Буквально «впитывала» в себя его вечно растрепанные волосы, куда более длинные, чем позволял строгий имидж депутата. Опять некогда заехать в салон. Или лень, других забот много. И даже не пытался им придать какой-то приличный вид. Эти вечные вихры, которые она всегда у него помнила, торчали во все стороны. И на подбородке, щекахтемнеет щетина. Видно, с утра никаких «солидных» дел не было, раз даже побриться не удосужился. Или, наоборот, столько дел, что послал все остальное далеко-далеко.
Плакала, малыш? на щеках Кузьмы проступили складки из-за того, что он челюсти сжал.
Этого щетина не скрыла.
Кристина отвернулась. Знала, что он заметит красноту в глазах. Взяла одну чашку с подставки.
Тебе не дам, если на профосмотр приехал, заметила она, игнорируя его вопрос о ночном реве. Все равно он и так знает, что прав. Хочу нормальную кардиограмму увидеть
И тут вспомнила про время.
Елки-палки, Кузьма! Уже одиннадцать! Как анализы возьмем? Лаборатория закрыта и ты же уже ел, наверняка. О чем ты думаешь? даже немного разозлившись, снова повернулась к нему с выражением упрека на лице.
Да мне по х**** на анализы и все остальное, пожал он плечами, вновь расплывшись в усмешке. Я приехал к тебе, тебя увидеть. А ты уже твори, чего сама хочешь. Хоть всю кровь сточи. И ел я в последний раз вчера ночью. У матери. То, что ты для меня приготовила, красивая моя.
Это было так нечестно! Так больно. Так гадко с его стороны! И так сладко, что Кристина зажмурилась, стараясь вернуть себе дыхание и твердость.
Ладно. Хорошо, если так. Сейчас позвоню, скажу, что мне надо на cito*
А он подошел еще ближе. И забрал у нее чашку из рук, аккуратно разогнув палец за пальцем.
Обожжешься, малыш, прошептал хрипло.
У нее и правда руки задрожали дико. Не сопротивлялась. Кузьма отставил чашку на стол.
Что же вы мне все кофе выпить не даете? риторически выдохнула она, ощущая безумную растерянность.
И дикую потребность в том, что все равно никогда не получит из-за его упрямства
Эй, тихо возмутился Кузьма, хмыкнув. Я подарил тебе эту кофеварку. В чем ты меня упрекаешь?
Он знал, в чем. Они оба знали.
Сил нет отойти. А он впритык. Прижался щекой к ее виску. Хорошо так! Мучительно горячо. Голова не соображает. Кожа к коже. И щетина эта чертова царапает, колет, а ей от этоголучше, чем от ласки. Все тело в дрожь уже.
Шумный вдох Кузьмы. Уткнулся носом в ее волосы, стянув шапочку, которую Кристина надевала перед обходом. Коса упала на плечо.
Распусти, почти неслышно просит. Потому что у обоих горло сдавило.
Я на работе. Мне мешают длинные волосы, из вредности больше возражала. Сама же не могла от него отступить.
Так подстригись! рявкнул с приказом. Я хочу твой запах нормально почувствовать. Твои волосы. Никогда времени толком нету
Подстригись? она рассмеялась, всхлипывая. Это ты мне говоришь? Ты-то когда стричься будешь, родной?
Он и сам улыбнулся. Скривил в гримасе рот, вроде как признавая, что похож на дикаря из леса.
Мы сейчас про тебя говорим. Напомнил ей Кузьма.
И Кристина почувствовала, как он начал распускать ее косу, наплевав на несогласие. Только и остановить его не можетруки заняты. Вцепилась в узел его галстука и тянет, точно как он ее пряди, ослабляет, распуская.
Тебе на кардиограмме только мешать будет, объясняет, словно бы он спрашивает или такому ответу поверит. Расстегнула верхнюю пуговицу на его сорочке. Потом снова наденешь, чтобы там не забыл
Как скажешь, малыш, уже ей в волосы шепчет.
Трется щекой, зарывается, цепляясь щетиной за пряди.
И она ему носом в шею уткнулась, отстраниться не может. Открытым ртом дышит, глотая его запах; всем лицом, веками даже, впитывает ощущение его кожи, удары его пульса.
А руки у обоих сжаты в кулаки и «по швам». Кристина в карманы халата сунула, для надежности. Чтобы не потянуться, не обнять. И он себя держиткажется, вибрирует от напряжения, а не позволяет себе ничего, кроме этого прикосновения лица к волосам, кроме дыхания.
