Ты еще на пару сантиметров подросла?
На нем черные джинсы и джинсовая рубашка, а на запястье часы, по виду прилетевшие из самой Швейцарии.
Я не расту с семнадцати, сообщаю ему.
Слава Богу,добавляю мысленно.
Садись, Белоснежка, добавляет худощавый брюнет с идеальной блондинкой под боком. Не съедим.
Смотрю на Аньку, но та уже прошмыгнула мимо и заняла место рядом с королем вечеринки, который услужливо предоставил ей свои колени
Кошмар.
Что я здесь делаю?
Третья парочкаэто очень гламурный парень в очках и не менее гламурная девица с коктейлем в руках и скучающей миной на лице.
Я не сомневаюсь в том, что все это сборищеотпрыски лучших домов города. Их одежда и эти скучающие гримасы, будто они уже, черт их дери, видели все!
За столом никто не обращает на меня внимания. Покосившись на подругу вижу, как они с Дубцовым изучают меню, используя свой коллективный разум. Обсуждают каждую страницу так, будто там представлены последние новости страны и Мира.
Чувствую себя не в своей тарелке, особенно когда и сама погружаюсь в изучение меню. Я не готова пожертвовать своей стипендией на пасту с грибами и и
Что-нибудь выбрали? раздается над моей головой.
Я тереблю страницу. Э-э-э
Мир, труд, май прерывает мои терзания знакомый голос.
Уронив меню, вскидываю голову.
Какие люди тянет кто-то за нашим столом.
Мои глаза ползут вверх по чуть расставленным длинным ногам, запакованным в синие джинсы, по широкоплечему торсу, одетому в черную футболку с какими-то придурошными пляшущими чудиками на груди, по прямой сильной шее с выпирающим кадыком и, наконец-то, добираются по сощуренных голубых глаз.
Посмотрев по сторонам, а потом прямо на меня, Никита Игоревич Барков на полном серьезе спрашивает:
Аленушка, ты меня что, преследуешь?
Глава 21
Аленушка?
В его волосах идеальный бардак, глаза гуляют по моему лицу и волосам. Туда и обратно, не отрываясь ни на секунду.
Замерев и выгнув шею, смотрю на него в ответ.
Он не двигается, глядя на меня сверху вниз. Смотрит исподлобья прямо мне в глаза. Мы просто смотрим друг на друга, как два истукана, и я вижу, как расслабляется его лицо. Вижу, как губы дергает улыбка. В моей груди дергается сердце, наполняя вены какими-то бурлящими химикатами, от которых загорается каждая клетка тела.
О, да хватит!
Откуда он взялся?!
Конечно, все мажоры города должны общаться между собой, это же классика, но я никак не ждала его здесь. Я не знала, что они с Дубцовым общаются больше, чем две минуты в год, потому что никогда не видела их вместе. Я вообще не замечала, чтобы у него были близкие друзья потому что он псих-одиночка! Закрытый, сложный, циничный. Его травили в школе, но он каким-то образом это преодолел. Я бы так смогла? Не знаю. Я не знаю, почему думаю об этом сейчас, когда он выскочил из ниоткуда.
Что он там нес?! Я его преследую?!
Это настолько нелепо, что мой рот открывается и закрывается, в попытке что-нибудь сказать, но все мысли вышибло из головы. Понимаю, что уже минуту пялюсь на него, не маргая, прямо как обычно.
Ладно, бормочет он, опускаясь на диван рядом со мной. Забей
Теснит меня, прижимаясь плечом к моему плечу и бедром к моему бедру. Терпкий еле слышный запах его туалетной воды и тепло его тела заставляют меня вздрогнуть. За какую-то секунду его становится так много, что я кошмарно торможу, забыв обо всех присутствующих.
Выбрала что-нибудь? спрашивает тихо, забирая из моих пальцев меню.
Посмотрев на официанта, объявляет:
Мы еще подумаем.
Мы?!
Изучает меню с таким невозмутимым видом, будто я сидела здесь все это время и ждала, пока он придет и поможет мне с выбором.
Пытаюсь вытрясти из себя волну возмущения, но вместо этого наблюдаю за его руками, пока сосредоточенно листает страницы. Смотрю на точеный профиль. По нему бегают разноцветные лучи прожекторов, и я с позором понимаю, что не отодвинулась. Его крупное бедро жжет мое даже через джинсы. Сжимаю руки в кулаки, роняя их на колени.
Втянув воздух так, что вздулись крылья прямого носа, Ник угрожающе говорит, глядя в ламинированную бумажку:
Алена, блин. В потолок смотри.
