- В смысле?
-Ну, зачем то же вы появились в этом кабинете. Говорите, не стесняйтесь.
- Я беременна - с трудом говорю я, боясь увидеть осуждение в глазах приятного доктора.
- Ну, так это же прекрасно. Когда в последний раз у вас был цикл.
- Не помню - отвечаю я. Я действительно не помню, регулярностью мой организм никогда не отличался, возможно, сказывалась беспорядочная жизнь, а может просто генетическая предрасположенность. Доктор, кажется, не удивлен. Пишет, что - то в истории болезни и о чем то думает.
- Пройдите к кушетке, я сделаю вам УЗИ - говорит он, и показывает рукой в сторону ширмы. Мне не страшно, противно только когда на живот шлепается омерзительный, холодный гель и датчик УЗИ впивается в живот.
- Смотрите, вот он ваш малыш - улыбается доктор, показывая на монитор, на экране которого я ничего не вижу, как не силюсь. - Хороший, какой, богатырем будет.
- Мне он не нужен. Я хочу сделать аборт - громко говорю я.
- Поздновато спохватились, милочка. Пятнадцатая неделя уже плоду. Вряд ли, кто - то в здравом уме, согласится пойти на преступление.
- Я заплачу, много. Столько, сколько понадобится.
- Деточка, деньги не все решают. Я врач, не киллер, что бы подписываться на заказное убийство - серые глаза врача больше не улыбаются, глядят осуждающе - Да и с вашим организмом, эти мероприятия противопоказаны, одна единственная ошибка может нанести непоправимый вред вашей репродуктивной функции, лишить навсегда вас радости материнства. Подумайте хорошенько, прежде чем совершить самую большую ошибку в своей жизни.
Пока я одеваюсь, доктор молча записывает результаты исследования, не обращая на меня внимания. Его окрик останавливает меня уже в дверях. - Не делайте глупостей, Софья. Люди годами мечтают о ребенке. Материнство - это самое большое чудо в жизни женщины. Подумайте хорошенько. Как вы думаете, почему беременность прерывают только до двенадцати недель. Ребенок живой уже, сформировавшийся, не зародыш, а уже дитя. И он ваша кровь и плоть. Я не имею права учить вас, или навязывать свои мысли, но как врач, как мужчина прошу вас сто раз взвесить ваши дальнейшие шаги.
- Я подумаю - обещаю я и покидаю кабинет врача, в смятенных чувствах.
Пятнадцать недель - это, почти, четыре месяца - бьется в моем мозгу. Я начинаю отсчитывать время назад. Понимание, осознание того, что этот ребенок был зачат до моего знакомства с Олегом, лишает меня возможности дышать, слышать, мыслить. Влажный, уличный воздух врывается в легкие, отрезвляя. С трудом дойдя до мокрой от осеннего дождя скамейки, я обрушиваюсь на нее, не замечая промозглого холода, пробирающего до костей. Я неосознанно провожу рукой по совсем еще плоскому животу, в котором растет мое счастье.
