Альваро Донацио, ставший для него с некоторых пор чем-то вроде особого вида психической болезни, так же, как и он, обожал в свободное время гонять на мотоциклах и, судя по тому, что было написано в его кратком досье, по меньшей мере, раз в месяц участвовал в неофициальных манхэттенских гонках.
Когда Джеймс узнал о намечающейся в ближайшие дни так называемой Квартальной гонкенелегальной, но очень популярной в Манхэттенеон почему-то сразу подумал, что Донацио наверняка захочет в ней поучаствовать. Собственно, это была единственная причина, по которой сам он теперь находился здесь. И уже глубоко презирал себя за проявленную слабость.
Ведь у него не было никаких гарантий, что Альваро действительно здесь появится. Откуда вообще у главы мафиозного семейства могло взяться время на такую чепуху? Он, скорее всего, даже не слышал об этой гонке. А если и слышал, вряд ли мог позволить себе вырваться.
Джеймса неимоверно раздражало собственное огорчение по этому поводу. По идее, он должен был радоваться, ему уже давно не доводилось никуда выезжать, но вместо радости он ощущал какую-то гнилую пустоту внутри или даже хуже: будто ему в душу бегемот насрал. Хотя, если честно, он даже не знал, что стал бы делать, если бы Альваро все-таки появился. Он даже не думал об этом. Ему просто было необходимо увидеть его, увидеть и хоть немного приземлить, доказать, что
Впрочем, этого он и сам не знал. Зато отлично понимал, что сам факт того, что ему хотелось что-то кому-то доказать, был чертовски странным и несвойственным его пофигистической натуре.
Когда до начала гонки осталось всего десять минут, надежда окончательно в нем задохнулась. С таким опозданием обычно никого не принимали, да и участники уже стали съезжаться к стартовой линии, вызывая еще больший гул в толпах наблюдателей.
Джеймсу было тошно от самого себя, но он искренне хотел развернуться и свалить отсюда. Даже предстоящее состязание, обожаемая им скорость и шепчущий в венах риск не могли сбавить силы его разочарования. Он чувствовал, что если поедет, не только не получит удовольствия, но, возможно, разочаруется еще и в любимом с детства увлечении. Что ужаснуло бы его, если бы он вник в эту мысль поглубже.
Мнение остальных участников его не колыхало, поэтому он уже собирался сдать назад, как вдруг шум за спиной резко усилился, и в огороженную зону въехал еще один мотоциклист.
Реакция парней при его появлении была Джеймсу знакома. Забыв о гонке, которая должна была начаться спустя каких-нибудь три-четыре минуты, они подорвались со своих байков и с радостными возгласами бросились встречать новоприбывшего, от которого, по-видимому, были в полном восторге. Тот тоже слез с мотоцикла (с опасного на вид «Yamaha YZF-R25», мощь которого даже Джеймс всегда охотно признавал) и, сняв шлем, весело приветствовал подоспевших гонщиков.
При виде его у Джеймса внутри все свернулось в тугую пружину, настоящий кокон дичайшей энергии, который мог развернуться в любой момент и вызвать последствия, масштаб которых он сам не мог себе представить.
Альваро Донацио выглядел непривычно в широких черных джинсах с прорезями на коленях и застегнутой на все пуговицы черной кожанке с серебряными цепочками на рукавах и передних карманах. Но улыбкаэтот уверенный добродушный оскал самовлюбленного хищникаослепляла как всегда.
Джеймс, как обычно, не мог оторвать от него глаз и чувствовал все ту же непостижимую застарелую злость, побуждавшую его он сам не понимал к чему. Несмотря на то, что он стоял почти на краю стартовой линии, Донацио вскоре заметил его, и изумление, отразившееся на его лице, убедило Джеймса в том, что он не зря сюда приехал. Почему-то было безумно приятно видеть на лице этого великолепного придурка озадаченность, даже легкий шок. Впрочем, он довольно быстро справился с собой и махнул рукой в знак приветствия. Джеймс отвернулся, уже предчувствуя скорое веселье.
Наконец, все вернулись к байкам, и Альваро тоже втиснулся в ряд (для него, похоже, правила были не писаны), примерно на пять машин правее от Джеймса. Брюнет не мог его видеть, но почему-то ощущал также ясно, как если бы они стояли в полуметре друг от друга. Однако это не мешало ему думать о предстоящей гонке.
