сделать» обдолбанного хозяина ночного клуба, я откидываюсь на спинку стула и кладу ногу на ногу.
Знаешь, почему я подсел к тебе? облизнув губы, отрешенно спрашивает Исайя.
Он ведет по темной шевелюре рукойтуда и обратно.
Потому что вам здесь все можно?
Бизнесмен, ухмыльнувшись, опускает взгляд на стол. Пару мгновений мы оба смотрит на сигарету, которая самостоятельно потухает в пепельнице.
Потому что я никогда тебя здесь раньше не видел, положив левую руку на стол, он кивает на мой блокнот. Ты что, сочиняешь книги?
Я растерянно мотаю головой.
А, может, ты рецензент? предполагает Исайя.
Подошла моя очередь потешаться над ним. Я складываю руки на груди и вхожу в азарт. Впервые в жизни у меня нет отторжения от разговора с человеком, находящимся в состоянии наркотического опьянения. Это все ещё моя гипотеза и не более того, но зрачки у Исайи расширены, а ведет oн себя достаточно странно, так что
Вообще-то, для таких дел давно придумали ноутбуки.
Ой, ну, как будто я не знаю этого! Исайя несдержанно взмахивает рукой. Просто зачем тебе такой толстый блокнот? Он указывает на мою записную книжку в бежевом переплете.
Тут меня перехватывает гордость за себя, и я хочу заявить, кем являюсь, на кого прилежно учусь и зачем, собственно, пришла сюда. Но, к счастью, мой мозг отказался играть по правилам сердечных импульсов. Я начала думать, а самое главноемолча делать это, не выдавая собеседнику никакой чуши, хоть он и ждал моего ответа. Журналистов не очень-то любят, если я расскажу правду, то рискую быть вышвырнутой из паба на улицу.
Эм-м-м Я
Исайя, хохотнув, подсказывает:
Проглотила язык?
Он соображает далеко не в совершенстве, вероятно, из-за наркотиков. Это мне на руку, поскольку владелец бара переключается на другой интересующий его вопрос.
расскажешь, откуда ты?
Из Венгрии.
Из Будапешта?
Прыскаю, потому что об этом спрашивают чаще всего.
Нет, из Дьёра. И прежде, чем Исайя интересуется «а где это?», я продолжаю:Крошечный городок между Будапештом и Веной.
Исайя присвистывает и располагается удобнее на железном стуле ещё более вальяжно, словно под нимтрон, не меньше, а он здеськороль.
Ничего необычного, я смущаюсь его настойчивого взгляда и опускаю глаза, отпив из чашки вкусный чай, в маленьких городах всегда сложнее: тебя все знают, каждую твою неудачу помнят до конца жизни. Ждут, когда ты начнешь свои первые отношения и решишься ли рано выйти замуж, а у нас это распространено.
Он выгибает бровь дугой и прикусывает щеку изнутри, дожидаясь моих объяснений.
Ну-у, прочистив горло, я снова прячу под ресницами глаза, у нас принято рано вступать в брак, рожать детей. У венгерских женщин жизнь вращается вокруг семьи, уюта в доме, любви к своему мужу, создания для него самых комфортных условий, считают себя неотъемлемой частью супруга.
Исайя кивает на каждое мое слово, а потом, хитро улыбнувшись, говорит:
А ты не такая?
Наверное, нет, слегка помявшись, выговариваю.
Именно выговариваю, ведь он глядит так пристально. Если бы я была в него влюблена, давно бы растаялакак снег под солнечными лучами.
Отец привез меня в Италию, когда мне было пять. Он приезжал сюда по работе, показал мне Рим и ещё три города, но только в столицу я влюбилась всей душой, заулыбавшись приятным воспоминаниям, уже не могу остановиться. Родители не были в восторге, что я хочу уехать сюда учиться, пришлось настоять. Они уверены, что, окончив университет, я вернусь домой, но я не хочу.
Исайя серьезнеет вместе со мной.
Почему?
Я грезила Италией так много времени, отдала слишком много сил, чтобы быть там, где я есть сейчас. Вплотную начала изучать итальянский язык с двенадцати лет.
У бизнесмена напротив брови ползут вверх.
А твой репетитор
У меня его не было, перебиваю, а затем делаю резкий вдох:Я самоучка.
