32
Я слышу, как моё сердце рвётся на части. Бешеный стук в ушах истязает меня, и я открываю глаза. Ритм то ускоряется, то прекращается вовсе, и у меня перехватывает дыхание. Я весь в поту, когда сердце замирает в груди, а затем бьёт с невероятной силой. Безумно трясущиеся в эмоциональном всплеске руки я кладу на свою грудь и затаиваю дыхание, чтобы услышать неистовый вой сердца. Во рту пересохло, голова идёт кругом, и я наблюдаю, как вся моя комната ходит ходуном.
Ещё несколько мгновений, и я уже не в силах выдержать, я вскакиваю с кровати, охваченный никогда прежде не виданным волнением. Не найдя иного выхода, я вырываюсь из своей каюты и спешу на палубу. «К морю, к мёртвой тишине и покою его пучин, только оно в силах унять меня», думаю я, быстро перебирая дрожащими ногами. И вот уже лишь одна мощная, тяжелая преграда стоит у меня на пути, но сейчас мне всё нипочём, со всей силы я толкаю дверь, и она неохотно поддаётся, выпуская меня из склепа душных тёмных коридоров. Теперь я оказываюсь на свободе, и резвый ветер срывает с меня оковы давящих стен. Он наполняет мои лёгкие сладким свежим воздухом этой свободы. Облетая меня со всех сторон, ветер будто подаёт мне руку помощи и подталкивает к борту. Я облокачиваюсь на него и, сделав глубокий вдох, начинаю успокаиваться. Безудержная тревога отпускает свою хватку, и изнеможение моего тела даёт о себе знать. Резко расслабившиеся мышцы тянут меня, словно гири, тянут вниз, присесть. Рухнув на пол возле борта, я облокачиваюсь на него спиной и окончательно отпускаю волнение. Мои руки больше не дрожат, и я прижимаю одну из них к груди, прислушиваясь к своему сердцу. Я сижу неподвижно, его размеренные удары успокаивают и убаюкивают мой больной разум. И когда через несколько минут я отвлекаюсь от его размеренного стука, я окидываю палубу уже совершенно другим взглядом. Под гнётом паники, захватившей меня ранее по причине неведомого страха, я ничего перед собой не видел. Единственной моей задачей в те минуты было найти выход, и пока я этого не сделал, я не мог оглянуться по сторонам и рассмотреть всё получше. Теперь же, когда я был спокоен, каждая вещь вокруг наполнилась своей глубиной, и передо мной появились мириады крошечных деталей, каждая из которых играла свою роль в происходящем и являлась фундаментом древнего ужаса, овладевшего мной сперва в бессознательном состоянии. Когда я проснулся и бежал прочь из каюты, я не мог разобраться в причинах моего состояния, но сейчас мириады воспоминаний крутились вокруг меня, безжалостно впиваясь мне в голову. Возникло уже знакомое чувство, появлявшееся у меня накануне, когда я глядел в своё отражение. Я был слишком пьян, чтобы трезво оценить последствия моих мыслей, а затем Сон и вовсе отнял у меня способность мыслить, но страх, являющийся истинным следствием моих открытий всё же нагнал меня, облачённый в бессознательную тревогу. И сейчас, когда его хватка на время ослабла, дав мне возможность снова думать и анализировать, я всматривался в воспоминания и вещи и снова вызывал этот страх к жизни. Конечно, то был страх смерти, и я вызывал его теперь к жизни! Он затаился, но вовсе меня не покинул. Я знал это и потому стал искать его взглядом. Я осмотрел палубу, и моё сердце пронзило горькое воспоминание о Вите. На этом самом месте мы, бывало, просиживали с ней до утра, упиваясь свободой, алкоголем и нашей любовью. Теперь она исчезла, будто вовсе и не существовала Яркие воспоминания заполонили мой разум, и я беспечно наслаждался ими некоторое время, пока холодный ночной ветер не ударил мне в лицо, безжалостно выдернув из сказочных мечтаний. «Нет, , и притом ложь, существующая только в нашей голове. Нечего вспоминать человека, который умер. Нечего вспоминать также и себя самого. Всё, что было в прошлом, уже давно кануло в небытие, как канешь и ты, настоящий. Человек имеет смысл лишь в моменте, и когда этот момент кончается, у нас не остаётся ничего, кроме безумных плодов фантазии».