[Он]
Как непривычно тихо в пустой квартире. Только старинные часы тикают, разбивая звенящую тишину мерным бегом минут, да щелканье компьютерной клавиатуры. Разобравшись в бумагах, я слоняюсь по пустой квартире не в силах найти себе применение. « Давно нужно было нанять домработницу» - думаю я, глядя на толстый слой пыли, покрывающий старую, еще родительскую прихожую. У меня все никак не поднимается рука, внести на помойку страшный полированный шкаф, хранящий сотни детских воспоминаний. Вот я прячусь в нем, а отец ходит по квартире, и притворно ищет меня, прекрасно зная мое тайное место, а еще я мечтал найти в нем Нарнию, но, увы, не всем желаниям суждено было сбыться. Сдвинув ногой, такой же старый, пуфик я сметаю пыльные хлопья, с которыми всю жизнь боролась моя мама. Взгляд наталкивается на белый уголок бумажного конверта, принесенного мне Майей и забытого в круговерти событий. Бумага жжет мне руку, словно раскаленный кусок железа, пока я несу подарок Майи в кабинет. Вытащив на свет божий стопку фотографий, я сначала не понимаю, зачем она принесла мне их. Сердце сжимает ледяная рука, наполняя все мое существо отвращением и непониманием происходящего на снимках. На них моя Софья, моя Софи, ее губы приоткрыты в бесстыдной страсти, чужие мужские руки на таком любимом, родном теле. Это она, я вижу маленькую родинку на спине, небольшой шрам под мраморной грудью. Моя богиня в объятьях похотливых, жирных мужиков, которых я насчитал десяток. Ну и, конечно Олег, куда же без него. Его толстые пальцы мнут грудь женщины, за которую я был готов отдать жизнь, служа ее культу. Зачем ей это? Неужели тоже повелась на большие деньги, жизни красивой захотела. Сердце отдается резкой болью, когда я пытаюсь встать со стула, в голове стучит. Лицемерка, маленькая, грязная шлюшка, которую я подобрал из жалости. Самая родная и желанная мучительница, навсегда укравшая мое сердце. Водка ледяная и горькая, пьется словно вода, не давая мне пьяного блаженного забытья. Я с упорством мазохиста рассматриваю омерзительные фотографии, разрывая свою душу на мелкие куски. Даже сейчас я не перестаю боготворить ее, любить. Ее телефон молчит, нет даже гудков. Она опять где - то там, с очередным счастливцем, смакующим ее горячее, податливое тело. Я унижен, растоптан. Я убит. Олег тоже не отвечает. Едкая волна ревности захватывает все мое существо, бумаги, скинутые мною со стола, разлетаются по комнате, похожие на огромных бабочек - капустниц. Ненавижу, люблю, умираю. Пусто. В квартире, в сердце. Я иду в кухню и планомерно допиваю водку, закусывая сигаретным дымом. Солнце лениво озаряет закатным светом холодную, ставшую, вдруг, чужой квартиру. Из груди рвется истерически - пьяный смех, переходящий в рыдания. «Надо же, напиться средь бела дня, что бы сказала мама»- думаю я, забываясь горьким сном, свернувшись на маленьком диванчике. Раньше он стоял в моей спальне, и мама спала на нем, когда я болел. Я помню ее прохладную руку на моем разгоряченном от температуры, лбу, легкие прикосновения губ. Она любила меня по - настоящему. И больше мне никогда не испытать всепоглощающего, сладкого чувства. Как бы хотелось мне прижаться к матери, как когда - то в детстве и поделиться всем, что у меня на душе. Излить свою боль и горечь. Я опять никому не нужен. Нелюбовь. Я не научил Софи любить, как мечтал. Нет. Она научила меня нелюбви.
ГЛАВА 29
ГЛАВА32
[Она]
С трудом найдя в недрах сумки телефон, я дрожащей рукой, набираю номер Олега. Он откликается сразу, словно ждал, что я именно сейчас, в этот самый момент, позвоню. - Ну, наконец - то, онечка, я так соскучился - слышу я его взволнованный голос.
- Нужно поговорить, Олег - не здороваясь, выпаливаю я на одном дыхании, С трудом проглотив стоящий в горле ком.
- Конечно. Где тебя забрать?
- Я в парке, рядом с университетом - отвечаю я.