Впереди лежал путь почти в три километра, по извилистой трассе, выходившей во многих местах прямиком к океанус высоты около тридцати метров (примерная высота пятиэтажного дома).
Джеймс совершенно не знал этой дороги, что нисколько его не пугало. Так ему всегда нравилось больше: и риск сильнее и, как следствие, более яркие вспышки адреналина. Однако сейчас его будоражила не только предстоящая опасность. Откровенно говоря, ему даже было плевать на победу. Он хотел победить только одного человека, и это желание захлестывало его прямо-таки с пугающей силой.
Такого старта у него никогда раньше не было. Он мгновенно вырвался вперед, жестко подрезая ближайших соперников, отсекая слабых и со скоростью, совершенно неоправданной в начале гонки, обходя тех, кто держался увереннее. Раньше он всегда держал меру, даже в самых ожесточенных и напряженных состязаниях, но сейчас сейчас он действительно несся по краю лезвия, совершенно не думая о том, что падение могло стоить ему жизни.
А все потому, что Донацио чертов Донацио был впереди! Каким-то чудом он умудрился обойти всех в первые же секунды и оставить Джеймса любоваться на свой сверкающий в ночи металлический зад! Этого брюнет никак не мог вынести. Вся его рассудительность, ледяное самообладание полетели в ад при виде такой вопиющей наглости. И он рванул следом, щедро наплевав на какой бы то ни было самоконтроль.
То была не гонка, а сущее издевательство над собственной жизнью.
Страшнейшие повороты Джеймс одолевал на не менее страшной скорости, иногда практически теряя управление и ужасаясь близости чернеющих обрывов. Иногда сердце ухало прямо под колеса мотоцикла, но каждое успешно преодоленное препятствие вызывало в нем просто сумасшедшую радость, которая гнала его вперед на той же космической скорости. Хотя вид Донацио, до которого было уже рукой подать, действовал еще сильнее.
В следующий поворотузкую петлю почти в сорок пять градусовони вписались уже на одном уровне, а когда снова вырвались на ровную трассу, Джеймс был почти на метр впереди. От эйфории, разрывавшей мозг, ему хотелось орать во все горло, но он лишь молча несся вперед, следя за тем, чтобы расстояние между ним и Донацио не сокращалось. Он будто чувствовал азарт противника, его желание во что бы то ни стало вернуть потерянное лидерство, и это заводило его почище самого крепкого энергетика.
На следующем повороте, в который они влетели почти одновременно, рискуя всем, чем только было можно, блондин снова вырвался вперед, но Джеймс вскоре снова оттеснил его, вклинившись в крошечную полоску между ним и обрывом, что, похоже, даже для Альваро было слишком, так как он резко дал влево.
Еще довольно долго они так чесали друг другу нервы, то обгоняя, то уступая, а затем Джеймс, поддавшись какому-то бессознательному порыву, свернул на длинное плато, отходившее в одном месте от трассы и утыкавшееся прямиком в громаду океанав нескольких десятках метров внизу.
Он остановился у самого начала, снял шлем, чувствуя невыносимый жар во всем теле. Сейчас ему было почти все равно, свернет Донацио за ним или нет, но тот свернул, остановился в паре метров и, также сняв шлем, с изумленным видом покачал головой:
Совсем неплохо.
Взаимно, сказал Джеймс, не чувствуя какого-либо упадка энергии из-за остановки. Даже не ожидал.
Не оскорбляй меня. Я хорош во всем, что мне нравится.
Не выпендривайся.
Альваро рассмеялся:
Как ты здесь оказался, позволь спросить?
Просто захотел прокатиться. А что, думаешь, за тобой слежу?
Если честно, именно так я и подумал.
И правильно сделал, Джеймс хмыкнул. Я знал, что ты будешь здесь. Хочу выяснить, что ты за фрукт.
Меня лучше не пробовать.
Почему?
Говорят, слишком яркий. Могу ослепить в неподходящий момент.
Ты считаешь себя очень крутым, да? Как насчет искупаться? Джеймс мотнул головой в сторону обрыва. Хватит пороху?
Донацио, до этого момента искренне наслаждавшийся комедией, приподнял брови:
Ты серьезно?
Абсолютно. Что скажешь? Готов составить компанию? Попрощаться со своим королевским байком навсегда?
