Вскоре Эсмонд умер за границей от чумы. Теперь Уилберсон стал бездетным вдовцом и, когда не уезжал на Восток, жил в полном уединении. Однако он никогда не забывал о Гарри Роддни. Разумеется, он слышал о проказах молодого джентльмена, однако не придавал этому большого значения. И, узнав, что в данный момент молодой человек находится на грани разорения, нашел его и сделал ему недурное предложение, о чем они и беседовали этим вечером.
Покинув мистера Уилберсона, Гарри избавился от компании своих приятелей в игорном доме и возвратился домой.
Дворецкий открыл хозяину дверь, взял у него мокрую от дождя шляпу и сообщил:
Вас ожидает молодая дама, сэр.
Гарри крепко закрыл дверь от холодного ветра, свистящего снаружи на Сент-Джеймс-стрит, стянул с себя промокший насквозь камзол и нахмурился.
По-моему, я ясно сказал тебе, Винсент, что не желаю больше видеться с подобными особами, сердито проговорил сэр Гарри.
Прошу прощения, сэр, но это не госпожа Полли и не одна из тех дам, которые посещали вас прежде. Похоже, она весьма расстроена. Она очень молода, сэр, и слезно умоляла меня, чтобы я позволил ей дождаться вас. Я просто не мог отказать ей, сэр, и всем сердцем чувствую, что поступил верно.
Очень молодая задумчиво проговорил Гарри и погладил себя по парику. Затем пожал плечами и еще больше нахмурился. Ни малейшего понятия не имею, кто это может быть.
С этими словами он прошел в гостиную. На стенах, отделанных дубом, в подсвечниках горели свечи. В камине уютно потрескивали дрова. В жарко натопленной гостиной стоял устойчивый запах множества кожаных книжных переплетов, кожаных спинок кресел и свежих сосновых поленьев.
На столе возле окна с тяжелыми шторами стояли поднос с графинами вина и бренди и большое блюдо с бутербродами. Преданный Винсент уже свыкся с тем, что хозяин является домой поздно за полночь и нуждается в легкой закуске. Несмотря на то, что большинство ценностей хозяина уже давно пошло с молотка, верный Винсент обожал своего хозяина, помогал сэру Гарри держаться «на плаву», оставшись у него на службе без жалованья. Гарри Роддни стоял на пороге гостиной. Он увидел девушку, сидящую на высоком табурете подле камина. При виде сэра Гарри она быстро поднялась и поздоровалась с ним. Гарри оцепенел от удивления. В эту минуту он не узнал Фаунуперед ним стояла изящная грациозная девочка лет четырнадцати-пятнадцати, не в накидке и шляпке, а в платье служанки, зашнурованном на спине, из-под которого виднелась полосатая нижняя юбка. Волосы девушки были запрятаны под муслиновый чепец, а на плечи наброшена маленькая шаль с бахромой. Однако не одежда привлекла его внимание, а лицо. Бледное очаровательное лицо, на котором еще виднелись следы недавних слез. Гарри поразили огромные, бездонные бархатные черные глаза девушки с невиданной длины ресницами. Она, волнуясь, смотрела на него и еле слышно промолвила:
Сэр Гарри, сэр умоляю, простите меня. Я пришла к вам просить вашей милости и хочу быть в полном вашем распоряжении. У меня ведь не осталось ни одного друга после того, как скончался его светлость! Последние слова она произнесла, рыдая, затем бросилась на колени перед ошеломленным молодым человеком, склонив голову к его ногам. Гарри затворил дверь и пристально вглядывался в девушку.
Кто умер? О ком вы говорите? Откуда вы пришли? изумленно спрашивал он.
Вы не помните меня, печально проговорила она и подняла лицо. ЯФауна, рабыня леди Генриетты Памфри.
От удивления у Гарри отвисла челюсть. Рабыня. Пресвятой Боже! Конечно, где-то в закоулках его памяти еще осталось воспоминание о той злосчастной ночи, когда он впервые увидел квартеронку. Он вытащил ее из громадного торта, мимолетно подумав еще тогда о том, как она несчастна и красива. Она, которую он мог нечаянно пронзить своей шпагой! С тех пор он ни разу не встречался с леди Памфри, однако часто беседовал с ее супругом. Бедняга Джордж так внезапно отправился в лучший мир!
ЯФауна, жалобно повторила девушка.
Гарри вскрикнул и поднял ее с пола.
Не надо стоять передо мной на коленях, твердо произнес он. Я не твой хозяин и вообще не признаю рабства. Дитя мое, сейчас в Парламенте есть люди, разрабатывающие закон о запрете этой чудовищной торговли. Они добиваются того, чтобы любой человек, будь он черный или белый, был свободен. Ведь свободаэто его неотъемлемое право.