Мои щеки обдает кипятком, а внутренности обидой.
Грубиян. Хам.
Я и смотрю, резко отворачиваюсь, пытаясь успокоить дыхание.
Ты на мне чуть дыру не протерла, слышу тихий угрожающий голос. Я не против, но тут народу лишнего до фига, а когда ты так на меня смотришь, знаешь что хочу с тобой сделать?
Мое сердце срывается в очередном рывке.
Что? спрашиваю быстрее, чем успеваю подумать.
Повернув голову, смотрю в его глаза. Сжав челюсти, он смотрит на мои губы, не оставляя мне никаких сомнений в том, что конкретно он хочет со мной сделать.
Мои губы начинают зудеть, прекрасно помня его варварские поцелуи. По рукам бегут мурашки, на подкорке скапливается паника.
Закрыв глаза, Барков делает очень глубокий и очень протяжный вдох. Отворачивается и вперяет взгляд в меню, хрипло спрашивая:
Так выбрала ты или нет?
Хлопнув глазами, отвечаю грубо:
Чековую книжку дома забыла!
Я угощаю.
Обойдусь, цежу я.
Тут креветки вкусные, игнорирует он. И десерты. Чего ты хочешь?
Чтобы ты исчез.
Правда? смотрит на меня с усмешкой. А так и не скажешь
Я снова открываю и закрываю рот, пытаясь вытолкнуть из него хоть что-нибудь.
Следит за моими потугами и, кивнув, говорит:
Вот и я о том же.
Хватаю со стола телефон, потому что на него пришло сообщение.
Я не знала, клянусь!,пишет мне Анька.
Подняв глаза, смотрю на нее. Ее округлившиеся глаза перебегают с меня на моего бывшего брата, а лицо Дубцова совершенно нечитаемо. Положив свою лапу на ее бедро, он спокойно роется в телефоне, будто ему до всего света дела нет. Окинув взглядом присутствующих, вижу наполненные интересом лица, а взгляд гламурной брюнетки неожиданно стал острым, как бритва.
Дай мне выйти говорю сипло, не глядя на Баркова.
Зачем? мрачнеет его голос.
Вскинув на него глаза, в сердцах бросаю:
Если не хочешь исчезнуть ты, исчезну я.
Его губы сжимаются, как и его челюсти. Через три глухих удара моего сердца он резко спрашивает, впившись в мои глаза своими:
Мне исчезнуть?
Да, Барков, продолжаю швыряться словами. Я так и сказала, у тебя уши заложило?
От внутреннего раздрая я несу все, что придет в голову, и прихожу в изумление, когда понимаю, что задела его. Вижу это на его окаменевшем лице!
Ладно, отбрасывает он меню. Хорошего вечера.
Вскакивает с дивана и хватает со стола телефон, объявив над столом:
Забыл утюг выключить.
Сглотнув, наблюдаю за тем, как обтянутые черной футболкой плечи расталкивают всех подряд. Обернувшись, слежу за ним, пока сбегает вниз по ступенькам подсвеченной лестницы, глядя себе под ноги. И как выставив вперед плечо ломится к выходу через танцпол. Как толкает рукой дверь и вылетает из зала не потрудившись ее закрыть.
Потоки мыслей вертятся в моей голове и разрывают ее на части.
Ну и отлично
Пусть катится.
Но от острого чувства потери к горлу подкатывает ком.
Глава 22
Что ты хочешь, индейку или может рульку? долетает до меня голос мамы.
Точно не рульку, фыркаю я, укладывая в ее маленький чемодан стопку футболок. Кто вообще ест рульки?
Ну чешет она пузо развалившегося в чемодане Черного. Твой дед ест и
Она замолкает, и я поднимаю на неё глаза.
Тряхнув головой и поджав губы, грубовато заканчивает мысль:
Еще кое-кто.
Ясно.
Тот, чьё имя нельзя называть. Я не удивлюсь, если он может съесть несколько рулек одновременно. С его-то комплекцией ему нужны не рульки, а целиковые поросята.
Называть его имя нет необходимости. От него уже четвертый день никаких вестей, и теперь я даже не знаю, плохо это или хорошо.
Разве он не должен быть здесь?
Разве не должен вымаливать у неё прощение?
Она что, ему больше не нужна?