Это опасно, сказал Альваро, немного посерьезнев. Удар может оказаться сильнее, чем ты думаешь.
И ты говоришь мне это после той жопы, что устроил на дороге? Не смеши. От такого не умрешь. Но решиться не каждый сможет, я согласен.
Обычно я не поддаюсь на провокации. Но спасовать перед тобой не имею права.
Давай. Я сейчас даже умереть не боюсь. Лишь бы сделать это с тобой хоть раз.
Голос Джеймса звучал спокойно, но при этом он говорил с такой агрессией, с такой сильной злобной требовательностью, что Альваро проникся, сам сдвинул брови в угрожающем прищуре и швырнул шлем себе за спину:
Я готов.
Отлично! Только не замри у самого края. Потому что я пойду до конца.
Не волнуйся об этом.
Они встали в одну линию перед обрывом: взбудораженные и безумные, как два психопата, которых по ошибке выпустили из клиники. Причем Альваро не был и вполовину так безумен, как Джеймс.
Они вместе досчитали до трех и выстрелили, как два пушечных ядра. Обрыв приблизился чуть ли не за долю секунды, так что задуматься об отступлении у них даже толком не было времени. Впрочем, даже если бы было, они бы все равно не отступили.
В тот момент, когда почва ушла из-под колес байка, и ему в лицо ударилось чистейшее небо, Джеймс таки заорал. Но не от страха, а от обжигающего кровь восторга, подобного которому он никогда раньше не испытывал. Где-то слева ему почудился приглушенный смех Донацио, а потомпочти сразу после прыжкаего сотряс убийственный удар об воду.
Поначалу он совершенно оглох, утратил всякий контроль над ситуацией, потом до него дошло, что все его кости целы, и сам он находится в полном порядке, разве что в жестоком столбняке из-за силы поразившего его удара. Черный Тигр давно пошел на дно, в то время как сам он барахтался на поверхности воды, отчаянно пытаясь восстановить слух. И не менее отчаянно пытаясь выяснить, куда выбросило Донацио.
Тот обнаружился довольно скоро, примерно в десяти метрах впереди. Его светлая грива выделялась на фоне черного океана бледным золотистым пятном, которое немного привело Джеймса в чувство. Постепенно он стал различать окружающие звуки и первым из них был смех блондина: тот, по-видимому, был в полном восторге от совершенного ими «полета» и, судя по всему, никаких проблем со слухом не испытывал.
Эй, ты там не спятил? выкрикнул Джеймс, хотя самому хотелось ржать не меньше: адреналин в крови все еще ревел, как двигатель тысячетонного самолета, и никак не желал замолкать.
Это еще надо разобраться, кто тут спятил, донеслось ему по воде со стороны Альваро.
Поплыли к берегу!
Ты же искупаться хотел? Что, уже надоело?
Я забыл раздеться. В одежде как-то паршиво.
Донацио снова покатился со смеху. Вернее, не покатился, а рванул уверенным брасом в сторону мерцающего на приличном расстоянии берега. Джеймс тут же устремился за ним, и минут через пятнадцать суматошной гребли они, наконец, добрались до суши.
Погода была теплая, однако не настолько, чтобы, выбравшись из прохладной воды, они не почувствовали продирающего до костей озноба. Но тут им немного повезло. На пустынном берегу, совсем недалеко от того места, где они «причалили», расположилась группа молодых ребят, которые как раз сейчас собирались уходить. Какой-то пацан уже начал заливать костер водой из трехлитровой бутылки, чего Джеймс с Альваро никак не могли допустить. Они даже ничего не сказали друг другу, но действовали прямо-таки с удивительной солидарностью.
Эй, парниша, стой! Альваро побежал к костру так быстро, насколько позволяла громоздкая из-за обилия воды одежда. Оставь, пожалуйста! Мы сами потом уберем.
Незнакомцычетверо молодых парней, судя по огромным рюкзакам, студентов на каникулахизумленно обозревали «морских котиков».
Вы откуда выпали?
А вы не видели? спросил Джеймс, с ненавистью стаскивая с себя истекающую океанской водой куртку. Прямо с неба.
В смысле?
Да неважно, Альваро тоже сбросил куртку и швырнул на камни рядом с костром. Мы уберем здесь все. Спасибо вам.
Мы тут картошку запекали. Там в углях еще осталось несколько штук. Можете съесть, если хотите.
