Соро КетПоследний сын графа
Сидя на балюстраде
Верена:
В детстве я часто сидела на этом месте, свесив ноги между столбцов, поддерживавших перила и слушала, как Джессика орет на отца. Мне казалось, что она сумасшедшая Ну, как так можно: любить его и кричать?
Теперь, тринадцатью годами позднее, я знала о чувствах гораздо больше. Любовь имеет много имен. Зависимость, Невзаимность, Боль Я познакомилась с каждым.
После того, как отец осознал, что история повторяется, он не стал повторять ошибку, что совершил с Джесс. Поставленный перед выбором: я или здравый смысл, он выбрал меня.
Я торжествовала.
С Ральфом все было куда сложней.
Он то ли не понимал, что я не желаю больше с ним знаться, то ли просто не хотел принимать это к сведению. Ральф никогда не понимал слова «НЕТ». Мое нежелание быть с ним друзьями, он считал детской блажью и попытками его продавить.
Сидя на балюстраде, с которой прыгнула Джессика, я наблюдала как мой отец дает отставку своему первому личному секретарю.
это не наказание и не отстранение, сказал отец Ральфу. Это то, что онамоя дочь. Она для меня важнее.
Я понимаю, обронил Ральф. Мне кажется, ей пошла бы на пользу учеба.
А мне кажется, вспылил он, ей бы пошло на пользу, если бы ты отстал! Ну, сколько можно, Ральф?.. Что с тобой происходит?! Она же сказала, что не хочет с тобой дружить.
Она просто манипулирует.
Я так тоже думал. И все закончилось прямо здесь! отец указал рукой на ковер, затем они оба задрали головы и опешили, увидев меня.
Найди себе мужика, рявкнул Ральф в запале. Или женщину. Или диверса. Или, огурец. Герцога, если все станет совсем плохо. Неважно, кого. Лишь бы только выйти из тупика. Сил нет смотреть, как ты гудишь у стенки, как робот-пылесос и не можешь додуматься сдать назад.
Все! выдохнул отец. Либо ты уйдешь, либо я позову охрану.
Ральф посмотрел, как волк.
Я люблю тебя, понимаешь ты? крикнул он мне. Так как я, тебя никто на свете любить не будет! А ты все сводишь к траханью! Это все, что у тебя в голове!
И вскочив, я перегнулась через перила и завизжала:
Засунь себе свою любовь в задницу! Поглубже, где
Даже Фил не найдет!
Верена:
Странно было вновь оказаться здесь.
Наш пляжный домик со спуском на дикий пляж. Здесь был развеян прах Греты, здесь со мною распрощался отец, здесь мы трое были в моем вещем сне, еще до того, как я нашла в собачьем приюте Герцога.
Вот только приезд сюда был ошибкой. Старательно избегая тот дикий пляж, мы больше бродили по Променаду. От нашего домика до специального пляжа для владельцев собак.
Что именно мы надеялись воскресить? Нашу любовь? Джесс? Грету?
Купи мне мороженое, сказала я, когда молчание стало невыносимым. Я сто лет не ела мороженого.
Отец с облегчением отдал мне поводок и пошел к тележке.
Герцог тоже получил шарик и, громко плямкая брылями, съел. Я осторожно, опасаясь, что меня опять затошнит, коснулась рыхлого бока шарика кончиком языка. Давно забытый вкус обжег изнутри. Я задохнулась, но не заплакала.
Джесс больше не было. Она ушла навсегда и отец стоял рядом, красивый, сильный, высокий чужой мужчина. И мне хотелось обнять его, хотелось поцеловать его Хотелось утопиться со стыда в море, чтоб никогда больше так его не хотеть.
Я люблю тебя, прошептала я.
Какая-то женщина укоризненно поджала морщинистые губы и закурила. Ей было около пятидесяти, она была в изящных кожаных сандалиях и укладкой, сделанной в хорошем салоне. Она ходила за нами уж второй день и очень укоризненно на нас пялилась.
Наверное, думает, что я старпер, который купил невесту по каталогу, отец с хрустом откусил кусок мороженого вместе со стаканом.
Ты совсем не старпер.
В своих белых шортах и черной футболке, облегающей все еще красивый, молодой торс, он выглядел куда моложе своих пятидесяти и на старпера никак не тянул.
Спорим, она тебя еще выследит и расспросит, как ты дошел до мысли такойвлюбиться в малолетнюю соску вместо того, чтобы найти себе женщину ее возраста. А лучше, сразу ее.
Он рассмеялся и вновь вонзил зубы в шарик малаги.