- Через пятнадцать минут, буду - говорит Олег и отключается. Интересно, как он успеет за пятнадцать минут, разве что, прилетит за мной на вертолете. От этой мысли у меня вырывается истерический смешок, переходящий в безудержный, лающий кашель. Спешащие по своим делам прохожие смотрят на меня, как на ненормальную: кто - то с сочувствием, а кто - то брезгливо отводит взгляд, и прибавляет шаг, очевидно боясь заразиться. Мне наплевать, что думают обо мне эти незнакомцы. Я нахожусь в предвкушении разговора, который возможно разрешит все мои проблемы. Ровно спустя пятнадцать минут в парке появляется Олег, неся в руках, какую - то необыкновенную охапку нежно лиловых тюльпанов. Он сейчас совершенно не похож на себя прежнего, сгладились черты хищного лица, и улыбка ему очень идет. И я вновь ловлю себя на мысли, что где - то, уже видела этот поворот головы, движение плеч, что - то невероятно близкое мне сквозит в его фигуре. Но уловить это сходство у меня никак не выходит.
- Здравствуй, красавица - улыбаясь, говорит Олег, протягивая мне охапку цветов. - Прости, роз не было.
- И не нужно, я их не люблю - отвечаю я, принимая букет.
- Пойдем, скорее. Холодно.
- Я никуда не собиралась, хотела, просто поговорить.
- Успеем поговорить. Я привез тебе подарок. Хочу, что бы ты увидела его.
И я сдаюсь, понимая, что нелегкий разговор лучше начать, когда Олег успокоится.Куда мы едем? - обреченно спрашиваю я, оказавшись в, пахнущем кожей и полиролью, салоне автомобиля. Запахи разжигают новый приступ тошноты, с которой я борюсь усилием воли. - Домой, конечно - дергает он полным плечом, словно это так естественно, ехать рядом с ним в его пенаты.
Этот дом я ненавижу, боюсь его. С ним меня связывают самые плохие, бередящие душу воспоминания о боли и унижении. Олег помогает мне раздеться. Галантно приняв у меня пальто, в котором я убежала сегодня из дома, он, думая, что я не вижу, зарывается в него лицом, вдыхая мой запах, от чего меня передергивает.
- Выпьешь? - спрашивает Олег, доставая пузатые хрустальные бокалы - Согреешься хоть, а то вся дрожишь, как заячий хвост.
- Это от нервов, а не от холода. Пить я не буду, мне нельзя.
- Ну, как знаешь. А я выпью и пойдем смотреть подарок. Зря, что ли я старался? - не слушая меня, говорит Олег. А потом молча смотрит на меня, глотая огненную, янтарную жидкость.- Ты очень красивая, Соня, Сонечка. Пойдем, ну скорее, пойдем же.
Я не хочу идти, от тепла меня разморило и потянуло в сон, но Олег больно тащит меня за руку, вынуждая следовать за собой. Он приводит меня в богато обставленную комнату, посредине которой стоит манекен, облаченный в свадебное платье. Оно струится прекрасным, по виду ручным кружевом, своей красотой затмевая вычурное богатство окружающей обстановки. В свете хрустальной люстры сверкает жемчуг, которым расшит лиф подвенечного наряда. Роскошь туалета режет глаз, видимо денег за это великолепие Олег выкинул огромное количество.
-Примерь его. Ну, давай, надень платье, я хочу видеть тебя в нем.
- Нет, сначала мы поговорим - твердо говорю я, и быстрым шагом покидаю комнату.
- И о чем, интересно. Мы, вроде все решили с тобой уже - нервно спрашивает Олег, глядя на меня, вмиг заледеневшими глазами.
- Обстоятельства изменились. Если ты действительно любишь меня, отпусти. Дай мне быть счастливой с тем, кто мне действительно дорог. Я беременна, Олег и это его ребенок, я уверенна в этом на сто процентов. Аборт не сделаешь уже. Поздно. Зачем тебе чужое дитя. А я могу быть счастливой. Пойми меня, умоляю и отпусти.
Я смотрю в глаза Олега, и вижу искру человечности, которая, тут же исчезает, испуганная громким, радостным мужским смехом.