Я знаю, как умеет моя мама закрываться от людей. Как умеет упрямо вычеркивать их из своей жизни раз и навсегда. Кажется, это ее защитная реакция от людей, которые принимают ее за легкомысленную недалекую дурочку и думают, что она этого не понимает. И на месте Игоря Баркова я бы очень поторопилась, если она действительно ему нужна. В противном случае на кой черт он притащился сюда со своей колбасой? Если хотел от неё избавиться, пусть радуется!
Хочешь взять его с собой? тычу пальцем в ушастую черную морду, которая очень быстро прибавляет в весе.
Он не влезет в карман, отвечает мама из шкафа.
Потому что ты кормишь его паштетами, пеняю я, доставая котёнка из чемодана и пытаясь не вспоминать о том, откуда он вообще взялся, но тот день стоит у меня перед глазами отчетливо, как никогда.
Этот дурак Никита Игоревич и все, что с ним связано, прекрасно откладывается в моей голове
Чёрный вгрызается в мою руку, как маленькая акула.
Ай морщусь, стряхивая его.
Он любит паштеты, натягивая мама на себя огромный свитер толстой вязки.
Ещё бы, закатываю глаза. Он же не дурачок
Я не посмотрела, дед поменял розетку? спрашивает она рассеянно.
Я тоже не посмотрела.
Смотрим друг на друга, изобразив кислые мины.
Мы прекрасно умеем забивать гвозди, знаем, как прикрутить дверную ручку, поменять плинтус или как дотащить из магазина продукты на всю неделю, но электричествоэто то, с чем дед категорически запретил нам связываться.
Ладно, распускает мама волосы. Обойдемся
Молча с ней соглашаюсь, закрывая чемодан и опуская его на пол.
Уже лет десять мы каждое Рождество встречаем у деда в «деревне». Там у нас дом. Вообще-то это не совсем деревня, а поселок, и не маленький. Я до семи лет жила там с бабушкой и дедом, а когда пришла пора идти в школу, мама забрала меня к себе в город. До этого она приезжала на выходные, и даже спустя годы я помню, с какой тоской ждала этих суббот и воскресений, сидя у окна и глядя на дорогу, а когда она уезжала я непременно ревела, заставляя ее реветь в ответ. Я так боялась, что она может не приехать через неделю, и этот страх мне внушил один соседский мальчик. Он сказал, что родители какого-то другого соседа переехали в другой город и забыли его здесь. Я боялась, что она тоже меня забудет. Что не приедет и не привезет запах своих духов. Не привезти нежных рук, своего голоса и смеха.
В нашей жизни всегда были только она, я, дед и бабушка, но ее так давно не стало, что в моей памяти мы как будто всегда были только втроем. А теперь нас будет четверо
Стряхнув воспоминания, выкатываю ее чемодан в прихожую и начинаю одеваться.
Она поживет до Рождества с дедом, а у меня сессия, поэтому я приеду к ним не раньше сочельника.
Такси подъехало! кричу я маме, распахивая входную дверь и впечатываясь носом в черный кашемир дорогого пальто, под которым будто металлический каркас.
Отскочив в сторону, смотрю в непроницаемые голубые глаза старшего Баркова, который, засунув в карманы руки, стоит на пороге нашей двушки.
Здрасти бормочу, протирая свой нос.
Привет, осматривает коридор поверх моей головы.
Оля дома?
Все же меня никак не отпускает мысль о том, что он не знает моего имени. Почему бы меня, черт возьми, это ни капли не удивило?
Мне не приходится отвечать, потому что мама выходит из комнаты, прижимая к груди нашего кота и целуя его морду.
Подняв глаза, тормозит с каменным выражением лица. Посмотрев на Баркова, вижу как его взгляд плавает по ней от макушки до носков синих пушистых тапок, а потом его светлые брови неожиданно сходятся на переносице, а глаза сужаются в таком знакомом мне выражении, что в животе случается кульбит.
Точно такими же взглядами разбрасывается и его отпрыск.
Пытаясь понять, что могло вызвать такую бурную реакцию, смотрю на маму.
В этом свитере она выглядит хрупкой, даже несмотря на живот. Из ворота торчит ее тонкая шея, а рукава подвернуты пару раз, потому что это дедов свитер, и он сидит на ней почти как платье, но любому дураку понятно, что это совершенно точно мужская вещь, которую до нее носили лет десять, это точно. На самом деле и того больше, я и сама иногда его таскаю, потому что от бесконечных стирок он стал очень мягким.
Можем поговорить? мрачно спрашивает незваный гость.
Поставив на пол кота, мама подходит к вешалкам и снимает свою забавную рыжую шубу, пожимая плечом:
Только не долго.