И я скажу ей: мне просто повезло!
Ты бы меня хотел, если бы я не была твоей дочерью?
На миг он так и замерзубами в мороженном. Потом оправился и побагровел.
Если бы ты не была моей дочерью, я бы сказал тебе: «Деточка! Примите холодный душ!» буркнул он и втянув в рот губы, плотно сжал челюсти. Не говори со мной о таких вещах!
Ты первый начал.
Но я не это имел в виду! Черт, Верена! Ты понимаешь, что от тебя уже люди пятятся? Ты словно та корова бродишь и смотришь на мужиков, которые чувствуют твой голод и разбегаются Ты понимаешь, каково мне? Я ведь тоже мужчина. А тымоя дочь!
Раджа объяснял мне про сепарацию, но я поняла лишь одно: мы с папочкой пропустили миг и кончим жалкими извращенцами, которые даже по меркам Штрассенберговбольные! Я видела, как он краснеет, случайно посмотрев не туда. Я видела, как он сравнивает мои фотографии с ее фотографиями. И мне от этого было ужасно не по себе. И в то же время
Вообще-то, я хотела поговорить о Себастьяне.
Он посмотрел на меня.
Про Себастьяна, я тем более слушать не хочу.
На кой ты вообще тогда нужен? вспылила я и, швырнув остатки мороженного собаке, вытерла дрожащие руки. Ни поговорить с тобой о чем-то, ни рассказать. Только и делаем, что ходим по Променаду! Думаешь, я не вижу, как ты на меня пялишься, когда я выхожу из воды или мажусь кремом. Кто тут озабоченный, так это ты, Фредди! Не потому ли так взбесился из-за Себастьяна? Ревнуешь? Старый, озабоченный идиот!
Не дожидаясь, пока он отвиснет, я крепче ухватилась за поводок и пошагала прочь, волоча за собой собаку.
Верена! рявкнул отец. Вернись немедленно!
Не оборачиваясь, я перешла на бег, и Герцог перешел тоже. Если бы пес не был глухой, он бы сразу заметил, что его бог уже не идет за нами, и я не справилась бы.
Герцог слушался лишь отца.
Есть собаки мужские и женские. Дог, к примерупорода чисто мужская. Ему нужен лидер, вожак, твердая рука. Хотя по мне, так твердая рука не помешала бы половине мосек, которые заходятся в истеричном лае, буквально лопаясь от распирающей их маленькие тела, злобы. Твердая рука с тапком.
Мне тоже не помешала бы такая рука. А лучше, член. И покрепче.
Увы, с членами у нас была напряженка. Михаэль, наш шофер и охранник, был крепко женат. Фредерик, которого я все никак не могла привыкнуть называть «папой» был мой отец, а его секретарь, сопровождавший нас в поездке, не обращал на меня совершенно никакого внимания.
Если не знать его, можно было подумать, будто бы преподобный в самом деле хранит обеты, но он хранил лишь дистанцию. И это бесило сильней всего. Он был англичанином индийского происхождения. Черноволосый, смуглый, с густо-белыми ровными зубами. При его виде женщины говорили:
Мой бог!
И даже бог не мог винить их в нечистых мыслях. Ведь это бог создал Раджу таким. На самом деле, его звали Хадиб Фарух, но семинарская кличка прилипла намертво. Мысленно, я звала его только так. Раджа по природе был бабником, и я имела на его счет планы, но Ральф прочел мои мысли и с другом поговорил. Филипп, я подозревала, тоже.
Ты потрясающе красивая женщина, сказал мне Хадиб, но я очень плохо переношу физическую боль.
Сказал просто так, без всяких намеков. Когда я просто вышла однажды к завтраку, а он был один в столовой. И я всего-навсего улыбнулась. И сказала: «Привет!»
Мысль, что мое желание написано у меня на лбу, просто убивала. И мысль, что это сказал мне мой собственный отец!
Я шла одна. С глухой собакой, весом в полтора моих веса, которая меня абсолютно не признавала! Точнее, не просто шла, а нарезала резкие и четкие виражи: завидев что-нибудь интересное, Герцог мощно и уверенно рассекал грудью воздух, таща меня за собой, а я беспомощно цеплялась за его ногу, чтобы хоть немного притормозить.
Когда его вел отец, он шел головой назад, словно крайний конь в русской тройке, как на картинах у Себастьяна. Когда его вела я, это Герцог решал, какую из мосек проигнорировать, а на какую рявкнуть, обдав слюной.