Да вас нам Бог послал, не иначе!
Компания рассмеялась, а потом, разговаривая уже о чем-то своем, пошла своей дорогой.
Джеймс и Альваро, недолго думая, полностью избавились от верхней одежды и уселись друг напротив друга возле костра, наслаждаясь жарким теплом, ласкающим продрогшую кожу.
Да уж, многое я повидал в своей жизни, начал Альваро, доставая из углей черную, как смоль, картофелину, но такого психа, как ты, еще не встречал.
Ты поддался. Значит, сам такой же.
Не спорю. Но у меня хоть какие-то тормоза имеются.
Так и у меня имеются, Джеймс тоже взялся за картошку. Хотя нет, вру. Имелись.
Интересная поправочка.
Знаешь, не рассказывай мне про тормоза. Даже я так не езжу.
Ну, это просто талант. Я и подростком гонял примерно также.
Не скажи он это так просто и легко, Джеймс счел бы его хвастуном, но тон был таким беспечным, что вызывал одну только симпатию. Тем не менее, Джеймс решил немного приструнить его:
А ты слабохарактерный. Согласился на мое чокнутое предложение без раздумий. Тобой так легко манипулировать?
Я уже сказал: я поддался только тебе. И у меня, в общем-то, не было другого выбора.
Почему?
Ты ведь будущий глава Кармелло. Нам предстоит многие дела решать вместе. Я должен был добиться твоего уважения. А если бы я отступил, ты бы запомнил это на всю жизнь и в будущем стал бы припоминать при куда более серьезных обстоятельствах.
Вот это дальновидность! Джеймс был искренне поражен, главным образом потому, что сам ни о чем подобном даже не думал, когда бросал ему вызов.
А ты разве не с этой целью меня выследил? будто прочитал его мысли Альваро.
Нет, не с этой, Джеймс ответил честно, но углубляться в тему не стал. И давно ты в этом варишься?
В чем именно?
В мафиозных разборках.
С рождения. Мой прапрадед основал семью. Яэто уже пятое поколение.
Ни хрена себе! Такая древняя тема?
Альваро позабавила его реакция:
Не такая уж и древняя. Кармелло еще древнее. Ты разве не изучал историю?
По мелочи. Мне сейчас в основном самое актуальное рассказывают: экономические, юридические моменты, все такое.
Так говоришь, словно не рад этому.
Джеймс немного помолчал, потом хмуро сознался:
А я и не рад. Я вообще не хочу быть мафиози. Я приехал только потому, что этот громила Аньелло пригрозил испортить жизнь моей тете. Так бы ноги моей здесь не было. Добровольно бы точно не приперся.
Ты серьезно? Альваро уставился на него с откровенным изумлением.
А что тебя так поражает? Что в этом такого замечательного?
А ты необычный. Неудивительно, что дон Марко так хвастается тобой.
Хвастается? С чего ты взял?
Это все заметили. И теперь я понимаю, почему. Полное отсутствие жадностиименно таким должен быть босс Кармелло.
Да ты смеешься. Хочешь сказать, мой дед не жадный?
К старости, может, и стал немного, но в молодости не был. Тебе все-таки стоит изучить историю. На многое откроются глаза.
Вникну, раз ты так советуешь. Но не думаю, что это сильно изменит мое отношение.
Да ты нечто, с усмешкой сказал Альваро, доставая из углей вторую картофелину. Жалко, соли нет.
Да я такой голодный, что мне и так вкусно!
Джеймс сказал это с таким пылом, что сам с себя и прыснул. Альваро подхватил, и некоторое время они просто ели, дружески посмеиваясь и расхваливая нехитрую трапезу.
Ни с кем еще Джеймсу не было так легко. Собственно, у него и друзей-то никогда толком не было, и все же он знал, что Донацио был особенным. Будь у него хоть тысяча знакомых, ни один из них не смог бы вызвать в нем того потрясающего чувства легкости и душевной свободы, что он ощущал со всей яркостью прямо сейчас.
Он был рад, что Альваро не стал заострять внимание на причинах, побудивших его встретиться с ним таким способом, потому что сам в них еще толком не разобрался. Открывать же полностью свое сердце, рассказывая о непреодолимом интересе, уже начавшем переходить в больную одержимость, сейчас точно было не время. Он просто не мог испортить себе такой классный вечер.