Лучше бы кофе дала, ей-Богу, хмыкнул хрипло, а все еще не отступает. Она сама не может оторваться. Сейчас на мне точно твой датчик сломается от зашкала
Кристина опять рассмеялась, задыхаясь. Зная, что его терзает, мучает этим смехом, касанием своих губ к его коже в расстегнутом вороте сорочки. На секунду уткнулась макушкой ему в ключицу. Через ткань сорочки прижалась губами к груди Кузьмы, тамгде сердце бухало сейчас. Где под тканью и жесткой порослью темных волос татуировка в виде буквы «К» пряталась. Набитая так же давно, как и кулон на ее шее болтается.
Хорошо, что помадой никогда не пользуется.
Мазохисты оба.
Отступила. Резко отвернулась к окну, прижав глаза двумя руками, чтобы позорно не разреветься. Хватит, вчера нарыдалась. Кузьма на долю секунды дернулся за ней всем телом, словно мозг еще не успел вернуть контроль над подкоркой. Но тут же застыл. Хрустнул кулаками в тишине кабинета.
Не делай так. Для суставов вредно, машинально одернула Кристина.
Он сардонически рассмеялся. И сквозь зубы что-то невнятно пробормотал. Она не переспрашивала.
Глубоко вдохнула, окончательно загоняя все эмоции глубоко в себя. Выдохнула. Черт! Вся им пропахлась. Этим парфюмом. Халат, волосы Встряхнула руки, прогоняя дрожь, и начала косу по новой заплетать.
Где резинка? повернулась к Кузьме с вопросом.
Он протянул ей искомое, явно неохотно, но и не споря.
Сейчас в лабораторию позвоню, предупрежу. Туда сначала сходим, все анализы возьмем, решила она, подвернула волосы и натянула шапочку на голову. Заодно проветришься, сердце успокоишь, заметила Кристина, улыбнувшись так же криво, как и он. А потом на ЭКГ.
Кузьма только плечами передернул, показывая, что ему все равно, что она с ним делать собирается. Лишь бы рядом находиться не мешала.
__________________________
*cito (лат) срочно
Глава 3
Она оперлась о подоконник, практически сев. И молча наблюдала за тем, как Марина Семеновна, немолодая медсестра, дежурившая сегодня в функциональном кабинете, «расставляла» датчики аппарата по грудной клетке Кузьмы.
Кристина и сама умела это все делать. И запись снимать. Не ее рабочая задача, но уметь надо. Но все же не рисковала. Слишком велико искушение.
Кровь на общие анализы у него уже взяли, и сейчас в локтевой ямке был наклеен кусочек лейкопластыря телесного цвета. Кузьма порывался отодрать, едва они из лаборатории вышли. Не любил всего такого. Она не разрешила. Сама не знала почему. Из вредности, может. Отрезала, что сорочку испачкает. Перетерпит. Будто бы она ему эти рубашки стирала, ей-Богу! Какая разница?
Теребила крестик на своей цепочке и думала. О всяком, о прошлом
Сам крестик, строго говоря, тоже не ей принадлежалтетя Маша в детстве окрестила сына, еще тайком, при другом государственном строе. Но Кузьма суеверием не отличался, да и религиозностью тоже. Он давно вернул тот матери, заявив, что носить не будет. Еще лет в шестнадцать, кажется. И тетя Маша пришла как-то к ней с этим крестиком. Ничего особо не объясняя, оставила в ее ладони, загнув пальцы Кристины пригоршней.
Может, хоть ты его убережешь, если носить будешь, только и заметила тетя Маша.
Пусть ей и было на тот момент семнадцать, Кристина догадалась, что мать Кузьмы не о сохранности ювелирного украшения беспокоится.
С тех пор она его ни разу не снимала. Что бы ни происходило в жизни и в какой бы стадии «взаимопонимания» они ни находились. Обида и боль не имела значения в этом аспекте.
Это еще Рус не знал, как-то так Кристина и не призналась ему, чей это крестик. А то бы и по этому поводу по ее мозгам «ездил», а не только о кулоне. Руслан в этом плане подкован был, суеверен до жути. Кристина когда-то ляпнула мимоходом что-то про «чужой» крестик, даже и не помнила ужечто именно. Так Карецкий ей такую лекцию на эту тему прочел про грехи и «тяготы», что Кристина сбежала в итоге. И больше не поднимала данную тему. Только поддевала Руса время от времени: как он при таком суеверии врачом стал? Да еще и таким хорошим. Руслан пропускал мимо ушей ее издевки и на провокации не велся.