Это было несправедливо: ведь я спасла его. Но Герцог точно так же на все забил, едва только чуть отъелся и оклемался. Теперь его богом был мой отец. А явсего лишь дочерью бога, которую нужно было оберегать, но слушатьсявовсе не обязательно.
Умудрившись опередить его, чуть ли не перепрыгнув, как через «козла» на уроках спорта, я ухватила Герцога за ошейник и повела, дразня салфеткой из-под мороженного. Именно Герцог окончательно помог мне понять, как мало для сильных и здоровых парней, значит прошлое, в котором женщина спасает их от Судьбы.
Потеряв интерес к салфетке, Герцог вдруг сделал очередной вираж, радостно гавкнул и резко сел, яростно стуча хвостом по черным мраморным плитам. Прямо перед нами стоял епископ.
Верена, укоризненно поморщился он и весь сжался, как будто бы в панцирь спрятался. Какого черта ты вытворяешь? Я по всему Променаду тебя ищу.
Он вырвал у меня поводок, и я с облегчением уступила.
Ну, вот ты меня нашел, уши пылали, как два костра возле черепа. Давай опять делать вид, что все хорошо, хотя все так плохо.
Не будь ты моей дочерью, я бы не просто хотел тебя, я бы сбежал с тобой, выдал отец. В ночи бы выкрал, сунул в багажник и увез прочь. Теперь ты счастлива? Или надо, чтоб за нами гнались и даже стреляли? Только учти, что в багажнике лежишь ты.
Я хихикнула.
Может, мне тебя на Цезаре выкрасть? А что? дополнительный поворот. За Цезарем он погонится стопроцентно, но мы притворимся, будто дело в тебе.
Почему ты злишься так из-за Себастьяна?
Потому что
Ему не придется тебя воровать
Верена:
Мы сидели на собачьем пляже, кидая Герцогу мячик и тот приносил его, вздымая лапами мелкий, как пыль, песок. Поводок тащился за ним, оставляя змеиный след. Солнце, опускавшееся в море, окрашивало мир в теплые, сиреневые тона. Перед нами застыло море. За спиной струился людской поток.
Пригнувшись, прошли Хадиб и какая-то девушка и нам пришлось притвориться, что мы не видели их. Затем, Пятидесятилетняя теточка с сигаретой, устроилась за нашей спиной. У нее были солнечные очки от «Дольче Габана» и морщинки курильщицы вокруг ярко-красных губ.
У вас не найдется зажигалки? спросила она так томно, что я хихикнула.
Фредерик обернулся и посмотрел на нее. Устало и раздраженно.
Нет!
Обидевшись, женщина отсела подальше.
У тебя есть кто-нибудь? спросила я у отца.
В конце концов, как дочь я имела право спросить.
Отец поправил бейсболку и сморщил нос.
Иногда, признал он, пытаясь грубостью скрыть смущение. В отпуске Ничего особенного.
Я тоже сморщила нос.
А у тебя были с кем-то долгие отношения, после Джесс?
Верена, оборвал он, яростным шепотом. Я тебя умоляю!.. Прекрати обсуждать со мной мою интимную жизнь! Особенно теперь, когда Джесс погибла. Я не хочу не думать о других женщинах, ни тем более, о них говорить!
Хорошо, перебила я, прости! Я хотела знать не про женщин, а про детей. У тебя есть другие дети?
Нет, ответил он, сняв бейсболку и протер ладонью лицо. Других детей нет. У меня только ты одна.
Я раздраженно вздохнула: он не обнял меня!
Когда Фред только вернулся, то обнимал меня постоянно. Сидел со мной на диване, зарывался лицом мне в волосы и с улыбкой целовал меня в нос. Сейчас он вел себя, словно я больна проказой. И я подумала: озабоченная тут я, или все же он? Или, озабоченныемы оба?
Нездоровая тяга усиливалась, как и отвращение к нему и к себе.
Загар стер лет десять с его лица и женщины постарше засматривались. Словно мимо киногерой шагал. Принц из девичьих грез, который рос вместе с ними и стал Королем. Да и молодые оглядывались. Все-таки, наши штрассенбергские мужчины очень красивые. Высокие, белокурые, широкоплечие. С дерзкими красивыми лицами и ровными белыми зубами.
Вот только он смотрел только на меня. А думал только о ней. О Джессике. С утра я застала его с красными глазами. Отец сидел над старым альбомом и рассматривал фотографии.