- Софья, ты чудо. Такой прекрасной новости я даже не ожидал. Это нужно отметить. Подумать только, мало того, что у меня будет жена - красавица, так еще и ребенок Толиков будет принадлежать мне. Да не бойся, воспитаем. Оба ни в чем нуждаться не будете. Мне сам факт важен, одно дело женщину отнять, а другое его кровиночку воспитывать. Я о таком даже мечтать не мог. Иди, надевай платье. И попробуй рыпнись, голову твоему Анатолию, враз скрутят, если не будешь слушаться.
- Ты болен, Олег - говорю я, видя безумие в лице моего мучителя. - Зачем тебе это?Не твоего ума дела. Да, и знаешь, я не люблю, когда меня заставляют ждать. Надень, гребаное, платье и я хочу тебя. В нем, я буду любить тебя - уже кричит Олег, пугая меня до дрожи в коленях. Платье облегает меня, словно вторая кожа, мешая дышать и двигаться. Олег наблюдает, как я надеваю на себя это кружевное безумие, не сводя плотоядного взгляда, толстые его пальцы затягивают шнуры корсажа, а дыхание обжигает мою обнаженную шею.
- Да, ты прекрасна - говорит он и крадущейся походкой обходит вокруг меня, оценивая, заставляя трепетать от странного, острого возбуждения. Горячими, раскаленными руками Олег смахивает с моих плеч тонкое кружево бретелей и распускает завязки корсета. Я пытаюсь удержать на себе раскрывшийся корсет, но мужские руки не позволяют мне сделать этого. Олег облизывает мой сосок, потом прикусывает его, заставляя меня выгнуться от резкого, болезненного желания, пронзающего мое тело, словно молния.
- Не нужно, Олег, оставь меня - умоляю я, испытывая к себе противное отвращение, но бороться с желанием уже не могу
- Зачем? Тебе же нравится, как я глажу, ласкаю твое тело - его рука скользит по моим бедрам, ягодицам. - Расслабься Софи, наслаждайся - мурлычет Олег, погружая меня в полубезумное, бредовое блаженство. Платье падает к моим ногам бесформенной кучей.
- Да, нравится - шепчу я.
- А знаешь почему? Потому что мы с тобой похожи. Ты такая же беспринципная, как и я_ Маленькая сучка, готовая идти по головам. Тебе только кажется, что ты делаешь все ради любви. Нет, ты идешь на все ради своего удовольствия.
Я не желаю возражать. Похоть захлестывает меня, лишая желания спорить и вообще говорить. Жадные, вездесущие руки Олега на моем теле выдают в нем умелого любовника, манипулятора. Когда он успел избавиться от брюк и рубашки? Сердце подпрыгивает в груди, возвращая меня к реальности всего на одно мгновение. « Боже, что я делаю» мелькает здравая мысль, но желание настолько сильно, что я не могу его контролировать и буквально падаю на пол, бесстыдно разведя в стороны колени, приглашая моего партнера к действиям. Олег, со сладострастным стоном, входит меня, заполняя собою, даря тяжелое, уродливое наслаждение Он двигается медленно, размеренно, растягивая и без того тягучее, болезненное удовольствие. Я слышу, как дыхание его становится прерывистым, как напрягаются ягодицы в преддверии скорого оргазма. Сжавшиеся на моей груди руки, сладострастный крик вырывающийся из его горла, сливающийся с моим сдавленным стоном. Тяжелый, но очень сильный оргазм накрывает меня, заставляя забыть о том, кто доставил мне удовольствие. Олег подходит к пику чуть позже, содрогаясь своим огромным, полным телом, словно в судорогах он покидает мое лоно, что бы излиться мне на живот. Только сейчас я ощущаю, как больно впиваются мне в спину жемчужины, которыми расшит лиф, вконец испорченного, истерзанного свадебного платья. « Ну, вот и все. Пути назад больше нет. Ни назад, ни вперед» Я ненавижу себя, ненавижу лежащего рядом на полу Олега. Он тяжело дышит, не выпуская мое тело из своих липких, жарких объятий. Вытерев живот от его семени, подолом прекрасного платья я, пошатываясь, бреду в туалет, где меня рвет горечью, выворачивая наизнанку.