Фауна молчала. Ее сердце колотилось, и яркий румянец покрыл щеки. С простодушно-невинной радостью она разглядывала лицо этого красивого, обаятельного молодого человека, черты которого навечно запечатлелись в ее детской памяти с тех пор, когда она впервые увидела его. И тогда, в ту ужасную ночь, от одного лишь взгляда на это лицо и одного только звука бархатного голоса исчезли ее страх и отчаяние.
Если бы вы купили меня, я бы служила вам всю свою жизнь верой и правдой, смиренно сказала девушка.
Его щеки вспыхнули.
Купить тебя! громко проговорил он. Я же сказал, что не признаю рабства!
Она в замешательстве смотрела на него темными глубокими глазами.
Не оставляйте меня одну перед лицом судьбы! умоляла Фауна.
Он заметил, что девушка дрожит.
О чем ты говоришь? Почему ты здесь? Кто послал тебя сюда?
Она сдавленным голосом пустилась в объяснения. Поведала ему все, начиная с той минуты, когда миледи застала ее в будуаре в объятиях Эдварда Хамптона. Рассказала о ярости Генриетты и об ужасном избиении, которому ее подвергли, о том, как милорд решил положить конец ее мучениям. Фауна рассказала о недельной передышке, последовавшей за этим страшным скандалом, и наконецо кончине милорда и о намерении Генриетты продать ее маркизе Растинторп.
Не то чтобы я не хотела служить леди Клариссе, поспешно добавила Фауна. Но чтобы меня выдали замуж за Зоббо о сэр, вы, наверное, знаете его это такой карлик, который все время ходит за маркизой по пятам. Он чистокровный африканец и не имеет ничего общего со мной! Он совершенно не такой, как я! Сэр, моя мама была наполовину африканка, но выглядела как белая женщина, а мой отецчистокровный ирландец! О сэр, сэр, я не негритянка и я не вынесу, если меня заставят выйти замуж за Зоббо!
И Фауна снова упала в ноги сэру Гарри, обливаясь слезами.
Несколько секунд он стоял и молча взирал на нее сверху вниз. В его красивых глазах стоял ужас, лицо побледнело. Он пытался хоть как-то осознать все, рассказанное девушкой. И постепенно чувство глубокого отвращения охватило его. «Бог свидетель, я совершил не один грех, думал он, и нарушил не одну заповедь Господню. Впустую растратил свою молодость и вел безнравственный, порочный образ жизни. Однако я не совершал ничего подобного. Да это же преступление! Да, да, преступление продавать такого нежного красивого ребенка и отдавать ее душу и тело какому-то уродливому карлику. О Боже!»
Он подумал о том, как жестоко может обойтись с Фауной леди Генриетта при поддержке своей подруги Клариссы Растинторп. От этой мысли ему стало плохо. Он почувствовал, что его сейчас стошнит прямо здесь, в гостиной, если он позволит своему воображению разыграться еще сильнее. Он знал многих светских дам, близких ко двору; был прекрасно осведомлен об их слабостях, распущенности, алчности, корыстолюбии. Но никогда ему в голову не приходила даже мысль, что две аристократки способны пасть столь низко, превратить жизнь шестнадцатилетнего беспомощного ребенка в сущий ад.
Такого терпеть нельзя! твердо произнес он. Этого быть не должно!
Фауна подняла на него заплаканные глаза.
О, значит, вы спасете меня! лепетала она.
Кому известно, что ты здесь? И каким образом ты разыскала меня? спросил он, снова поднимая ее с колен и ведя к дивану. Усадив девушку, протянул ей стакан вина. Выпей немножко, бедное дитя, проговорил он.
Она с благодарностью приняла из его рук стакан и медленно пила терпкий напиток, отвечая на вопросы сэра Гарри. Ей удалось убежать от миссис Клак, которая пыталась задержать ее. А потом как сумасшедшая, полуодетая, бродила она по улицам Лондона. Разгулялся северный ветер и усилился мороз, отчего улицы вновь обледенели и покрылись снежным настом.
Дважды Фауна натыкалась на пьяных мужчин, которые приставали к ней, пытаясь задержать, но ей удалось убежать от них. И тут она вспомнила, как леди Генриетта неоднократно рассказывала об одном клубе, расположенном на Пиккадилли, где лорд Памфри часто встречался с друзьями и играл в карты, шахматы или пикет. И она решила рискнуть и найти его, чтобы заручиться помощью, ибо помнила его доброту. Возможно, Фауна никогда не добралась бы до него, но, движимая сильнейшим страхом, напрягла всю свою сообразительность, к тому же надеясь, что удача не оставит ее. Остановив проезжавший мимо экипаж, она распорядилась, чтобы ее отвезли в клуб. С нее потребовали денег, но она сказала, что расплатится джентльмен. И тут Фауна глухим голосом добавила:
Умоляю, простите меня за такую дерзость, но у меня не было выхода.