Какой же красивой она была мы плакали. Оба. Вместе
А потом я весь день ловила Тот Самый взгляд. И от этого было еще противнее и еще больней. Что с нами происходит? Мы оба спятили, когда Джессика умерла на наших глазах, просто не понимаем этого? Я хочу быть Еюдля папы, а папа дышит воспоминаниями и видит Ее во мне.
Такой, какой она была, когда они встретились. Перекрасить волосы, я будувылитая она. Как я всегда мечтала. Только это не радует. Это вызывает чувство вины. За то, что спала с ее мужем, за то, что покрывала ее зависимости и то, как сильно ей нужен врач.
За то, что я хотела, чтоб она умерла и мой отец мог вернуться!..
Он вновь, внимательно посмотрел на меня.
Ты стала так похожа на свою маму
Я истерически рассмеялась: о, да! Еще как похожа. Втрескалась в папочку, совсем как она.
Такая же озабоченная, истеричная и насквозь больная? Бегаю за парнями, которые любили ее? Как она за тобой и Маркусом?
Я имел в виду, внешне, сказал отец сухо. И она не бегала за Маркусом! Ей нужен был только я! Понятно?!
Я отвернулась, зарыла пальцы в мягкий песок. Теперь я понимала, почему она спятила, но помочь себе не могла. История повторялась, только чуть-чуть иначе: моя мать покончила с собой, а отец начинал сходить с ума, ища ее образ всюду. У Джессики все было наоборот. С собой покончил мой дедушка, а бабка сошла с ума.
Дарлинг, сказал Фредерик, не поднимая глаз на идущего мимо нас Хадиба. Я устал делать вид, что тебя не вижу. Имей уже совесть и поди в другой конец Променада. Нам нельзя, мы с собакой, а ты один.
Хадиб рассмеялся и подошел. Его девушка тоже приблизилась. Тоже высокая, стройная, как и Джесс. С волосами цвета спелой пшеницы. Только вот таких сисек у нее не было.
Это не то, что вы думаете, сказал Раджа. Ее зовут Света. Ей нравятся мужчины постарше!
Отец рассмеялся и встав, протянул девушке руку. Что-то сказал, и девушка удивленно ответила.
Брезгливая дамочка с дорогой укладкой, чуть не плюнула в пепельницу с досады и надела свои очки. Она таскалась за Фредом, как чайка за умирающим крабом. Какой, наверное, был облом.
Совсем уже совесть потерял!
Хоть бы собаку завела из приличия, нарочито громко сказал отец.
Хам! оскорбилась женщина.
Отец не ответил.
Как насчет старой курицы, Маркус? спросил Хадиб, кивая в сторону ресторана. Зажаренной дочерна на гриле?
Хорошая мысль, Самир! Что скажете, Света?
Света что-то мурлыкнула на своем языке и Фредерик рассмеялся.
Света ласково улыбалась, мой отец улыбался ей. Раджа и я сидели напротив них. Каждый в собственном телефоне.
Отец стал Маркусом, я Вивиан, Герцог Ланселотом
После ужина и вина с личных виноградников у нас на террасе, Света окончательно поняла, как любит мужчин постарше. Но ее словарный запас слишком мал, она лучше ему покажет. Да-да, она актриса. Будущая
Мы с Самиром остались на крыльце. Он явно не выглядел расстроенным. Скорее, наоборот.
В кармане тонких джинсовых шорт отчетливо выделялись сложенные купюры, и я была уверена, что их не было, когда он подошел к нам на пляже!
Ты водишь ему баб? уточнила я.
Ты предпочла бы, чтобы я парней приводил? миролюбиво спросил Хадиб, привалившись спиной к лестничному столбу и улыбнулся густо-белыми зубами. Выстрелил мне в лицо улыбкой.
Я много богаче Маркуса.
Не выйдет: мне платят сразу двое, чтобы ты никого не встретила.
Я перебью их цену, сказала я. Мне даже не надо ужина и вина. И говорить, насколько я потрясающая. Просто парень. С членом.
Увы, Хади развел руками. Отец преподобный Ральф обещал перебить мне коленные чашечки. А молодой граф как же он это сказал?.. А! Он обещал, что вычеркнет меня из списка людей, которые могут брать феррари и внесет в список тех, кто может взять катафалк. Что я могу поделать? Ты роковая женщина. Когда кто-то попадает в твои сети, то попадает в них навсегда.
Ага! Потому я и бегаю взад-вперед по пляжу, пытаясь снизить общую неудовлетворенность, подумала я.
Оставь этот сироп для девочек, попросила я. Если я тебе не нравлюсь, так и скажи. Я уже привыкла. Пока все мои подруги читали «Золушку», я «Русалочку» наизусть учила.