Раджа улыбнулся.
Знаешь, в чем самая главная ошибка русалок? Пока они резвятся в волнах и скрываются от глаз посторонних, им кажется, что их хотят все. Да так и есть: все хотят, потому что Русалкаредкость. Вот только стоит ей перестать петь, как морок падает и люди хотят получить трофей. Нет у русалки счастья с обычным парнем. Либо парень утонет, пытаясь достать ее, либо она умрет на берегу
Русалки фригидные, ответила я, поразмыслив и ни черта не уяснив. А есть какие-то таблетки для понижения тонуса? Как для кошек, или собак? Джесс что-то такое подмешивали в психушке, ты должен знать.
Хади пожал плечами и опять улыбнулся.
Практически все психотропные снижают либидо, но психотропные даже хуже, чем наркота.
Его Епископство советовали холодный душ. Но предпочли литовочку А она не би? Когда я училась в католическом интернате, мы с кузинами боролись с воздержанием, как могли
Заткнись, рассмеялся он, затыкая уши. Когда ты так сладко поешь, я начинаю думать о том, как можно жить без коленных чашечек.
Я куплю тебе новые, сказала я, опрокидываясь на спину и теплые доски напомнили палубу «Мирабеллы» и Филиппа, сиганувшего от меня за борт. Иногда мне кажется, Дитрих спятил. Как можно любить человека и не хотеть?
Он хочет, просто
Наверху послышались голоса. Потом шум воды.
О чем они говорят?
Он говорит: «Пожалуйста, будь потише, там моя дочь!», а она: «Она все равно когда-то о нас узнает!»
И вот у таких дур есть секс
Потому что они не пугают парней. А ты пугаешь И не только парней. Твоя бабушка просила меня сообщить, если я решу, что у тебя поехала крыша.
Я и сама могла бы ей сообщить, если б она спросила. Вчера я гуляла по пляжу, в надежде, что меня изнасилуют. И три подозрительных чувака таскались за мной ждали, пока я добью, чтобы взять бутылку. И мне постоянно хочется умереть.
Тебе не хочется умирать, тебе хочется перестать любить тех, кто тебя не любит, ответил он. Просто ты не веришь, будто это возможно, пока сердце бьется А это возможно. Просто смирись с тем, что ты не сможешь им отомстить. Или представь, как ты умерла, а они все радуются Ну, или грустят напоказ, а сами счастливы, что проблема решилась И как они все спокойно ставят твой прах в нишу и живут себе дальше. А ты мертва. И все они трахаются со Светой, а тымертва.
Это проняло меня куда больше, чем гипотеза про русалок.
Если бы ты чаще клал женщин на диван и реже под себя лично, ты был бы уже богаче меня.
Мы не договорили: хлопнула парадная дверь и отец тяжелыми шагами пошел к крыльцу.
Все, сказал он, стараясь не смотреть на меня. Можете заходить.
Терапевтический эффект кончился. Я обозлилась вновь. Только за то, что мужчины могут купить секс, а янет! Даже с женщиной: ведь я малолетка.
Ой, вот спасибо!..
Насколько холодный, мне принять душ?
Когда мужчина говорит, что он хотел бы, но обещал друзьям, что не станет, можно отреагировать так.
аон хотел бы, но обещал
бон врет
вда пошел он в жопу!!!
Последнее время, я всегда выбираю «в».
Отец еще спал. Герцог заканчивал облизывать когти. Я поманила пса, взяла несколько био-пакетов, лопатку и повела его в лес.
С такой большой собакой, как Герцог, лопатка необходима. На входе, в него за раз вмещается полтеленка. На выходе масса примерно та же.
Немногочисленные гуляющие по лесу, жались в сторонку, уступая нам путь. Я была так расстроена, что забыла средство от комаров и теперь отбивалась от них лопаткой.
Герцог страдал не меньше и вскоре выволок меня из лесу на дикий пляж, где тут же навалил на песок.
Думаешь, ты первый, кто мне такую кучу насрал? спросила я одними губами, развернув его за морду к себе.
Герцог оглушительно гавкнул и преданно завилял хвостом. Мне пришлось отпустить его, достать из кармана биологически чистый пакет и задействовать, наконец, лопату.
Герцог наклонил голову.
Он никак не мог понять, почему его тупенькая хозяйка пытается замести следы. В его собачьем мировоззрении большие кучи, гордо наваленные на самых видных местах, выполняли очень важную функцию.