Продолжай, произнес сэр Гарри, кивая, а сам подумал: «Как складно она излагает. Она умеет себя держать. А этот странный мягкий акцент. Безусловно, она получила воспитание, что ставит ее на много голов выше обычной девушки-служанки. Это необычно и весьма интригующе. А глаза у нее чарующе красивы, таких глаз я не видел никогда».
Фауна заканчивала свой рассказ. Итак, она убедила кучера привезти ее в клуб. Дворецкий клуба сообщил ей, что сэра Гарри сегодня нет, однако дал его адрес. И вот она проехала Сент-Джеймс-стрит и добралась до дома сэра Гарри, где добрый Винсент внял ее пылкой мольбе и позволил посидеть у камина, пока не вернулся хозяин.
Его надо за это вознаградить, пробормотал Гарри.
Так вы не дадите им разыскать меня, сэр?
Гарри призадумался. Усевшись рядом с девушкой, он расстегнул жилет и снял парик. Фауна с восхищением рассматривала его коротко стриженные волосы. Очень темные, они показались ей черными; однако, когда Гарри встал и зашагал по комнате, Фауна увидела, что при свете свечей они приобрели рыжеватый оттенок. «Как у меня», робко подумала она. О, до чего же он красив! И такой же добрый, как ее покойный хозяин, который сейчас покоился на смертном одре в том ужасном доме, из которого она убежала. И Фауна вновь вздохнула с облегчением. Сейчас она чувствовала себя так, словно, выбравшись из бездонной пропасти, очутилась на ярком дневном свете. Она была взволновала, ибо от природы обладала страстным темпераментом, и ее девичье сердце трепетно забилось при виде очаровательного молодого человека. Его глаза светились силой и энергией и не были такими сонными и ленивыми, как у покойного лорда Памфри. Они сверкали каким-то необъяснимым блеском, почти гипнотическим. Когда он задумчиво смотрел на девушку, ей казалось, что его взор проникает прямо в душу и магнетически притягивает ее к нему. Внезапно сэр Гарри остановился.
Даже не знаю, что предпринять, произнес он. Положение весьма сложное. Ты сбежала из дома Памфри, и если я буду держать тебя здесь, то по закону окажусь виновным. Если тебя случайно обнаружат здесь, меня могут обвинить в твоем похищении.
Она не понимала. Но тоже встала и снова начала умолять его:
О сэр, не отталкивайте меня! Не дайте им продать меня леди Клариссе для Зоббо.
Она произнесла это имя с отвращением, словно говорила о мерзкой жабе. И вправду Зоббо чем-то напоминал жабу. Красивая и глупая Кларисса всегда брала его с собой, ибо все, кто видел его, начинали смеяться, особенно когда она наряжала его как обезьянку и водила за собой на золотой цепи, предлагая прохожим угостить его конфетами и орешками. «И эта отвратительная кукла станет мужем такого восхитительного существа?! содрогнувшись, подумал сэр Гарри. Ну уж нет!» Однако молодой человек пока еще не мог придумать, как помочь бедняжке. И размышлял, покусывая губы.
Оставить тебя здесь будет сущим безрассудством, наконец со вздохом произнес он. Что же нам делать? Бог свидетель, я не знаю.
И тогда Фауна вновь зарыдала, вцепившись в его одежду прелестными ручками. Он пристально смотрел на эти тонкие изящные пальцы с овальными ноготками. Он заметил их еще тогда, когда увидел ее совсем малышкой. И он не был бы истинным мужчиной, если бы не взволновался при виде восхитительных черт ее лица, ее лебединой шеи, совершенства фигуры и пухлых, дрожащих от волнения розовых губ. Ни разу в жизни он не видел такой изящно изогнутой верхней губки, открывающей ряд перламутровых зубов, такой прелестной полной нижней губки. Он с наслаждением разглядывал ее чуть выдающиеся скулы. «Ей бы немного пополнеть, подумал сэр Гарри, которому нравились пышные женщины. Но, Боже мой, какая у нее бесподобная кожа! Она бела, как магнолия а эти огромные черные глаза, в страхе глядящие из темноты!»
Сэр, сэр, не отдавайте меня Зоббо! всхлипывала девушка.