Я думал об этом и видел, как тьма сгущается вокруг меня. «Она оставила меня здесь страдать, своим уходом она обрекла меня на скорую гибель, терзал я себя мыслями. Некоторое время я ещё побуду здесь, упиваясь горем и переживая раз за разом наше прошлое, а затем умру. Эта мысль поражает мой разум, она настолько страшная, что мне кажется, я не в силах до конца её осознать. С тех пор как Виты не стало, я жил как зритель собственной трагедии, которую я не принимаю, но безвольно смотрю на то, как она продолжается. Я ничего не могу сделать, только наблюдать. И ничто не может утешить меня. Но сколько я ещё пробуду здесь? Я уже чувствую, как смерть дышит мне в затылок. Сжимая Виту в объятьях, я не знал страха смерти, но смерть подкралась ко мне исподтишка и вырвала Виту из моих рук, смеясь и жестоко гримасничая мне в лицо. И сейчас остались только мы вдвоём. Здесь, наедине с самим собой, я ощущаю смерть уже совсем рядом. Она окружает меня со всех сторон, и я чувствую, как медленно исчезаю».
Страх подбирался всё ближе, отнимая у меня метр за метром, и чтобы как-то заглушить его протяжный вой неподалёку от меня, я снова ударился в воспоминания о Вите. «Эта палуба ещё должна помнить её шагиподумалось мне, и я тут же представил, как Вита идёт ко мне навстречу из темноты, говоря при этом тихим голосом: Сигниф, Сигниф Моё воображение разыгралось настолько, что я и впрямь заметил, как что-то шевельнулось во тьме неподалёку от меня. Мне казалось, что Вита на самом деле идёт ко мне из темноты, но через пару мгновений моё сердце замерло, когда я разглядел идущего. То была вовсе не Вита, а та мрачная, страшная фигура, столько раз преследовавшая меня в кошмарах. Первой моей мыслью было то, что мне нужно как можно быстрее бежать отсюда, но она ускользнула в тот же миг, когда я попытался сдвинуться с места. Моё тело обессилело и больше не слушалось приказов моего рассудка. Ноги гирей тянули меня вниз, а окаменевшие обездвиженные руки были намертво прибиты к полу палубы. Неизбежность явилась в живом обличии, и меня охватила жуткая паника. Мне стало трудно дышать. Мои вздохи становились всё глубже, а страх подходил всё ближе, сдавливая мне горло, и я не мог надышаться. В ужасе я понял, что умираю, что задыхаюсь! Когда тёмный силуэт подкрался ко мне и встал вплотную, я уже терял сознание в ужасном припадке. Я поднял глаза, его безжизненное тело тянулось куда-то вдаль, ввысь, а его руки и крючковатые синие пальцы висли и болтались около моего лица. Тогда он одну из них положил мне на плечо, жадно сдавив его. Страх отступил. Бушевавшая во мне буря утихла, и я вдруг успокоился. Согнув свои ноги в коленях, он сел подле меня и взглянул мне в глаза. В этот миг я словно опомнился, я осознал, что это бледное мрачное лицо, припадшее так близко к моему, было всего ближе мне в душе. Оно было так близко мне, что в глазах невольно проступили слёзы. Душа его не то что была близка, она вливалась в мою, словно водопад, наполняя её теплотой и грустью. «Те же волосы, те же глаза, те же черты Кошмар» шептало моё сердце. «Ты наконец-то всё понял, не так ли?», похлопывая мокрой рукой по моему плечу, с невиданной мною прежде тоской в голосе. Я знаю твою боль, я знаю, как она страшна, но верь мне, Сигниф, никакая боль не вечна! Всё будет хорошо. Участь человека незавидна, но конечнав этом наша мука, и в этом наше спасение». Он постоял некоторое время в тишине и начал говорить с легко различимым сарказмом в голосе и с едва заметной ухмылкой на бледном лице: «Все вечно хотят спать, но никто не хочет спать вечно Так ты однажды сказал Правда ли это, Сигниф? Что ты сейчас на это скажешь? Я вижу в этих словах лишь жалкую попытку, заранее