Да, мне приятна его реакция. Взгляд такой пораженный. Чтобы проявить ещё больше восхищения, Исайе осталось разве что поаплодировать.
Родители не могли позволить себе расходы на занятия, которые мне, как считали они, все равно не пригодятся.
Не отворачивая от меня головы, собеседник выбрасывает правую руку вверх и щелкает пальцами два раза. Рядом с ним практически в тот же миг появляется красотка-официантка, готовая исполнить, наверное, любое желаниевот таким взглядом она в него вперилась.
Леона, я хочу бренди. Принесешь мне стаканчик?
Она отвечает, точно поет:
Конечно-о-о!
Когда Леона удаляется, я перевожу взгляд обратно на Исайю. Мне кажется, он даже не отнимал от меня глаз все это время. Нацелив на меня указательный палец, он им дергает, сощурив глаза.
Что-то в тебе все-таки есть, комментирует Исайя все то, что я ему о себе поведала.
Стушевавшись пуще прежнего, я зажимаю ладони между бедер. Леона прискакивает вприпрыжку к нему с напитком, а он приказывает поставить стакан на барную стойку. Сам же достает из кармана брюк-хаки смартфон. Подумалось, что он собирается попросить мой номер, однаконет. Исайя набирает кого-то, поднимается из-за стола, слушает, пo всей видимости, гудки на том конце провода, и только потом сбрасывает. А в следующую минуту уже из другого кармана собеседник выуживает визитку, кладет ее на тот край круглого стола, где устроилась я. Опускаю взор на металлический прямоугольникпровожу по нему пальцами. Я вижу цифры, буквы, адреса, но не успеваю прочесть, поскольку Исайя вновь приковывает внимание к себе. Он упирает свой палец в оригинальную карточку и ожидает, что я подниму на него глаза. Что я и делаю в конечном счете.
«Голубые танцовщицы», произносит он, ударив по визитке быстро два раза. Если захочешь, приходи туда. Тот клуб тоже принадлежит мне.
Я мешкаю, раскрыв слегка рот. Не знаю, что ему ответить.
Вообще-то
Собираюсь сказать, что в такие места не хожу, но Исайя успевает меня перебить.
Знаешь, я не сам придумал это название. Мне подсказал Эдгар Дега, я в непонимании нахмуриваюсь, а он, усмехнувшись, объясняет:Французский художник, он умер почти столетие назад. Обожал балерин.
Я невольно закусываю губу.
Теперь мне хотя бы понятно, что ты без ума от живописи.
Перед тем, как пройти к бару в противоположной стороне длинного зала, Исайя подмигивает:
И не только.
Его телефон разражается громкой мелодией и, сев на высокий стул, ко мне спиной, он отвечает на вызов. Не знаю, почему, но говорить мне с ним понравилось. Я наблюдаю за его действиями ещё с пол секунды, а потом, в поле зрения появляется Леона. Стоит только чуть-чуть вскинуть руку вверх, как она тот же час продефилировала на шпильках в мою сторону. Девушка останавливается у столика и с безупречной улыбкой глядит на меня сверху вниз.
Да-да? говорит в ней ее обязанность быть вежливой и располагающей к себе.
Я, подавшись вперед, складываю на железной поверхности локти. Собираюсь с мыслями: как бы так спросить и себя не выдать?
Послушайте, Леона верно?
В ответ она улыбается ещё шире и хлопает накладными ресницами. Ну, прямо степфордская жена!
Вы, наверняка, здесь давно И, я стараюсь говорить дальше, но мне неловко, а слова упрямо застревают в горле, вы, возможно, знаете много о ваших постоянных клиентах. Я смотрю на нее с надеждой, что она поймет, однако Леона лишь светит зубами. Например, кто в какие дни к вам захаживает
Она вдруг медленно присаживается напротив и приступает к наматыванию на палец выпавшего из собранной прически локона.
А что случилось? почти что с придыханием интересуется Леона.
Εе шепот повеселил меня, но я давлю смешки в себе, не желая отпугивать потенциального информатора.