Отойдя в сторону, кусаю губу. Но для неловкостей нет причин, потому что ее «мужу» совершенно не мешает мое присутствие.
Оценив обстановку, он продолжает:
Уезжаешь?
Да.
Скрутив жгутом волосы, мама кладет их на плечо, пряча под шубой, и тянется за шапкой.
Куда?
К отцу в «деревню», отвечает она, продолжая свои сборы.
Просовывает ноги в угги и поморщившись, потирает живот.
Мам? спрашиваю взволнованно.
Все нормально бормочет она. Толкается
Где это? спрашивает Барков неожиданно охрипшим голосом.
Сделав глубокий вдох, она смотрит на него и говорит:
У своего водителя спроси. Он расскажет.
Боже, он вообще хоть что-нибудь о ней о нас знает?!
Поиграв нижней челюстью, «меценат» чешет бровь.
Это за городом?
Да, хватает мама свою сумку, направляясь к двери. Это за городом. Меня такси ждет.
Смотрим на него, намекая на то, что нам нужно пройти, а его фигура заняла весь проем.
Я отвезу, кивает он и тянет руку к стоящему передо мной чемодану.
Перехватив ручку, мама выплевывает:
Займись лучше своими друзьями-подругами, я уж как-нибудь без тебя разберусь.
Нам нужно поговорить, проговаривает он с таким нажимом, что даже я в это поверила. Хватит бегать.
Я не бегаю, чеканит она, толкая его в грудь. Я живу своей жизнью. А ты живи своей.
Отойдя в сторону, дает ей пройти, а потом перехватывает за локоть и, подтянув к себе, спрашивает:
Хочешь развод?
У меня в груди происходит взрыв.
Я вижу, как дрогнуло ее горло, когда сглотнула слюну.
Даже слепому понятно, что никакого развода она не хочет!
Подняв подбородок, чтобы смотреть в его лицо, она снова сглатывает и облизывает губы. Он смотрит на нее, опустив глаза и сжав челюсти.
Кажется, это продолжается целую вечность, пока сиплый до неузнаваемости голос мамы не произносит:
Да.
Вырвав свою руку, она резко разворачивается и сбегает вниз по ступенькам, пряча лицо за воротником шубы.
Перевожу гневный взгляд на этого двухметрового амбала, потрясенно говоря:
Ну вы и кретин
Метнув ко мне свирепый взгляд, спрашивает:
КТО я?
Кретин повторяю громче. Она два дня плакала в подушку! Пока ее на скорой не увезли!
На этот раз дергается ЕГО горло вместе с кадыком. Я вижу, как меняется он в лице. Вижу, как оно бледнеет. Как сжимается в кулак здоровенная ладонь.
А теперь вы заявляетесь требовать развода?! У нее ребенок в животе, думаете ей сейчас время о разводах думать?!
Я, бл вовремя запинается он, повышая голос, я не требовал развода. Если мне понадобится развод, я спрашивать не буду.
В шоке от этой позиции, констатирую:
Вы еще и козел.
Его брови карикатурно взлетают вверх. В глазах полное неверие.
Отвернувшись, захлопываю дверь и проворачиваю ключ в замке. Схватив чемодан, разворачиваюсь и спрашиваю:
Вы хоть знаете мое имя?
Твое имяАлёна, вкрадчиво говорит он. ОтчествоНиколаевна. Возрастдевятнадцать лет. Я по-твоему дебил?
Это не я сказала бормочу себе под нос, спуская со ступенек чемодан.
Глава 23
Передав чемодан топчущему возле машины таксисту, исподтишка осматриваю двор, но кроме здоровенного чёрного джипа, запаркованного через два подъезда, посторонних машин не вижу.
Никаких черных БМВ в нашем дворе нет.
Ну и ладно шепчу, открывая дверь такси.
Укол предательского разочарования гасит все мое возмущение, но не запал.
Забираюсь в салон и обеспокоенно смотрю на маму.
Ей ведь нельзя так волноваться! Кажется, этот остолоп вообще не понимает, что такое беременная женщина!
Он не хочет развода! объявляю, как только захлопываю за собой дверь.
Закрыв глаза и делая глубокие выдохи и вдохи мама гладит свой живот через шубу.
Поедем мы уже или нет? спрашивает сипло, игнорируя мои слова.
Сзади хлопает крышка багажника и машина качается.
Он не хочет развода, повторяю ещё раз, глядя на подъездную дверь.
Она по-прежнему закрыта и никто не торопится из нее выходить. Кажется, это даже к лучшему. Если ему нечего ей сказать, пусть и не выходит!