Перевела взгляд на кривой, уже тонкий и бледный шрам, который почти и не виден был на боку Кузьмы. Выше на два сантиметраи печень
Она не хирург. Сто раз ему об этом же говорила. А как Рус ее матом крыл за эти кривые швы, когда увидел! Правда за обработкупохвалил, и что справилась сама с подобным А Кузьма тогда Руса чуть не прибил за эти маты в ее сторону, хоть и стоять нормально в тот момент не мог. Сидел и то с трудом.
А сейчаслежит и в потолок смотрит, глаза отводит. Старается, она же знает, видит.
Господи! Что же так сложно все у них? Почему так больно?
Кристина зажмурилась, придавила глаза пальцами, делая вид, что просто не выспалась.
Готово, Кристина Александровна, Марина Семеновна позвала ее, заставив Кристину поднять голову.
Да, давайте, я сама расшифрую, поглубже вздохнула она. Спасибо, Марина Семеновна.
Медсестра улыбнулась, отдала запись ЭКГ и села за рабочий стол, начав вносить данные в компьютер. У них с техническим обеспечением в больнице все в порядке было. Благодаря Кузьме.
Хотя не только им от этого польза, конечно. Ему тожеодни плюсы. И деньги «из тени» выводит, и льготы в налогах на законных фирмах получает за свою «благотворительность», да еще и ей с Русом помогает. Кристина помнила еще, каково этоработать в больнице, не имеющей такого «благодетеля». И вновь оказаться в тех условиях ни она, ни Русне хотели, пусть Карецкий и тихо бесился из-за того, что каждый день наступает себе на горло. «Сделка с дьяволом», как он это называл, но воспринимал как «необходимую жертву».
Заканчивайте одеваться, Николай Артемович, и вернемся в кабинет. Анализы, конечно, еще не все готовы, обсудим кардиограмму. Да и, раз уж вы не завтракали, еще и на УЗИ вас отведу, уставилась на бумажную ленту, делая вид, что полностью поглощена записью.
Все так страшно, Кристина Александровна? хмыкнул Кузьма, глядя на нее исподлобья, пока застегивал запонки на манжетах.
Пристально смотрел, изучая.
Ей оставалось надеяться, что Марина Семеновна очень внимательно смотрит в монитор и не видит, что и Кристина никак не может заставить себя отвести взгляд.
Ну что вы, Николай Артемович, смешок вышел саркастичным. Наверное, из-за усилий, с которыми она держала улыбку на лице. Просто раз уж вы попали ко мне в руки, не могу этим не воспользоваться по полной. Не можем же мы допустить, чтобы наш благодетель был плохо обследован.
Улыбка получалась только кривой. И потемневший взгляд Кузьмы, стоящего напротив, хоть их и разделяла кушетка, выдавал усилия, с которыми он удерживался в этом вежливо-веселом общении благодетеля и лечащего врача.
Это вам еще повезло, что Руслана Альбертовича на месте нет, уехал в здравотдел, хмыкнула Кристина, вновь уставившись в кардиограмму. Он бы вас еще и на рентген затащил Кстати, даже прищурилась, глядя на него в упор. Словно у самойто самое «рентгеновское» зрение. А когда мы флюорографию делали?
Кузьма расплылся в улыбке и так заломил бровь, будто бы говорил: «что, опять меня раздеваться хочешь заставить?» Слишком хорошо она знала этого мужчину, чтобы не понять этих взглядов и намеков.
В мае, Кристина Александровна, с иронией, которая очень хорошо слышалась в голосе, ответил Кузьма.
Встряхнул пиджак и каким-то уверенным, четким движением надел тот. У него всегда так выходило с одеждой: словно это была часть его кожи. Что бы Кузьма ни носилстарую футболку с потертыми джинсами или такие вот костюмы, стоимостью в несколько тысяч евро.
Хорошо, тогда рентген нам не нужен. Вернемся в кабинет, потом решим, прикинула она, стараясь вспомнить, кто сегодня на ультразвуковой диагностике.
Развернулась и вышла в коридор, зная, что Кузьма идет следом.
Ты с таким видом смотришь в эту бумажку, словно меня завтра хоронить можно, хмыкнул он над ее ухом, догнав за два шага. Что такое, малыш?
Кристина оторвалась от записи, но на него не глянула, здоровалась по дороге с сотрудниками, которых не видела, пропустив сегодня пятиминутку.