В собачьем мире такая куча кричала: зырьте и внемлите! Здесь. Живу. Я. Рослый, половозрелый, здоровый пес, с неограниченными физическими возможностями вам вломить. Не заходите на мою территорию! Держитесь подальше.
Я вырыла песок на полметра, свалила туда его коричневую метку и стала закапывать.
Герцог тявкнул. Очень нежно и ласково. Словно хотел спросить: «Что же ты, дура, делаешь?»
Да знаю я, я погладила большую черную голову. Знаю. Думаешь, я не знаю, что это действует? Еще как знаю. Мне Филипп с Ральфом точно такие же кучи в душе насрали Это отпугивает даже отца Самира.
Отца Самира? переспросили сзади.
Герцог гавкнул и завилял хвостом, пытаясь дать обоим по растопыренной лапе. Ральф сел, взял лапу, похлопал Герцога по плечу. Спросить, кто тут хороший мальчик. Когда Герцог видел, что ему говорят, он словно бы слышал.
Осторожнее, у нее лопата, сказал сам отец Самир.
Подержи его, я пойду помою, сказала я.
И очень быстро пошла к воде.
Вымыла лопату, вымыла руки. Проверила направление ветра, прикинула высоту волны. Посчитала чаек
Вернуться мне все равно пришлось.
Так и не остыла?
А ты все не загорелся?
Он поморщился:
Да сколько можно уже? Тебе самой не противно навязываться, как дура какая-то?
Странно слышать это именно от тебя, ответила я спокойно. Отвали уже, наконец!
Ральф не отвалил.
Отец сидел на крылечке и читал газету, попивая липовый чай. Герцог тут же прибавил шаг и уткнулся башкой ему в шею, как делают львы.
Ты мой хороший! сказал отец и обнял его за плечи. Здравствуйте, ребята!
Здравствуйте, сказал Ральф. Вам пришла почта Из Ватикана. Может быть что-то важное? Я решил привезти.
Епископ осмотрел его со скучающим выражением лица.
Это все, что ты способен изобрести?
Что вы хотите сказать?
Я надеюсь, ты здесь по поводу почты. Не по поводу Ви.
Видеть Ральфа растерянным было непривычно. И еще непривычнее, видеть его с опущенной головой.
В глубине души я была довольна.
Раньше я представляла отца более ласковым аналогом Маркуса. Мне виделся деликатный и очень чуткий мужчина, который был своему ребенку матерью и отцом. Светский, добрый и безукоризненно вежливый.
В реале он больше напоминал Себастьяна. Он был жесткий. И мрачный, как сам Аид, которого Маркус однажды писал с него.
Отец развернул и снова сложил газету.
На развороте крупным планом алела жопа в красных колготках. Библейские места хозяйка жопы слегка прикрыла ступней.
В какое бы положение ни поставила бы вас Жизнь, наши колготки помогут вам сохранить лицо в любой ситуации! кричала подпись под снимком.
Я покраснела и прикрыла лицо рукой. Когда уже этот снимок покинет полосы? Других проблем, что ли нет, кроме как продавать колготки?
Я очень тобой горжусь, кстати, сказал отец, сравнив еще раз фотографию и мою ступню. А фотографии, на которых ты сохраняла лицо, есть?
Кстати, этот фотограф снова звонил Филиппу. Кричал, что ты ему всем обязана и требовал благотворительных взносов, вставил Ральф.
Сломай ему телефон, посоветовала я.
Твой любовник просит денег у твоего бывшего? уточнил епископ, со вздохом складывая газету внутрь жопой. С каждым часом все чудесатей.
Он не мой любовник! рявкнула я. Он просто сделал несколько снимков!
И кокаина ей полный нос набил! В благотворительных целях! Чтобы ее не вынесло с того количества спиртного, что она приняла, наябедничал Ральф.
Не твое сраное собачье дело, понятно?! взвизгнула я. Даже если эти сведения тебе прислали из Ватикана, я и мои ноздри тебя не касаются.
Нет, касаются!
Что с тобой происходит, Ральфи? уже серьезно спросил отец. Новая фамилия по мозгам ударила? Ты себя совладельцем вообразил?! Я сказал тебе еще в Гамбурге: оставь Верену в покое! Какого черта ты снова здесь?!
Я всего лишь хочу поговорить с ней. По-человечески.
Она этого не хочет.
Ральф закусил губы и посмотрел на него, словно епископ отбирал у него последнее. Тот ответил холодным взглядом в упор. Герцог валялся у его ног, обняв ступню обеими лапами и терся лбом об икру. Потрепав сомлевшего пса по выгнутой шее, отец поднялся и оттолкнул меня за спину, чтобы Ральф не достал.