Олег ждет меня. Он сидит, развалившись в кресле, накинув на себя легкий, дорогой халат. Я одеваюсь под его внимательным взглядом, не произнеся ни слова.
- Куда ты, Софья?Пора заканчивать этот фарс - отвечаю я, твердым шагом направляясь к выходу. Я отвезу, подожди - говорит Олег, тяжело вставая с кресла. - Не нужно. Я сама - кричу я, срываясь в истерику. - Отвали от меня. Чего тебе нужно? Я никак не могу понять такой любви, понимаешь? Не могу. Когда любишь, даришь счастье. А ты принес в мою жизнь лишь горе и страдания.
- Я жду тебя, Соня - спокойно говорит Олег, открывая передо мной дверь.Жди - выплевываю я, и шагая в ледяную, осеннюю неизвестность.
[Он]
Скрежет ключа, поворачивающегося в замке, я слышу сквозь тяжелый, алкогольный дурман. Голова кружится когда, с трудом встав с дивана, я отправляюсь в прихожую, ступая по, ходящему из стороны в сторону, полу. Мерзкая сухость во рту, отдает застарелым водочным привкусом, и горечью. Она стоит у входа, по привычке скидывая с себя всю одежду, что бы сразу идти в душ. У нее такая традиция, которая всегда нравилась мне. Раньше нравилась. Теперь, яростное раздражение душит меня от вида ее нагого тела.
- Что с тобой, Анатолий? - спрашивает она у меня, застывшего в дверях кухни.
- Где ты была, Софья? - игнорируя ее вопрос, говорю я, глядя в любимые, лживые глаза. Она близко. Так близко, что я чувствую запах дорогого мужского парфюма, аромат которого я не спутаю ни с чем. Этот одеколон очень любит Олег. Он покупает его каждый раз, когда бывает в Париже. Я вижу цепочку едва заметных синяков на мраморной груди Софи, засохшие, прозрачно белые хлопья, внизу ее живота, и винного цвета пятна, отпечатавшиеся на округлых ягодицах.
- Ты пьян? - удивляется Софья, почти вплотную подойдя ко мне, и я не могу сдержаться, припадаю к ее соску. Обхватываю его губами и чувствую на нем привкус чужого аромата. У меня больше нет сил, терпеть унижение. Не могу больше. Софья, моя - чужая красавица. Лютая злоба заполняет меня, вихрясь, поднимается из глубин измученной предательствами любимых, души. Я не могу сдерживать это в себе эту боль, заламываю за спину ее тонкую руку заставив согнуться и чувствую, как мое естество каменеет. Софи не сопротивляется. Я резко вхожу в нее. Несколько яростных движений внутри податливого тела. Не думаю, что это длиться долго, просто время замедляется для моего, не протрезвевшего еще, мозга. Тяжелое, смешанное с яростью удовольствие накатывает медленно, болезненно. Излившись в нее, отталкиваю обмякшее, такое любимое, желанное тело. Софи сидит на полу, привалившись спиной к косяку. По прекрасному лицу струятся слезы, по тонким, белым ногам стекает моя биологическая жидкость. Сейчас она противна мне. Горькое, тяжелое похмелье ведет меня в кухню. Я с жадностью глотаю теплую, противную водку, желая лишь одного, забыться. Не вспоминать о прекрасной предательнице, растоптавшей мою любовь. Взяв со стола стопку омерзительных фотографий, возвращаюсь туда, где оставил мою мучительницу. Она так и сидит, не шелохнувшись, не сменив позы. Фотографии летят к ее ногам, словно умершие осенние листья, гонимые ветром. Софи собирает их тонкой, дрожащей рукой, не глядя мне в глаза. А потом, просто проваливаюсь в черное забытье, упав прямо на пол кухни, даже не пытаясь дойти до неудобного дивана.