Твое сердце здорово, оно точно не станет причиной твоих похорон в ближайшем времени, спокойно ответила она на его подначку, сохраняя невозмутимый вид для всех окружающих. Хорошо, что ты бросил курить.
Я тебе всегда доверял, Кузьма пожал плечами, пусть она и видела, как он к ней присматривается.
Доверял А вот слышать был готов далеко не так часто, чем иногда убивал просто.
Кристина остановилась на ступеньку выше Кузьмы. Обернулась и посмотрела ему глаза в глаза. Можно было воспользоваться лифтом, но она нуждалась в движении, чтобы не сорваться рядом с ним. Он это видел и понимал. Сам находился в таком же состоянии. Это уже Кристина видела невооруженным взглядом. Впрочем, знала она и то, что для остальных это было не столь очевидно. Просто они очень хорошо умели понимать друг друга. Читали с полувзгляда, с полуслова, кончиками пальцев по кожемогли мысли и не высказанные слова другого прочесть. Потому что у них за плечамицелая жизнь вдвоем. Пусть большую часть ее они и прожили якобы порознь
***
Когда она впервые увидела Кузьму, Кристине было почти шесть лет. Ее отец умер пять месяцев назад. И вот, наконец, комбинат, на котором работала ее мать, да и отец до своей смерти от несчастного случая, нашел возможность выделить для своей сотрудницы комнату в общежитии, учитывая стесненные обстоятельства семьи. Мама говорила, что этохорошо. Лучшее, что случилось за эти месяцы. Потому как теперь они смогут не ютиться в небольшой комнате, которую снимали за деньги, а перебраться в такую же небольшую комнатушку, зато бесплатно, только оплачивая коммунальные счета. Кристина впервые с похорон отца увидела, как мать начала улыбаться. И сама от этого ощутила облегчение, пусть и не знала, как это описать словами. Но мир снова стал радостней и веселей. И даже то, что их новая комната в чем-то была меньше прошлойне расстроило Кристи.
Наверное, дети в принципе не умеют долго сосредотачиваться на плохом. И получив крохотную надежду благодаря маминой улыбке, Кристина воспряла духом. До сих пор она помнила, как ее сразила кухня в той квартире
Была зима, воскресенье, когда они перебирались. Стоял морозный день, у Кристины замерзли щеки и руки, и нос щипало от тепла нового дома. А она оторопела и не могла отвести глаз от залитого солнцем небольшого помещения. Такого же простого, как и все в этой квартире: со столом, парой стульев да нехитрыми тумбочками. С книжной полкой, прибитой на стене вместо шкафа для посуды. Там вперемешку стояли чашки и банка с вилками-ложками, лежали коробки спичек и свечи. Кроме этого на кухне имелась газовая плита и небольшой холодильник. И все это, совершенно все, было залито теплым солнечным светом, который проникал в каждый уголок через огромное окно, оклеенное бумагой в клеточку, явно нарезанной из тетрадных листов.
Кристину просто тянуло в эту кухню почему-то. Да никто и не мешал ей идти туда: мать была занята, управляя нанятыми за пару бутылок водки «помощниками», заносившими в комнату диван-малютку и кровать с панцирной сеткой. «Тетя Маша», как ей назвалась их новая соседка, очень добрая по виду и улыбке женщина такого же возраста, как и ее собственная мать, помогала что-то расставлять и отодвигать, вводя маму по ходу процесса в курс дела и знакомя с квартирой. К тому же, они по работе были уже знакомы. А Кристину даже с радостью отослали на ту самую кухню, чтобы под ногами не мешалась. И она забралась на табуретку, стоящую у самого окна, кое-как сама сняла неудобную и тяжелую коричневую шубку, в которой ощущала себя медвежонком. Сбросила ту прям на пол, прижалась к теплой батарее руками и уставилась с пятого этажа во двор. В первый раз ей было страшно: раньше они жили на первом этаже и с такой высоты Кристина еще никогда не смотрела вниз. Когда видно все-все: закоулки, и гаражи, и павильоны садика, забор которого ограничивал двор дома, и уходящую вниз широкую асфальтовую дорогу, куда-то заворачивающую мимо других, старых и таинственных двухэтажных домов, над которыми высилось это общежитие.
Строго говоря, это общежитие не было таковым изначально. Его именовали «малосемейкой» и Кристина тогда слабо понимала, что именно это значило: то ли семей там мало, то ли они маленькие, эти семьи? Но спрашивать не решалась, да и никто не торопился ей ничего объяснять. Зачем оно ребенку надо?