Ничего такого, просто мне бы хотелось встретиться с Маркусом Φерраро. Я наконец сказала это! Не подскажете, когда мне лучше прийти? Беру в одну ладонь ручку, а другую кладу на свою тетрадь. Я могу оставить номер, а вы мне, если не затруднит, конечно, позвон
Εе истерический и определенно злорадный смех прерывает мою пламенную речь. В полной растерянности я смотрю на нее и никак не могу понять, почему она смеется. Истина не открывается мне ни через одну минуту и не через две, пока Леона продолжает хохотать, в точности как умалишенная. Но спустя ещё несколько секунд приходит озарение: она и правда глупышка, какой в самом начале показалась.
Что такое? спрашиваю, но так боязливобоюсь услышать то, что официантка собирается мне сказать.
Гремя множеством безвкусных браслетов, что висят на ее запястьях, она кладет ладони на стол и пододвигается ближе ко мне. Леона качает головой и продолжает прыскать время от времени.
У меня есть зеркальце. Хочешь дам?
Ч-что?
Маркус, конечно, шалеет от блондинок, но ты, крошка, такая невзрачная, что ли Да и нравится ему объем, понимаешь? Леона обхватывает руками свою грудь, которая в отличие от моей скромной двойки, вполне себе приличная.
Ума не приложу, как мне удалось сглотнуть огромный ком в горле. Я не из тех девятнадцатилетних девчонок, которые могут махнуть в сторону общественности и не воспринимать критику наотрез. Ее слова зацепили меня. Маркус красив, но приехала я сюда не привлекать к себе его внимание. Зато теперь не могу выкинуть из головы то, какой считает меня Леона. То есть, ясное дело, что, наверное, я больше никогда не увижу ее. Однако, по всей видимости, я и всем остальным кажусь простенькой, примитивной, обыкновенной. Любая в мире девушка желает иметь изюминку, чем-то отличаться от других, чем-то выделяться. А яэдакий гадкий утенок. Раньше я слушала про себя такие вещи, но никто не осмеливался сказать в лицо. Леона отлично с этим справилась.
Да ладно тебе, не расстраивайся, она вздыхает, все равно в ближайшие две недели он будет не доступен. В прямом смысле слова, дополняет официантка, грустно усмехнувшись.
Я сосредотачиваюсь на тоне ее голоса и сказанных словах, полностью позабыв о комментарии насчет своих внешних данных.
Почему?
Леона расширяет в изумлении почти черные глаза. Могу поспорить, она крашеная блондинка.
Разве ты ничего не знаешь?
Я верчу головой. Давно меня никто так не заинтересовывал всего лишь многозначащей интонацией.
Марк два дня назад похоронил отца
Она не успевает закончить фразу, и стоит ей это произнести, как позади раздается шум. Мы обе на него оборачиваемся: в открытые двери заваливается поддатый мужчина, которого раньше я могла видеть только на фотографиях в сети. ЭтоМаркус Ферраро, точно. Он не замечает ни меня, ни кого-либо друга. Рука его закинута на шею светловолосого парня рядом. Кажется, Марк абсолютно спокойно может идти сам, он доказывает это, когда отталкивает приятеля и, источая зло, проходит вглубь зала. На нем узкие джинсы и темная футболка с английской надписью спереди: «Вечный Ад». По телу почему-то проходит дрожь. Маркус бросает на меня косой, полный отвращения ко всему, взгляд раньше, чем я додумываюсь отвернуться.
Εго приятель следует за ним к барной стойке. Оба они здороваются с Исайей, а парень-блондин даже обнимается с хозяином «Джорджоне». Ладно, мне лучше уйти. Я ведь не знала, что Маркусу пришлось пережить такое печальное событие. Иначе бы вообще не пришла. Я начинаю собирать вещи, но зачем-то в последнюю минуту перед уходом хочется сообщить Леоне, что я не глупая мартышка, решившая повеситься на шею красавцу, которого показывают по TV.
Я журналист, говорю, встав и посмотрев на нее. Будущий, если быть точной. Хотела взять интервью у сеньора Ферраро, но я не была в курсе в общем, вы понимаете. Повесив ремень сумки на шею, я взмахиваю ладонью в честь прощания.
Леона тоже поднимается на ноги и поправляет свой короткий белый фартук, скорее предназначенный для ролевых игр, нежели для профессиональной деятельности. Она зажимает между зубами нижнюю губу и вглядывается в меня как-то озадаченно. Как будто впервые услышала слово «журналист».
Ладно, медлительно выдает Леона, скрестив руки поверх пышного бюста, тогда извини. Я и, вправду, думала, что ты