Я так надеялся, моя мать не права. Что это не ты отговорил Филиппа жениться. Я просто не мог поверить, что ты пошел против нас после всего, что мы для тебя сделали Но ты пошел. Я понимаю, как у тебя хватает нахальства: мы даже познакомились только потому, что ты подвизался на ниве мелкого криминала Но я хочу, чтобы ты тоже кое-что понял. Я не позволю тебе являться к нам, когда тебе взбредет в голову и орать здесь на мою Ви. Знай я, что там происходило между тобой и Джесси, я бы вернулся раньше и отобрал ее, епископ понизил голос. Если ты еще раз позволишь себе нарисоваться здесь без предупреждения, я поставлю вопрос ребром. Твой отец сейчас не в том положении, чтобы защищать тебя от своего дяди.
Я хочу просто поговорить! сказал Ральф чуть слышно и его глаза побелели, что в его случае всегда служило признаком гнева. Я бы никогда не вмешался в их отношения, если бы видел, что Филипп любит ее. Но он не любит! Это всего лишь очередное соревнование и
Ральф, перебил его епископ. Мы тут не про любовь говорим. Мы говорим о женитьбе. Точнее, мы говорили Благодаря тебе моя дочь пойдет в наложницы к мужику, который был моим другом детства. У нее никогда не будет достойного места в обществе. Она никогда не сможет занять то место в семье, что полагалось ей, как дочери Маркуса. Мой брат и я Мы всем на свете пожертвовали, пытаясь дать моей дочери будущее. Ты же перечеркнул его И ты еще смеешь сюда являться, будто имеешь на нее все права!
Послушайте, попытался Ральф, но мой отец остановил его резким жестом.
Нет, это ты послушай! Я защищал тебя до последнего! И ты молчал, позволив мне ругаться с матерью, братом и даже собственной дочерью. Отныне, баста! Поди, отца своего спроси, насколько он влюблен в мою девочку! Я сегодня же запрошу в полиции ордер на запрет приближаться к Ви и лично, сам, пристрелю тебя на границе участка!
Отстань от нее, иначе я заявлю в полицию
Михаэль вошел в дом последним и закрыл дверь.
Что с ним происходит? спросил он на правах давнего товарища по детским играм.
Отец махнул рукой, закатил глаза и покачал головой.
Никогда не делай добра, посоветовал он.
За задним двором, через улицу, бродила с лейкой наша соседка. Та самая, Пятьдесят оттенков закрашенного седого. Она уже целый час поливала несчастные цветы на балконе. И только что в театральный бинокль не наблюдала за нашими окнами.
О чем ты говорил? спросил охранник. Ну, насчет Джессики? Что там между ними происходило?
БДСМ, ответила я. Бондаж, дисциплина и садо-мазо.
Отец изменился в лице, и я тотчас же переключилась, почуяв кровь.
Да-да! Слово в слово! Он ее связывал, всяко-разно дрессировал и лупил ремнем! И ей это нравилось! Они даже жили втроем, пока Ральф с Филом не разругались! Доволен? С тобой она такое тоже практиковала?
Он коротко и несильно, но все же ударил. Я отшатнулась, держась рукой за лицо. Отец изменился в собственном. Михаэль удержал его.
Фред, не надо!
Ее отец тоже бил ее! завизжала я, не помня себя от ярости. Давай, подсади меня на ремень и порку прежде, чем покончишь с собой!
Верена! прикрикнул Михаэль.
Я взлетела по лестнице и захлопнула дверь.
Мне было девять, или вроде того, когда Ральф сошелся с Джессикой. Он просто не понимал намеков, а Джесс «флиртовала», прохаживаясь по самым больным местам.
И деревенщина, и приблуда, и содержанец
Она хотела его, но гордость не позволяла хотеть безродного мальчика. Уличную крысу! Они сошлись на порке ремнем в подвале. Будучи связанной, Джесс снимала с себя ответственность за свой дурной вкус, а Ральф, с ремнем в руке ощущал себя ее господином.
Я понимала, что он и меня пытается укротить. Дисциплинировать тем же способом. Ральф был боец, чемпион и потому не мог примириться с мыслью, что может проиграть какой-то девчонке. Наши Эго уже сходились в бою, когда я голодала в Баварии, но Ральф так ничего и не понял.
Во мне текла кровь не только Штрассенбергов, но и кровь Броммеров. Кровь людей, которые даже потеряв все на свете, способны дожидаться своего часа, чтоб отомстить. Джесс это всем уже доказала. А еще до нее, Миркалла.