Этому не суждено статься! Ни за что, пока я жив! твердо произнес сэр Гарри.
Оставьте меня у себя. Позвольте мне служить вам!
Дитя мое, я не могу. Со мной и без того связана масса скандалов в Лондоне, но девушки, приходящие ко мне в гости, не боятся потерять доброе имя. Однако ты
Он резко оборвал себя. С какой стати он заговорил о доброй репутации квартеронки-невольницы? Почему он решил, что она чиста и что с ней должно обходиться соответственно?
Огромные глаза Фауны пристально следили за выражением его лица.
Ну пожалуйста, сэр, скажите, что мне не надо будет возвращаться к миледи и миссис Клак!
Что тут поделать тихо произнес он.
Она резко поднесла ладонь к губам. Вообразив, что он уже пожалел о своей доброте и хочет вернуть ее обратно, отдать в лапы ее мучителям, она устремилась к дверям.
Куда ты? громко спросил он.
Куда угодно в реку я убью себя! Лучше смерть, чем чем Зоббо! С этими словами она взялась за дверную ручку. Однако сэр Гарри отвел Фауну от двери.
Вернись, глупышка.
Я не хочу жить, если вы не позволите мне остаться здесь и служить вам как рабыня, проговорила она с горькой безнадежностью в голосе.
Для молодого человека было невыносимо видеть отчаяние, охватившее девушку. Он крепко обнял ее и произнес нежно, словно говорил с ребенком:
Полно тебе, бедная девочка, не смотри на меня так. Я не отдам тебя Зоббо.
Она прижалась к его плечу и зарыдала. Чепец ее развязался, и сэр Гарри аккуратно снял его. Великолепные волосы золотистым потоком заструились по ее плечам, рассыпались по спине, сверкая в отблеске свечей. И служанка превратилась в молодую женщину такой невиданной красоты и чувственности, что у сэра Гарри перехватило дыхание. Он растерянно взирал на нее. Ее веки смежились, пушистые длинные ресницы были мокрыми от слез, которые текли по нежным щекам. Полный чувственный рот приоткрылся, безмолвно моля о помощи и ласке. Он ощущал ее теплое дыхание у себя на лице. Страсть внезапно охватила все его существо, и сэр Гарри приник губами к восхитительному юному рту.
Это был первый страстный поцелуй за всю молодую жизнь Фауны. Когда Эдвард Хамптон силою поцеловал ее, она в смятении вырвалась из его рук. Однако теперь, когда сэр Гарри в неожиданном порыве страстного чувства поцеловал ее, девушка словно обмерла. Инстинктивно ее изящные белые руки обвились вокруг его шеи. Она теснее прижалась к его груди, притягивая темноволосую голову к себе. Ее губы нежно шевелились в ответном поцелуе. Он невольно вскрикнул, еще крепче прижимая Фауну к себе и осыпая ее поцелуями до тех пор, пока у него не перехватило дыхание. Потом он бережно снял с ее плеч платок и стал целовать белую, как алебастр, шею, пока на ней не остались следы от его страстных губ. Она пылко отвечала ему, испытывая жгучее наслаждение.
Так Фауна познала любовь. Да, да, она любила сэра Гарри Роддни, героя ее незабываемого мучительного детства. А любовь для нее означалаотдать себя всю, до капли. Трепетная страсть охватила ее, пронизывая тело горячим желанием.
Неожиданный стук в дверь возвратил сэра Гарри к реальности, и он отстранился от Фауны. Она остановилась, опустив голову, с горящими от возбуждения щеками, а ее огромные бархатные глаза наблюдали, как сэр Гарри оправляет жилет и приводит в порядок воротник. Дверь открылась, и на пороге появился Винсент.
Я вам больше не нужен, или прикажете подать еще вина и еды? осведомился он.
Нет, прокашлявшись, отвечал Гарри. Больше ничего не нужно. Можешь идти, Винсент.
Слуга бросил беглый взгляд на девушку, заметив ее распущенные волосы и помятое платье. Он закашлялся. Гарри произнес:
Эта молодая дама, наверное, останется ночевать здесь, на моем диване. Я найду ей плед и подушку. А утром принеси кофе для двоих.
Слушаюсь, сэр, ответствовал Винсент и исчез так же быстро, как появился. Его совершенно не удивило увиденное. Не один раз, входя в эту комнату, он обнаруживал здесь какую-нибудь наглую, размалеванную девку. Однако эта золотоволосая юная девочка вовсе не походила на тех, других. Она показалась Винсенту тихой и женственной, даже скромной. И, отправляясь на кухню за поленьями для камина, он думал, что никогда нельзя точно определить, кто есть кто.