Она должна была сказать: придурок, козел безмозглый. Посмеяться над ним. Но лишь молча закрыла окно, за которым светило холодное октябрьское солнце, а потом протянула ему кофе.
Пей.
Принимая кружку обеими руками, Бонни накрыл ее пальцы своими. Не случайно, нет. Ему безумно хотелось к ней прикоснуться, хотя бы на мгновение. Ведь этоеще не зависимость, правда же?
Роза покачала головой и шепнула:
Совсем замерз. Пей уже, и убрала руки, потянулась за своей кружкой.
А потом опять уселась на чертов кухонный стол и принялась пить свой кофе. Она была так близко, что от ее запаха и тепла кружилась голова, и кофе, казалось, отдает не брендиа вкусом ее губ.
Бонни сам не понял, почему сказал это вслух:
Согрей меня.
Оно само вырвалось. Он не хотел. То есть хотел, до темноты в глазах хотел обнять ее, заполнить болезненную пустоту внутри себя, коснуться ее ладонями, губами, всем телом Он так давно ее не целовал! Езу, как же давно!..
Наверное, она сейчас рассмеется. Скажет что-нибудь обидное и острое, до крови. Потому что он опять подставился, открылся. Надо превратить все в шутку, пока не поздно. Надо, сейчас же надо
Но он не успел. Или не смог, неважно.
Она молча оставила свою кружку, слезла со стола и шагнула к нему. И как-то сама по себе оказалась в кольце его рук, горячая, нежная, и прижалась к немуили позволила ему прижаться, уткнуться лицом ей в волосы, и дышать, дышать ею, словно он только что вынырнул из ледяного океана, а онаего воздух. Самый сладкий, самый необходимый на свете воздух.
Ты холодный, как лягушка, тихо-тихо сказала она, касаясь губами и дыханием его плеча.
Роза? так же тихо, боясь спугнуть внезапное счастье, позвал он. Поцелуй меня, вдруг лягушка превратится
Она не дала ему договорить. Привстала на цыпочки, прижалась еще теснее и потянулась к немуа он к ней.
Поцелуй со вкусом кофе и мечты. Самый сладкий, самый желанный. Он ждал этого поцелуя чертовых полтора месяца! И ему наконец-то стало тепло. По-настоящему тепло, где-то внутри, правильно тепло. А вся ерунда осталась где-то далеко, снаружи колючего и надежного кокона из пледа и рук Розы. Она водила ладонями по его спине, терлась грудью и тихонько стонала
Бонни не сразу понял, что за посторонний звук вклинился в шлягер, звучащий из колонок радио. Он вообще вспомнил о том, что есть какой-то там внешний мир, только когда Роза оторвалась от его губ, прислушалась и сказала:
Кажется, твой.
На хер его, перезвонят, покачал головой Бонни и снова потянулся к ней.
Телефон в самом деле заткнулся, но тут же зазвонил снова, и Бонни с отвращением вспомнил, что эта мелодия принадлежит Клаудии.
Видимо, Роза что-то такое прочитала по его лицу, оттолкнула его обеими ладонями и велела:
Ответь, третий раз звонят.
Чертов внешний мир вернулся вместе с памятью: ничего не изменилось. Роза ушла от Кея. Отец в кардиологии. А Бонни по-прежнему собирается избавиться от зависимости и завести нормальную семью.
Лягушка осталась лягушкой. А принцессе пора возвращаться к принцу.
Вытащив телефон из кармана джинсов, Бонни ответил:
Да?
Клау очень старалась быть спокойной и разумной, звала его поговорить и обсудить все, как взрослые люди. Спрашивала, почему его вчера не было на спектакле? Почему его телефон так долго не отвечал? И что она должна сказать его маме, ведь она звонит и спрашивает, как идет подготовка к свадьбе, заказала ли Клау платье Бенито, ты же не оставишь нас с ребенком? Ты не такой, я знаю!..
Слушая Клау и краем глаза глядя на Розу, Бонни кожей ощущал, как нечаянная сказка опять рушится. Клау говорит громко, Роза знает итальянский и прекрасно все слышит. И на слове «ребенок» окончательно закрылась.
Что ж, это и к лучшему.
Это не телефонный разговор, Клау. Поговорим, когда я вернусь в Нью-Йорк.
Ты в ЛА? Бенито, я приеду, нам надо поговорить! Твоя мама волнуется, я не могу говорить ей, что все хорошо, она же не дура и прекрасно все чувствует!
Нет, я не в ЛА. Я сам все объясню маме.
Что объяснишь?! Бенито! Что с тобой случилось? Ты снова с ней, да? Ты сорвался? Послушай, не надо этого делать, ты же почти справился, ты же!..
Хватит, оборвал ее Бонни. Я тебе позвоню.
Он нажал отбой, не слушая, что еще говорит Клау, и прямо встретил холодный взгляд Розы.
Значит, Клау беременна. А кто-то говорил, что стерилен.
Уже нет, так же холодно ответил Бонни.
Он был зол, как черт. Опять чуть не поддался, да что там чуть, если бы не звонок Клауухнул бы обратно в чертову зависимость. Забыл бы, что Розабешеная сука, такая же как все, обманщица и манипуляторша. Такая же, как Клау. Между ними куда меньше разницы, чем может показаться.
И нет, ее не касается, что Клау беременна не от него. Все равно он женится. Не на Клау, на какой-нибудь девочке помладше, еще не успевшей изовраться. Отличная сицилийская традиция, брать жену лет шестнадцати, пока еще девочку можно воспитать под себя. Вот как дядя Джузеппе сделал в последний раз. Нынешняя жена смотрит ему в рот, занимается хозяйством и благотворительностью, пока дядюшка трахает чужих невест, и никаких вам манипуляций и беременностей невесть от кого!
И своей жене он не позволит вмешиваться в их отношения с Кеем. Этосвятое. Кей единственный, кому можно верить. Единственный, кого можно любить. Кто не подведет, не сбежит, не обманет и не будет им манипулировать.
Что ж поздравляю, в тоне Розы звучало «чтоб ты сдох». А теперь выметайся из моего дома, и чтобы я тебя больше не видела, сукин сын.