обречённую на провал Попытку ухватиться за жизнь Но смысл заключается в том, Сигниф, что за жизнь не ухватиться, она убежит от тебя сама, бросив гнить в мучительных мыслях о смерти. Ты пытался ухватить ветер руками. Она сама убьёт тебя, лишь только ей выпадет удачный случай. Поэтому не будь глупцом, Сигниф Всё это лишь Сон Всего-навсего Сон Глупый, комичный, странный, страшный, но всего лишь Сон, от которого тебе никак не очнуться. Сон, утратив который, ты более не обретёшь страх, горе и жизнь Теряя его, ты не теряешь ничего! Но Сон не оставляет тебя, пока не изгрызёт твою невинную душу и, пережевав, не выплюнет её, израненную, очернённую, обесчещенную, на съедение смерти Словно паразит, он вгрызается в твой разум и пускает в него свои одурманивающие яды. Насилуя тебя, жизнь сводит с ума! Безумец каждый, кто может искренне радоваться этому миру, этому кровавому пикнику на костях, этому бессердечному убийце, который даёт тебе жизнь, только чтобы её отнять! Неужели ты всё ещё веришь, что не изжечь тебя, не уничтожить? Брось! Этот мир не то что в силах переварить тебя, он уже это сделал! Мы здесь лишь гости. Но разве и мир этот не гость? Не он здесь господин, и ты не его раб! Ты, наверно, спрашиваешь себя сейчас: Сплю ли я? Ах, не знаю, Сигниф, не знаю, можно ли уснуть во Сне? Не спит ли весь этот мир? Понимает ли он сам себя? Не есть ли он Сон? Что есть Сон? Что есть мир? Не есть ли всё происходящееСон пред очами мира или мир пред очами Сна? Но если это Сон, то кто же тогда спит? Чей это Сон? Ну уж не твой, Сигниф! О, не глупи, не глупи! Будь выше этого мира, он отверг тебя, он исчерпал себя и тебя! Взгляни на меня, Сигниф! Ты и без того знаешь всё это, и только потому я говорю это, что ты знаешь это. Но всё то время тебе не хватало храбрости взглянуть в глаза своему страху, теперь же смотрю я в твои чёрные глаза, Сигниф, и вижу тьму, поглощающую тебя тьму, но не противься же ей! Прими её! Люди ошиблись, назвав это тьмой! Люди глупцы и самоистязатели! Но не истязай и не обманывай себя ты, Сигниф! Если в жизни и есть нечто хорошее, так это непременно смерть и избавление! Не глупи, не тяни и не думай ни о чём, когда уже решился! Ночью человек с большей готовностью идёт на смерть, нежели при свете дня, при свете солнца Ах, солнце! Этот хитрец и вор, бесшумно проползающий в наши тёмные жилища и прерывающий наш Сон. Не верь его свету, он обманщик! Сразив тебя своим огненным ликом, он снова заманит тебя в ловушку сутолоки дней. Не слушай его пламенных речей, не глупи, не поддавайся призрачному зову пустоты! Он клеветник на смерть и на вечный беспечный Сон без сновидений! Для этих речей надобно было ещё созреть. И ты созрел для них, Сигниф. Зерно сомнения, неожиданно вспыхнувшие в тебе однажды мысли упали когда-то в твой колодец и долго росли там, подпитываемые горем, страданиями и лишениями. Сейчас они наконец вырвались к свету, став могучим деревом. Деревом, которое более не в силах мириться со своей участью. Оно сбрасывает с себя оковы, сбрасываешь их и ты, Сигниф! Отказаться от испепеляющего света, придушить буйного зверя, столь долго и хладнокровно рвавшего твою плоть! Самоубийствоэто самый храбрый поступок, на какой только способен человек! В нём он превосходит себя, побеждает себя, превозмогает самого себя, Сигниф!» «Но разве нет другого выхода?» невольно вырвалось у меня в отчаянии. Он спокойно взглянул на меня и с жалостью в голосе сказал: «Выход есть всегда, Сигниф, и он только один»
Тут я вдруг очнулсяи тёмный образ быстро растаял у меня перед глазамиЯ совсем одинЯ совсем одинРезкий прилив силБыстрый подъём на ноги. Борт. Дерзновенный рывок. Вмиг вода поглотила меня и утянула в свои пучины.