Оставшись одна, я бросилась на кровать и разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони. За миг до того, как отец стал ломиться в дверь и орать, чтобы я не смела унижать память матери. Чтобы я не смела рассказывать о ней подобные вещи!
Тогда я рассказала ему о нем.
Что если бы он думал о моей матери, пока Джесс была жива, нам не пришлось бы вести подобные разговоры! Не будь его, она ушла бы от Маркуса и была бы счастлива с кем-нибудь другим! И я бы не родилась, чтоб страдать так, как я страдаю! И что не он, а я каждый день отмывала пьяную Джессику от блевоты и укладывала в постель, прежде чем идти в школу! И это он не имеет права что-либо о ней говорить, потому что она мертва лишь из-за него! Из-за него, и ни кого больше!
Отец ушел, как-то странно и судорожно дыша.
Я слышала, как прицокал Герцог. Со вздохом, грузно повалился на пол перед моей дверь и начал скулить. Слышала, как отец спрашивает Хадиба.
Хади, у тебя есть ксанакс или что-нибудь?
Только таблетки, ответил он. Но в принципе, если мы ее скрутим, можно будет просто зажать ей нос и
Ты спятил?! рявкнул отец. Поди, скрути Дитриха, если такой умный!..
Дальше я не слушала.
Убежала в ванну. Ксанакс, как же! Еще за секс со мной ему заплати! Лживый лицемерный ублюдок! Я до упора открыла холодную воду и, встав под душ, стояла, пока не онемели плечи. Это не помогло, но от холода зуб не попадал на зуб, и я игралась мыслью, что я умру от воспаления легких и все они пожалеют, что не хотели меня.
Совсем, как отец сожалел о Джессике.
На тумбочке лежала записка. И таблетка.
Я яростно сбросила все на пол и улеглась в кровать. Одна таблетка. Всего одна! Слишком мало, чтобы с собой покончить.
Колющий холод сменился колющим теплом. Я уже не плакала, а молча смотрела перед собой сухими красными глазами. Какого черта я тут забыла? Я выбралась из постели и натянула первый попавшийся сарафан.
Билет на поезд можно купить в любом автомате.
Я перевернула записку, нацарапала свою собственную и
Вышла из дома через задний двор
Был тот медовый вечер, когда сами сумерки желтые. Когда воздух чист и небо чистое, как над Средиземным морем. Ветер ласково гладил невидимой ладонью поля, и молодая пшеница стелилась волнами под его руками.
Всадники появились из-за пшеницы. Обогнув поворот, возникли так неожиданно, словно по волшебству. Лошади летели во весь опор. Граф-старший сидел, как влитой, составляя с конем единое целое. Казалось, даже Цезарь чувствовал это и нес наездника с гордостью, словно хвастался им.
При виде нас с Маркусом, оба всадника разом натянули поводья. Лошади перешли на рысь и вскоре остановились. Маркус чихнул и достал платочек.
Добрый день, Цукерпу! сказал Себастьян. Здоровья, Маркус!..
И ты не сдохни! ответил тот.
Граф рассмеялся.
Я лишь твоими молитвами и живу
Дальше я не особо вслушивалась. Забыв обо всем на свете, смотрела на Себастьяна. На нем были черные бриджи для верховой езды и белая рубашка с закатанными до локтей рукавами. Сапоги сверкали, на запястье болтался стек.
Его золотистая кожа, выгоревшие волосы. Капелька пота прочертила по шее линию, остановилась в ямочке между его ключиц. И я глубоко вдохнула, невольно подавшись к Цезарю. Так мне хотелось прикоснуться к Себастьяну и слизать эту капельку языком.
Ви? Верена!
Голос Маркуса заставил меня очнуться.
Что, Маркус?
Филипп спросил, как твои дела. Дважды.
Внутри меня что-то дрогнуло и зависло. Себастьян метнул в меня короткий настороженный взгляд. Я мысленно застонала. Это была пронзительная тоска по тем временам, которых я никогда не знала. По временам, когда мужчины были мужчинами, а женщины еще нет.
Ого! сказал граф. Если лошадь нервничает, нервничает наездник.
Встав «столбиком», я невидящими глазами глянула на Филиппа. Широко раздувая ноздри, его конь крутил головой, яростно пытаясь вырвать поводья из рук наездника. Густая белая пена падала на черную грудь. Хрипя, как-то боком, круто выгнув лебединую шею, конь крутанулся волчком на месте.